скачать книгу бесплатно
В какой-то момент кобель, эффектно мелькая светлой рубашкой оранжево-крапчатого окраса на фоне тёмных еловых зарослей, скрылся с глаз на время, показавшееся мне слишком продолжительным.
– Схожу, посмотрю, куда урвал Дрейк, – сообщил я Тане, и пошёл в сторону умотавшего кобеля.
Продравшись сквозь гущину ельника на старую вырубку, я оторопел от необычности увиденной сцены: Дрейк лежал у ног незнакомого человека, сидящего на пне и спокойно ласкающего нашего кобеля, чрезвычайно недоверчивого к чужим людям. Человек при этом улыбался и что-то говорил Дрейку, от чего тот млел и часто вертел своим шикарным пером, разметая лесной сор так, что шишки летели.
Облик незнакомца был необычен. Густая волнистая грива иссиня-чёрных волос переходила на щеках его в не менее густую чёрную бороду лопатой, на которую свешивались длинные усы, заострённые концы которых отдалённо напоминали усы Сальвадора Дали, вот только у знаменитого художника они искусно закручивались кольцами вверх, а у незнакомца доставали до пояса.
Одет он был броско: мягкие и свободные вельветовые брюки засунуты в чёрные, короткие, надраенные до блеска сапоги; красная шёлковая рубаха с длинными рукавами, широким воротником и перламутровыми пуговицами, расстёгнута, обнажив обильно заросшую чёрными волосами грудь; поверх рубахи – искусно вышитая короткая чёрная безрукавка-жилетка с множеством карманов и кармашков, в одном из которых виднелся чубук короткой трубки; на шее болтался кожаный плетёный гайтан, на котором вместо обычного крестика был подвешен огромный круглый медальон, на первый взгляд серебряный. На поясе – надёжно прикреплённые двойные ножны с парой непальских ножей кукри разного размера. В довершение ко всему в левой руке незнакомец держал чёрную же шляпу с короткой тульей, на манер ковбойской.
По всем статям незнакомец сильно смахивал на цыгана, но… откуда ему здесь появиться?!
Первые слова его были просты и по-хозяйски приветливы:
– Подходи, садись!
Только я подумал, что садиться-то вроде бы некуда, как тут же заприметил сосновый пенёк, почти скрытый во мху.
– Как же я не увидел пенька раньше? – Всколыхнулась было в голове мыслишка. – А может, его и вовсе не было?!
Всколыхнулась мыслишка и… пропала-забылась.
Присев на пень, я довольно долго не решался начать разговор. Бородач, скорчив рожу, осветившую его довольно жёсткое худощавое лицо хитрой улыбкой, неторопливо достал трубку, а из другого кармана – плоскую берестяную коробочку с табаком. Набив трубку, с наслаждением закурил. Чёрт бы меня побрал, если я заметил, как он подносил к трубке зажигалку или спичку – даже уголька ему негде было взять: табак затлел сам собой! Но ведь этого просто не могло быть!
Сделав несколько затяжек и напустив много дыму в безветренное пространство ельника, незнакомец представился:
– Кличут меня по-разному: кто Лесным Цыганом, кто – Цыганом Проводником, кто – Лесником; я же предпочитаю отзываться на Лесного Проводника. Зови, как хочешь, познакомимся поближе, узнаешь и третье моё прозвище, настоящее, а до той поры говорить мне его запрещено. И твою семью, и тебя я давно знаю, ещё со времён жизни моего дальнего родственника Капитона. Помнишь ли такого?
Конечно же, Капитона, иначе – Капку, я знал очень хорошо. В шестидесятые-семидесятые годы прошлого века это был разбитной деревенский враль и хвастун, весёлый кутила, существовавший за счёт соседских угощений или по найму у дачников на деревенские работы, которые он знал и умело исполнял: плотничал, крыл крышу шифером или рубероидом, копал колодцы, вырубал кусты и деревья, косил, даже клал печи. Хорошо разбирался в рыбалке, охоте, знал и отличал всех обитавших вокруг птиц и зверей, читал их следы, был сведущ о грибных и ягодных палестинках, о глухариных токах и медвежьих берлогах, которыми приторговывал, скрывая от местных егерей. Разговоры с ним были захватывающе интересны и познавательны. Внешность его очень походила на внешность Лесного Проводника: смуглый, худощавый, очень сильный и ловкий человек цыганского облика.
