скачать книгу бесплатно
Сегодня у него были наполеоновские планы. Неожиданные каникулы скоро заканчивались, нужно было успеть многое сделать.
Так, они договорились с ребятами пойти в лес на шашлыки, к их обычному месту возле озера. Летом здесь можно было купаться, а зимой – кататься на лыжах. В такую погоду как сейчас, осенью и весной, они просто собирались там поболтать, поиграть в карты, пострелять по бутылкам.
Антон давно уже не встречался с ребятами. Он жил в другом городе и к деду приезжал только летом на месяц или того меньше. Если отец находил билеты в санаторий или отправлял их с матерью на море, Антон жил у деда только две недели.
И сегодня он предвкушал весёлые посиделки. Тем более что девочка, которую вчера встретил, согласилась составить компанию.
– Долго будешь валяться? – сурово поинтересовался дед, встав в проеме двери.
– Да встаю уже, встаю, – лениво потянулся Антон.
– Даю тебе пять секунд.
– Даже в армии вроде бы больше дают?
Дед хмыкнул, а Антон не стал больше пререкаться, поторопившись встать и натянуть домашний спортивный костюм.
На кухонном столе его ожидаемо встретил черный горячий чай с лимоном и бутерброд с маслом и сыром, приготовленный дедом. Антон улыбнулся: годы идут, а привычки остаются.
От чашки тонкой струйкой поднимался еле видный парок, и Антон сразу потянулся к чаю.
Стоя, сделал большой глоток, обжёгся, пожалел, что так много отхлебнул, поставил ее на стол, разлив воду по белой в цветочках скатерти.
Дед за столом и листал газету «Аргументы и факты», на которой при желании даже из коридора можно было прочесть заголовки статей.
Только Антон сел на табурет, дед сразу отложил газету, которая временами служила ему защитным забором от окружающих, и облокотился на дерево стола.
«Будет разговор», – догадался молодой человек.
– Антон, хорошо ли ты представляешь себе свое будущее?
– С чего такие философские вопросы с утра пораньше?
– Даже если тебя разбудят среди ночи, ты должен знать ответ на этот вопрос.
Антон, помолчав, ответил:
– Ну да, представляю.
– Можно поинтересоваться, что это?
Дед смотрел на него цепким взглядом поверх очков. От этого его взгляда подчиненные на ракетном крейсере «Дзержинский» и подводной лодке К-113 чувствовали, как по позвонкам ползет противный холодок.
– Ну как же. Стихи буду писать. Я это умею, – усмехнулся в чашку чая, всколыхнув парок.
– Надо же, какие откровения с утра пораньше от собственного внука! – поддержал ухмылку дед, ехидно всплеснул руками.
– А почему бы нет? Могу прочесть, если хотите, сударь!
– Отчего же, хочу, очень любопытно, – в глазах у деда заиграли хитринки.
– Запомни же ныне ты слово мое: Воителю слава – отрада; Победой прославлено имя твое; Твой щит на вратах Цареграда; И волны и суша покорны тебе; Завидует недруг столь дивной… – дурачась, Антон патетично продекламировал Пушкинскую «Песнь о Вещем Олеге».
– …судьбе. М-м-м, неплохо. Только напоминает что-то…
Антон с аппетитом откусил бутерброд. Раз, второй, улыбнулся забитым булкой ртом – мол, не могу ничего внятного добавить!
– И всё-таки, Антон, я хочу тебе напомнить. Мужчина должен стремиться вперёд, работать над собой и не поддаваться внешнему влиянию. Что бы ты ни решил: работать в МИДе или нет, стать кем-то, – связи с дворовыми девчонками тебе в этом не помогут. Я даже больше скажу: они тебе помешают.
Антон сделал изумленное лицо.
– Дед, да перестань ты, а?
– Ты думаешь, что все это ерунда? Я сейчас говорю не как человек с медалями, а как твой собственный дед. Который желает добра и хочет, чтобы ты сделал карьеру.
