скачать книгу бесплатно
Игра в камешки
Мария Прокопьевна Федотова
Однажды девочка Нулгынэт увидела совсем маленького человечка и удивилась: почему он низенький такой? «Он просто ребёнок, точь-в-точь как ты!» – засмеялась мама. А откуда малышке знать, что на свете существуют другие дети? На всю округу она единственная – до ближайшего посёлка день пути на санях!
Имя Нулгынэт означает «рождённая во время кочевья», и живёт она в бригаде оленеводов в якутской тундре. Шоколадная конфета или резиновый мячик для неё диковинки из «большого мира», зато она не боится встречи с волками и однажды помогла вылечить раненого орла. Ездить верхом на олене Нулгынэт научилась раньше, чем писать и читать, а её любимые игрушки, разноцветные камни, умеют превращаться хоть в диких зверей, хоть в дома, хоть в сокровища.
Девочка словно героиня мультсериала «Гора самоцветов»: настолько же нереальной кажется она сама, настолько же волшебной – её жизнь. Но хотите верьте, хотите нет, а собранные под этой обложкой истории – вовсе не сказки, а воспоминания повзрослевшей Нулгынэт! Её зовут Мария Прокопьевна Федотова, она педагог с большим стажем и популярный на Дальнем Востоке детский писатель, чьи книги выходят на трёх языках: якутском, эвенском и русском.
Книга «Игра в камешки» изначально опубликована на якутском языке, на русский её перевела Ариадна Борисова. За эту повесть автор и переводчик удостоены премии имени Владислава Крапивина в номинации «Малая Родина – Большая Россия». Иллюстрации Ирины Галкиной идеально передают уникальный колорит книги. Для читателей младшего школьного возраста «Игра в камешки» наверняка станет открытием: какой, оказывается, разнообразный наш мир!
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Мария Федотова
Игра в камешки
© Федотова М. П., текст, 2019
© ООО «Издательский дом «КомпасГид», оформление, 2019
Мангай умчу
Стоял ясный осенний день. Я играла возле чума[1 - Чум – переносной дом у кочевых народов Севера: каркас из жердей и покрытие, сшитое из оленьих шкур.]. Рядом мама шила торбаза[2 - Торбаза – сапоги с мягкой подошвой.] – сапоги из оленьих камусов[3 - Камус – часть шкуры, снятой с ног животного.].
– Когда ты была маленькой, ты говорила разные смешные слова на своём языке, – вспомнила мама. – Например, «мангай умчу».
– А что это такое?
– Если находила ягодку голубики, сама не ела, несла мне. И кричала при этом: «Мангай умчу! Мангай умчу!»
– А-а-а, значит, я голубику так называла!
C маленькой деревянной кружкой я отправилась «мангай-умчулить». Вокруг чума словно голубой дымок вился по кустам – полным-полно было голубики, крупной, сладкой, с багряной мякотью под тонкой кожицей. Тропинки разбегались в разные стороны, ягодные кусты звали вперёд, и я отходила от чума всё дальше и дальше.
Вдруг позади меня кто-то часто и громко задышал. Я оглянулась: ой, кто это?! Огромная собака со светло-жёлтыми глазами бежала по моим следам. Я испугалась и, приговаривая: «Эй, уходи, чэт, чэт», – припустила по тропинке. Собака угрожающе ощерила длинные острые зубы. Она, видимо, почуяла запах барана-чубуку[4 - Чубуку (чубук) – местное название снежного барана, обитающего в горах севера Якутии.]. Из его шкуры была пошита моя шубка. Я заверещала и кинула в собаку комком земли. Она тоже испугалась, тихо повернулась и исчезла в кустах кедрового стланика.
Я собрала полную кружку вкусных голубых ягод. Вернувшись домой, угостила всех «мангай умчу» и рассказала о встрече с собакой.
– Такая большая! Чуть не укусила меня!
Брат попросил меня показать место, где я видела собаку. Посмотрев на её следы, он воскликнул:
– Глупышка! Волка за собаку приняла!
Мама взяла мою шубку и, что-то таинственно шепча, подожгла краешек. Это было так смешно, что я не выдержала и расхохоталась.
На следующий день я снова пошла собирать «мангай умчу». Подражая матери, сделала вид, что тихонько приговариваю себе под нос, взяла спички и тоже подожгла край шубки. От палёной шерсти поднялся неприятный запах. Только после этого я решилась отдалиться от чума.
Чтобы отпугнуть волка, я стала делать так каждый день. Но однажды случилось ужасное: огонь вспыхнул, я не успела его затушить, и шубка сгорела дотла. Мама сильно рассердилась и отстегала меня тонким прутиком. Мне было очень обидно, я плакала и кричала:
– Я не виновата! Шубка сама загорелась! Если б она не сгорела, я бы её наказала!
