banner banner banner
Злой рок. Политика катастроф
Злой рок. Политика катастроф
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Злой рок. Политика катастроф

скачать книгу бесплатно


Если бы мы могли предвидеть экономические, социальные или политические потрясения, то, вероятно, хоть каких-нибудь из них нам удалось бы избежать. В книге «Коллапс» (2011) Джаред Даймонд предложил иную теорию, не столь жесткую, как исторический циклизм, и более похожую на перечень мер, призванных помочь избежать крушения нашему миру, который все сильнее озабочен проблемой изменения климата, вызванного деятельностью человека. «Коллапс» он определил как «резкое падение численности населения и/или потерю политических, экономических, социальных достижений на значительной территории на продолжительное время»[145 - Джаред Даймонд. Коллапс. Почему одни общества приходят к процветанию, а другие – к гибели / Пер. О. Жаден, А. Михайловой, И. Николаева. М., 2016.]. Непосредственной причиной коллапса могли стать непреднамеренный ущерб, нанесенный окружающей среде; естественное изменение климата, не связанное с деятельностью человека; или война (агрессия враждебного соседа). Но с наибольшей вероятностью коллапс наступал в том случае, если то или иное общество не могло справиться с возникшей перед ним угрозой – или угрозами[146 - Jared Diamond, Collapse: How Societies Choose to Fall or Survive (London: Penguin, 2011), p. 11.]. И в отличие от людей, стареющих долго и постепенно, общество может прекратить свое существование в мгновение ока.

…Один из главных уроков, который мы можем вынести из коллапсов прошлого (майя, анасази, остров Пасхи и прочие), как и из недавнего коллапса Советского Союза, состоит в том, что общество может прийти к упадку всего за 10–20 лет после пика рождаемости, расцвета силы и государственной мощи. В этом смысле кривая развития государства может совершенно отличаться от жизни человека, приходящей к упадку после продолжительной старости. Причина проста: рекордное население, потребление ресурсов вызывает рекордную нагрузку на окружающую среду, которая ведет к истощению ресурсов. Таким образом, не удивительно, что распад общества может последовать вскоре за его расцветом[147 - Джаред Даймонд. Указ. соч.][148 - Diamond, Collapse, p. 509.].

Итак, общество либо не может предвидеть причину коллапса; либо не в силах осознать его в тот миг, когда тот происходит (проблема «ползучей нормы»); либо даже не пытается остановить коллапс из-за политических, идеологических или психологических барьеров; либо пытается его остановить, но не достигает успеха.

В книге Даймонд анализирует семь примеров, два (Руанда и Гаити) – из недавнего прошлого, другие – из более далекого: норвежцы Гренландии; жители острова Пасхи (Рапа-Нуи); полинезийцы с островов Питкэрн, Хендерсон и Мангарева; анасази (юго-запад Северной Америки) и майя (Центральная Америка). Кроме того, он рассматривает три истории успеха: тихоокеанского острова Тикопиа; Центральной Новой Гвинеи и Японии времен сегуната Токугава. Важнейшая из его историй – это взрослая версия книги Доктора Сьюза «Лоракс» (1971). В коллапсе, который постиг жителей острова Пасхи – в годы расцвета его население составляло десятки тысяч человек, но к началу XVIII века, когда там впервые появились европейцы, сократилось до полутора-трех тысяч, – по Даймонду, виновны «воздействие человека на окружающую среду, прежде всего вырубка лесов и уничтожение популяции птиц, и политические, социальные и религиозные факторы, стоящие за этим воздействием, – такие, как… сосредоточенность… на строительстве статуй и соперничество между кланами и вождями, приводившие к возведению все больших и больших статуй, что в свою очередь требовало большего расхода древесины, канатов и пищи»[149 - Джаред Даймонд. Указ. соч.][150 - Diamond, Collapse, pp. 118f.]. Лишенная деревьев, способных удержать почву, плодородная земля острова Пасхи страдала от эрозии. Урожаи становились скудными, а запасы древесины истощались, и островитяне уже не могли строить каноэ и выходить в море за рыбой. Это привело к междоусобной войне и в конечном итоге – к каннибализму. Мораль ясна: продолжайте разорять планету – и тогда мы все закончим, как жители острова Пасхи.

