Предел несовершенства

скачать книгу бесплатно

– Какие делишки, Толя? Он на заводе со мной почти тридцать лет трудится, я его мальчишкой помню. А истории, ну, помню одну, когда его на «Скорой» из цеха увозили с приступом аппендицита. Женился на нашей девчонке из цеха, дочка у них. Вот вроде и все истории. Хотя помнишь, у нас недавно на этом участке технологическая авария была, когда все содержимое гальваники спустили в канализацию?

– Ну, смутно так.

– Как смутно? Комиссия еще была. Первый случай в моей практике. Федька тогда в смену работал.

– Василий Егорович, что старое ворошить, про эту аварию все забыли, и вы не вспоминайте.

– Да, лучше забыть. – Василий Егорович хорошо помнил, что это была смена Крупинкина, но воспоминания негативно отражались на его здоровье, и он категорически не хотел к ним возвращаться.

Когда он только стал начальником цеха, был молодым и амбициозным, произошла история, в которой тоже действующим лицом был Крупинкин. Этот случай он давно вычеркнул из памяти, но сейчас вдруг вспомнил, как будто произошло это вчера. Василий Егорович Половцев поежился – воспоминания отравляли ему жизнь.

– А то представляете, что в свете убийства могут «довесить», – продолжал зам.

– Ты же в комиссии от цеха был, комиссия сделала вывод о технологическом характере аварии, а я выговор получил и премии лишился. Нет, что-то тут другое, Толя, другое. Были у Крупинкина свои загадки. Может, Маша что знает?

– Маша – это кто?

– Жена его. Были у Феди свои странности.

– У всех у нас, Василий Егорович, свои странности.

– Нет, тут что-то другое. Другое. Не дай бог, отголоски старой истории!

А у него давление, и часто давит сердце, и вообще он хочет дожить до пенсии.

Глава 9

Где-то далеко звонил колокол, и Юлька не понимала, то ли этот звон идет с неба, то ли из земли. Она открыла глаза, и выяснилось, что мелодия звучит из телефона.

– Да! Говорите!

– Джулия, ты проспишь работа. У меня уже вечер, Мед, а ты в кровать.

– Я не в кровать, Кевин, я спала, и спасибо, что ты меня разбудил.

Телефон запиликал, и связь прервалась. Юлька вдруг совсем без причины вспомнила пушкинскую Татьяну из «Евгения Онегина»: «И ранний звон колоколов, предтеча утренних трудов, ее с постели поднимает». Как красиво говорили и писали тогда о женщинах, как восхищались ими! А что сейчас, как пишут в Интернете, ждала девушка принца, ждала, а пришел почтальон и принес ей пенсию, никакого звона колоколов и романтики…

– Как жаль, что ты уехал, и как я не хотела тебя отпускать! Мне так хорошо было засыпать и просыпаться в твоих объятиях, слышать твой голос, твой смех, видеть твою улыбку и глаза, готовить завтрак и все время чувствовать тебя рядом! Как я не хотела тебя отпускать! Мы не совпадаем сейчас по времени, у тебя вечер, а здесь утро, между нами огромные расстояния, моря и океаны, но мы вместе, несмотря на то что я не могу бросить все и уехать с тобой, точно так же, как ты не можешь бросить все и остаться…

Юлька прошлепала на кухню, налила кофе и вспомнила, что сегодня она планировала встретиться с Марией Петровной Крупинкиной, вдовой убитого гальваника Федора. Правда, об этой встрече Мария Петровна не ведала, но у хорошего журналиста всегда есть пара приемов, чтобы завести нужное знакомство.

Все, что ей удалось узнать про эту семью, умещалось в две строчки репортерского блокнотика. Пенсионерка, дочь уехала в Турцию на заработки, там и осталась. Дом, в котором жили Крупинкины, был так называемой «старой застройки», с массивными окнами и дверями. Подъезд оказался открыт, а вот дверь в квартиру была на удивление дорогой и стильной. Юля нажала на звонок несколько раз, и только через несколько минут дверь открыли.

– Здравствуйте, я журналист местной газеты Юлия Сорнева, готовлю материал о реформе ЖКХ, о советах домов, хочу узнать, как вы оцениваете работу вашего ЖЭКа.

Тетка в старом халате уставилась на нее блестящими очками.

– Ой, я тебя узнала, газету вашу читаю. Хорошо пишешь. Только не до интервью мне сейчас, мужа два дня как похоронила.

– Вы меня простите, как вас зовут?

– Мария Петровна. Да ты проходи, коль пришла. Чай будешь?

– Буду, конечно. Вы уж меня извините, я все квартиры в подъезде обстучала, никого дома нет.

– Так на работе люди, я только вот на пенсии. Федор тоже работал. Это муж мой покойный. Дочь не приехала на похороны, видите ли, из Турции сюда слишком далеко лететь, а то, что мать с отцом последние жилы на нее тянули, это как само собой разумеющееся. Ты проходи, проходи. Я целыми днями одна, поговорить не с кем.

