скачать книгу бесплатно
Snow Job: Большая Игра
Дженни Ферченко
«Snow Job: Большая Игра» – это откровенная история о ложных и истинных ценностях, о больших и мизерных деньгах, о тщеславии, алчности и сделках с совестью, а также о большой, но неосознанной любви. Содержит нецензурную брань.
Моей любящей маме,
чья любовь для меня – мой духовный Эверест.
Это художественное произведение. Имена, персонажи, места и события – продукт творчества и выдумки автора. Любые совпадения с реальными людьми или событиями – чистая случайность.
Благодарность автора
Огромное спасибо моим родителям, которые не всегда в меня верили, но тем не менее поддерживали меня как могли в течении всего процесса написания книги.
Я благодарна своей очень талантливой сестре – Лесе Лотыш, чьи картины и оригинальные идеи оказали большое влияние на моё творчество.
Особенно я признательна своему замечательному мужу за любовь, поддержку, терпение, и за возможность отдавать то же втройне.
Я благодарю всех моих друзей и всех людей, кто так или иначе повлияли на моё творчество, и, в частности, вовремя уволившего меня начальника и моего друга Фабиана Болина, с его впечатляющей победой над лейкемией.
«Главное, самому себе не лгите. Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть входит в неуважение и к себе и к другим. Не уважая же никого, перестает любить, а чтобы, не имея любви, занять себя и развлечь, предается страстям и грубым сладостям, и доходит совсем до скотства в пороках своих, а все от беспрерывной лжи и людям и себе самому. Лгущий себе самому прежде всех и обидеться может. Ведь обидеться иногда очень приятно, не так ли? И ведь знает человек, что никто не обидел его, а что он сам себе обиду навыдумал и налгал для красы, сам преувеличил, чтобы картину создать, к слову привязался и из горошинки сделал гору, – знает сам это, а все-таки самый первый обижается, обижается до приятности, до ощущения большего удовольствия, а тем самым доходит и до вражды истинной…»
Федор Михайлович Достоевский
Пролог
Тут нет ничего, чего бы вы не могли услышать. Почему именно вам я хочу рассказать, именно вам, – не знаю; может быть потому, что я вас очень люблю. Эта несчастная женщина глубоко убеждена, что она самое павшее, самое порочное существо из всех на свете. О, не позорьте ее, не бросайте камня. Она слишком замучила себя самое сознанием своего заслуженного позора! И чем она виновата, о боже мой! О, она поминутно в исступлении кричит, что не признает за собой вины, что она жертва людей, жертва развратника и злодея; но что бы она вам не говорила, знайте, что она сама первая не верит себе и что она всею совестью не верит, напротив, что она… сама виновата.
Морозный воздух кусает мои щеки и руки. Я опираюсь на крыльцо, и в этот момент айфон выскальзывает из пальцев и падает экраном вниз на каменные плиты.
Они его убьют! Они убьют его, а потом убьют меня…
Моя душа кровоточит, и кровь медленно, беспокойно, тихо и неуклонно поглощает всю меня.
За окном колышется высокая, тонкая береза посреди иссохшего, бесцветного сада. Слабый ветер играет бахромой её длинных ветвей, и крошечные, мерцающие снежинки вспыхивают и сгорают в золотом огне низкого, слепящего солнца, возвещая о начале зимы.
Снежинки окутывают холодную, грязную землю серебряной шалью, очищая все грехи лета и осени… и этот управляемый хаос, в котором мы все погрязли, – огромный ресурс власти для таких людей как Акбар, для тех, кто, не моргнув глазом, сделают всё, что угодно, совершат самое безжалостное насилие только ради того, чтобы защитить свои деловые интересы.
Я ушла от него, знаете почему? Именно что бы доказать только мне, что он – низкая тварь. О, может быть вы этого не поймете… Знаете ли, что в этом всем обмане для него, может быть, заключается какое-то ужасное, неестественное наслаждение, точно отмщение кому-то. Иногда я пыталась ему помочь, чтобы он как бы опять видел вокруг себя свет; но тотчас же опять возмущался и до того доходил, что меня же с горечью обвинял за то, что я высоко себя ставлю, и что он ни от кого не требует ни высокомерного сострадания, ни помощи, ни «возвеличения до себя».
Всё вокруг – словно чистое полотно, снежная пелена, защищающая новый урожай, освобождающая место для новой жизни.