Так сложилось, что закончил Капка свою жизнь на моих руках, отравившись у соседей палёной водкой. Удерживая его голову на своих коленях – пока ехала скорая помощь из посёлка Паша – около получаса я слушал затихающие удары его сердца, стараясь хоть как-то занять умирающего разговорами… Скорая приехала через пять минут после ухода Капитона из жизни.
Лесной Проводник продолжил:
– После земной смерти Капитон попал в другой Мир, о котором скоро расскажу. В момент этого перехода ты был с ним рядом, сочувствовал ему, поддерживал, а значит – являлся Проводником, и теперь я тебе должен помогать в твоих делах.
Но кто же рассказывал Лесному Проводнику о моей семье, о моей службе на Северном Флоте, в Военно-Морской Академии, о Татьяне, детях, даже о собаках, да ещё в таких подробностях? На все эти мои вопросы Лесной Цыган только хитро улыбался…
В разговоре, совершенно неожиданно для себя, я упомянул Чагрин камень и свою придуманную легенду о богатыре Чагре. Лесник ощутимо вздрогнул, пару минут пристально смотрел на меня, как бы оценивая и что-то решая, а потом попросил выслушать его со вниманием.
Начал он с того, что развеял легенду о моём выдуманном богатыре Чагре:
– Никакого такого богатыря не было вовсе! Есть существо, называемое «чагрин». Именно чагрин, и никак по-другому. Это существительное, если помнишь из школьных уроков. Вот, к примеру, мы произносим слово «филин» – ты же привык, что это существительное, идентифицирующее птицу. Так точно и чагрин.
Почему-то я совершенно не удивлялся, что Лесной Цыган спокойно употреблял такие сложные слова, вообще излагал свои мысли исключительно правильно, более того, я понял, что, вставляя время от времени местные деревенские и старо-русские словечки, он просто желал походить на дремучего отсталого лесовика.
– Чагрин – огромный цыганский ёж из «Мира Чагрина», куда и попал Капитон. В этом Мире всё по-другому, чем здесь. Там и цыгане, и прочие люди обличьем похожи на вас, но внутри совсем другие. Именно здесь, неподалёку от твоей деревни и Чагрина камня, есть тайный проход в иной Мир, через который и ушёл Капитон.
В этом месте своего рассказа Проводник, вынув трубку изо рта, прокашлялся и продолжил:
– Ёж чагрин бывает до двух метров длиной. Он в основном жёлтого цвета, издалека золотом отливает. Лапы и хвост у него как у большущей ящерицы, живот чисто белоснежный и в чешуе. Когти на лапах длинные и острые как бритвы. Иглы, покрывающие спину и бока, тоже острые и закручиваются спиралями. Живет чагрин 999 лет. Ночью зверюга вылезает через проход в ваш Мир Людей и наводит порчу на животных. Обычно чагрин сначала сосёт молоко у коровы или кобылы, а потом прыгает на спину, делает надрезы острыми когтями и пьёт кровь. Если не напьётся крови после молока, то долго болеет. Шкуры животных, у которых чагрин напился крови, к утру делаются в тёмно-красных нарывах и язвах. Испорченное чагрином животное можно вылечить, для этого нужно взять красную тряпку, углем нарисовать на ней два креста, и покрыть тряпкой израненную спину, но только чтобы все раны покрыть разом. Если пропустить хоть одну, даже самую малую, животное сдохнет. Тряпку надо оставить на всю ночь, а под утро снять, спрятать в дупло большого дерева, непременно осины, дупло забить наглухо грибами-трутовиками, после чего произнести такое заклинание:
Оставайся-ка ты здесь,
Пока станет тряпка зверем,
Пока станет зверь осиной,
А осина – человеком.
Человек тебя убьёт!
– Хорошо запомни это заклинание. Оно может пригодиться тебе. Ну, а чагрина в вашем Мире людей можно надёжно отпугнуть запахом жжёных птичьих перьев, вынутых из старых подушек.
Недоверчиво выслушав всю эту длинную «исторически-краеведческую» справку, я, скептически улыбаясь, всё же спросил Проводника:
– Почему же камень-то Чагрин?