Взрослые почему-то рассмеялись.
– Ничего смешного! – рассердилась я вконец.
Вот ведь какие эти взрослые! Я осталась без шубки, мне попало от мамы, а они ещё и потешаются! Вот соберу много «мангай умчу» и ни за что не поделюсь с ними, никогда не поделюсь!
«Мамочка» Омни
Была у нас важенка[5 - Важенка – самка северного оленя.] по имени Омни. Я не умела доить оленух, как мама, поэтому молоко мне разрешали сосать. Обняв Омни за задние ноги, я на несколько минут превращалась в маленького олешка-тугута. Молоко было вкусное и пахло олень им мхом ягелем. Родные говорили:
– Омни твоя мамочка!
Потом важенка постарела. Ноги у неё стали больные, она уже не могла ходить под уздечкой. Колени постоянно обдирались. Мама пыталась помочь Омни, но упрямую болезнь не брали никакие лекарства. Важенка теперь не гуляла со стадом, а бродила возле чума. Я жалела «мамочку» и после обеда делилась с ней лепёшкой. Омни быстро съедала свою половину и, заглядывая мне в глаза, снова тыкалась в мою ладонь…
Как-то раз Омни гуляла на травяном пригорке. Я, как всегда, припасла для неё половинку лепёшки. Иду и вижу: Омни дерётся с большой худющей собакой. Я закричала что было сил, а когда увидела, что бок важенки красный и с него свисают клочья разодранной шерсти, закричала ещё сильнее. Подбежала и кинула в дерущихся горсть мелких камней.
Вдруг послышался выстрел, и я упала от неожиданности. Из-за пригорка вышла мама с ружьём в руках и сказала сердито:
– Что за бессовестный волчище! Уже возле жилья на оленя напал!
Волк отползал в кусты. Мама снова выстрелила, и он перестал шевелиться. Омни, еле переставляя ноги, двинулась к нам. Я радостно бросилась ей навстречу, но мама поймала меня и закрыла рукой мне глаза, шепча в ухо:
– Не смотри, доченька, не смотри…
Я закричала и принялась выдираться из её рук, а мама упорно тащила меня в чум. Лёжа на расстеленных там шкурах, я плакала до тех пор, пока не уснула…
– Омни больше нет с нами, – сказали мне утром.
Я уже знала об этом, но непослушные слёзы тут же закапали.
На улице висела волчья шкура. Я схватила нож и давай её колоть:
– Вот тебе, вот! Из-за тебя не стало Омни!
Немного успокоившись, я долго стояла и молча глядела на пригорок, где только вчера гуляла моя важенка. Потом я часто приходила туда с лепёшкой, делила её надвое. Сначала съедала свою половинку, а после, плача, – половинку «мамочки» Омни…
Привези мне солнышко
К нам в гости пришёл незнакомый человек. Говорок у него оказался быстрый, пересыпанный частым смехом. Человек был толстенький, а смех – круглый, будто камешки с горки катятся. Он даже сидеть не мог спокойно, и мне казалось, что гость вот-вот свалится от хохота. И одежда у него была другая, на нашу непохожая. Непонятно: то ли он нарядный такой, то ли ему больше надеть нечего. Я сидела рядом и украдкой трогала полы его пальто. Мама сердито поглядывала на меня. А гость гладил меня по голове:
– Ах ты вихрастенькая девчоночка! Ма-ахонькая! Звать-то как?
– Нулгынэт. А тебя?
– Василий Георгиевич. Скоро снова к вам в гости приеду. Какую игрушку тебе привезти?
Я очень удивилась.
– Камни, что ли? Их и здесь полно, зачем возить.
Гость тоже удивился, спросил у мамы:
– О каких камнях она говорит?
– Девочка играет камешками и других игрушек не знает, – смущённо сказала мама.
– А ведь других игрушек на свете много! – обратился гость ко мне. – Игрушечные машинки ездят, самолётики летают, разные игрушки гудят, звенят и поют! А для таких девчоночек, как ты, есть красивые куклы. Что же тебе привезти?
Я растерялась. Не могла понять, о чём это он. Поэтому выпалила сгоряча:
– Привези мне солнышко!
Гость опять удивился:
– Солнышко?
– Как только замёрзну, повешу его в чуме повыше и стану греться!
Я принялась подыскивать место для солнца. Гость осматривался вместе со мной, думал, куда лучше повесить подарок. Хлопнул себя по колену и сказал весело:
– Ну что ж! Привезу тебе солнце!
Мне тоже сразу стало весело.
«Со всеми поделюсь солнышком! – принялась мечтать я. – Пусть в каждом чуме всегда будет светло и тепло!»