Юлька села на самое удобное место на кухне и облегченно вздохнула, что первый этап она выполнила – встреча состоялась, а дальше только от нее самой зависит, что она сможет вытянуть из этой женщины, чтобы приблизиться к разгадке, кто убил ее мужа. Работа журналиста тем иногда и нравилась ей, что люди охотно шли на контакт и старались рассказать журналисту о своих проблемах, делились сокровенным. Но когда оказывалось, что свои проблемы они никогда не пытались решать сами, а перекладывали их на постороннего человека, пусть даже журналиста, этого она не понимала. Здесь же был тот самый случай, когда откровенность ценилась на вес золота. А Марии Петровне, похоже, очень надо было выговориться.

– Мы в этой квартире всю жизнь прожили, Федькиных родителей это квартира. Он меня сюда совсем молоденькой девчонкой привел, тут дочка выросла, родители его померли. Жизнь вся в квартире и прошла.

– Хорошая квартира, светлая, – согласилась Юля.

– Жаловаться мне нечего. На заводе всю жизнь проработала, муж тоже. – Женщина вздохнула.

– Вы сказали, что мужа похоронили. Примите мои соболезнования. Что с ним случилось?

– Убили его, прямо на заводе и убили. Можно сказать, на рабочем месте и помер.

– Как на заводе убили?! Он у вас, что ли, в охране работал и преступника обезвредил?

– Он гальваником был, простым рабочим. Вот какие-то бумаги после него разбираю, целый пакет. Надо наследные дела оформлять.

– Почему его убили? Ведь если ему угрожали, то вы об этом могли знать. Почему в полицию тогда не обратились?

– Какая полиция! Он, если в первую смену, утром уходил на работу, вечером возвращался. Мы все больше у телевизора любили сидеть, а еще он Интернет любил, на компьютерные курсы пошел несколько лет назад, чтобы разобраться.

– В чем разобраться?

– Письма он кому-то по Интернету писал. Курс доллара смотрел, новости футбольные. Компьютер изъяли следователи, а бумаги я сразу к соседке унесла от греха подальше, вдруг там про деньги что-то есть, а у меня эти бумаги конфискуют? Вот сегодня назад бумаги забрала. – Она потрясла пакетом. – На дочку сильно обиделась, на похороны к родному отцу не приехала, разве так бывает!

– Не держите обиды, Мария Петровна, раз не приехала, значит, не смогла. Там, в Турции, несладко, несмотря на то что есть море, солнце и фрукты. Она там где работает? В отеле?

– Да не знаю я, говорит, что работа хорошая. Звонит раз в полгода, я ее через подружку школьную нахожу, Аню Горшкову. Она в регистратуре поликлиники работает. Ты пей чай, вот коврижка медовая, муж такие любил.

– Но ведь за что-то его убили! Не может быть, чтобы вы приближение беды не чувствовали!

– Что ты заладила, как дятел, не может быть, не может быть! Это мы по молодости друг от друга оторваться не могли, всюду вместе ходили – и на работу, и в гости, а уж когда состарились, так каждый сам по себе. Когда-то меня Федор жалел. Да тебе, молодой, этого не понять. Я свое здоровье на пескоструйке в цехе подорвала, знаешь, какой гадостью дышала, теперь без одышки на второй этаж подняться не могу! Ты пей чай, он остыл уже, – заботливо добавила Мария Петровна.

– Да уж, от работы ни у кого здоровья не прибавляется, я таких заводских историй знаю массу, – тут же придумала Юля.

– Вот погляди, договоры какие-то с подписями. Может, вклады банковские? Федор меня, конечно, не обижал, но прижимистый был мужик. Знаешь, что еще скажу? Что газету твою и твои статьи читаю. Ты молодец, людям простым помогаешь, о ветеранах заботишься. Сердцем пишешь, наверное, родители тобой гордятся, а я вот одна осталась, одинешенька…

– А я без мамы выросла. Так сложилась. Не знаю ее и не помню совсем. Не обижайтесь на свою дочь. Кто любит, всегда прощает.

Мария Петровна всплеснула руками – вот у каждого своя судьба!

– Какие бумаги посмотреть? Давайте, если смогу разобраться.

– Ты молодая, грамотная, к тому же журналистка, разберешься. Думаю, что там должны быть банковские документы. Я ведь дома денег не нашла. Где ж его сбережения, ума не приложу?

Юля взяла увесистую кипу бумаг, и ее глаза от удивления широко раскрылись. Мария Петровна смотрела на нее с надеждой.

– Скажите, вы когда-нибудь отдыхали за рубежом?

– Нет, я отдыхаю на своей даче в Додонове.

– А ваш муж?

– Тоже нет. Вместе на дачу ездим, машина у нас есть, старенькая, правда, но на ходу, муж ее всегда подшаманивал.