Впрочем, есть и альтернативная версия истории островитян. Она гласит, что поселенцы прибыли на остров лишь около 1200 года, а леса исчезли по большей части из-за крыс, завезенных колонистами. Что же до гигантских каменных статуй, то их вовсе не перекатывали в горизонтальном положении на бревнах – им помогали «шагать», удерживая вертикально. Островитяне питались дарами моря и крысиным мясом, а кроме того, выращивали овощи; и коллапс постиг местное общество в результате воздействия европейцев, в частности из-за того, что на острове с 1722 года появились венерические заболевания[151 - Benny Peiser, «From Genocide to Ecocide: The Rape of Rapa Nui», Energy and Environment 16, nos. 3–4 (2005); Terry L. Hunt and Carl P. Lipo, «Late Colonization of Easter Island», Science, March 9, 2006; Hunt and Lipo, The Statues That Walked: Unraveling the Mystery of Easter Island (Berkeley, CA: Counterpoint Press, 2012). Ответ Даймонда: Mark Lynas, «The Myths of Easter Island – Jared Diamond Responds», September 22, 2011, Mark Lynas (blog), https://www.marklynas.org/2011/09/the-responds/. См. также: Paul Bahn and John Flenley, «Rats, Men – or Dead Ducks?» Current World Archaeology 49 (2017), pp. 8f.]. Согласно еще одной гипотезе, население острова проредили южноамериканские работорговцы[152 - Catrine Jarman, «The Truth About Easter Island», The Conversation, October 12, 2017, https://theconversation.com/the-its-85563.]. Это большая разница по сравнению с тем, о чем рассказывает «Лоракс».

Но, кажется, более широкий аргумент Даймонда – согласно которому коллапс представляет собой феномен не только экологический, но в той же мере политический и социальный, – можно сохранить. В книге «Кризис» (2019) он пишет: «…Государства переживают общенациональные кризисы, которые завершаются различными – позитивными или негативными – исходами и подразумевают общенациональные изменения… Успешное преодоление внешнего или внутреннего давления требует внесения выборочных изменений. Это верно как для государств, так и для отдельных людей»[153 - Джаред Даймонд. Кризис. Каков механизм преодоления кризиса? / Пер. В. Желнинова. М., 2020.].

Одна из самых давних идей в политической мысли Запада – аналогия между отдельным человеком и политическим телом. Вспомните фронтиспис Абрахама Босса для «Левиафана» Томаса Гоббса: над пейзажем, подобно башне, высится фигура в короне, а ее туловище и руки составлены из более чем трех сотен человек. Даймонд возрождает эту идею, рассматривая семь конкретных случаев национального кризиса и его преодоления: в Финляндии, Японии, Чили, Индонезии, Германии, Австралии и США. На основе этих примеров Даймонд формулирует двенадцать стратегических шагов, которые, по его мнению, позволяют справиться с национальным кризисом:

1. Первый шаг к преодолению кризиса – идет ли речь о личности или о нации – признать, что кризис существует.

2. Следующий шаг – принять вашу личную / национальную ответственность за меры, которые необходимо реализовать.

3. Третий шаг – «возвести ограду» (не обязательно материальную), чтобы обозначить личные/национальные проблемы, требующие решения.

4. Дальше может оказаться очень полезной материальная и эмоциональная поддержка от других людей/наций.

5. Возможно, вы сумеете обратить себе во благо опыт других людей/наций, сделав их ролевой моделью для решения проблем.

6. Вероятность того, что вы преуспеете, выше, если вы обладаете «силой эго», которая в случае государств будет называться чувством национальной идентичности.

7. Даймонд также рекомендует «честную самооценку» как личностям, так и государствам.

8. Если в прошлом вы уже переживали личные/национальные кризисы, это поможет.

9. Кроме того, поможет терпение.

10. Хорошая идея – проявить гибкость.

11. Пользу принесет и наличие «глубинных ценностей».

12. Помимо прочего, поможет и свобода от личного/геополитического принуждения[154 - Jared Diamond, Upheaval: How Nations Cope with Crisis and Change (London: Allen Lane, 2019).].