Я искренне радуюсь солнцу. Новый день настал. Я вдыхаю его свежесть. Мне не надо никуда бежать. Всё, что мне нужно, находится прямо здесь, в моем сердце, в моем кровоточащем сердце… Даже если оно перестанет биться, уже никто не сможет забрать воспоминание, как он держал мое лицо в своих руках.
Мы все хотим познать красоту жизни, но чего-то всегда не хватает. Однако ничто не мешает познать красоту смерти… впрочем, немногие желают воспользоваться этой возможностью.
Если я умру сегодня, то вкушу эту красоту.
Все замедляется в сонной тишине. Улыбаюсь ленивому солнцу, снегу на ветвях, счастью в своей душе, которое он увидел раньше, чем увидела его я.
Если я не могу спасти его, то, по крайней мере, могу рассказать эту историю.
Глава первая. Леман Бразерс
Темные стены офисной душевой кабинки давят на меня, как стены гроба, затягивая в свою черноту. Вытирая пот бумажными полотенцами и застегивая строгую черную юбку, я всё ещё чувствую, как вчерашний снежок лениво тает во мне.
Почему он сказал, что я могу пропустить утреннюю планерку? За последние два года он мне не позволил пропустить ни одной планерки. Алекс всегда твердил: «Неважно насколько ты пьяная, обдолбанная, больная или уставшая – в 6:30 ты должна быть на собрании и конспектировать всё, что скажут аналитики».
И что это был за поцелуй? Он был таким нежным, таким настоящим… как будто он никогда не целовал меня раньше – может он, наконец-то, понял, что любит меня?
Мне становится всё жарче, жилки на висках пульсируют всё сильнее, я вся покрываюсь потом и больше не могу себя сдерживать.
Я наклоняюсь над раковиной и меня тошнит.
Стараясь не запачкать блузку, я быстро смываю зеленые и желтые нечистоты, вытирая всё насухо. Головокружение буквально убивает меня, но я должна держаться. Сейчас не плохо было бы бахнуть крепкого черного чая с сахаром. Заодно и горький привкус во рту прошел бы. Именно такой чай для меня заваривала мама…
Блин, я опаздываю! Сейчас планерка уже закончится, и все начнут разбредаться по своим рабочим местам.
Неожиданно новая волна поднимается из желудка и меня рвет… снова и снова… У меня едва хватает сил, чтобы открыть кран и смыть рвоту. Я обессиленно падаю на деревянную скамью у душевой кабинки. Похожая стояла в саду у мамы – цветущие розы и георгины, сладкий, пьянящий запах цветов и винограда. Мама гладит меня по голове, читая «Преступление и наказание»: «Ты иногда необычайно, страстно влюблена в страдания».
Нет! Не нужен мне твой чай. Я ненавижу его, особенно с сахаром! У меня престижная работа. Я инвестиционный банкир и не в каком-нибудь Хухуево-Кукуево, а, на минуточку, в Лондоне. В меня тут верят. Я не могу пренебрегать интересами банка и должна быть на рабочем месте вовремя.
Я быстро поднимаюсь и мою руки. Точно так же, как сделал это Алекс несколько минут назад. С таким же отстраненным видом, я надеваю пиджак, аккуратно зачесываю в хвост волосы и тихонько закрываю за собой тяжелую, деревянную входную дверь.
В пустом, холодном, отделанном золотом и мрамором в викторианском стиле холле, я, нетерпеливо, что бы не дай Бог не поймали, жду этот дурацкий, никуда не спешащий, полный зеркал лифт, в котором со всех сторон отражается моё бледное лицо. Хотя, если покрутиться, то можно увидеть и более интересную часть тела, как говорит Алекс, «самую отпадную задницу на трейдинге».
Через несколько мгновений двери наконец-то открываются, и я бодрым шагом выхожу в огромное, открытое, кишащее офисным планктоном, пространство с сильным запахом денег.
Я «надеваю» профессиональную улыбку и иду мимо пустых стеклянных офисов начальства, где этот запах особенно едкий.
Моя улыбка приобретает более самодовольный оттенок при воспоминании о том, как мы забавлялись с Алексом буквально полчаса назад, о его сильных руках, закрывающих мои рот и нос… как я не могла дышать, ощущая дрожь по всему телу. Наш маленький секрет…
Поправив юбку, я иду к своему столу.
– Катя, ты сегодня полдня работаешь? – доносится «дружелюбное» приветствие немецкой коллеги.
