скачать книгу бесплатно
– Что ты сказал? – Эльвира, конечно, прекрасно слышала и понимала, что они имеют в виду, но каждый раз её так и подмывало спровоцировать их на откровенность. Да, она знала, что это неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Хотя к концу девятого уже сложила для себя тактику просто не реагировать на мат и прочие выходки.
– Да ничо я не сказал, у вас блять глюки.
– Так, открываем учебники, – Эльвира села на своё место, решив не начинать перепалку, хотя внутри всё сжалось от мата. – Сегодня мы берём такую тему. Пишем число, сегодня вы видите на доске, это число. Пишем. Асманов и Матвеев, где у вас учебники, где тетради?
– Так вы у нас забрали всё! – крикнул Нукрат.
– Вы вчера у нас всё забрали и сказали, чтобы я больше такой грязи не видела! – подтвердил Матвеев.
– Вчера было воскресенье, ничего? – язвительно улыбнулась Эльвира.
– Блять, говорил же я тебе, идиот, что не купится! – Матвеев скинул телефон соседа на пол и дал ему затрещину. Асманов не остался в долгу, так началась «драчка», тут и Лебедев начал верещать: «Чурка русского бьёт!».
«Кенгуру» в этот момент писали тему с доски, старательно выводя «Сложноподчинённые предложения с разными типами придаточных». Тут Асманов вскочил со смехом и кинул рюкзак Матвеева через весь класс. Тот описал дугу и повалился прямо на парту близнецов Русских. Олег встал и вежливо отдал рюкзак обратно, Лена словно бы ничего не заметила, шепнув лишь «идиот?». Эльвира начала считать про себя, чтобы сдержаться и не наорать: это не приносило никаких результатов, абсолютно, лишь усугубляло скандал. Дети все жили в состоянии постоянных скандалов, скандалы были им привычной обстановкой. После случая Шаполовой она в своём классе почему-то перестала кричать, хотя раньше часто доходила едва не до истерики.
– Итак, на доске вы видите схемы. Вам нужно найти на тех листках, которые я раздала, предложения, которые подходят под эти схемы. Схемы всего три, а предложений у вас там больше, сколько там?
– Двадцать, – подсказала Гаджиева.
– Всё, даю вам пять минут на это задание.
– А у нас нет листков этих сраных! – заревел Матвеев.
– Ещё бы, когда у вас тут всё летало. Посмотри под партой, под стулом.
Матвеев сделал вид, что ищет.
– Нету, чо делать?
– Не переживай, у меня есть ещё, – сказала Эльвира, – я вам дам.
«Она тебе даст, – вполголоса захихал Лебедев, – слышь чо, крутой пацан, такая баба тебе даст».
– Саша, – негромко обратилась Эльвира к нему, – ты просто пиши и всё, всё есть на доске.
Потом вдруг все эти дети успокаивались, начинались тихие минуты в 9 «Г». «Ежат» хватало на 20 минут, от силы на полчаса, после чего уже до звонка в классе стоял бедлам.
Как-то после такого урока Гаджиева с Мартовой подошли к ней, обхватившей голову руками, и стали утешать:
– Нам вас так жалко, Эльвира Нурбулатовна, ну вообще.
– А вы знали, – сказала Мартова, – что эти парни называют её Задницей?
– А ты что? – устало спросила Эльвира.
– Так они давно меня называют так, с первого класса.
– А ты не отвечай на это, береги нервы.
– Мой папа сказал, что убьёт их, когда доберётся.
Эльвира про себя усмехнулась. Папа решил показать, какой он настоящий кавказский отец. И когда уезжает в Москву, оставляя Азаду с матерью здесь, в Ярмонге, у него и сердце не болит. Там-то у него сыновья, большие красивые парни, а здесь у него худосочная дочка, которую называют Задницей в школе. И вот она просит у него любви и ласки, хотя этого дать он не может, потому что не любил никогда её мать, наверное, единственную азербайджанку в этом забытом русском городе. Он обеспечивает Азаду и эту некрасивую женщину, ей не нужно работать, но они ему не нужны. Зарифа первое время пыталась что-то, красиво расставляла вещи, красилась, жарила и пекла. Потом была ненависть к себе, что не родила сына. Наконец, она стала ненавидеть ту, другую Зарифу, которая сидит в элитной московской квартире и делает маникюр; утром к ней подходят её богатыри, целуют в щёку и уезжают «на объекты». Но с годами в ней словно всё высохло, и она почти не выходила из дома, считая, что живёт только для дочери.