Антон нахмурился.
– Да с чего ты вообще завёл этот разговор?
– Я жизнь, наверное, больше повидал. Потому и говорю тебе. Никаких девочек со двора. Мать там, в Москве, уже невесту нашла. Так что дурить здесь я не позволю.
– Дед, перестань. Ни с кем я здесь не дурю. Не с кем тут дурить, понимаешь? Я уже через три недели уеду.
Молодой человек завелся. Снова эти разговоры о будущем!
– Ты меня понял, – проскрежетал Гордеев.
Поставив точку в этом странном разговоре, дед вышел из кухни.
Скоро начнется его обычный будний день.
Антон же посмотрел на часы и чуть не застонал: по его мнению, утро только начиналось, времени до встречи с Фаридой было очень много, и до этого надо как-то себя занять.
При воспоминании о ее маленькой ладошке в его руке, Антон улыбнулся и потянулся как кот. По его телу прошла теплая волна нежности. Эта девочка волновала его, будоражила, а ее природная хрупкость и скромность добавляла очарования.
Только вспомнив о тоненькой оголенной шее, на которой крутились кудряшками выбившиеся из кос короткие темные прядки, Антона затопило странное чувство, до этого времени не виданное им, а между пальцев едва ли искры не посыпались – так захотелось к ней прикоснуться.
Фарида казалась ему такой же тоненькой и маленькой, как гвоздики в её руке. Чуть надавить сильнее – и сломается стан, переломится стебель, осыплются листочки хрупкого цветка.
Когда был маленьким (Антон это почему-то хорошо помнил), он очень не хотел идти в детский сад. Сначала всю дорогу шел как примерный гражданин и радовал своей покладистостью мать. Но стоило им дойти до забора, бросался в слезы. Крупные соленые капли текли и текли по щекам, даже в уши попадало, отчего было холодно и немного щекотно.
Мать добегала до отдельного крыльца малышовой группы, распахивала тяжелую, обитую дерматином дверь, вручала кричащий на одной ноте куль, иначе Антона-маленького назвать было нельзя, воспитательнице и поспешно уходила. Тот не мог успокоиться еще долго.
Воевали с ним тогда всем миром. Даже отец, отложив свои государственной важности дела, однажды взял сына за руку и повел, важно шагая, в садик. Всю дорогу они разговаривали. Антон крепко держал отца, поправлял упавшую на лоб белую панаму и выглядел в коротких шортах вполне себе крепеньким мужчиной, не способным на истерики. Отец улыбался прохожим, знакомым по дому, и хехекал себе под нос.
Но только дошли до забора – как все, ребенок ударился в слезы и никакие увещевания, окрики и даже слабый незлой подзатыльник не смогли привести его в чувство.
На крик выбежала молодая нянечка. Мигом оценив обстановку, она вытащила из фартука что-то маленькое и помахала предметом перед носом Антона. Тот заинтересовался.
Девушка разжала руку, и на ладони ее заблестела маленькая хрупкая балерина. Фарфоровая игрушка застыла в летящей позе: одна рука вниз – на стоящую пачку, а другая вверх – над темной головкой, с небрежным пучком каштановых волос. Антон проглотил слезы и с замиранием посмотрел на это чудо: непрочная, стремящаяся ввысь красота.
Балерина стала его оберегом на весь день. Он доставал ее из кармана шорт и смотрел, как играет фарфоровый блеск на солнце, как тянется балерина ввысь, несмотря ни на что. А вечером, дома, дед высказался, что негоже мальчику играть в куклы. И балерина пропала. Антон искал ее все утро, переживал, но игрушка не находилась. В тот день по дороге в сад он уже не плакал. Но и другие игрушки его очень долго не влекли.