Проблема в том, что на самом деле современные национальные государства не слишком похожи на отдельных людей. Намного точнее будет сказать, что они, как и любая крупная полития, представляют собой сложные системы – и не подчиняются тем широким «гауссовым» законам, под которые подпадают отдельные представители нашего вида. Например, для взрослых людей характерен примерно одинаковый рост. Гистограмма человеческого роста – это классическая колоколообразная кривая, причем большинство из нас попадают в пределы от пяти до шести футов (ок. 152–183 см), и нет никого ниже двух футов (ок. 61 см) или выше восьми (ок. 244 см). Нет людей размером с муравья или с небоскреб. С национальными государствами (эта форма политического устройства лишь недавно начала преобладать в истории) все иначе. На два мегагосударства – Китай и Индию – приходится 36 % населения мира. Затем идут 11 больших государств, от США до Филиппин, в каждом из которых – более ста миллионов человек, суммарно чуть больше четверти мирового населения. 75 стран среднего размера, в которых проживает от десяти до ста миллионов человек, дают еще треть населения планеты. И есть еще 71 государство с населением от 1 до 10 миллионов (5 % человечества), 41 страна с населением от 100 тысяч до 1 миллиона (0,2 %) и, наконец, 33 государства с менее чем сотней тысяч жителей.

Размеры государств не подчиняются нормальному распределению, равно как и кризисы. Масштабные потрясения, которые так любят изучать историки – войны, революции, финансовые крахи, государственные перевороты, – отличаются тем, что происходят редко, оказывают мощное воздействие и располагаются в хвостах распределений, ни в коей мере не являющихся нормальными. Великие революции, свершившиеся в истории – подобные английской, американской, французской, русской и китайской, – не происходили везде и повсюду. В истории большинства стран можно найти лишь несколько непримечательных восстаний. Человеческая жизнь – это совсем другая история. Возможно, не у каждого случаются кризисы подросткового и среднего возраста, но все же мы сталкиваемся с ними достаточно часто для того, чтобы эти термины не требовалось никому объяснять. Количество детей у нас по большей части варьируется от одного до четырех. Почти у всех людей случаются те или иные проблемы со здоровьем. И, как отмечалось в первой главе, все мы умираем – обычно в сравнительно узком возрастном диапазоне, который, опять же, подчиняется нормальному распределению. Итак, жизнь человека чаще всего следует некоему циклу. Некоторые национальные государства, напротив, живут очень долго. Соединенному Королевству уже более четырех сотен лет (а страны, составляющие его, гораздо старше), Соединенным Штатам – около двухсот пятидесяти. Для других характерны невероятные институциональные разрывы. Китайские руководители любят повторять, что Китаю примерно пять тысяч лет, но это просто небылица, которая зародилась благодаря иезуитам, возводившим начало китайской истории к 2952 году до нашей эры. А официальный статус этой выдумке придал Сунь Ятсен, признавший легендарного Желтого императора (Хуан-ди, чье правление, как считается, началось в 2697 г. до н. э.) в качестве первого правителя Китая. По сути же, Китайская Народная Республика лишь недавно отпраздновала 70-летний юбилей, так что она на двенадцать лет моложе, чем Джаред Даймонд. И большинство национальных государств мира немногим старше, поскольку они, подобно Индонезии, сформировались в период деколонизации, который начался по завершении Второй мировой войны. Какова ожидаемая продолжительность жизни при рождении у национального государства? Никто этого не знает.

Одним словом, ожидать, что национальные государства будут вести себя как люди, – это такая же явная категориальная ошибка, как пытаться определить частоту аварий на трассах, исходя из представления о двигателе внутреннего сгорания. Именно потому, что на сложные политии не распространяются те ограничения, какие налагаются на каждого человека, сравнение Даймонда сбивает с столку. (А попытки применить его ко всему человечеству приводят в еще большее замешательство.) В каждом из семи случаев, о которых пишет Даймонд, конкретная нация успешно преодолела разразившийся кризис (или кризисы). В выборке отсутствуют и государства, которые безвозвратно распались (как тот же Советский Союз или Югославия), и бывшие колониальные протектораты, не получившие статус независимого государства, и неисчислимые этнические группы, так и не сумевшие добиться права на самоуправление. Если национальные государства – это те же люди в увеличенном масштабе, что тогда представляют собой подобные случаи? У политий – для которых разделение на части не всегда фатально – есть возможности, какие нам, людям, просто недоступны.

Проклятие Кассандры

«Возможно ли счесть наше нынешнее чрезвычайное положение не убогой драмой, а классической трагедией? – спрашивал американский драматург Дэвид Мэмет в июне 2020 года. – И что в нашем случае навлекло чуму на Фивы?»[155 - David Mamet, «The Code and the Key», National Review, May 14, 2020, https://www.nationalreview.com/magazine/2020/06/01/the-the-key/.] И это законный вопрос. Ведь если история не циклична и не подражает жизненному циклу отдельно взятого человека – тогда, вероятно, она драматична? И воссоздает в гораздо более широком масштабе – на «мировой сцене» – классические театральные взаимодействия?