Пенка
У нас была собака, белая, как молочная пенка.
– Пенка, а ну дров принеси! – кричал, бывало, из чума брат.
Пенка тут же притаскивала в зубах полешки.
Подражая брату, я командовала собаке:
– Пенка, дров принеси!
Та будто не слышала. Я кричала громче. Пенка «не понимала» и, виляя хвостом, ластилась ко мне. Тогда я присаживалась возле неё, кричала в самое ухо и пыталась затолкать полешко ей в пасть. Обидевшись, она перескакивала через меня. И отбегала в сторону с укоризненным видом.
Пенка была очень умной собакой. Хоть и не слушалась, а от смерти однажды меня спасла.
Летом река вздулась от сильного ливня. Мы с родными переезжали её на оленях, вброд. Вдруг мой олень оступился и упал. Я с головой ушла под воду, даже крикнуть не успела. Свет перед глазами померк, в ушах стоял звон, в мозгу билась одна мысль: «Сейчас утону… Утону!»
Очнулась – лежу на берегу. Пенка лижет мне лицо. Хочу сесть, а не могу. Живот какой-то надутый, тяжёлый, голова не поднимается. Тут родные подбежали. Брат перевернул меня вниз головой. Сразу полилась вода, как из ливневой тучки. Он потряс меня ещё, взял на закорки и побежал к маме. Она растёрла меня насухо, намазала чем-то тёплым и жирным. Я хорошенько помотала головой, и уши освободились от водяных пробок. Мама то и дело давила мне на живот. Вода продолжала выливаться из меня толчками до тех пор, пока живот не стал плоский, как прежде.
Утром я проснулась совсем здоровой и увидела, как мама гладит Пенку, а брат отрезает и даёт ей лакомые кусочки мяса.
Потом всё было как раньше. Я кричала собаке в ухо, чтобы она принесла дров, а та делала вид, что не слышит, и укоризненно на меня посматривала…
Смерч
Иногда мы оставались в чуме вдвоём с дедом. Он что-то мастерил из железа, а я играла железными обрезками.
Дедушка всегда припасал для меня кусок сахара. Я этот сахар съедала не сразу: пососу немного и бережно прячу в карман. Такого лакомства, как у деда, больше не находилось ни у кого. Когда на меня нападал приступ щедрости, я делилась сахаром с другими. Они радовались и тоже угощали меня кто чем мог.
Спала я на дедушкином узорчатом сундуке. Спать на нём было удобно, совсем не жёстко. Я любила просыпаться и видеть, как дед хлопочет над чайником и готовит завтрак.
В тот раз, как всегда перед завтраком, я пошла погулять. Слышался странный звук, будто кто-то большой неподалёку ломает ветки. Я зашла за пригорок. Сидела, играла. Называла камешки и палочки разными именами – они для меня были как живые!
Вдруг раздался пронзительный свист ветра и громкий человеческий крик. А потом кто-то сердитый принялся греметь посудой. Порывом ветра мне в лицо бросило землю и мелкие щепки. Из-за пригорка я видела: наш чум летит, как огромная страшная птица, а узорчатый сундук лихо скачет вниз по горе! Деда нигде нет. Наверное, ветром сдуло. Я испугалась и громко заплакала. Вдруг слышу слабый оклик: дедушка подошёл. Одежда на нём кое-где порвана, лицо в ссадинах…
– Какое счастье, что ты, внучка, на улице заигралась! Он и меня-то, человека взрослого, чуть не убил, а детку малую запросто бы с собой унёс!
– Ты о ком? Кто тебя чуть не убил?!
– Смерч. Такого сильного, как сегодня, я и не помню.
Я подумала, что смерч – это человек, и спросила:
– Ты его видел? Он правда сильный?
– Конечно! Вон как наше жилище летело…
«Неужели смерч сильнее деда?» – удивилась я про себя.
– Деда, а что, он тебя на руках подкидывал?
– Нет у него рук. Смерч – не человек, просто очень-очень сильный ветер. Как щепку меня бросал… Как только я жив остался!
– Дедушка, а значит, я тоже не умерла?
– Что ты, что ты! Ещё чего придумала – умирать, такая маленькая! Вот старушкой станешь, тогда и умрёшь!
Дед часто задышал, схватился за грудь.
– Больше не говори так! – попросил он и погладил меня по голове.
– Деда, а ты старик?
– Старик.
– А когда-то был старушкой?
– Был, был, внучка, – рассеянно отвечал он, подбирая уцелевшую посуду. – Пойдём чум ставить.
Я собирала разбросанную повсюду утварь и думала: «Вот и я когда-нибудь стану стариком…»
