Воронцов. Книга I

скачать книгу бесплатно

Воронцов. Книга I
Алексей Федотов

Книга предназначена для широкого круга читателей. В ней повествуется про генерал-губернатора Малороссии генерал-фельдмаршала Михаила Семёновича Воронцова. Первым преобразователем Крымского полуострова. Достойнейшего человека результаты деятельности которого мы видим и пользуемся до наших сегодняшних дней.

Воронцов

Книга I

Алексей Федотов

© Алексей Федотов, 2022

ISBN 978-5-0059-1944-1 (т. 1)

ISBN 978-5-0059-1943-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Детство Миши Воронцова. Присвоение звания камергер. Приезд на службу в Россию

Прежде чем начать писать о младенческих годах нашего героя Миши, необходимо знать, как познакомились его родители. В конце 18 века 37-летний полковник, граф Семен Романович Воронцов кавалер орденов «Св. Георгия Победоносца» 4 и 3 степени вернулся в Российскую Империю из Италии после двухгодичного лечения. Он оказался, кстати, при дворе Императрицы Екатерины. Государыня, посоветовавшись с адмиралом Алексеем Синявиным решила отдать за муж свою фрейлину 20-летнюю Екатерину Алексеевну Синявину за достойного человека. Это надо было сделать срочно по причине того, что граф Григорий Потёмкин, «положил глаз» на эту молодую красавицу.

Отец Семёна был к тому времени владимирский, пензенский, костромской генерал-губернатор. Являясь к тому же сенатором граф Роман Илларионович Воронцов, был так же, как и Синявин доволен таким решением Императрицы. Последний был согласен на родство с адмиралом Алексеем Наумовичем Синявиным и женитьбы своего великовозрастного сына на молодой фрейлине Императрицы. Осенью 1780 года состоялась помолвка, на которой присутствовали адмирал с детьми, почти всё семейство Воронцовых, граф Иван Чернышев, князь Алексей Орлов-Чесменский, граф Алексей Бобринской и другие высокопоставленные чиновники Северной столицы.

Свадьба состоялась в пригороде северной столицы в имении Воронцовых Мурино 18 августа 1781 года. Туда были приглашены многие знатные люди Санкт-Петербурга, и столы были накрыты на большое количество гостей. Присутствовал великий князь Павел Петрович вместе с супругой Марией Федоровной, которые после этого мероприятия отправились в заграничное путешествие по Европе под именами граф и графиня Северные. Это поместье в то время находилось на окраине Санкт-Петербурга. Молодые, отдалившись от «двора» на природу зажили счастливо. Проведя медовый месяц в имении, молодожёны Воронцовы вернулись в столицу. Именно там и был зачат герой нашей книги.

Михаил Воронцов родился 19 мая 1782 года в Санкт-Петербурге (в доме на Малой Морской) у Семёна и Екатерины Воронцовых. В начале июня крестить этого мальчика в Царское село возила двоюродная бабушка Прасковья Фёдоровна Воронцова (урождённая Квашнина-Самарина) и там присутствовала сама Императрица Екатерина Алексеевна. Она пожаловала отцу мальчика табакерку с бриллиантами «на крестины». Семён Романович Воронцов позже вспоминал: «…при этом случае, как до обеда и за оным, Ея величество отменно изволила быть со мною милостива. Жена моя по малу оправляется и сын здоров». Государыня через канцлера Александра Безбородко дала знать Семёну Романовичу «что ей было весьма угодно, чтоб я взял на себя ехать ея посланником в Венецию». Он знал отлично Италию и имел в ней многочисленные связи. Воронцов был восстановлен на службу и ему присвоили звание генерал-майор. Мать маленького Миши почти не отходила от малыша и даже когда приезжала в дом к отцу адмиралу Синявину постоянно брала с собой «кормилицу и няньку». Старый 65-летний дед Роман Илларионович Воронцов хотел оставить у себя внука Мишеньку, но родители всё же решили забирать его с собой за границу. Отец и мать сделали прививку от оспы 4-месячному ребёнку по предложению Императрицы. Другой дед адмирал Алексей Синявин подыскал для них торговый корабль, чтоб отправить вещи в Российское посольство в Венеции.

Графиня Екатерина Алексеевна тянула с отъездом, так как не хотела застудить в дороге малыша. В конце этого года состоялась помолвка её сестры 19-летней Марии Алексеевны Синявиной с 22-летним камер-юнкером при дворе Александром Львовичем Нарышкиным. В январе 1783 года состоялась свадьба. Два отца адмирал Синявин и обер-шталмейстер императрицы Лев Александрович Нарышкин организовали свадьбу, на которой было половина Санкт-Петербурга. Отъезд молодых Воронцовых в этом году не состоялся так как Екатерина Алексеевна была снова беременной и в октябре у неё родилась дочь. Её назвали Екатериной в честь Императрицы. Позже внучка адмирала Синявина выйдет за муж за английского графа Герберта и станет графиней Пембрук. К тому же её мать от простуды заболела «грудной болезнью» и часто кашляла. В ноябре занемог отец Семёна Романовича граф Роман Илларионович Воронцов, который жил в усадьбе «Андреевской» Владимировской губернии. Там в своём имении не такой уж старый граф, которому было всего 66 лет, тяжело заболел. Его организм не справился с инфекцией, и он скоропостижно умер. Сын Семён Романович тут же выехал в деревню. Туда же примчался младший брат Иван Илларионович Воронцов (бывший сенатор и генерал-поручик) из своей подмосковной усадьбы Вороново. Так же туда прибыл брат Александр Романович Воронцов и сестра Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова. Граф Роман Илларионович был похоронен в декабре в «одноглавом, четырехстолпном, трёхапсидном» Дмитриевском соборе (Дмитрия Солунского) в городе Владимир.

На следующий 1784 год весной семейство Семёна Воронцова уезжает в Венецию. Граф Семён Романович Воронцов был назначен полномочным министром Российского двора в Италии в новом чине генерал-поручик. Спустя несколько месяцев службы Семен Воронцов просит у вице-канцлера Ивана Андреевича Остермана перевести его из Венеции на другое место, так как климат не подходит его жене. В Санкт-Петербурге согласились с этим прошением. Семейство Воронцовых переехали в Пизу, в надежде что более мягкий климат принесёт Екатерине пользу.

Графиня Е. А. Воронцова (Синявина) 1783. Худ. Луиза Дессеме

Там Екатерине Алексеевне стало немного легче и думая, что опасность миновала, она говорила своему мужу со слезами на глазах: «…мой дорогой Сенюша, Бог был бы слишком жесток, если бы нас разлучил». На руках этой молодой женщины двухлетний Мишенька и 10-месячная Катенька. Граф Семен Романович приглашал различных врачей и покупал заморские снадобья, но все меры лечения оказались тщетными. 15 августа 1784 года графиня Екатерина Алексеевна Воронцова (Синявина) скончалась от чахотки. Вот как Семён Романович Воронцов писал брату в те нелёгкие дни: «Вы уже знаете о моём горе, но вы не можете даже представить, до какой степени я несчастен. Я был так счастлив, что завидовал сам себе. Сегодня моё существование ужасно. Три года безоблачного счастья прошли как один миг, и теперь моя будущая жизнь будет вечным страданием. Меня постигла судьба графа Григория Орлова. Замечательная женщина, лучший друг, бесподобный характер, всё это я потерял с моим ангелом Катериной Алексеевной! Сегодня одиннадцатый день моего ада. Уверен, что Бог позаботится о бедном Алексее Наумовиче и о его красавицах дочерях. Я умоляю Вас любовью, которая есть у Вас ко мне, чтобы Вы помогли этим бедным сиротам… Я уеду отсюда, как только у меня будут силы, и вернусь в Пизу, чтобы закончить свои дела. В настоящее время я не в состоянии ничего делать. Теперь все прошлые несчастья ничто по сравнению с тем, что произошло»[1 - Архив Воронцовых т.16 стр.117 Типография Лебедева. Газетный переулок. Москва 1880года].

Тело графини Екатерины Воронцовой было положено в свинцовый гроб и предано земле в Венеции, в Греческой церкви Св. Георгия. Адмирал Алексей Наумович Синявин при таком известии сильно заболел и стал просить отставки у Императрицы. Она разрешила ему «годовой отпуск с содержанием». Алексей Синявин, возложив заботу за своих маленьких детей на старшую 24-летнюю дочь Анастасию, уехал в Италию.

Граф Семён Романович Воронцов в этом году был назначен Чрезвычайным посланником и полномочным министром Российского Двора в Лондоне. От такого горя, которое с ним произошло, он «опасно заболел» и несколько месяцев не мог отбыть к новому месту службы. К тому же на его плечи легла забота о своих малолетних детях. Вот как он пишет в своих воспоминаниях «…эта болезнь произвела перемену в моём характере и в моих физических силах: моя живость исчезла, и тело моё с тех пор не может переносить ни зноя, ни холода».

С помощью своего приехавшего тестя адмирала Синявина они наняли новых нянек для детей. Он так же просил доктора Коха найти ему в Страсбурге секретаря лет 30, честного с мягким характером. Этому человеку Воронцов решил назначить 60 фунтов стерлингов год с бесплатным проживанием и столом. Если в период работы тот покажет хороший характер, то его Семён Романович оставит гувернёром при Мишеньки с пожизненной пенсией.