Самые знаменитые катастрофы – это трагедии. Именно так их привычно описывают журналисты. Но некоторые бедствия трагичны в прямом смысле – иными словами, они следуют канонам классической трагедии. В них, как у Эсхила в «Агамемноне», есть и пророк, и хор, и царь. Пророк провидит грядущую беду, хор сомневается, а царь – обречен.

ПРЕДВОДИТЕЛЬ ХОРА
Сей дом – Атридов. Коль сама не ведаешь,
Где ты, – вот, я поведал, не солгал тебе.

КАССАНДРА
Богопротивный кров, злых укрыватель дел!
Дом – живодерня! Палачей
Помост! Людская бойня, где скользишь в крови.

ПРЕДВОДИТЕЛЬ ХОРА
Она – ищейка ловчая, и крови дух
Далече чует: нюхает, и сыщет кровь.

КАССАНДРА
Вот они, вот стоят, крови свидетели!
Младенцы плачут: «Тело нам
Рассекли, и сварили, и отец нас ел».

ПРЕДВОДИТЕЛЬ ХОРА
В молве слывешь ты вещею провидицей;
Но, знай, не ко двору здесь прорицатели[156 - Эсхил. Трагедии / Пер. Вяч. Иванова. М., 1989.][157 - Aeschylus, Agamemnon, in The Oresteia, trans. Ian Johnston (Arlington, VA: Richer Resources, 2007), loc. 599, Kindle. [На русском языке: Эсхил. Трагедии / Пер. Вяч. Иванова. М., Наука, 1989. С. 105.]].

Кассандру в качестве рабыни привез из покоренной Трои победоносный Агамемнон. Но жена царя, Клитемнестра, решает убить мужа – так она мстит за их дочь Ифигению, которую Агамемнон много лет тому назад принес в жертву богам ради попутного ветра, отправляясь на Троянскую войну. А еще Клитемнестра хочет, чтобы ее любовник Эгисф стал царем вместо Агамемнона. Кассандра совершенно ясно видит все, что произойдет в будущем. Но на нее наложено проклятие: она не в силах никого убедить.

Пророчество Кассандры о падении Трои (слева) и ее смерть (справа). Ксилографическая иллюстрация из книги Джованни Боккаччо De mulieribus claris («О знаменитых женщинах») в переводе Генриха Штайнхёфеля. Отпечатана в мастерской Иоганна Цайнера, Ульм, ок. 1474 г.

КАССАНДРА
Содеять что – хочешь, проклятая?
Того, с кем ты спала, зачем —
Его встречая – в баню повела?.. Зачем?
Что дале – не вижу. Спешат. В чью-то руку
Что-то сует рука…

ПРЕДВОДИТЕЛЬ ХОРА
Еще не разумею. Словно бельмами,
Вещание загадками мне застит свет…

ХОР
Но из провидцев, кто смертным добро вещал?[158 - Aeschylus, Agamemnon, loc. 599, 617. [На русском языке: Эсхил. Трагедии / Пер. Вяч. Иванова. М., Наука, 1989. С. 106–107.]]

КАССАНДРА
Но взыщет пеню божий суд за эту кровь.
Отца отмститель, матереубийца – сын,
Придет воздатель и мою вспомянет кровь.
Скиталец по чужбинам, он придет домой
Замкнуть звеном последним роковую цепь[159 - Эсхил. Указ. соч.][160 - Aeschylus, Agamemnon, loc. 689. [На русском языке: Эсхил. Трагедии / Пер. Вяч. Иванова. М., Наука, 1989. С. 111.]].

Когда Агамемнона действительно убивают, хор погружается в смятение и раздор. Эсхил заставляет певцов нерешительно спорить о том, как реагировать на смерть их царя[161 - Aeschylus, Agamemnon, loc. 727, 748.]. Пророчество неумолимо исполняется во второй и третьей частях «Орестеи». Во второй трагедии, «Хоэфоры» («Плакальщицы»), сын Агамемнона, Орест, возвращается в Аргос и вместе со своей сестрой Электрой замышляет убийство матери и ее любовника. Он совершает матереубийство, и его начинают преследовать Эринии. В третьей трагедии, «Эвмениды» («Благосклонные»), Орест ищет справедливости у Афины – и получает ее в виде первого в истории суда присяжных.