– А потому, что огромный камень не с небес свалился, как тебе старуха нашептала, а случайно выпал из Мира Чагрина. После того, как камень раскололся, самый большой обломок пожелтел и принял вид чагрина. Особенно большое сходство получалось, когда волны плескались в камень, делая его влажным, тогда он был словно кусок золота посреди реки. Вот почему сведущие люди и прозвали его так. Когда люди взорвали камень, они не могли и предположить, сколь много бед себе накликали.
Последние слова Проводника заставили меня серьёзно задуматься. Пока я недвижимо сидел, Цыган всё курил, словно его табачок был сказочно-длительного использования… Так мы сидели и неспешно беседовали довольно долго, но ни разу меня не посетило беспокойство, что же подумает Таня про наше с кобелём отсутствие.
Будто прочитав мои мысли, Проводник начал прощаться:
– Пока до свидания, увидимся обязательно, а на ток глухариный ты всё равно сходи, хоть и запрещена охота в эту весну. Сходи! Хоть послушаешь песню, ведь шесть лет не слышал!Таня-то уже и баньку стопила, ждёт тебя – не дождётся!
Ну как он знал, что уже ровно шесть лет не посещал я тока? И что за чепуха про баню? Никакой бани у нас и в планах на сегодня не было. Да и не обучена Таня баньку-то топить: всю работу, считая её только мужской, всегда я сам проделывал: воду таскал, и дрова, и растапливал, и топил, и веники вязал… Так я и не понял, что имел в виду мой новый знакомец, говоря о Тане и бане… Одно знал точно: «баню» от Тани я обязательно получу – ведь часа три мы с Дрейком отсутствовали!
Прощаясь, я протянул Лесному Проводнику руку, но он в ответ только улыбнулся, покачав головой:
– Нельзя нам касаться друг друга – насовсем пропадём!
С этими словами Лесной Цыган мягко поднялся с пня, привычно выбил трубку, засунул в карман, повернулся, пару раз шагнул и пропал в ельнике. Я решил, что Проводник не мог прощаться за руку из-за пандемии коронавируса… И как же я ошибался!
После ухода Проводника я попытался позвонить Тане и успокоить её по поводу нашего столь долгого отсутствия, однако по необъяснимой причине аккумулятор моего телефона оказался разряженным! Как выяснилось позже, и у Татьяны аккумулятор телефона разрядился. А ведь мы их утром заряжали…
Таня встретила нас с Дрейком так, как будто и не было нашего долгого отсутствия:
– Быстро же ты Дрейка отыскал!
– Сплошные загадки! – подумал я в ответ…
Глава третья. Удивительные воспоминания
Встреча с Лесным Проводником не давала мне покоя, в своих мыслях я возвращался к ней вновь и вновь. Что-то Проводником недоговорённое, а мной не понятое, тревожило мой мозг в поисках разгадки, которая никак не приходила: слишком много фантастического свалилось на меня. Про какой такой проход говорил Проводник? Я снова и снова вертел эпизоды нашего разговора так и сяк, искал главное, разбирался в деталях, и… наконец поймал ускользающую мысль: в течение многих лет вокруг Чагрина камня или вокруг какого-то другого места, расположенного недалеко от него, происходили и происходят таинственные и необъяснимые явления.
Схватив тетрадь и карандаш, я стал формировать список этих явлений. При его составлении сами собой сопоставлялись факты, возникали новые мысли, созревали выводы. Я просматривал старые дневниковые записи, листал свои изданные печатные книги и их более поздние и дополненные электронные версии… Я прозревал! Рождалась Истина.
Что же вело меня тогда, в этих моих, достаточно непростых, изысканиях? Скорее всего, это было чисто человеческое свойство характера: стремление к Истине. Через трудности, через беспокойство, иногда преодолевая душевную боль… Давным-давно, читая какую-то книгу, я наткнулся на пару слов, определяющих конечную фазу выработки решения. Забыв, к сожалению, автора, я не забыл эти слова: Прыжок сознания. Похоже, что именно такой прыжок сознания произошёл и у меня.