В марте 1785 года к нему в Пизу приехали кузены Василий Николаевич Зиновьев и Илларион Иванович Воронцов. Первый через 4 дня уехал в Рим, а второй в Вену. У нанятой для Миши няни в середине марта внезапно появилась «лихорадка с бредом» которая продолжалась 3 дня. Пришедший доктор дал снадобье и сказал, что ничего опасного нет «меня беспокоит это из-за Миши, который так привык и так привязан к этой женщине, без которой он вряд ли может обойтись. Я со всем домом то и дело развлекал и отвлекал его эти дни»[2 - Архив Воронцовых т.9 стр.46 Типография Грачёва. У Пречистенских вор. Москва 1876года]. Он боялся остаться в Италии из-за детей, так как при его болезни и возможной кончине никто не позаботится о них, а в Лондоне есть знакомый советник при дворе Георгий Дмитриевич Моцениго. Потом приехал тесть Алексей Наумович и помог зафрахтовать греческое транспортное судно и всё семейство поздней весной следующего года отбыло в Лондон. Семён Воронцов с сыном, дочерью и обслугой прибыли в порт в конце мая 1785 года, сняли дом и занялись его благоустройством. В сентябре Воронцов был вынужден был отпустить кормилицу Машу в Россию, которая ухаживала за маленькой Катенькой. У неё умер отец «она служила моей жене Екатерине Алексеевне с большим рвением, и я назначил ей пенсию 50 рублей в год». Он предлагает Марии Алексеевне, сестре своей покойной жены деньги приходящие на его счёт в банке за полученные в боях ордена, вложить на хранение с процентами как приданное своей маленькой дочери «…я намерен все это увеличить в приданое моей Катиньки, которое я желаю дать в дополнение к земля его матери моей дорогой Екатерины Алексеевны, земли усадьбы Ceмёновское: потому что я не хочу не то чтобы у нее ничего не было от отца. Когда невеста бедная, ей трудно найти суженного, сейчас обычно выходят замуж очень поздно и обычно не всегда относилось к жениху так хорошо, что, если она будет богатой. Мишенька не останется беден у него на 150 крестьян меньше, а у моей маленькой Катиньки будет 300 и двадцать тысяч рублей наличными»[3 - Там же стр.68]. Из этих слов можно сделать вывод, что Семён Романович с самого начала больше всего беспокоился о своих детях, а не о себе.

В сентябре 1786 года Воронцов получает от Императрицы за свои труды по заключению соглашения о торговле с Великобританией и разоружении английской эскадры орден «Святого Александра Невского». Воронцов младший с рождения был записан в каптенармусы Преображенского полка и как бы за выслугу лет в этом году 4-летний Миша произведён в новое звание «прапорщик». Способствовал этому старший брат Семён Романовича Александр Романович Воронцов к тому времени член Совета при Императрице. Вот цитата из письма брату: «…мой дорогой Алексаша теперь я смогу спокойноумереть до того, как мой сын сможет служить, но я умру спокойным и довольным, увидев, что его поступление на службу уже обеспечено таким достойным образом, разумно и выгодно. Маленький офицер еще не понимает вся польза от того, что ты только что получил, а я признаться вам, позаботился о том… мой сын будет носить форму только в тот день, когда он поступит на выборную службу, и я постараюсь объяснить ему что если он пойдет на эту службу с таким большим преимуществом, это будет из-за избытка доброты императрицы к его родителям… я уверен он сделает себя способным и очень усердным в служение, и сможет оправдать нашу доброту к нему, это только из-за того, что он будет нежным, скромным и услужливым со своими равными и подчиненными… я пока не могу судить, хватит ли ума у моего сына и таланта, но я отвечаю, что сделаю чтоб он стал умным и скромным, без страха и смущения»[4 - Архив Воронцовых т.9 стр.116 Типография Грачёва. У Пречистенских вор. Москва 1876года].

В июне 1787 года королева София-Шарлотта Мекленбург-Стрелицкая (именно ей принадлежит рецепт пирога с яблоками «шарлотка») захотела увидеть детей Воронцова, и он послал их в карете с мадмуазель Гомме (нянькой). Она отвела их в королевскую резиденцию, где так же находился король Георг III. Королевские особы без посторонней помощи говорили долго и любезно с этими русскими детьми. Они решили, что трёхлетняя Катенька очень красивая, миловидная и весёлая девочка, а 5-летний Мишенька более умен и интересен. За девочкой в доме так же наблюдала и ухаживала «девица Жардин» выпускница Смольного института, а за Мишей швейцарец «мисье Жоли». В августе Семён Романович вместе с семьёй поехал по Англии и писал в Санкт-Петербург из Ричмонда «… он (Миша) всегда со мной или с Джоли; женщины только для мыть, одевать и раздевать его, и поскольку он имеет очень мягкий характер, очень привязан к окружающим, я не никогда не отнимаю его от этой женщины, которую он любит и правильно любит, потому что она его обожает, но не балует»[5 - Там же стр.135]. Отец постепенно отучает сына быть с женщинами и всячески старается сблизить его с воспитателем: «…я с удовлетворением вижу, что он привязался к Джоли и дружен с ним: когда с ему случается поехать на один день в город, его возвращение всегда доставляет Мишеньке огромное удовольствие. Вы не представляете, сколько я доволен своими детьми. Я никогда не видел такого веселого, так что нежный и такой послушный. Также их любят все, кто их знает. Король, королева и принцессы, с кем они были дважды, хвалят их во всю; все женщины, которых я знаю, мучают меня своими вопросами. Я навещаю их больше; они уже начинают одеваться по-английски и понимать все, что им говорят. Мишенька очень хорошо читает по-русски, который выучил, не осознавая видеть, подшучивая надо мной, капелланом и мистером Лизакевич (Василий Григорьевич-советник посольской канцелярии). Я не учу его писать по-русски, потому что ни у кого в миссии нет хорошей руки, и я не хочу, чтобы у него почерк был такой плохой, как у его отца, дедушки и дорогого дядюшки. Через год отдам его английскому мастеру письма»[6 - Архив Воронцовых т.9 стр.136 Типография Грачёва. У Пречистенских вор. Москва 1876года].

В сентябре этого года граф Воронцов предупреждает графа Александра Андреевича Безбородко о том, что турки имеют план Севастополя и укреплений и советует убрать торговые корабли «позвольте изъявить вам моё удивление, что в Севастополе позволяют купеческим судам, купцам и консулам иностранным иметь пребываение. Сие не дозволяется ни в каком военном порте здесь в Англии, во Франции и в Гишпании… я уповаю, что вы отдалите из военнаго нашего порта, где все делаются вооружения, сии гнёзда шпионов, кои поселились там под именем купцов и консулов».

На следующий 1788 год Императрица Екатерина пишет Семён Романовичу с приказом не допустить сближение Англии с Турцией и Швецией: «Господин граф Воронцов! …вы узнаете приказания, которые к вам я посылаю. Вы сами можете рассудить, как велика была бы услуга ваша Отечеству и мне… она будет ещё значительнее, коль скоро вы успеете отвести Англию, по крайней мере по отношению к северным делам, от системы Прусской». Он во всю работает как дипломат, не оставляя себе порой время на отдых и на воспитание детей. Встречаясь с английскими представителями власти он всячески выражал мнение о необходимости для Англии сохранять дружбу с Россией. Сам бывший больным «грудной простудою» скрывая от всех выезжал на встречу с первым министром Чарльзом Фоксом. Спустя два года англичане предприняли попытку заставить турок начать войну против России. Премьер-министр Виллиам Питт вооружал в Портсмуте большую эскадру в 36 линейных кораблей и столько же бригов и куттеров. Воронцов провёл огромную работу с представителями Верхней и Нижней палаты парламента и простым народом (велел сочинять записки и рассылать во все провинции) и заставил англичан не посылать флот в Балтийское море. Императрица позже сказала всем своим министрам «только он один мыслит так же, как и я». Проявляя твёрдость, Россия добилась временного умиротворения. Воронцов тогда сказал «нет славнее и полезнее мира, как под мечем подписанного». В Яссах 29 декабря был подписан мир с Турцией с возвращением крепостей Анапы, Измаила, Аккермана, Суджук-Кале и Бендер. Семён Романович был награждён орденом «Св. Владимира» первого класса и добавили к жалованию 6000 рублей «я тогда был уже в долгах по горло».

Проходит время, дети Воронцова подрастают и в апреле 1892 года настали преобразования. Дом, который изначально снимал Семён Романович, стал мал для семейства. Строение состояло из двух комнат. Десятилетнего Мишу с гувернёром Жоли поместили в одну комнату, а Катеньку с домработницей в другую. В августе он решил отпустить в Россию в Мурино кормилицу Мишеньки, которую звали Пелагея. Она уже 2 года просила её отпустить и теперь, когда это было решено постоянно плачет и не может смириться с мыслью, что покидает любимого Мишеньку, которого по-матерински очень сильно обожает. Последние время она была с Катенькой и вот как о ней говорит Семён Романович: «это женщина с лучшим характером, которую я когда-либо видел; она хороша во всём, ни на что не жалуется, всем довольна, бескорыстна и ненавидит ложь». Он просит управляющего именьем Мурино принять её в России после десятилетнего отсутствия, выделить ей крестьянский дом с огородом, купить двух коров и сепаратор, чтоб она могла делать масло. Он велит дать ей 25 рублей сразу из своих сбережений и платить в дальнейшем зарплату 75 рублей в год. Семён Романович приказывает сына Пелагеи устроить в школу, чтоб он научился писать и считать, а через два года отправить назад в Англию. Он желает сделать его камердинером своего сына, который будет постоянно с ним сопровождая каждый день в путешествиях. Воронцов решил во дворе английского дома построить для себя флигель, но тут вмешался суд, который завёл на него дело и требовал выплатить штраф.

Получая небольшую по тем временам зарплату, он просит у русского министра финансов повысить жалование. В послании написанным Семёном Романовичем весной этого года своему брату Александру находим сведения о том, как отец обучал своего сына Мишеньку в трудные годы: «Страна, в которой я живу, очень подходит для обучения моих детей, которые эти пользуются. Обучение их это священный долг для меня, и очень приятно отдать своему сыну все возможные средства, чтобы впоследствии суметь хорошо и с пользой служить своей стране. Пожалуйста, не бойтесь, что он будет знать русский язык и что у него будет иностранный акцент. Он со мной только по-русски и говорит, в отличии от Nazarewsky et Smirnoff. Он много читает по-русски и постоянно переводит с английского на русский, чтобы сформировать стиль своего родного языка.

С. Р. Воронцов с детьми1791г. Художник Л. Гуттенбрунн.