В этих трагедиях предельно ясно показано, что ждет того, кто бросит вызов богам. Сам Орест страшными словами описывает «гнев кровной вины», с которым он столкнется, если не отомстит за смерть отца: «Коростом хворь насядет и вгрызется в плоть, // Гнилым источит зубом человечий вид, // Оденет кости белыми лохмотьями. // Но язвы ль только?»[162 - Там же.][163 - Aeschylus, The Libation Bearers, in The Oresteia, trans. Ian Johnston (Arlington, VA: Richer Resources, 2007), loc. 1074, Kindle. [На русском языке: Эсхил. Трагедии / Пер. Вяч. Иванова. М., Наука, 1989. С. 133.]]. Афины же берутся под защиту от таких бедствий «благосклонными», после того как те примиряются с оправданием Ореста. И хор поет:

Ты не вей,
Вредный древу черный ветр!
Властно пенье кротких чар.
Ты, зной,
Знай предел, хмельной лозы
Щади росток, щади глазок!
Засуха, бесплодье,
Порча, ржа, не троньте нив!..

Не ярись, не бушуй,
Брань междоусобная!
Ненасытный злой мятеж!
Черная ль кровь напоила твой прах, пресвятая,
Оставь живущим
Пеню за грех: новой
Крови не требуй, Земля!
Царствуй меж граждан, взаимность![164 - Эсхил. Указ. соч.][165 - Aeschylus, The Kindly Ones, in The Oresteia, trans. Ian Johnston (Arlington, VA: Richer Resources, 2007), loc. 2029, Kindle. [На русском языке: Эсхил. Трагедии / Пер. Вяч. Иванова. М., Наука, 1989. С. 191–193.]]

Бедствие в Древней Греции вовсе не было чем-то невообразимым: оно всегда таилось поблизости и его сдерживала лишь благосклонность богов.

Еще одно похожее несчастье мы встречаем у Софокла в трагедии «Царь Эдип», где на Фивы падает божья кара в виде чумы.

…Ты видишь сам: наш город
Добычей отдан яростным волнам;
С кровавой зыбью силы нет бороться,
Нас захлестнула с головой она.
Хиреют всходы пажитей роскошных;
Подкошенные, валятся стада;
Надежда жен в неплодном лоне гибнет;
А нас терзает мукой огневицы
Лихая гостья, страшная чума[166 - Софокл. Драмы / Пер. Ф. Зелинского. М., 1990.][167 - Sophocles, Oedipus Rex, trans. Francis Storr (London: Heinemann, 1912). [На русском языке: Софокл. Драмы / Пер. Ф. Зелинского. М., Наука, 1990. С. 6.]].

Как гласит пророчество дельфийского оракула, Эдип должен найти убийцу царя Лая, своего предшественника. Но местный прорицатель Тиресий знает, что сам Эдип его и убил и что он совершил не только отцеубийство, но и инцест, женившись на своей матери Иокасте. Эдип осознает, в каком неприятном положении оказался, и исполняет пророчество Тиресия, ослепляя себя.

Ричард Кларк и Рэндольф Эдди предположили, что многие современные бедствия вторят классическим трагедиям[168 - Richard A. Clarke and R. P. Eddy, Warnings: Finding Cassandras to Stop Catastrophes (New York: HarperCollins, 2018).]. Ураган «Катрина»; авария на атомной станции «Фукусима-1»; расцвет ИГИЛ

; финансовый кризис – во всех этих случаях была Кассандра, которую никто не услышал. В «коэффициенте Кассандры» Кларка и Эдди – четыре составляющих: угроза бедствия; пророк; тот, кто принимает решения; и критики, пренебрегающие предупреждением и отвергающие его. В этой системе координат бедствия предсказуемы – но разнообразные когнитивные искажения, словно сговорившись, мешают предпринять необходимые упреждающие действия. Катастрофу тяжело вообразить, если ничего подобного не происходило прежде (или недавно); или если все ошибочно полагают, что она невозможна; или если ее масштаб превышает все мыслимые пределы; или если она просто кажется слишком нелепой[169 - Clarke and Eddy, Warnings, pp. 171–176.]. Возможно, Кассандрам недостает умения убеждать. Или же на тех, кто принимает решения, влияют диффузия ответственности, «инерция повестки дня», регуляторный захват, интеллектуальная ограниченность, идеологические шоры, откровенная трусость или бюрократические патологии, как, например, «разумная достаточность» (обращение к проблеме без ее решения) или утаивание жизненно важной информации[170 - Clarke and Eddy, Warnings, pp. 177–181.]. А «хор» – мнение не столько общества, сколько экспертов, – может пасть жертвой самых разных предрассудков, таких как жажда определенности (рандомизированные контролируемые исследования, рецензированные статьи), привычка развенчивать любую новую теорию или же необратимые затраты на инвестиции в «устоявшуюся науку»[171 - Nick Bostrom, Anthropic Bias: Observation Selection Effects in Science and Philosophy (New York: Routledge, 2002); Charles S. Taber and Milton Lodge, «Motivated Skepticism in the Evaluation of Political Beliefs», American Journal of Political Science 50, no. 3 (2006), pp. 755–769.], не говоря уже об искушении провозвещать бесконечную ложь в авторских колонках на страницах газет и в ток-шоу.