Список явлений получился неожиданно длинным. Я постарался передать их читателю в своём – уже новом после своего прозрения – видении. Для лучшего восприятия я сгруппировал явления по разделам, оставив нумерацию сквозной. По понятным причинам я убрал из текста почти все фамилии участников, оставив имена, иногда отчества, иногда прозвища, однако я всегда мог документально доказать, что такие люди существуют или существовали ранее, а явления действительно происходили. Более того, список мог быть намного длиннее, однако я, борясь за чистоту отбора, выбрал только те явления, которые происходили либо с моим участием, либо с моими родными и близкими друзьями и знакомыми, словам которых я полностью доверял.
Раздел 1. Блуждание, блудные места, потеря ориентации
1. Нина Кирилловна, моя тёща, трижды очень серьёзно блуждала в окрестностях нашей деревни. Два раза в одиночку, один – в группе.
В середине 80-х лет прошлого века три человека из нашей деревни решили пойти за грибами. В состав группы входили пожилые женщины, знавшие друг друга с детства: моя любимая тёща Нина Кирилловна, её троюродная сестра Людмила Алексеевна и их подруга Вера Ивановна. В одно прекрасное утро конца лета они переправились на левый берег Паши, захватив корзинки, грибные ножички, немного еды, воды и компас.
Вдоль реки проходил лесной просёлок из деревни Колголемо к уже несуществующей деревне Сязнеге. Просёлок то приближался к реке, то отдалялся от неё; эти расстояния изменялись от 200 метров до 1 километра. Однако, даже с расстояния в 1 километр, если прислушаться, можно различить звуки нашей деревни, стук топора, треск бензопилы, громкий разговор, смех и крики на реке, урчание лодочных моторов и шум мчащихся по шоссе автомашин.
Женщины, перебравшись в лодке через реку у начала хорошо нахоженной ими тропы, ведущей на просёлок, спокойно пошли по тропе, обсуждая злободневные для них темы. Вышли на просёлок у моста через весело журчащий ручей, и пошли в сторону несуществующей деревни Сязнеги, собирая грибы с обеих сторон просёлка. Корзинки постепенно наполнялись грибами. Подустав, присели отдохнуть и перекусить на высоком месте, где лет 10 – 15 назад краеведы официально и безрезультатно вели раскопки в поисках могилы Рюрика. Беседуя, подруги пытались представить, как люди жили в те времена, каков был облик Рюрика, где же всё-таки он захоронен.
В это время они одновременно услышали почти человеческий «плач» скрипучего дерева, также одновременно вздрогнули и стали рассказывать друг другу поверья, согласно которым в скрипучих деревьях таились и плакали души замученных когда-то людей.
Потом, вспоминая этот эпизод, женщины в один голос говорили о появившемся у них «осознании этого места». На мои вопросы объяснить подробнее, они только улыбались, пожимая плечами, совершенно не умея или не желая раскрывать своё понимание этого «осознания»…
Порассуждав на интересную древне-историческую тему, подруги тронулись к дому. Перед началом движения решили взглянуть на компас, хотя обратный путь и так был им прекрасно известен. Каково же было их удивление, когда они увидели, что стрелка компаса не может замереть в привычном направлении на север. Она заметно дрожала и отклонялась то вправо, то влево. Иногда эти отклонения достигали 90 градусов относительно северного направления. Почти сразу и одновременно женщины ощутили чувство необоснованной тревоги, даже страха. Им захотелось как можно быстрее вернуться домой. Обратный путь по просёлку показался им «слишком» длинным; по какой-то непонятной причине, не заметив мостика (позже они говорили в один голос, что его не было вовсе!), они прошли поворот на тропу к реке и потопали к деревне Колголемо, до которой от поворота было чуть более трёх километров. Пройдя два километра, они вышли на обширные Колголемские луга, увидели высокие деревья кладбища, поняли, что «слегка» промахнулись, и решили вернуться. К тому времени они прошли от лодки расстояние около 10 – 11 километров. Еда у них кончилась, воды тоже не было. Почему они не набрали воды из многочисленных ручьёв, пересекающих просёлок, позже объясняли, что в панике об этом и не подумали.
По пути назад они снова «промахнулись», не заметив свёртку и мост, и опять дотопали до раскопок, снова увидев которые, ещё больше запаниковали. Их эмоциональное напряжение достигло предела. Каждая женщина в таком возрасте имела какие-то заболевания, нуждалась в отдыхе, но волнение не давало им и минуты, чтобы просто присесть и хорошенько разобраться в ситуации.