Фарида показалась ему похожей на ту фарфоровую танцовщицу, насколько он ее помнил. Такая же грация в движении тонкой шеи, выбившиеся из прически ручейки вьющихся волос, хрупкость белых рук. И при всей этой непрочности, обманчивой ломкости, какая-то сила, тонкий стержень внутри.
После холодного душа, стряхнувшего воспоминание, недолгих сборов, Антон был в условленном месте. Шагая по парковой дорожке, он смотрел, как по-летнему теплое солнце играло с редкими прохожими в парке, а распушившиеся воробьи прыгали в ажурных тенях. Теплый, уютный май дарил ощущение приближения чего-то хорошего, которое возникло у него только вчера.
Вдруг все вокруг замерло, а его будто что-то толкнуло. Он повернулся и в глубине аллеи увидел тонкий девичий силуэт. Кровь быстрее побежала по венам, и сердце забухало в груди.
Легкой походкой девушка шла по дорожке, сопровождаемая гомоном воробьев, платье подпрыгивало в такт упругому шагу, и ему казалось, что это само лето идет на смену замершей весне.
Фарида, приближаясь, тоже увидела его и заулыбалась, зарделась от его жадного взгляда.
И смотрела в этот раз смело и прямо, не опускала застенчиво глаз.
Антон не удержался и сорвался с места к ней навстречу. Подбежал, замер, полыхнул весь с головы до ног.
Замер, а через секунду уже не смог совладать с собой и отпустил свое «я» на волю – на волне несдерживаемой радости обнял и закружил смеющуюся Фариду.
Легкая, точно котенок, тоненькая, как самописная ручка, она так уютно легла в его ладони, что Антон чуть не задохнулся от переполнявшего его чувства. Он остановился и обнял девушку, уткнувшись в ее макушку, чтобы выровнять сбившееся от переживаний дыхание. Фарида счастливо рассмеялась ему куда-то в область груди.
– Эге-ге-е-ей!! – все-таки поднял голову вверх и закричал, как школьник.
Фарида немного поколебалась, но обняла своими изящными руками за пояс.
Антон отпустил ее, взял за руку и повел вперед по аллее.
– Сегодня мы пойдем с тобой в парк отдыха. Говорят, там установили новый аттракцион.
Фарида, не задумавшись ни на минуту, согласилась.
По пути они ели сладкий пломбир, обжигающий холодом зубы, и смеялись надо всем, что видели. Почему-то именно сегодня все вокруг казалось ярким и праздничным, даже будничная троллейбусная остановка.
Полупустой салон троллейбуса с любопытством встретил улыбающуюся парочку. С интересом скользнул по ним взглядом старый дедок с палочкой в руке, хмыкнула кондуктор, ожидая платы за проезд, презрительно скосилась молодая девушка на высоких каблуках, недобро впился глазами парень в спортивном костюме из конца салона.
Закрывая собой, Антон усадил Фариду к окошку, а сам тут же положил руку сзади на поручень. Фарида смеялась от такой явной опеки. Антон будто говорил всеми своими действиями: смотрите, эта девушка со мной! Не стеснялся ее, не чурался, а пытался быть ближе, будто срастаясь пальцами в пальцы, зрачками в зрачки.
Парень из конца салона лениво привстал, держась за поручень, чтобы вразвалочку от неровного движения троллейбуса дойти до их места. Несмотря на множество пустых мест, сел впереди и развернулся, нагло пройдя оценивающим взглядом по враз замолкшей Фариде.
Недобро улыбнулся, показав щербинку между желтоватыми зубами, перекатил слюну из одной щеки в другую, сплюнул прямо в проход:
– Деревня!
Антон среагировал молниеносно: кулаком правой руки резко заехал по носу наглеца.
Парень взвыл и схватился обеими руками за нос, из которого во все стороны брызнула кровь, заливая его зубы, рот, открывшийся в проклятиях.
Антон вскочил, замахнулся кулаком на сжавшегося транспортного хама, но на руке его повисла испуганная Фарида.