Уверяю вас, он уже теперь знает лучше язык чем 5—6 князей Голицыных, которых я видел по приезду сюда, которые умеет писать стихи на французском и не умеют ни говорить, ни писать на их родном языке. Уже 9 месяцев, когда он больше не с женщинами. Я не мог его разлучить с сестрой до этого из-за отсутствия жилья; но даже тогда, когда жил в одной комнате со своей сестрой, он был уже под руководством Джоли. Теперь тем более Назаревский (переводчик посольства), хорошо знающий родной язык, исправляет его переводы и открыл для него сочинения Ломоносова, и вскоре он будем читать с ним наши церковные книги, которые являются фундаментом нашего языка. С Joly, он читал Илиаду и Энеиду, несколько произведений Расина и другие добрые французские произведения. За компанию Жоли ему читает на немецком. В следующем году я научу его латыни, а когда он всё усвоит, я хочу, чтобы он выучил греческий. Малолетние дети легко и очень быстро учатся читать. Но всё это не за счет своего здоровья, потому что он много бывает на воздухе и ездит каждый день на лошади, что укрепляет его физическое здоровье»[7 - Архив Воронцовых т.9 стр.242 Типография Грачёва. У Пречистенских вор. Москва 1876года]. Почему-то наши историки пропускали это письмо в своих исследованиях, может из-за того, что не владели французским языком. Только доктор исторических наук Оксана Юрьевна Захарова в своей книге двадцать лет тому назад немного коснулась этого письма, ссылаясь на воронежского историка литературы Дмитрия Дмитриевича Рябинина, который писал биографию С. Р. Воронцова 150 лет назад. Семён Романович был очень рад тому, как развивается его сын. Общаясь в основном по-английски и по-французски тот говорил с отцом без акцента и «становился русским человеком не только по происхождению, но и прежде всего по духу».

Здесь хочу привести цитату из труда О.Ю Захаровой «Светлейший князь М. С. Воронцов». Тут мы видим, что подарком от детей своему отцу являются собственноручные переводы с французского языка. Миша эти переводы делал в течение года и параллельно впитывал «чистейшую мораль и в то же время пробует синтаксис, который хорошо знает». Отец его брал на заседания Английского Парламента, где слушал доклады Питта, Фокса, Дандаса и Шеридана. Граф Воронцов, когда куда-то ехал всегда старался брать с собой своих детей и вот однажды он взял их в порт Гуль для ознакомления с прибывшим туда русским фрегатом. Большое впечатление эта встреча с большим количеством матросов, говорящих на русском языке, оказала на Мишеньку. Ездили они вместе с графом д Артуа (будущим королём Карлом) на встречу с французским принцем. Дети, находясь в каюте слышали непривычно горячий спор своего отца с французом, который запомнил Михаил: «…когда в жилах течёт кровь Генриха Четвёртого, то нечего попрошайничать, а надо возвращать себе права свои со шпагой в руках».

Из книги О. Ю. Захаровой «Светлейший князь М. С. Воронцов».

К тому же возник конфликт Воронцова и Зубова, который требовал прислать английских пушечных мастеров. Семён Романович не мог это сделать по английским законам. Начались гонения со стороны фаворита Императрицы и Воронцов подумывал оставить службу и уехать в деревню, где жизнь была намного дешевле. Там можно было найти за сносную цену учителя математики для Мишеньки. Александр Романович отговорил Семёна от отставки «враги изобразят тебя как человека, отрекшегося от Родины». Он писал позже брату «…любовь моя к сыну превозмогла моё отвращение к службе, столь-же неудачной, как и мало лестной для меня, и я решился пожертвовать собою, остаться на месте ещё 4 года, с целью окончить воспитание и научныя знания моего сына, служащаго мне единственным утешением».

Граф Семён Романович (которому 52 года) в это время начинает жаловаться своему брату на ухудшающее здоровье. Простудившись на свадьбе принца Вельского, он получил воспаление глаз. Семён Воронцов хуже стал видеть и почти не читает, а когда пишет одевает зелёные очки с диоптриями. Многие письма к тому времени под его диктовку пишет сын Миша. В архиве сохранилось первое собственноручное письмо князя Михаила Воронцова от апреля 1795 года которое он писал к дяде Александру Романовичу. Отец жаловался на здоровье и пищеварение «очень плохое и случаются запоры… малейшая стужа уничтожают меня… отправляясь к лорду Гринвилю, надеваю 4 пары шерстяных чулок, сапоги и двойное верхнее платье из фланели». Воронцов соскучился по русской пищи и просит прислать ему, гречневую крупу, несколько бочек солёных огурцов, рыжиков и груздей.

В июне 1796 года Воронцов упоминает что его 14-летний сын Михаил ходил в город 3 раза в неделю на уроки геометрии и алгебры. Он изучил первые шесть книг Эвклида («Начала») по плоской геометрии и теории чисел, написанные этим знаменитым греком ещё до нашего века, и начинал осваивать тригонометрию. Миша не считал алгебру скучным предметом «он зачарован и относится к ней с удивительным удовольствием, его учитель, который является одним из самых искусных математиков, очарован им и говорит, что у него нет лучшего школьника». В эти же года Прохор Суворов и Василий Никитин в Санкт-Петербурге перевели с греческого «Начала» и отпечатали учебники в типографии «Морского шляхетного Кадетского корпуса». К слову, пост директора Петербургской Академии наук до того времени занимала Мишина родная тётка Екатерина Романовна Дашкова (в девичестве Воронцова). Именно она ввела в русский язык печатную букву «ё».

В ноябре этого года умирает Екатерина Великая и на престол взошёл 42-летний Император Павел Петрович. На следующий год весной состоялась его совместная коронация вместе с супругой Марией Фёдоровной. Отец Миши, Семён Романович в письме к брату выражает «полное сочувствие начинаниям нового Государя». Он так же написал поздравительное письмо новому Императору, в котором, в частности, писал «Ваше Императорское Величество, в 32 милионах ваших подданных, имеете миллионы таких, кои отличнее меня Вам служат; но верьте, всенижайше прошу, что никто из них служить Вам усерднее моего не может»[8 - Архив Воронцовых т.10 стр.319 Типография Грачёва. У Пречистенских вор. Москва 1876года].

Граф Семён Романович Воронцов несмотря на плохое здоровье принимает предложение от Павла I продолжить службу «хоть и недостаёт сил для службы нашему доброму Государю… я теперь не что иное как плохой выжатый лимон… но всё равно знаниями этой страны могу принести некоторую долю пользы моему Государю». В первые дни правления Императора Павла по настоятельной просьбе графа Александра Андреевича Безбородко Воронцову был пожалован чин генерала от инфантерии, с повышением в звание «черезвычайноаго и полномочнаго посла в Лондоне».

В марте 1797 года Семён Воронцов в очередном письме Императору, в котором, в частности, говорилось о сыне Мише: «…приближающая старость понуждает меня помышлять о жребии детей моих… о сыне моём я не безпокоюсь; ибо, неусыпно стараясь приготовить его, да бы был способен на службу В.И.В-ва и обретая в нем горячее усердие к сему важному и счастливому предмету, если не доживу до того времени, когда возраст его дозволит ему иметь счастие служить Вам… но дочь моя, которой уже течёт 14 год, останется на руках дяди… Успокойте, всемилостивейший Государь, бедного отца, страждущаго о будущем жребии своей дочери. Осчастливьте их обоих, пристроя сию сироту под покров Ея И.В-ва Вашей любезной, добродетельной и толь Вас достойной супруги. Простите мне моё дерзновение и извините оное, всемилостивейшие Государь, теми чувствами, кои всякий чадолюбивой и нежной отец ощущает всегда во своём сердце»[9 - Архив Воронцовых т.10 стр.320 Типография Грачёва. У Пречистенских вор. Москва 1876года].

За былые заслуги перед Отечеством в апреле Семён Романович Воронцов стал кавалером ордена «Святого Андрея Первозванного». Дочь Катенька, которой 13 лет получила звание фрейлины при дворе императрицы Марии Фёдоровны. Он на своём посту после четырнадцатилетней службы наконец дождался «великих и богатых милостей». Миша был очень рад за своего отца и сестру, которая начала получать жалование в 1000 рублей и другие причитающие выплаты. Не всё хорошее может продолжаться долго. В августе приходит печальная весть из Санкт-Петербурга, где после болезни умер тесть Семён Романовича и дед Миши и Катерины адмирал Алексей Наумович Синявин. Об этом они узнали лишь спустя две недели. Вместе с отцом и сестрой они пришли в церковь при посольстве расположенной на Грейт-Портленд-стрит, заказали молитву и поставили свечки «за упокой». Служил в ней настоятель, протоиерей Иаков Иванович Смирнов, который с детства обучал Мишу и Катю основам религии.

Эскадру контр-адмирала Михаила Макарова Император Павел Петрович срочно приказал возвратить от берегов Великобритании в Финский залив. Как раз в то время в английском флоте начались матросские бунты и лишь 2 корабля остались боеспособные в блокаде флота противника у берегов Батавской республики. Восставшие так же держали в осаде Лондонский порт. Правительство не знало, что делать и тут лорд Уильям Гренвиль бросился к Семён Романовичу с мольбой отсрочить отправку русских кораблей. Граф Воронцов пошел на встречу англичанам и боясь не исполнить приказ Императора Павла на свой риск задержал на 3 недели отправку эскадры Макарова. Наши корабли позже вышли в море, затем прибыли к голландскому острову, встали на якоря и блокировали голландский флот. Оказанием поддержки английскому правительству при приведении к повиновению взбунтовавшегося флота адмирал Макаров заслужил искреннюю признательность короля Георга III. Он в самых сердечных выражениях благодарил Императора Павла за спасение Англии в момент величайшей опасности, а адмиралу Михаилу Кондратьевичу пожаловал осыпанную бриллиантами шпагу с надписью «Тексель. Июня 12.1797 г». Похвальное письмо пришло к Императору Павлу в августе, и он дал команду генерал-адьютанту Григорию Кушелеву всех участников поощрить и «внести в их аттестаты» этот поход. Сам Воронцов получил орден «Св. Анны» 1 степени, а настоятель церкви Яков Смирнов такой же орден, но 2 степени. Священник помимо своей основной работы, помогал Воронцову в добывании различных сведений, например о закупки поляками оружия на территории Англии и отправки его в российские порты. Сын Михаил Воронцов, бывая в городе видел с берега те русские корабли и бунты английских моряков. Он, конечно, был на стороне короля и королевы так как иногда они приглашали его на светские мероприятия. Там он проявлял внимание к младшей принцессе Амелии (Amelia Sophia Eleanorа), которая так же уделяла ему внимание.