Каково нам потом было их слушать, как они, пойдя снова от Сязнеги, опять «промахнулись» и пошли к Колголемо, решив всё-таки добраться до этой деревни. Однако на последней развилке просёлка повернули не направо, а налево, и, пройдя незнакомым путём, к вечеру вышли, наконец, к деревне Смелково. Весь путь их скитаний составил более тридцати километров!
В Смелково их переправили через реку в деревню Емское, где наш хороший знакомый егерь Владимир Истомин и его жена Катя накормили-напоили «блудниц» и позвонили по телефону (мобильников тогда и духу не было) в нашу деревню. Я ездил за ними, чтобы доставить домой, и прекрасно помню их состояние: заплаканные глаза, истощённые лица и дрожащие руки…
Для моей тёщи Нины Кирилловны это было первое из трёх серьёзных блужданий вблизи от нашей деревни.
…
2. Другие два случая её блуждания и счастливого избавления осенью 2003 года подробно описаны в моих книгах: «Полвека с английским сеттером», издательство «Нестор-История», СПб, 2017 год, а также в её дополненном и исправленном электронном варианте «Человек и Собака. Взаимная дрессировка», издательство ЛитРес, 2020 год.
В этих книгах я сделал упор на огромную помощь, которую оказала при поиске Нины Кирилловны наша любимица: английский сеттер Чемпион России Мирель-Линда II, записанная во ВПКОС (Всероссийской племенной книге охотничьего собаководства) под № 2334/94. Теперь же меня интересовало, как воспринимала тёща всё то, что происходило тогда с ней.
Нине Кирилловне, собирающей грибы и идущей путём, который ей был в подробностях знаком аж с 50-х лет прошлого столетия, вдруг показалось, что она слишком долго идёт по тропе, что тропа – какая-то нескончаемая, что местность вокруг – совсем ей незнакомая; у пожилой женщины тут же возникло чувство тревоги, даже страха. Продолжительность её блуждания составила около 12 часов, и это всего в 1,5 – 2 километрах от деревни.
…
3. Через несколько дней, в течение которых Нина Кирилловна приходила в себя, ей вдруг пришла в голову идея проверить, как же это её угораздило заблудиться в хорошо ей знакомом месте. Пошла проверять и… снова заблудилась там же. Из её рассказа выяснилось, что, пособирав клюкву на знакомом болоте, она опять слишком долго, «неправильно» долго шла по тропе, вернулась на болото, снова пошла к дому… и так несколько раз, пока совсем не стемнело. У неё опять возникло чувство сильной тревоги и страха. Идя дальше по отвалу осушительной канавы, как по единственному ориентиру в полной сентябрьской темноте, услышала «треск и плеск» огромного грузного тела, мчавшегося по канаве в её сторону. Кто-то промчался мимо, обдав тёщу брызгами и грязью, что ещё больше напугало старую женщину. Решив, что это кабан, хотела отбежать в сторону, но оступилась и свалилась в канаву, сразу за пробежавшим существом.
И снова продолжительность её блуждания составила около 12 часов.
…
4. В 90-е годы прошлого века три охотника с двумя легавыми собаками – английским сеттером и курцхааром – переправились на левый берег Паши напротив нашей деревни поохотиться на боровую дичь и за грибами. В составе были опытные охотники: два Владимира и автор этих строк. Все мы привычно хорошо ориентировались в лесу; был с собой и компас. А для меня эти места были знакомы издавна: я посещал их и весной на глухариных токах, и осенью, частенько охотясь со своими легашами по боровой дичи. Погода стояла осенне-золотая, устойчивая, о чём каждодневно сообщал барометр.
Безрезультатно преодолев два обширных клюквенных моховых болота, вышли к покатым холмам, покрытым хвойным лесом. На полянах и опушках краснела созревшая брусника со следами птичьих поклёвов. Собаки привычно мелькали впереди, старательно разыскивая выводки боровой дичи. Мы перестали разговаривать, чуть разошлись в стороны и сосредоточились. И тут обвально хлынул проливной дождь, который не переставал несколько часов подряд. Всё вокруг затянулось плотной мглой, про которую говорят, что света белого не видно.