– Мария Петровна, я не знаю, что у вас там за дача в Додонове, но вот документы на дом в Испании, город Торревьеха, Коста-Бланка. Площадь дома сто двадцать квадратных метров, три спальни, двести метров от моря. Стоимость дома – двести тысяч евро.

– Это не шутка? – опасливо спросила Мария Петровна.

– Нет, не шутка. Вам нужно нанять юриста и разобраться со своей собственностью. Никаких договоров и вкладов в банк я пока не увидела. Здесь нужен специалист, юрист, который занимается недвижимостью.

– Помоги мне, – вдруг зашептала Мария Петровна. – Никому не верю, все меня «обкрадут».

– Да почему, это ведь не девяностые годы вашей юности! Заплатите юристу, и проблем не будет.

Мария Петровна словно не слышала и продолжала шептать:

– За мной следят, я знаю. Теперь понятно, почему.

– Вы действительно ничего не знали про дом в Испании?

– Конечно, нет, а то зачем я картошку в Додонове выращиваю! Ну, Федька, ну, гаденыш! – И она погрозила кулаком куда-то вверх. – Помоги мне, девочка, не бросай меня. Дочь меня бросила, денег тоже нет. Что делать, не знаю. Должна ведь газета людям помогать!

Глава 10

Она заметила его недавно и подошла к нему сознательно, с глупым вопросом, изобразив случайную встречу.

– Как вам тренажерка?

Уж ей ли не знать про эти тренажерки! Она периодически худела, отжимаясь по двадцать раз от пола, вертела ногами до одурения, это упражнение называлось «велосипед», множество раз приседала, и все под контролем персонального тренера. Все эти напряжения тела были исключительно ради мужчин, без них она не мыслила своего существования.

Жизнь без мужского пола в принципе теряла смысл, поэтому она совершала почти героические подвиги, чтобы он оказался рядом. Дамочка считала, что в ее возрасте женщины проверяются на качество нанесения макияжа, на килограммы и ухоженность, если результаты проверки не соответствуют «золотому стандарту», то женщина будет непривлекательной.

Этот стереотип возник не на пустом месте, укоренился, и выкорчевать его было невозможно.

В ее мире мужчины присутствовали всегда, она трижды была замужем и всех своих официальных мужей так и называла: Муж Один, Муж Два и Муж Три. Между ними еще было несколько самцов, с которыми дело ограничивалось постелью, но до загса не доходило.

Муж Один достался ей по молодости и по глупости и звал ее дурацким именем Люсинда, которое приклеилось к ней среди друзей. Уже потом в умных книжках она прочитала, почему молодые женятся. Оказывается, для того, чтобы узаконить занятия сексом. В этом утверждении была доля правды, они действительно с Мужем Один первое время просто не вылезали из постели, но потом у нее возник целый перечень дамских претензий к мужской половине. В него входили валяющиеся по комнате носки, регулярные посиделки с друзьями и пивом на кухне и, конечно, полное отсутствие внимания к ней, любимой и единственной. Но, как оказалось, она была не очень любимой и совсем не единственной. Раздражение на молодого супруга достигло апогея, и объяснение состоялось бурное, с летающими и бьющимися на кухне тарелками, с криками и скандалами. Из принадлежащей ей комнаты Муж Один исчез, забрав с собой принадлежавшие ему по праву носки.

Одна Люсинда пробыла недолго, Муж Два нашел ее в ресторане, куда пришел с друзьями отмечать что-то юбилейное. Она сразу заметила его за соседним столиком и прошептала подруге:

– Посмотри направо. Мужик – обалдеть!

Мужчина был и правда хорош, такой итальянский тип внешности: смуглая оливковая кожа, темные волосы и пронзительный взгляд шоколадных глаз. Она пошла на интересующий ее объект тараном, пригласила на «белый танец», а потом уж все остальное было делом техники, поскольку он сразу не смог оторвать взгляда от ее красивой груди. Об этом своем достоинстве Люсинда знала и использовала его по назначению в достижении намеченной цели. А цель была одна, простая до примитивности: она захотела, чтобы этот мужчина остался с ней, и он стал Мужем Два.

Муж Два оказался любвеобильным, она ловила его вожделенные взгляды, которыми он провожал чужих женщин, читала его эсэмэски с незнакомых телефонов. Люсинда чувствовала, что он просто бабник, умело маневрирующий в своих любовных похождениях. Возможно, она бы и дальше терпела наличие его многочисленных подружек, но он бросил работу. По его словам, работа риелтора перестала быть для него интересной, а другое занятие он пока не нашел, поэтому и бездельничал на диване. Поиск работы у Мужа Два затянулся и вызывал негодование Люсинды.

Муж Два как-то постепенно перестал радовать душу, ведь денег много не бывает, они нужны не только для ужинов в дорогом ресторане, но и для обычной жизни. Она пускала в ход всю свою женскую хитрость и сообразительность, была мудрой и терпеливой, но все безрезультатно.