На следующий 1798 год 16-летний Михаил Воронцов через посредство графа Александра Безбородко был пожалован званием «камергер» двора Его Императорского величества минуя звание камер-юнкера. Ему дозволялось жить при посольстве и находиться в службе при канцелярии. Миша, готовясь к будущей карьере, почти каждодневно занимался верховой ездой, иногда ходил с моряками в море на яхте и по утрам всегда делал зарядку с гантелями. Осенью этого года Император Павел предлагает Воронцову занять в столице место вице-канцлера вместо князя Александра Борисовича Куракина. Семён Романович не желает уезжать из Англии. Воронцов в ответном письме жалуется на здоровье и благодарит Павла за внимание к сыну: «…он счастливее меня, что долее моего будет служить толь милостивому и великодушному Государю. Да будут и сыновья сего сына служить Вашему Императорскому Величеству!». Пока наш посол отказывался место вице-канцлера в Санкт-Петербурге досталось Виктору Кочубею.

Весной следующего года через фельдъегерскую службу пришёл приказ «возвращаться в Россию». Хитрый Воронцов в письме к Императору просит отсрочку до конца мая, так как его дочери Катеньке предписано докторами по причине здоровья «ехать к морю и купаться в морской воде шесть недель сряду… сие единое её подкрепляет; а мне её одну здесь оставить неможно, взирая не ея малолетство и слабость ея сложения». Он просит на время поездки в Россию на его место в Англии никого не назначать, так как боится, что климат российский не пойдёт в прок его здоровью «чахотка меня мучить будет». Отказ от должности никак не повлиял на отношение к нему Павла. Император, став магистром Мальтийского ордена наградил Воронцова большим крестом «Св. Иоанна Иерусалимского». Именно Семён Воронцов рекомендовал принять на службу капитана Роберта Кроуна, который на купленном куттере «Меркурий» совершил переход в Балтийское море. Там он на новом корабле вступил в бой со шведским бригом «Снапоп» и взял его на абордаж, а после дрался с 44-пушечным фрегатом «Венус» и так же захватил его. Семён Романович про него писал графу Безбородко: «сей после господина Тревенена есть наилучший офицер из тех, кои вошли в нашу службу, и я их обоих поручаю в милость вашу». Затем после смерти князя Александра Безбородко Государь решил отдать должность канцлера Семён Романовичу, но тот опять всячески уклонялся. Он знал, что с этой должности недолго угодить в Сибирь или в тюрьму и не хотел ехать в Россию.

В начале 1800 года Воронцов получил письмо от Растопчина в котором тот сообщает что Император им не доволен, разрешает покинуть службу и написать рапорт об отставки. Семён Романович просит Павла Петровича оставить его в Англии по причине слабого здоровья дочери, которое в последние года сильно испортилось. Император приказом уволил от службы Воронцова «употреблить сие время на поправление вашего здоровья и отправиться к водам» и разрешил носить мундир. В это же время произошла высылка Английского посла Витворта из России и все дела шли к окончательному разрыву отношений и объявлению войны. Отзывной грамоты посла из Санкт-Петербурга не приходило. Воронцов был в странном неопределённом положении и решил уехать из столицы в небольшое местечко Саутгемптон. Вот как он писал своему брату Александру: «…Катенька моя начала купаться в море. Погода всё ещё стоит великолепная. Мы встаём (конечно и с Мишей) очень рано, завтракаем в 9 часов, прежде чего я успеваю ещё вдоволь погулять… я обрил себе голову спереди, где почти не было волос. После завтрака мы (Катя и Миша-А.В.) гуляем до полудня, а там занимаемся, каждый своим делом. По вечерам мы занимаемся чтением, немножко музыцируем, иногда съиграем партию в карты, и часов в 11, либо ровно в 12, расходимся по своим углам. Хозяин нашей квартиры-книгопродавец; поэтому, за 15 шиллингов в месяц, каждый из нас (а особенно Миша) может брать у него сколько угодно книг для чтения, а из них есть очень хорошия, Английския и Французския. Для общаго чтения вслух в нашем маленьком кружку, мы вибираем, большею частию, что-нибудь полегче и повеселее, а вещи серьёзныя читаем каждый у себя, уединённо, в промежутки между прогулкою и обедом… я и думать забыл о политике, что так долго не давало мне покоя, и даже отказался от получения Лондонских газет, кроме небольшаго каждодневнаго английского листка, который Мишель и Катенька прочитывают мне за завтраком»[10 - Архив Воронцовых т.10 стр.83. письмо №84 от 3 сентября. Типография Грачёва. У Пречистенских вор. Москва 1876года].

Семён Романович, которому 57 лет ни капельки не жалел по поводу своей отставки от службы. Он отпустил 7 человек прислуги и радовался тихой сельской жизни на южном берегу Англии.

Из письма С. Р. Воронцова к брату Александру.

Родному брату он говорил, что у него не было долгов если бы не государственные обстоятельства «не будь здесь наших эскадр, которые около 5 лет на моих руках, да ещё этого корпуса наших войск». Откуда можно сделать вывод, что Воронцов будучи послом часто выручал наших моряков денежными средствами и различными покупками для нужд флота.

В начале 1801 года Воронцов видя, что скоро начнётся война думает перебраться через Францию и Германию в городок Бад-Пирмонт в Нижней Саксонии. Для этого он обратился за французским паспортом к специальному посланнику императора Степану Алексеевичу Колычеву, который контактировал с Наполеоном. В это же время Император Павел решившийся разорвать отношения с Англией и её банкирами конфисковывает у Воронцова деньги «недоплаченныя банкирами казне принадлежащия деньги 499 фунтов,14 шилингов и 5 пенсов, конфисковать с имения генерала графа Воронцова». Но внезапно всё изменилось в марте произошёл государственный переворот. Павел был задушен в своей спальне и на престол вступил Александр I. Секвестр был отменён новым государем и Воронцов оставлялся в Англии. Понимая, что политическое напряжение немного спало Семён Романович отправляет своего 19-летнего сына Михаила в Россию в первых числах мая под опеку его дяди Александра Романовича Воронцова. Он прибыл в Санкт-Петербург на корабле с английским послом лордом Аллейном Сент-Хеленсом.

Старый граф Пётр Васильевич Завадовский, бывший фаворит Екатерины в письме к Воронцову пишет о том какое впечатление его сын Михаил произвёл на старика: «…чем больше познаю его, больше удостоверяюсь в том, что ты отец пресчастливейший. Брат твой весьма любуется им, и всяк, кто его видит, не обинуется сказать: вот образец воспитания! …говорит и чисто и свободно Русским языком, как бы взрос на Руси. Сердце доброе и нежное, скромность не по летам и разсудок здоровый имеет, и о сих качествах предваряет всякого и наружный вид его. Господствует в нём склонность и сильная страсть к военной службе». Граф Фёдор Ростопчин, видя поведение молодого человека со знаменитой фамилией написал как-то Воронцову «…более всего поразила меня в нём нравственная чистота, спокойствие, ровность в расположении духа и основательные суждения».

Не только мужчины того времени хвалили молодого Михаила Семёновича, но и графиня Софья Владимировна Панина в письме к его отцу писала: «мне остаётся Вас поздравить с данным сыну вашему воспитанием: уменье его объясняться с такою лёгкостью по-русски приводит в удивлен е всё здешнее общество и стыдит нашу молодёжь, которая, во имя моды и хорошаго тона, не в состоянии ни слова сказать на своём языке, да и вообще не блистает достоинствами, так что сношения с нею могли бы даже принести вред».

Граф Семён Романович Воронцов просил брата не настаивать на скором выборе службы для Михаила, но «…покуда занимать деловою перепискою и переводами бумаг, для знакомства с делами и отечественными установлениями, чтобы подготовить его к будущей полезной деятельности на любом поприще».

М.С.Воронцов. Неизвестный англ. художник 1800 год.

После отстранения от должности графа Палена, с Англией состоялся как бы формально заключённый мир, и Воронцов по настоянию Александра Павловича оставался послом и благодарил «за высказанные истины, которые к несчастию монархов, никогда почти не доходят до престола». Российская Империя при новом правителе встала на путь невмешательства в европейские дела и воздержании от всяких войн с завоевательными целями. Государь настраивается «…ладить с Францией и Великобританией, если увижу в том пользу для России». За заслуги перед отечеством граф Воронцов имея орден «Св. Андрея Первозванного» получает от Императора в октябре алмазные знаки к этому ордену. Стоимость одной большой звезды, усыпанной алмазами, стоило более 10 000 рублей, огромадной суммы в то время. Кавалер этих почётных знаков мог использовать при необходимости, заложить или продать их. В ответном письме Александру он писал «…препровождённые при всемилостивейшем писании за своеручною подписью В.И.В-ва, я имел счастье получить. Коль лестны для меня те выражения Ваши, всем Государь, коим изъявлять изволите, что сие отличие, коим меня удостоили, есть знак особливаго Вашего внимания к усердной моей службе!…Чтоб не утрудить вторичным писанием Ваше И-е В-о, позвольте мне при сем случае всем Государь, принести Вам наичувствительнейшее моё благодарение за несказанную милость оказанную Вами моему сыну, определяя его по его желанию в военную службу и пожаловав его чином порутчика гвардии, что весьма превосходит его и моё чаяние. Он конечно будет стараться заслужить усердною своею службою и прилежанием к оной такую великую Вашу к нам милость»[11 - Архив Воронцовых т.10 стр. 400. письмо №13 от 5 ноября 1801. Типография Грачёва. У Пречистенских вор. Москва 1876 года.].

Из этого письма можно предположить, что в начале сентября Миша Воронцов подал прошение принять его в Преображенский полк простым поручиком, а не сразу генерал-майором, как того позволяет звание камергера. 2 октября просьба Воронцова-младшего была удовлетворена.

Уже позже, когда Нарышкин и Апраксин переходили на военную службу, то им был приведён в пример Воронцов и указано «довольствоваться обер-офицерскими чинами». Миша жаждал применить свои знания в боевых условиях в Грузии «в страну -вековую свидетельницу кровавых битв, раздоров и неурядиц, которую Россия, снисходя ея мольбам, только что приняла под своё благотворное покровительство». Отец граф Семён Воронцов решает приехать в Россию и повидать своего сына перед отъездом. Заранее он испросил позволения у Государя и тот разрешил. Брату Александру он писал «…еду туда только для удовольствия видеться с тобою и вместе провести это время неразлучно. Посещать общество буду очень редко, а ездить на поклон ко двору, лишь насколько необходимо, чтобы не показаться непочтительным или докучливым. Не располагаю нигде бывать на обедах, потому что вот уже 17лет, как желудок мой приучен к еде в 6 часов вечера, а теперь, в мои годы, переиначивать образ жизни невозможно. Дети мои будут обедать одновременно с тобою; я же буду сидеть с вами, не участвуя в общей трапезе, а есть стану после, в привычный свой час, то, что останется от вашего обеда. Миша тебе подтвердит, что я чувствую себя особенно здоровым, когда обедаю один; потому что довольствуюсь в таком случае одним блюдом, а много-двумя, да и то изредка»[12 - Д. Д. Рябинин. Биография графа С. Р. Воронцова. Журнал Русский архив за 1879г. ч.4.стр 464].