Ориентировка на местности стала невозможной. Я достал свой, проверенный много раз, компас. К нашему удивлению, стрелка компаса дрожала, каждую секунду изменяя направление. Пошли наугад, совместными усилиями выбрав курс. Однако удержать его в условиях плохой видимости было чрезвычайно трудно. Когда примерно часа через полтора чуть развиднелось, мы оказались в совершенно незнакомой местности, где я никогда не бывал. Более того, я даже не предполагал, что такая может существовать в наших местах: высоченные сопки, покрытые корявыми сосенками, напоминали мне скорее сопки Кольского полуострова, в которых я охотился во время службы на Северном Флоте. Мы шли по какому-то ущелью с высящимися по склонам гранитными скалами и огромными камнями-останцами. Через несколько минут ливень хлынул с новой силой. Снова затянуло вокруг мглою. Заметив впереди очертания густой ели, мы укрылись под её лапами, и я попытался, достав мобильник, дозвониться до Татьяны. Аккумулятор был разряжен полностью… То же самое произошло и с мобильниками друзей.
Промочило нас сильно, мы основательно замёрзли. Хотелось быстрее домой. Снова пошли… Проходили какие-то болота, переходили пару раз незнакомые мне ручьи… Казалось, что мы шли уже вечность… Это был «мокрый» поход абсолютно наугад, в чуждом пространстве, без ощущения времени…
Внезапно мы осознали себя идущими по знакомому просёлку, и я, наконец, сориентировался на местности. Уже через полчаса наша троица, вспоминая пережитые приключения, подошла к лодке. К этому моменту мгла рассеялась окончательно, дождь перестал, и снова надолго установилась чудесная погода золотой осени.
…
5. В 60-е годы пошлого века жила в нашей деревне некая Мария Крысановна, женщина уже в годах, довольно высокого роста, очень сильная физически, огненно-рыжая, всё лицо в веснушках. Деревенские привыкли звать её по-простому, без имени – Крысановной. Несколько лет мои будущие тесть и тёща снимали у неё жильё, чтобы отдыхать в летнее время вместе с дочерью Татьяной и бабушкой Евдокией Ивановной. По причине такого близкого знакомства история с Крысановной была мне знакома во всех подробностях.
Как и все деревенские женщины, Крысановна очень любила собирать ягоды и грибы, большую часть которых сдавала на приёмные пункты, получая приличную добавку к небольшой пенсии. К сбору клюквы она всегда готовилась основательно. Начинала сбор раньше разрешённого срока, когда ягода была ещё беловатой. Отправляясь на тайный промысел, смеялась:
– Ништяк, что белобокая: полежит у меня – покраснеет!
Собирала клюквы за один раз неподъёмно. Тащила с Каменного болота огромные рюкзаки с ягодой, килограммов по двадцать сразу. Чтобы побольше унести, не брала с собой ни еды, ни питья.
Так она пошла и в тот памятный день начала сентября. И пропала… Через сутки спохватились родственники и соседи. Поискали в её любимых местах сбора, но ни следочка не нашли. Обратились к местному «колдуну» – проживал в соседней деревне древний старик, претендующий на ясновидение. Колдун, получив мзду, погадал своими способами и сделал глубоко научное заключение:
– Жива, жива Крысановна, не сумлевайтесь! Ковыляет потихоньку по пустыне. Лиха с ней не будет. На третий день выйдет она к дому своему.
Так сказал, и больше слова не вымолвил. Родственники и соседи чуть успокоились, и ждать стали: назавтра должна была вернуться Крысановна.
Но и назавтра – на третий день блужданий – нет и нет Крысановны… Наврал, однако, колдун. Мужики хотели посетить колдуна для разборки, но, к счастью для ясновидца, не успели: утром, уже на четвёртый день, пришла весть радостная из деревни Кизлярское:
– Вчерась вечор вышла ваша Крысановна, сама-то еле живая, но ягоду не бросила. Забирайте бабу и мешок!
А всё-таки прав был колдун: выбралась Крысановна на третий день, и вышла-то именно домой, так как родилась она здесь – в Кизлярском.