И так говорят все родители в этом классе. Они приходят, если их дозовёшься, начинают возмущаться, каяться, винить себя, а потом идут домой и… ничего не происходит.
«Разве так бы я вела себя, – думала Эльвира, когда решала, звонить Яхминцевым или нет. – Нет, она бы выросла и стала отличницей. Она бы учила стихи. Она бы получила красный аттестат. Медаль бы получила».
Она должна тянуться к знаниям, а Эльвира, как любящая мать, посвятит ей всё своё время! Иногда в книжном Эльвира даже разглядывала разные энциклопедии для девочек-подростков, в парфюмерном смотрела на детскую косметику, которая бы подошла дочке. Дочку бы звали Светлана – очень литературно, очень романтично, как звали мать Эльвиры. Порой некоторые образы этой воображаемой дочки проступали слишком ясно, пугающе документально, можно было рассмотреть, как та красит ногти, а Эльвира, входя в комнату, начинает орать, что ей ещё рано красить ногти; та, сгибаясь в талии, пуча глаза, кричит в ответ: «И всегда ты меня так зажимаешь! И что я тебе сделала?!». Нет, нет, нет, не будет никаких скандалов, только не у нас. У нас не будет так, и в школу она не пойдёт в эту, а пойдёт в гимназию №1. Да, придётся ездить на автобусе, ну и что. Ничего такого, но я не допущу, чтобы она сидела рядом с Вознесенской или с Лебедевым.
Эльвира иногда выбирала продукты так, словно бы жила с дочкой. Например, ей представлялось, как они пекут торт и пробуют украсить его марципаном, который появился в продаже. Или варят борщ по рецепту для уроков труда. «Да, мы многое бы делали вместе, это точно. Я бы точно не стала бы поступать, как Гаджиева или Лебедева. Те словно спят, те словно не понимают, какая на них ответственность».
Но вот она открывала дверь своей безлюдной квартиры. Она смотрела в тьму кухни перед собой, снимая сапоги. Печь уже не хотелось. Осторожно она переступала через пакеты, набуханные в кучи по всему коридору, протискивалась между рядов газет, женских журналов, где, быть может, однажды появится фотография Светы, среди стопок книг по материнству. В квартире не было ни одного пустого уголка: всё было завалено драгоценными вещами, которые должны быть важны для Светланы. Здесь было множество пустышек, были подгузники, новогодние подарки, куклы, домики. Здесь была детская одежда, почему-то мужские ботинки, заколки, горы резинок для волос, туфли, балетные пачки. На кухне был весь набор кружек с диснеевскими героями. В холодильнике уже несколько лет стояло ульпастеризованное молоко, хотя Эльвира прекрасно понимала, что настоящая Света давно выросла, ей уже пятнадцать лет, что никакого молока она не будет пить, тем более из её холодильника. И вообще: может, она не Света. Однако выбросить эти вещи было нельзя, потому что они 100% могут пригодиться кому-то, они важны, есть дети, есть девочки, которые, как Света, выросли в доме малютки и потом скитались по детдомам, но не знали, какие красивые бывают заколочки или какие прекрасные домики делают для всяких Барби. Вот, например, пустышки, которые Эльвира покупала в тот год, когда родила Свету. Ну никто не скажет, что они бы не пригодились! Да, вышло так, что дочка воспитывалась в другом месте, её пришлось отдать: в один год умерли мама и муж, а она на девятом месяце. И работы нет. И долг за квартиру рос, за гараж, за машину, Коле была нужна машина, а потом нужен стал и гараж.