Весной 1802 года граф Воронцов с дочерью Катериной выехали из Англии и через Германию в мае прибыли в Санкт-Петербург. Здесь они остановились, как и предполагалось в доме брата Александра. Как ни хотел Семён Романович остаться малозаметным в Северной столице, но пришлось выезжать во дворец и там ему был представлен молодой князь Адам Чарторыжский. Именно через него Воронцов сблизился с Императрицей Елизаветой Алексеевной, и он даже совершил вместе с ней поездку в Швецию для встречи со своей младшей сестрой Фредерикой-Доротеей супругой короля Густава IV Адольфа. Она вместе с сестрой ранее была представлена молодому Александру и тот выбрал в жёны Елизавету. К тому времени из Бадена приехал её родители (маркграф Карл Людвиг Баденский и принцесса Амалия), две сестры (Мария-Елизавета и Вильгельмина-Луиза) и брат Карл. Возможно, с этим семейством познакомился Семён Романович. Сохранилось письмо Императора Александра от 11 июля в котором тот просит Воронцова «находиться при любезнейшей супруги моей, Императрицы Елизавете Алексеевне, во время путешествия для свидания с королевой Шведскою… я приказал для караула откомандировать 2 роты в Аббердорф и чтоб штаб-офицер ими командующий состоял в полном вашем ведении». Скорее всего он, как и в Англии брал в Царское село дочь Катерину и сына Михаила. Вместо ранее планированных 2 месяца, Воронцов пробыл в Санкт-Петербурге почти 4 месяца. Обратно в Англию граф уехал в октябре и до Мемеля отца и сестру сопровождал сын Михаил. Карета, нанятая ими, отъехала на несколько десятков километров и при реке Луга около городка Ямбург опрокинулась в канаву. Слава богу что никто не пострадал.

Далее Воронцов и Катенька через Берлин доехали до французского побережья городка Кале откуда граф писал 7 ноября сыну что «его посадили на английскую 90 тонную яхту, обитую медью». В этом письме он указывает сыну продолжить изучать математику и применить эти знания в военном деле. Отец понимает, что сыну придётся жениться и тогда улучшать свои знания будет труднее и наставляет «век живи, век учись». Семён Романович сетует на то, что дорога была тяжёлая и, если бы он знал об этом оставил Катеньку и мадмуазель Жардин зимовать в Петербурге и встретил бы их на следующий год весной. По возвращению в Англию Воронцов встретился с английским королём и королевой, которые на встрече спрашивали о Михаиле «здоров ли ты, какого роста стал, в каком полку служит и в каком звании, не забыл ли английский язык». Всё это показывает, что за карьерой молодого человека наблюдают не только в России, но и в Англии.

2. Выезд в Грузию. Бой в Закатальском ущелье. Присоединение Имеретии. Освобождение Еревана. Аустерлицкое сражение. Поездка в Лондон. Битвы при Гуттштадте и Гейльсберге. Подписание Тильзитского мира

Наступил новый 1803 год. Этой зимой простудился, и заболел дядя Михаила Александр Романович Воронцов. Об этом отцу сообщил сын, говоря, что у него после интенсивной работы была несколько дней бессонница и далее началась лихорадка с большой температурой и ночным бредом. Семён Романович советует Мише убедить его бросить трудиться на износ и подать в отставку «умрёт на работе и станет жертвой своего рвения». Болезнь его продолжалась до весны. Министр народного просвещения Российской Империи граф Пётр Васильевич Завадовский, который открыл в прошлом году Дерптский Императорский университет «по причине положения в средоточии трёх губерний Рижской, Ревельской и Курляндской». Преподавание велось на немецком языке и русском языке. Вот как он пишет Воронцову-среднему: «…пока брат твой не выздоровел совершенно, я нападал на него, что в крайнем своём безсилии предаётся труду в излишестве; не всегда, а иногда внимал моему совету, но теперь, как стал на ноги заново, нет нужды перечить ему во вседневных упражнениях; бумаги-пища его и не насыщающая; впрочем бывают часы для беседы и отдохновения, ибо удерживает образ жизни своей по старому в единообразии; в делах горяч и чувствителен. Не дорожит своим местом и видов взять покой от себя не отдаляет. Он един для руля государственного, един и для меня здесь; не стало бы его, я бы минуты не остался в настоящем кругу… обыкновенно после жестокой болезни люди превращаются в скелет, но в нем свежие силы и на вид помолодел»[13 - Архив Воронцовых т.12 стр. 275. письмо №201 от 13.03 1803г. Типография Лебедева. Москва 1877г.]. Не только министр равнялся на Воронцова-старшего, но и двадцатилетний Миша Воронцов, который жил с ним под одной крышей, ухаживал за дядей и читал ему документы, когда тот был немощен. Александр Романович в то время занимал должность канцлера и во многом способствовал разрыву отношений с Францией и агрессором Наполеоном. Летом этого года встал вопрос куда идти служить Михаилу. отец в большом письме от 16 июня расписал сыну обстановку и все армии Европы. Он категорически не рекомендовал французскую, а больше советовал португальскую. В итоге наставлял поговорить с дядей и возможно поехать в Грузию: «…там то же увидишь войну, потому что в этой стране никогда не бывало спокойно, и война в горах – это очень редкое событие. Так же увидишь очень красивую часть России, между Окой и Тереком»[14 - Архив Воронцовых т.17 стр. 68—75. письмо №43 от 16.06 1803г. Типография Гатцука. Москва 1880г.].

А. Р. Воронцов. Художник Д. Г. Левицкий.

Хоть Александр Воронцов немного выздоровел, но болезнь всё равно взяла своё. Он работает, но «раз в день в постелю вводит». Он понимает, что надо взять отпуск и собирается зимой следующего года уехать в деревню.

В октябре этого года Михаил Воронцов выезжает на Кавказ, где начиналась война с горскими народами, которая могла перерасти в столкновение с Персией и Турцией.

Граф Завадовский так писал Семёну Романовичу в ноябре этого года: «…сын твой пустился в древнюю Колхиду. В его леты, с его благоразумием, путешествия полезны, наипаче в наших тех странах, которые мало знаем. Дела брани там быть могут, а начальник князь Цицианов в ремесле военном с отличным талантом и духа непреоборимаго. Я графу Михаилу Семёновичу пременно толковал, чтоб берег себя против тамошняго климата, в котором холодныя ночи и употребление со излишеством фруктов производят лихорадки. Он дал слово быть против того осторожным»[15 - Архив Воронцовых т.12 стр. 275. письмо №202 от 16.11. 1803г. Типография Лебедева. Москва 1877г.].

Семён Романович Воронцов, конечно, написал письмо генерал-лейтенанту князю Павлу Дмитриевичу Цицианову (Цицишвили) в Грузию, где просил обратить на него внимание «…в крае, где вы командуете под начальством вашим несомнительно усовершенствоваться в воинском искусстве можно более в том успеть».

Михаил Семёнович Воронцов выехал из Петербурга в Астрахань в начале сентября. После дух недель дороги он прибывает в этот волжский город, где знакомится с поручиком Александром Бенкендорфом «я нашёл здесь товарища для поездки в Грузию; Бенкендорф решился со мной ехать, и я тому очень рад». Вместе с ними поехал и американец Смит, которого Михаил знал ещё с Лондона. Из этого города он посылает двоюродной сестре купленную им «шаль для сестрицы и сделай милость отдай ей», через своего друга Сергея Марина. Своему товарищу по полку Дмитрию Васильевичу Арсеньеву он написал: «…в это лето была чума… армия Цицианова уменьшилась до половины, но я считаю, что должен ехать туда, кроме того, что холодная погода наверное прекратит эту проклятую болезнь. Никому не говори об этом, потому что мой отец и дядя будут сильно обеспокоены за моё здоровье»[16 - Архив Воронцовых т.36 стр. 51. письмо №3 от 26.10 1803г. Университетская типография. Москва 1880г.].

В конце сентября они отправились в сторону Моздока и прибыли в Тифлис в начале октября. В ноябре Михаил Воронцов, находясь уже в Тифлисе сообщал, о том, как на них в урочище Пейкаро напали 10000 лезгин. Авангардный пост донских казаков Ефремова-3 полка первым начал отражать атаку и дал возможность всем батальонам выстроиться в каре. Открыв артиллерийский огонь, наши войска стояли на месте и после длительной перестрелки ближе к ночи лезгины начали отступать. Таким образом атака противника была отбита. Это можно сказать был первый бой, в котором учувствовал Михаил Воронцов.

П.Д.Цицианов. Неизвестный художник.

Далее наши войска под командованием генерала-майора Василия Гулякова выступили в поход на азербайджанские ханства и нанесли поражение 8000 отряду Казикумыхского хана. Генерал Цицианов, собрав 6 пехотных батальонов и имея 11 орудий выступил в поход на крепость Гянджу. В декабре они были у речки Кочхор и готовились к штурму этой крепости находящийся на равнине одноимённой реки. Вокруг крепости были сады, окружённые каменно-земляной стеной высотой более 3 метров и более 5 километров в периметре. Сама каменная крепость с ханским дворцом находилась внутри за 8-метровыми стенами.

Здесь немного надо охарактеризовать самого Павла Дмитриевича Цицианова. Приведу цитату из записок генерала Сергея Тучкова: «Он был одарен от природы острым разумом и довольно образован воспитанием, познанием и долговременною опытностью в военной службе, был честным и хотел быть справедливым; но в сем последнем нередко ошибался. При этом был он вспыльчив, горд, дерзок, самолюбив и упрям. Считая себя умнее и опытнее всех, весьма редко принимал он чьи-либо советы. Мало было среди его подчиненных таких людей, о которых имел бы он хорошее мнение. Ежели кому не мог или не хотел делать неприятности по службе, то не оставлялись всякими язвительными насмешками, в чем он был весьма остр. Но за подобные ответы ему, даже в шутках, он краснел, сердился, а иногда мстил». Русский историк Николай Фёдорович Дубровин в своей книге «История Войны на Кавказе» приводит такие слова самого Цицианова, который он как-то произнёс на одном из офицерских собраний: «…я не языка законов ищу, а их действия к наказанию порочных и к обороне невинных, вот моего звания долг и вот стезя, от коей я не устранялся ни на час. Ни имена истины и справедливости меня водят в моём поведении, но самая истина и справедливость – вот моё имущество и вот цель моих душевных побуждений»[17 - Н. Дубровин.История войны и владычества русских на Кавказе: Том IV. стр.6].