Она демонстративно стучит ногтем по циферблату Картье, показывая 7:15 утра.
– Полдня – ползарплаты, – ехидно констатирует она с ярко выраженным немецким акцентом. Такие, наверно, служили в гестапо… Её приглаженные гелем волосы и сердитое лицо без капли макияжа ещё больше подтверждают эту мысль.
– Я пришла раньше всех, – честно говорю я. – Просто бегала за кофе, – пытаюсь оправдаться я перед этой фригидной брюзгой, в этом смысле полностью оправдывающей своё прозвище Дева Мария.
– Похоже, тебе нравится кофе с молоком, – усмехается потаскушного вида светловолосая полячка, сидящая напротив, – не забудь вытереть усы, – хихикает она, попивая свой капучино.
– У тебя тут что-то… – парирую я, указывая на пенку от капучино над её верхней губой.
Не сказав ни слова, она быстро вытирает её, манерно делая вид, что очень занята.
Как только я логинюсь в свой компьютер, тут же все мои шесть мониторов начинают мерцать бесчисленными запросами от клиентов.
В это же время вибрирует мой телефон. Сообщение от Алекса: «Продай ту структурную сделку, что я говорил. Сейчас же».
«Какая маржа?» – быстро печатаю я в ответ, вспоминая его устрашающий взгляд, возникающий всякий раз, если я не уточняю на сколько нагреть клиента.
«Все равно. Просто продай. Быстро!»
Впопыхах отвечая паре–тройке клиентов в чате, я набираю номер хедж фонда в Ливии.
– Ас-салам аллейкам, Ахмад. Это Катя из Леман Бразерс в Лондоне. Киф аль-халь? – я спрашиваю «как дела» по-арабски, чтобы расположить к себе моего контрагента.
– Катя, аллейкам ас-салам. Ты теперь учишь арабский? Вери гуд! – говорит Ахмад, жуя что-то.
– Я же в Лондоне живу, – отвечаю я, – ходила в клуб вчера ночью, там было с кем попрактиковаться.
– Приезжай в Ливию. Познакомлю тебя с молодым и очень богатым шейхом. Ты ему понравишься, – игриво сообщает он.
– Очередной нефтяной принц? – так же игриво спрашиваю, одновременно продавая пол корабля золотых слитков греческому банку, зарабатывая на этом пять процентов комиссии – это заслуживает отдельной благодарности от Алекса.
– Металлы. Сейчас он интересуется литием. Если ты найдешь хорошую цену, он женится на тебе, и тебе никогда не придется снова работать!
– И что, мне придется присоединиться к его многочисленному гарему? – фыркаю я, поймав на себе осуждающий взгляд Девы Марии.
– Нет, нет, хабибти! Ты будешь его принцессой, – отвечает Ахмад.
– Посмотрим, – брякаю я, особо не ведясь на этот бред.
– Так как там с ценой на мою структуру? – спрашивает он, растягивая букву «р».
– Тебе повезло, у нас сегодня распродажа, – азартно отвечаю я, обновляя калькулятор цен с рыночными котировками.
– Так, посмотрим… она тебе обойдется в два миллиона триста тысяч долларов, – озвучиваю я, пытаясь заработать двести тысяч долларов.
– Катя, хабибти, другой банк предлагает купить за два миллиона долларов, – нагло блефует он, явно занижая, пытаясь развести меня на ниже рыночной себестоимости.
– Ахмад, хабиби, это же твой величайший ум придумал столь прекрасный продукт с заёмным капиталом, сложной документацией и нелинейными платежами из разных оффшорных структур, – заливаю я в восточной манере. – Внедрить такой схематоз стоит недешево.
– Женщина, ты хоть знаешь, что несешь! – резко отвечает Ахмад, так, что хочется бросить трубку и убежать в туалет. – Мы делали эту сделку с Алексом много раз.
Я глубоко вдыхаю и обновляю цену, которая уменьшилась на пятьдесят тысяч к данному моменту.
– Ладно, давай, ты платишь два миллиона сто пятьдесят тысяч долларов[1 - Премия/плата за продукт, который клиент покупает – примеч. ред.].
– Сделано! – неожиданно вскрикивает Ахмад так, что мне приходится быстренько мобилизоваться и перекрыть все риски на рынке, как того и требует вездесущий Британский финансовый регулятор[2 - Речь идет о сложной, многоуровневой сделке, состоящей из различных финансовых инструментов, в том числе и открытых позиций по ФОРЕКС, которые должны сразу же перекрываться по всем коммерческим сделкам.].