Всё это канва истории, но нам-то надо подробно знать другое: что конкретно чувствовала Крысановна, скитаясь в лесных дебрях? Вот вкратце её рассказ.
Когда пришла Крысановна на любимую палестинку Каменного болота, сразу опечалилась: ягода была выбрана подчистую. Кто так хорошо постарался: люди, звери или птицы, не стала разбираться, а пошла вдоль длинной осушительной канавы, искать ягоду. Идти пришлось долгонько, сморилась даже, но всё же нашла удивительно богатое место: аж светилось оно красным цветом крупных спелых ягод. Сбросив рюкзак и посматривая на постепенно темнеющее небо, кинулась собирать. Собирала быстро, умело. Шло время, нет – не шло, а летело! Остатние горсти кидала в переполненный рюкзак уже в полной темноте. Когда завязала узел на огромной ноше и присела чуть передохнуть, вокруг было совсем темно. Собирая ягоды, поворачивалась на кочковатом болоте в разные стороны, думая только о богатой добыче, а присмотреться к местности, чтобы удержать в памяти направление к дому, не догадалась. Компаса у неё не было, да и не умела Крысановна им пользоваться. И поняла она, что надо ночевать, что не выйти ей с громадным рюкзаком ночью. Подумала:
– Ну, малёхо заплутала, зато ягод-то, ягод сколь набрала! Завтрева, как развиднеется, и потопаю к дому… Найду тропочку-то.
Спичек не было – костра не развести. Длинная сентябрьская ночь в наших местах холодна. Крысановна к середине ночи продрогла насквозь. Много раз вставала с насиженного места, приседала, прыгала, даже пыталась песни петь. Память услужливо подкидывала ей то похабные частушки, то слезливые песни плакальщиц на похоронах. Очень странным ей казалось, что никак не могла вспомнить ни одной приличной песни. Рассвет «обрадовал» вконец замёрзшую женщину плотным туманом, заполнившим всё пространство клюквенного болота. Солнца не просматривалось. Кое-как подняв рюкзачище на спину, голодная женщина потопала в сторону деревни, как ей думалось. Через пару часов движения она поняла, что заблудилась окончательно, и впала в отчаяние. Страх смерти охватил её в такой степени, что ей стали попадаться на пути какие-то существа, похожие на чертей, предлагавшие помочь выбраться. Крысановна сначала отнекивалась, а потом согласилась на их помощь. С её слов, как только они «ударили по рукам», паника у неё прошла, а чертенята сразу вскочили ей на спину, на рюкзак.
– Ладно, сидите там, только ягоды не жрите, помощнички окаянные!
О дальнейших своих похождениях она рассказывала очень путано, было ясно, что рассудок ней возвращался время от времени, и на короткие промежутки. Так, она вспоминала, как черти помогали ей перебираться через ручьи и качающиеся участки болот какой-то незнакомой местности, как собирали просыпанную клюкву обратно в рюкзак, а она будто бы «хлестала их по лапам вицей» за то, что они норовили засунуть ягоды себе в рот, как появлялись другие страшноватые существа, и она вела с ними беседы на различные темы…
Вторая долгая осенняя ночь и третий день совсем выпали из её памяти.
Очнулась она внезапно, ощутив себя стоящей посреди дороги напротив деревни, которую она тут же и узнала: это была деревня Кизлярское, где она родилась.
Крысановна, за три дня и две ночёвки прошла с грузом в 25 кг ягод около 30 километров, если считать по прямой, ничего не ела, кроме клюквы, только пила воду из ручьёв и болот. Преодолела и суховатое Каменное болото, и более серьёзное болото Саровский мох. И только «черти» знают, куда ещё заносило скиталицу за эти три дня.
…
6. В начале 80-х лет прошлого века мой тесть Владимир Николаевич, тёща Нина Кирилловна и наш с Таней сын Антон собирали грибы в бору между деревней Николаевщиной и нашей деревней. За лёгкость хождения по этому месту и за простоту ориентировки называли мы этот бор и прилегающие места «садом», или – ласково – «садиком».
За пару часов поисков корзины трёх грибников прилично наполнились, пора было поворачивать к дому. Нина Кирилловна, собирая грибы несколько в отдалении, позвала мужчин:
– Идите сюда, я на дороге!