В первом штурме форштадта в декабре капитан егерской роты Пётр Котляревский без лестниц карабкался на стену и был ранен в ногу вражеской пулей. Поручик Воронцов вместе с егерем Иваном Богатырёвым увидев упавшего капитана подхватили его на руки и начали эвакуировать от стен, но пуля попала в сердце Богатырёва и тот упал замертво. Миша Воронцов взвалил на свои плечи Котляревского и ползком вытащил того из-под обстрела. Далее хоть он и не принимал активного участия в штурме, но «познакомился с опасностями войны, и впервые имел возможность оказать опыты неустрашимости и хладнокровия». Позже Воронцов будет награждён первым своим боевым орденом «Св. Анны» 3 класса.

Наступил 1804 год, и наш герой поручик Михаил Воронцов встретил его в дороге. Генерал Цицианов обещал Семёну и Александру Воронцовым беречь молодого человека и возможно специально отправил с донесением к генерал-майору Василию Семёновичу Гулякову к реке Алазань. Михаил Семёнович прибыл к генералу в январе, когда тот разбил Казикумыхского хана и взял селение Джары.

Батальоны Цицианова в эти зимние дни находились у стен крепости в осаде. Князь Павел Дмитриевич вёл переговоры с Джават-ханом. Вот слова из его последнего требования «…Джевад-хан со всеми жителями должен принять подданство России, сдать крепость российским войскам со всем имуществом, он останется владельцем и будет платить ежегодно 20 тысяч рублей дани, снабжать провиантом войска как расположенные в крепости, так и те, которые будут находиться по дороге к Шамшадилю, от Шамшадили и её жителей отказаться и выдать своего сына». 2 января собрался военный совет в составе высших начальников: генерала-майора Семёна Портнягина (Нарвский драгунский полк), полковников Павла Карягина (17 Егерский полк) и Фёдора Ахвердова (9 арт. батальон) и подполковника Фёдора Симоновича (Кавказский гренадёрский полк) под председательством генерал-лейтенанта Цицианова. Было решено начать штурм крепости Гянджа двумя колоннами сразу рано утром под покровом ночи и почти без шума с глубоким молчанием всех нападающих. Отбивая атаку егерей, противник пропустил другой отряд, который приставив лестницы захватил башню Кафер-бек и отворил ворота. Сам хан дрался стоя на пушке и был зарублен русскими драгунами. За полтора часа боя было убито более 1500 защитников, наши потеряли 15 офицеров, 35 нижних чинов и 192 раненых солдат. В плен было взято 8585 мужчин «кинули ружья и даже самые татары начали креститься» и чуть больше число женщин и детей. Этот город нашими генералами был переименован в Елизаветполь.

В другой местности (под Джарами) генерал-майор Василий Гуляков продолжал преследовать неприятеля и продвигался со своими батальонами Кабардинского полка в глубь Дагестана. В середине января войска вступили в Закатальское ущелье и генерал, двигавшийся около артиллерийских пушек, был убит одной из первых пуль. Это всё видел поручик Михаил Воронцов, который так написал в своём письме Цицианову: «Из рапорта князя Дмитрия Захаровича Орбелиани вы изволите усмотреть, какое у нас сегодня было несчастное дело с лезгинами. Василий Семенович Гуляков, будучи руководим одной своей храбростью, пустился со всем отрядом в такое неприступное место, что ежели бы оно нам было и знакомо, то и тогда никак не следовало бы идти туда. Он, по обыкновению своему, опередил всех и шел впереди. не открыв места, без фланкеров и без всего. Одни грузины были еще больше впереди, и это была главная его ошибка, ибо, как только лезгины бросились с саблями на грузин, они все побежали назад и кинулись на нас; место не позволяло выстроиться, так что и нас сначала было опрокинули. Василия Семеновича убили у первого орудия; я возле него был, и со мной то же бы случилось, если бы бежавшая толпа не столкнула меня с прекрутого яра, куда я летел и разбился бы до смерти, ежели бы не случилось упасть на других, которые уже прежде меня той же толпой были столкнуты. Как можно скорее я вылез опять наверх и нашел, что наши опять стали собираться, и в скором времени лезгин оттуда сбили. Как князь Дмитрий Захарович Орбелиани, так и Алексей Алексеевич Леонтьев все возможное примером и просьбами делали, чтобы солдаты не унывали. Идти вперед было нельзя, ретироваться назад тоже казалось невозможным, однако же с большим трудом мы отошли. Теперь мы пришли на место лагеря и находимся в совершенной безопасности. Снарядов и патронов у нас очень мало, провианта не более, как на девять дней, отступить же не хочется, да и стыдно»[18 - В. Бутков. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 г. т. II, стр 128].

Вот так вышло, что, отправляя Воронцова князь Цицианов думал, что убережёт его от смерти, а на самом деле чуть не погубил молодого поручика. Спустя 30 лет генерал Коцебу прислал Михаилу Воронцову его серебряный компас, который он потерял при падении в овраг. Он был найден у убитого лезгина на руке в 1826 году и на нём была надпись «Гр. М. С. Воронцов 1804 год».

После побед князь Цицианов вернулся в Тифлис, куда прибыл и Миша Воронцов. Князь продолжил переписку с имеретинским царём, но тот тянул время. Спустя некоторое время Михаил Семёнович отбыл с гренадёрами в Имеретию, где они осадили селение Гори на левом берегу реки Куры. Генерал-лейтенант Цицианов отправил к царю Соломону порутчика Воронцова с проектом документов на подписание мира. Он даёт ему в помощь своего адьютанта Степанова, переводчика священника Алексея Петриева и 15 конных казаков. Вот как Павел Дмитриевич писал министру иностранных дел князю Адаму Чарторыйскому в Санкт-Петербург: «…отправил просительные пункты и условные статьи подданства для подписания, не приказав поручику и камергеру Е.И.В-ва графу Воронцову соглашаться на перемену ни единого слова в статьях постановленнаго и возвратиться неотменно через 15 дней и тогда я буду иметь честь сообщить вашему сиятельству о последствии дела сего, то есть вступления войск в Имеретию, дружескою или военною ногой». Цицианов так же предписывал Воронцову: «…старайтесь всемерно привесть оное дело скорее к окончанию, дабы в случае несогласия или упорства Царя Соломона, могли, по Высочайшему Его Императорского Величества повелению, выступить с войсками прежде нежели лес оденется листом. Усердие вашего сиятельства к службе и мною испытанное, удовлетворяет меня в том, что вы первый шаг столь важнаго служения, на вас возлагаемаго, ознаменуете ожидаемым успехом»[19 - М. П. Щербинин. Биография князя М. С. Воронцова стр.16—18. тип. Э. Веймара. Москва 1858г.].

Прибыв в царскую резиденцию поручик, Михаил Воронцов несколько раз настойчиво требовал у охраны аудиенции и в итоге тот его принял: «…мы были призваны к нему и после долгаго разговора, он объявил, что пункты подписать не может, а желает, отложа оные, присягнуть на верность Государю Императору. На сие я отказался, говоря, что однаго без другаго принять не могу. Потом он хотел писать к вашему сиятельству, изъясняя причины, побудившия его к решению, которое и по его собственным словам должно непременно погубить его и купно с ним Царство Имеретинское; но я объявил, что никакого письма, ни изъяснения принять не могу, уверяя при том, что ваше сиятельство ни в какие переговоры с ним вступать не будете».

Наш герой Михаил Воронцов в марте находясь в Гори писал своему другу прапорщику Преображенского полка Сергею Никифоровичу Марину: «…живём мы уже теперь дней десять, и продолжение пребывания нашего зависит от воли его величества царя Имеретинскаго: ежели он умён, то отпустит нас скоро в какой-нибудь другой край; а ежели хочет драться, то мы не прочь, и попробуем, чья возьмёт. Кажется, что дело обойдётся без драки; да и как можно такому дрянному царству бороться с Россиею? Воробьям с орлами не воевать»[20 - Архив Воронцовых т.36 стр 61. письмо №6 от 05.03 1804 г. Университетская типография. Москва 1880г].

В марте генерал-лейтенант Цицианов лично отправился на свидание с Имеретинским Царём в пограничное урочище Эльзиауры, где после длительных переговоров вынудил Соломона II подписать соглашение, принять присягу и перейти под покровительство Российской Империи. За эти дипломатические труды 22-летний поручик Михаил Семёнович Воронцов позже был награждён вторым своим орденом «Св. Владимира» 4 степени с бантом.

Затем в июне русские войска полковника Павла Карягина и генерал-майора Тучкова вошли в Армению и при Эчмиадзине разгромили 18000 соединение персов с Аббас-Мирзой и ханом Сулейманом в Дзегамской равнине. Персияне, никогда не воевавшие с русскими были поражены действиями малочисленных отрядов христиан «каре регулярной пехоты казались им неприступными движущимися стенами». Наши к тому же на высотах расставили артиллерию и удачно поражали противника «покрывали всё поле трупами, что приводило в ужас необразованное персидское войско».