– Премию за своп[3 - Процентный своп – производный финансовый инструмент, по которому одна сторона в определенную дату заплатит второй стороне фиксированный процент на определенную сумму и получит платеж на сумму процента по плавающей ставке от второй стороны.], как обычно, ты переводишь на наш оффшорный счет на Кипре, хорошо? – говорю я, открывая разные системы. Надо, что бы выглядело так, что все эти сделки не связаны между собой, иначе моему прекрасному работодателю придется выложить кругленькую сумму для обеспечения этой транзакции. Единственный человек, который знает, что эти сделки связаны, это человек, который их регистрирует. То есть – я.
– Да, только заведи его отдельной сделкой на Кайманах, а нас тут шариатские законы, сама знаешь, проценты нельзя получать, – умиротворенно говорит Ахмад под крики чаек на заднем фоне.
– Уже сделала, – отвечаю я, переключаясь на следующий запрос от Римской католической церкви на свопцион[4 - Свопцион (англ. swaption) – производный финансовый инструмент, опцион на своп, контракт, дающий право его покупателю заключить сделку «своп» с оговоренными параметрами и фиксированной ценой в будущем.] в сербском динаре.
Господи, как я буду это котировать? Сколько надбавки необходимо заложить?
Красная строчка: «Px +», означающая «Где моя гребанная цена?», уже достала мигать у меня перед глазами, и я котирую «5.5–6 %» – достаточно широко, на случай, если рынок резко двинется против меня. Уровень адреналина в крови зашкаливает, так как каждая десятичная дробь может стоить мне десять тысяч долларов.
Появляется новая красная строка: «Рыночный спред[5 - Разность между лучшими ценами заявок на продажу и на покупку в один и тот же момент времени на какой-либо актив.] 0.2 %. Px +».
– Какую цену ему давать? – спрашиваю я Деву Марию, как старшую по званию, разрываясь между другими запросами и Ахмадом, который требует официального подтверждения своей сделки.
– Осторожно! Эта церковь обдерет тебя как липку! – выкрикивает она в ответ своим металлическим голосом.
– Да знаю я, – говорю, пересчитывая свопцион, но цифры хаотично прыгают по экрану, от чего мне становится не по себе. Влетать в минус совершенно не хочется. Алекс по головке не погладит.
На мгновение я останавливаюсь, увидев худое, уставшее лицо в отражении одного из своих мониторов. Оно смотрит на меня посреди мерцающих цифр как мрачный призрак… непонятно только кого…
Неожиданно ко мне подбегает раскрасневшийся трейдер и орёт:
– Ты какого хрена завела этот ливийский своп мне в реестр?! У тебя что – совсем голова в жопе?
– Сорри… – лихорадочно оправдываюсь я, всё ещё пытаясь трясущимися руками котировать словенскую церковь: «4.7–4.9 … 4.1–4.3…»
– Ты что не понимаешь, что ты запорола весь наш чистый баланс! – разрывается трейдер. – Все эти ваши стрёмные платежи регистрируются на специально созданный механизм. Срочно перебукируй, пока нас не оштрафовали!
– Окей, – всхлипываю я, – «5.6–5.8…»
– Сейчас же! – он яростно плюется слюнями прямо мне в ухо.
– Хорошо, – я в панике переделываю регистрацию.
– Катя, твой телефон звонит, – отвлекает польская курва.
– Я занята, – резко отвечаю я.
– Там говорят, что это срочно, – надоедает она, вытягивая меня из пучины красных мерцающих чатов и незаконченных регистраций.
Я делаю глубокий вдох.
– Добрый день, чем могу помочь?
– Это мисс Кузнецова? – спрашивает деловой женский голос.
– Да.
– Это Луиза из отдела кадров. Вы бы не могли зайти в переговорную комнату номер одиннадцать на первом этаже?
– Я бы с удовольствием, но сейчас очень занята и не могу покинуть рабочее место без согласия моего начальника, – мило отвечаю я, чтобы не получить предупреждение за грубость.
– Мисс Кузнецова, ваш начальник сейчас здесь, и мы договорились, что ваши коллеги займутся вашими сделками на время отсутствия.
– А, раз так, то конечно, – я, радостно и с искренней улыбкой, передаю запросы, переключая церковь на Деву Марию и направляюсь вниз.