Немногочисленные пассажиры загудели, загалдели, старик замахал палкой, а девушка на каблуках зло рассмеялась.
Фарида потянула Антона к выходу, боясь настоящей драки, а парень и не собирался преследовать парочку, выскочившую из салона на пустой остановке, все держался за разбитый нос да раскачивался от боли взад-вперед.
Троллейбус, посигналив колокольчиком, закрыл двери и двинулся дальше.
Фарида схватила руку Антона, прижала к себе, потом погладила сбитые костяшки на пальцах, подула на сжавшийся кулак и поцеловала проявившуюся царапину.
Антон ошеломленно замер. Мир кругом стал серым и пустым. Осталась только она – почерневшие от тревоги глаза и розовые, чувственные губы, только что обжегшие его пальцы.
Стряхнув с себя морок, он потянул ее вслед за собой: до парка аттракционов не доехали всего одну остановку.
– Не ожидала, что ты такой…– смотрела на него как на принца в доспехах Фарида.
– Красивый? – шутил он.
– Высокий? – забавлялся.
– Неотразимый? – ерничал.
– Фу, шутник! – нашла Фарида в себе силы оттолкнуть вдруг ставшего серьезным Антона.
– Шутник! – подтвердил и он.
Глава 4
В парке их ожидаемо захватило продолжение праздника. Теплое солнце выгнало из домов весь город. По случаю выходного – кругом гомонили дети, их догоняли ошалевшие родители, веселые компании и скромные парочки встречались тут и там. Разухабистая музыка лилась из «колокольчиков» на фонарях и добавляла сумбура и пестроты. К каждой карусели вели длинные очереди, и в них слышались только шутки да задорный смех.
Воздух пах не только клейкими новенькими листочками, но и пузырящимся сладким лимонадом, цветочными духами, немного солодом и теплым асфальтом.
Фарида чувствовала, что ей не нужно никаких аттракционов – и без того кружится голова. От смеха, впечатлений и эйфории от его прикосновений.
Она совсем не смотрела по сторонам, во всем доверившись неугомонному Антону.
По парку девушка только однажды прогулялась с подружкой когда приехала в город из деревни поступать, но толком не каталась ни на чем – только смотрела. Даже не очень дорогие билеты существенно били по карману, а потому она только впитывала все эмоции, которыми был наполнен здесь воздух.
А сегодня Антон едва ли не насильно усадил ее на красный стульчик аттракциона, привязанный двумя цепями к кольцу, раскрутил, чтобы было страшнее, и оставил кататься на «Вихре».
Не дождавшись, пока она придет в себя, провел на «Вальс». Держа за руку, сел вместе с ней в кружащуюся по кругу ракушку и все время смеялся.
Отстояв приличную очередь, заставил сесть в лодочку «Летучего голландца», что взмывала как качели на немыслимую высоту, а потом, смилостивившись, отвел на лавочку отдохнуть, купил сахарную вату и предложил прокатиться на «Чертовом колесе», самом высоком аттракционе.
Крепко держа подтаявшую до сахарного сиропа от горячих пальцев розовую вату, Фарида испуганно смотрела, как Антон отдает цветные билеты контролеру, звенит цепочкой, закрывающей вход в железную кабинку на гигантском колесе.
И вот Антон, улыбаясь, сел на карусели напротив, положив руки на руль. Зрачки его расширились, когда он взглянул на нее.
– Это мой самый любимый аттракцион. Мы с дедом всегда катались на нем два круга. Он считал, что так избавляет меня от страха высоты, а я и не боялся совсем. Просто мне нравилось, что мы с ним проводим время только вдвоем, – рассказывал он, чтобы немного снизить градус напряжения.
Но чем выше они поднимались, тем сильнее вжималась в кресло Фарида, испуганная скрежетом железных креплений, проплывающими мимо верхушками деревьев.