Далее персидский Шах Фет-Али (Баба-хан), перейдя Аракс с войском численностью 27000 штыков расположился лагерем у деревни Калагири. Наши егеря 9 полка под командой полковника Феликса Цехановского, переправили ночью через речку Зангу 3000 отряд и атаковали неприятеля «четырьмя кареями». Они предприняли такой шаг для спасения гражданского населения армян, которые убегали от мусульман. Персы, видя такую «наглость» русских тут же на них со всех сторон. Генерал Цицианов, переправился через реку и видя изменившеюся ситуацию скомандовал нашим батальонам повернуть налево. Среднему каре генерала Тучкова приказано было отрядить добровольцев в авангардный батальон полковника Петра Козловского. Там же командовал поручик Михаил Воронцов «исполняющий должность бригад-майора» или по-другому начальника-штаба. Этому авангарду надо было продвигаться «по узкому проходу в ущелье под обстрелом персов, находящихся на склонах». Вот как пишет историк Николай Дубровин в своей «Истории войны»: «…скинув ранцы и шинели, подобранные товарищами, гренадёры бросились за своим командиром штурмовать отвесную гору высотой 50 саженей. Это было одно из самых смелых предприятий, какия только случаются на войне… солдаты с трудом карабкались вверх, падали, съезжали вниз вместе с каменною глыбою, снова карабкались и медленно продвигались вперёд. Не более 40 человек и несколько офицеров вслед за Козловским дошли до вершины и бросилась в штыки. Не ожидая с этой стороны нападения, персы сначала выдержали удар, обратились в бегство к своему лагерю, до того устрашились, что ни один человек не остановился и не мог потому узнать, кто за ним гнался и затем пустились бежать через Эривань и скрылся за Араксом. Тридцать человек линейных козаков Семейнаго и Гребенскаго войска, при есаулах Суркове и Егорове, обскакав гору, успели отрезать только весьма небольшую часть бегущих и отбить 4 знамени и 4 фальконета на драмадерах… нашим достался весь роскошный богатый персидский лагерь»[21 - Н. Дубровин.История войны и владычества русских на Кавказе. Том IV. стр.319].

Михаилу Воронцову в этом бою приходилось действовать штыком и одновременно выполнять роль командира. К тому же в те дни стояла безжалостная жара и действовать приходилось в горах почти не имея воды. Наши так же освободили более 100 армянских семейств, двигавшихся на повозках с детьми и стариками. Русские гренадёры, мушкетёры и егеря безжалостно уничтожали противника, который в итоге потерял более 17000 убитыми.

Ранее в мае Цицианов отправлял требования к Мамед-хану сдать ему крепость Эривань и посадить на патриарший престол Даниила. Он требовал от него прислать грамоту с печатью, что хан согласен исполнить требования русского командующего «в крепости поставить русские войска, а вам вольно будет где хотите жить; признать Российского Императора своим государем и присягнуть ему на верность; давать дани по 80000 рублей в год… вот последния мои слова, вот дорога благая; буде не по ней пойдёте, не я виноват буду в вашей погибели». Туда же направлялись персидские войска Баба-хана, который так же желал захватить эту крепость. Мамед-хан молчал и тянул время до того, пока персидские войска не появились у стен Эривани.

В начале июля русские батальоны (Кавказского гренадёрского, Саратовского, Тифлисского мушкетёрского,9Егерского, Нарвского драгунского полков и батальон артиллеристов с 12 пушками), 300 донских казаков и грузинские ополченцы (всего не более 5000 человек) стремительно сделали марш в 44 версты и на глазах персов обложили крепость Эривань в которой находился Мамед-хан. Этому способствовало полнейшая бездеятельность многочисленного противника, не предпринявшего никаких военных движений. Крепость стояла на высоком и крутом утёсе, окружённая двойною стеной с 17 башнями и вокруг была обнесена глубоким рвом. В ней находилось 7000 человек, 60 пушек и 2 большие мортиры. Цицианов со штабом занял ханский сад с различными каменными укреплениями, а гренадёры Саратовского полка захватили караван-сарай. Егерский 9 полк занял бугор Мухале и сады Юнжалы на правом берегу реки Занги. На левой стороне реки справа стояли батальоны Кавказского гренадёрского полка под командой полковника Симоновича. В мечети была главная квартира Цицианова, там же располагался граф Михаил Воронцов. Левее в Кашагарском предместье, стоял генерал-майор Тучков, а ещё ниже с 2 батальонами генерал-майор Леонтьев.

Продолжились переговоры с Мамед-ханом о сдаче крепости, тот всё медлил. 5 июля был сделан мост через речку с егерями и начался обстрел стен. Спустя несколько дней мушкетёрами был заложен «редант» земляное укрепление. К нашим прибыл Джафар-Кулихан хойский с отрядом конницы. 15 июля тёмной ночью Баба-хан (40000 человек) атаковал наши войска с юга и севера, но после десятичасового «жаркого боя, неприятель был отражён, разбит на-голову, взяты 2 знамени и 2 пушки». Остались лежать на поле боя более 1000 персов, в том числе 3 хана и 250 командиров. Ещё 500 человек полегло после вылазки около стен крепости. Персы отступили на юг за 23 версты к притоку реки Аракс под названием Гарничай. Более подробно об этом длительном сражения можно почитать у Николая Дубровина в «Истории Войны на Кавказе». И в этом бою показал себя во всей красе Миша Воронцов, принимавший непосредственное участие в отражении персов.

План блокады Эриванской крепости.

Вот как генерал от инфантерии Цицианов писал в донесении Императору Александру: «…не могу не рекомендовать особенно находящегося при мне за бригадир-майора, не сменяющагося, Лейб-Гвардии Преображенского полка поручика Графа Воронцова, который деятельностию и попечительностию своею, заменяя мою дряхлость, большою мне служить помощью и достоин быть сравнен с его сверстниками. О сем дерзаю всеподданейше представить, зная священныя правила справедливости Вашего Императорскаго Величества, по строгости коих, служба сего молодаго офицера, обещающаго много для пользы службы, заслуживает всеконечно Всемилостивейшаго Вашего Императорскаго Величества внимания к одобрению его».

Позже граф Михаил Воронцов был награждён Императором третьим своим орденом «Святого Георгия Победоносца» 4 степени и произведён из поручиков сразу в капитаны. Таким же орденом наградили майора Нольде, полковнику Цехановскому пожаловали шпагу с золотым эфесом и подполковнику Симоновичу очередной чин. Генералу Цицианову был присвоен орден «Св. Владимира» 1 степени.

Простояв около крепости до 2 сентября, Цицианов вынужден был снять осаду из-за недостатка продовольствия и отступить. Неприятель сжёг все посевы и всё сено на полях. Многие солдаты из-за отсутствия соли, вина и уксуса заболевали лихорадкой. «моровой язвой» и поносом. Обещанное продовольствие от князя Чавчавадзе не поступило. Через селение Кара-Килис наши войска прибыли в Тифлис. Михаил Воронцов прибыл в город 27 сентября и нашёл здесь письма от своих друзей из Петербурга. Полковник лейб-гвардии Дмитрий Васильевич Арсеньев прислал ему вызов вернуться в Преображенский полк.

Капитан Михаил Воронцов находился на отдыхе и собирался ехать только в октябре. Он писал своему другу: «…поход был в числе труднейших бывших в здешнем краю. Безпрестанныя драки ничего бы не значили, хотя и потеряли мы в оных довольно людей; но поддели нас больше недостаток в провианте, страшная жара и особливо болезни, которыя до того простирались, что больше 6 недель половина корпуса лежала, а другая половина более походила на тень человеческую, нежели на настоящих воинов. И в этом-то состоянии, имея менее 2000 под ружьём и расположенные на семи верстах кругом неприятельскаго города, в котором было до 6000 гарнизону, а вокруг нас Персидская армия до 45000, мы дрались почти всякой день и всегда побеждали, так что, когда уже совершенно не стало ни хлеба, ни способов к доставлению онаго, и что мы по сей причине принуждены были снять блокаду. Персияне не смели почти безпокоить наше отступление, хотя оно было и труднейшее. Обозу весьма много, а лошадей почти не было: всех драгунских и казачьих отдали под артиллерию и под полки, и со всем тем больше везли на руках. К сему прибавить надо страшное число больных, так что в ином полку третьей части не было на лицо, а офицеров ещё меньше здоровых, по препорции, нежели солдат. В двух батальонах Кавказскаго полка командовали в одном порутчик, в другом подпорутчик, в третьем подполковник; ни капитана, ни кого помощников не было. Персияне столь были напуганы Русскими штыками, что хотя и приходили всякий день с нами драться, но не так жарко, чтобы помешать нашему походу, а больше все строили безпрестанно батареи из фальконетов и стреляли, но фланкерами нашими всегда были сбиты»[22 - Архив Воронцовых т.36 стр.76. письмо №11 от 30.09 1804 г. Университетская типография. Москва 1890г.].

В октябре генерал Павел Дмитриевич Цицианов отправился в Осетию, где к тому времени продолжались вооружённые волнения среди местного населения, которое возглавил князь Парнаоз Багратион. Они захватили селения Ларс, Анаур и Дарьяльское ущелье, по которому протекает Терек, находящееся на границе с Грузией. Капитан Михаил Воронцов после похода заболел лихорадкой и не сопровождал командующего, а лечился в Тифлисе. В тех местах располагался Саратовский мушкетёрский полк под командованием генерал-майора Петра Даниловича Несветаева. Туда подтянулись 6 рот Казанского мушкетёрского полка, две роты артиллеристов, два Донских казачьих полка полковника Быхалова и роты Владикавказского гарнизона. Цицианов в письме Воронцову из Анаура пишет: «…зачинщики на обман не даются и не идут на зов мой для объявления постановления о их повинностях. Несветаев просит попугать, и я на сегодняшний день разрешение ему дал». Он совершил небывалый марш по горам, и овладел Балтой, Ларсом, Дарьялом, Казбеком. Потом наши войска спустились через Гудаурский перевал в Грузию, взяли Ананур и в несколько дней восстановили сообщение по всей Грузинской дороге и так же очистили все боковые ущелья. Царевич Парнаоз бежал к хевсурам, где его захватил с казаками бригадир князь Томаса Орбелиани. Он сдался вместе со своей свитою из 30 князей кахетинских и был доставлен в Тифлис. Несветаев вернувшись доложил главнокомандующему, что необходимо навести порядок и в Шурагельской области. Цицианов в ноябре вместе с войсками отбыл в Цхинвал, затем в Джавы (по-осетински Дзау), через селение Крожи и далее в неприступные Кошки, расположенные на высокой горе в 15 верстах от Эльбруса. Он пишет Михаилу Семёновичу: «…два дня дравшись, пришёл я сюда в воскресенье на ночь и, ужасныя вспоминая места и дорогу, шёл с упорною дракою. У нас убито 3, да ранено 18; много тяжёлых, потому что сверху осетинцы стреляя, весьма метко давали вдоль тела раны»[23 - Архив Воронцовых т.36 стр. 80. письмо №15 от 30.11 1804 г. Университетская типография. Москва 1890г.].