Многие эксперты страстно желают исчислить риск – и не особенно любят неопределенность. Эта разница важна. Как утверждал в 1921 году Фрэнк Найт, «неопределенность… радикально отличается от привычного представления о риске… Измеримая неопределенность, или собственно „риск“, настолько отличается от неизмеримой, что по существу вообще не является неопределенностью»[172 - Фрэнк Хейнеман Найт. Риск, неопределенность и прибыль / Пер. М. Каждана. М., 2003.]. Время от времени будут происходить события, «настолько уникальные, что не существует других событий или достаточного их числа, благодаря которым подобные случаи можно было бы свести в таблицу, сформировав основу для любого сколь-либо ценного вывода о какой-либо вероятности»[173 - Frank H. Knight, Risk, Uncertainty and Profit (Boston: Houghton Mifflin, 1921). См. также: John A. Kay and Mervyn A. King, Radical Uncertainty: Decision-Making Beyond the Numbers (New York: W. W. Norton, 2020).]. Ровно о том же в 1937 году замечательно писал Джон Мейнард Кейнс в отповеди критикам своей «Общей теории»[174 - Полное название – «Общая теория занятости, процента и денег».]:

Когда я говорю о «неопределенном» знании… я не просто желаю отделить известное наверняка от того, что всего лишь возможно. Как я понимаю, в игре в рулетку нет места неопределенности… Лишь немного неопределенной является продолжительность жизни. То же можно сказать и о погоде. Когда я говорю «неопределенность», в голову приходят примеры грядущей общеевропейской войны или… ставка процента через двадцать лет… У нас нет надежной научной основы, чтобы вычислять вероятность подобных событий хоть с какой-нибудь точностью. Можно сказать и проще: мы не знаем[175 - John Maynard Keynes, «The General Theory of Employment», Quarterly Journal of Economics 51, no. 2 (1937), p. 214.].

И что еще хуже, из-за огромного числа когнитивных искажений нам едва поддаются даже исчислимые риски. В своей знаменитой статье Даниэль Канеман и Амос Тверски на опытном материале показали, что даже в самых простых ситуациях люди не могут как следует оценить вероятности различных событий. Сначала психологи выдали каждому участнику эксперимента по тысяче израильских фунтов[176 - Израильский фунт – национальная валюта Израиля в 1952–1980 годах.]. На выбор предлагались два варианта: (a) выиграть дополнительную тысячу фунтов с вероятностью 50 % и (b) получить 500 фунтов. Лишь 16 % опрошенных выбрали первый вариант и 84 % предпочли второй. Затем Канеман и Тверски попросили тех же людей вообразить, что у них есть по две тысячи фунтов, и выбрать один из двух вариантов: (с) потеря тысячи фунтов с вероятностью 50 % или (d) гарантированная потеря 500 фунтов. На сей раз большинство (69 %) решило рискнуть, и лишь 31 % участников выбрали второй путь. Любопытно, что в материальном отношении обе задачи есть одна и та же задача. В обоих случаях респонденты выбирали между лотереей первого варианта – с равной вероятностью 50 %-й итоговый выигрыш мог составить как тысячу (a), так и две тысячи фунтов (c), – и определенностью второго, когда им доставалось 1500 фунтов (b и d). В этом и прочих экспериментах исследователи обратили внимание на удивительную несимметричность реакции людей: неприятие риска, когда речь шла о выигрышах, сменялось желанием рискнуть как следует и по возможности предотвратить убытки[177 - Daniel Kahneman and Amos Tversky, «Prospect Theory: An Analysis of Decision Under Risk», Econometrica 47, no. 2 (March 1979), pp. 263–292.].

«Нарушение инвариантности» – лишь одно из множества возможных эвристических искажений (искаженных способов мышления или обучения), которые и отличают реальных людей от homo oeconomicus


Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
(всего 10 форматов)