Как и Суворов в Альпах Цицианов провёл наши войска по глубокому снегу и выбил бунтовщиков. Именно из этих мест он отослал 9 декабря прибывший к нему с фельдъегерем орден «Святого Георгия» для капитана Михаила Воронцова. Он его получил, находясь в пути к Цицианову, куда и прибыл на другой день. Именно из этого селения Михаил пишет письмо Арсеньеву из Кошек (Верхняя Кусджита, Дзауского района) «…сейчас мы здесь в местах больше пригодных для жизни котов, а не мужчин; ибо ни одно из подразделений в мире не взошло на такие крутые высоты, находящихся в цепи Кавказских гор по шею в снегу. Осетины прошлым летом расправились с отрядом казаков и чтоб наказать их Принц (Цицианов) пришёл к ним в гости. Выздоровев, я приехал сюда. Мы имели две баталии с осетинами, избили их и сожгли несколько деревень… мне не терпится узнать какая у меня будет рота в полку и каком батальоне, если придётся уехать первым отсюда»[24 - Архив Воронцовых т.36 стр. 80. письмо №12 от 10.12 1804 г. Университетская типография. Москва 1890г.].

Новый 1805 год наш герой 22-летний капитан Воронцов встретил в селении Дзау, куда наши войска прибыли после похода в горы. Он опять заболел от переохлаждения, и генерал Цицианов отпускает его в Россию, через Горис, Кутаис и Поти. В июне прошлого года его отец Сергей Романович Воронцов получил разрешение от Императора «о возвращении в Отечество, дабы окончить последние дни в покое и между родными». Международная обстановка не дала ему уйти от дел, и он до конца года находился в Англии. В Париже состоялась церемония коронации Императора Наполеона I Бонапарта. Воронцов приложил много усилий к заключению Петербургского союзного договора между Российской Империей и Великобританией. Эти страны обязались содействовать восстановлению династии Бурбонов и договорились привлечь к этим усилиям другие государства. В апреле Император Александр просит его продлить ещё немого своё пребывание в Англии.

К этому времени в начале марта капитан Михаил Семёнович Воронцов прибыл в «загородный каменный дом на 8 версте Петергофской дороге, позади дворца есть большой плодоносный и увеселительный сад с теплицами, оранжереями, каналами, увеселительными домиками, беседками». Конечно, он был принят Императором, где они вели разговор по поводу войны на Кавказе.

Отец Семён Романович ему рекомендует по поводу заболевания обратиться к доктору Крейтону, так как «друг мой Роджерсон в Шотландии». Он так же просит навестить Николая Николаевича Новосильцева (президента Академии наук), который желает подружиться с Михаилом Семёновичем. Именно сюда в загородный дом пришло письмо от дяди Александра Романовича, который находился уже в отставке и жил в имении «Андреевское» на пол пути из Москвы во Владимировскую губернию. Он приглашал его приехать. Сохранилось в архиве письмо, которое получил Михаил Семёнович уже в дороге 16 марта находясь в Москве: «прошу пожертвовать несколькими вечерами ради меня и рассказать в деталях о Грузии и соседних странах и особенно о Ериване и Персии. Кто ими управляет и где проживают? Раскажи про Испахан и старый Софис, где Ширас и как там Керим-хан. В состоянии ли мы начать войну с Персией?». После посещения родного дяди Михаил Семёнович съездил в имение Конь-Колодезь на Дону (Воронежской губернии) которое принадлежало деду адмиралу Синявину и где жил его двоюродный брат Григорий Алексеевич Синявин. Михаил увидел тот замечательный дом выстроенный как корабль. Он так же встретился с отставным генералом Николаем Алексеевичем Татищевым бывшим командиром Преображенского полка в его имении в Туле.

Своё 23-летие он отмечает бучи уже на службе в своём полку. Он получил в командование роту в 3 батальоне Преображенского полка (комбат полковник Яков Иванович Дедюлин). После того как французы расстреляли молодого герцога Луи Антуана Энгиенского Россия объявила войну Франции. В день полкового праздника приехал Император Александр, Цесаревич Константин Павлович и объявили всем что отряд из 10 батальонов, 27 эскадронов отправляются на войну. Командиром от лейб-гвардии Преображенского полка был граф Пётр Александрович Толстой. Войска направлялись в Померанию под командование шведского короля Густава-Адольфа. Капитан Михаил Семёнович Воронцов выступил в поход со своей ротой 13 августа из Красного села. Двоюродный 20-летний брат Лев Александрович Нарышкин выполнял обязанности адъютанта при генерале Толстом. Мать его Мария Алексеевна Нарышкина была дочерью адмирала А. Н. Синявина. Часть войск в том числе артиллерия была отправлена морем из Кронштадта.

Путь лейб-гвардии лежал, через Лугу, Порхов, Великие Луки, Витебск, Минск, Слоним в Брест-Литовск, куда они прибыли 9 октября. Немного передохнув, наши части двинулись в путь по Польше до Кракова. Именно в этом походе поручик Марин сочинил гимн Преображенского полка марш «Пойдем, братцы, за границу, бить Отечества врагов. Вспомним матушку-царицу, вспомним, век ее каков!». Гвардейские корпуса соединились с армией Кутузова у городка Ольмюц (Оломоуц, Чехия). Бригадный майор Михаил Воронцов сопровождал своего начальника на встречу с королём Швеции Густавом IV. Присутствуя на параде, все высокие начальники остались довольны выправкой батальонов. Затем наш гвардейский отряд вышел на блокировании крепости Гамель. Цесаревич Константин 20 ноября с 7 батальонами расположился на левом берегу небольшой речки Литавы на господствующих высотах. Правый и левый фланг наших войск отстояли с разрывом в несколько вёрст от центра. Наполеон ранее распустил слух, что будет отступать к Вене и многие в это поверили. Император Александр I во всю доверился австрийскому генералу Вейротеру, который хорошо знал местность. Михаил Кутузов был против неподготовленного наступления, а Александр его не слушал. Гвардейские батальоны ставились в резерв, а наступление планировалось 5 колоннами. Погода в ту осень стояла холодная, шли дожди, и все ожидали мороза. Великий князь Константин Павлович с батальонами, не дождавшись кавалерии князя Лихтенштейна переправились через ручей и пройдя около версты заметили какие-то войска и подумал, что это союзники. Он развернул свою пехоту фронтом в 2 линии и не опасаясь приказал войскам снять ранцы и разрядить оружие. Французы перед Аустерлицем окончив свои перестроения открыли артиллерийский огонь по нашим войскам. Константин отправил вперёд егерский батальон, но что он мог сделать, ведь противник наступал тремя дивизиями. Преображенские батальоны перешли ручей, выстроились в «каре» и стали отбивать атаки конных мамелюков. Михаил Воронцов, исполняя должность начальника штаба координировал построения. Первая шеренга встала на колено и, уперев приклады в землю, направила ружья с примкнутыми штыками вперед под углом в 45 градусов, задние 3 шеренги изготовились к стрельбе. Противник летел на лошадях во всю мощь и после нескольких наших залпов вынужден был отступить. Французы готовились к новой атаке, но Цесаревич отвёл свои войска за ручей и вышел из боя. Наполеон тут же встал на Праценские высоты и колонны генерала Дмитрия Дохтурова, Александра Ланжерона и Игнатия Пршибышского оказались окружены с 3 сторон и могли отступать только к Меницкому озеру между двумя речушками неся огромные потери. Проходя через озеро с тонким льдом, многие русские пехотинцы и конница потонули. Наши войска отступали всю ночь под сильным ветром и дождём, раненый Кутузов еле спасся от плена. Победоносный настрой русского Императора сменился полным отчаянием.

Вся свита Александра разбежалась в разные стороны и вернулась к нему только наутро «… первые же часы после катастрофы царь скакал несколько вёрст лишь с врачом, берейтором, конюшим и двумя лейб-гусарами, а когда при нём остался лейб-гусар, царь, по словам гусара, слез с лошади, сел под деревом и заплакал». Только 22 числа переправившись через реку Мораву наши уставшие части смогли передохнуть. Союзные войска потеряли убитыми 16000 человек и более 20000 было взято в плен. Было заключено постыдное перемирие и 24 ноября Александр уехал в Санкт-Петербург.

В декабрьском письме к своему дяде Михаил Воронцов с грустью писал: «…проигранная битва не имеет большого значения, но мир заключённый сразу же после этого, – это на мой взгляд, в высшей степени душераздирающее и бесчестное дело. Либо не ввязываться в войну, либо активно её поддерживать. Я не понимаю, как после этого русский может смотреть в глаза французу, не умирая от стыда»[25 - Архив Воронцовых т.36 стр. 112. письмо №4 от 07.12 1805 г. Университетская типография. Москва 1890г]. Миша писал это письмо к своему дяде Александру Романовичу не зная, что тот умер два дня раньше в своём имении «Андреевское», в котором они виделись весной этого года. Друг Воронцова поручик Сергей Никифорович Марин в этом сражении был тяжело ранен. Картечь ему попала в голову, а затем 2 пули в грудь и одна навылет в руку. Миша Воронцов спасал друга и вывозил его в Аустерлиц, где были медики. Только благодаря ему этот знаменитый в то время человек остался жить. Сейчас мало кто о нём знает, а вот музыка-марш гимна исполняется почти на каждом военном параде.

С. Н. Марин. Художник О. А. Кипренский.

После стоянки в Синицком лагере, был дан приказ возвращаться назад в Россию. Михаил Воронцов отпрашивается у своих командиров и получает отпуск для того, чтоб навестить своего больного отца.

Новый 1806 год Михаил Воронцов встретил в Берлине. Отец Семён Романович не имел сведений про смерть своего брата и только 8 января узнал про проигранное сражение русских войск. В это время его сын был уже в Ниенбурге в Нижней Саксонии. В середине января Михаил находился в Бремене, про это можно судить, где он получал письма от отца. Только в конце января Семён Романович узнал, что его брат умер и он просит сына: «…я умоляю приехать ко мне и поддержать своего отца и сестру и которым нужно ваше присутствие. У меня нет сил писать больше». Узнав о смерти дядюшки Михаил Семёнович ещё быстрее продолжил свой путь. В феврале он приехал в Лондон, где его встретил отец и сестра Катя. Он там пробыл до конца июля.