скачать книгу бесплатно
Привычный ритм я нарушать пока…
Канал глубок, на небе облака…
Луна – огромным новогодним шаром…
Я шут, бродяга, пилигрим…
Я ваших глаз не вижу,
Но укор я в них уже читаю…
Умолкаю…
Вас больше, Альбертина, не пугаю
Своими мыслями, звучащими из тьмы…
Мы не знакомы… мы пока – не мы…
А вы и я… раздробленность пространства…
Разбитость на малюсенькие стекла,
На отражения в мозаичном окне,
На блики солнца, что сиять во тьме не могут…
Им попросту нельзя сюда являться до времени…
Звон колокольный стих уже…
А звон разбитого стела – знаменье вам,
Живущим здесь сейчас,
От нас, ушедших в вечность…
До встречи на мосту… На Понте де Риальто,
На улицах объятий, вздохов, взглядов…
В глаза мои смотреть пока не надо…
Ещё не время для признаний… не…
Разбитое стекло звенит во мне…
Словно подтверждая его слова, у ног Альбертины разбилось стекло. Она вскрикнула от неожиданности, прижалась к Марио:
– Уйдёмте, уйдёмте скорее отсюда, умоляю вас.
– Сначала – поцелуй, – он улыбнулся.
– Ах, вы, мерзавец! Вы… – она оттолкнула его, задохнулась от злости. – Зачем вы меня сюда заманили? Вы – развратник. Вы…
– Полегче в выражениях, детка, – сказал Марио раздраженно. – Согласившись пойти со мной, ты должна была понимать, что за прогулкой может последовать всё, что угодно. А я прошу не тело, и не душу, а только губы… Холодный, искривлённый злобой рот, – усмехнулся. – Люблю срывать такие поцелуи. Целуя не целую, приручаю, как приручают диких кобылиц… Не дуйся. Ты – не кобылица, а милая, наивная девица, синьора, синьорина…
– Аль-бер-ти-на, – пропели из тьмы несколько голосов.
– Я знаю. Мне подсказывать не нужно, – сказал Марио резко.
У ног Альбертины разбилось ещё несколько стёкол.
– Целуйте же скорей! – воскликнула она.
– Не буду. Я расхотел вас целовать, моё дитя. Идёмте, – Марио взял её за руку, повел за собой. – О том, что с нами было, никому ни слова. Ясно?
– Яснее быть не может, – сказала она, подумав о том, что историю любви венецианского призрака и живой девушки можно назвать балладой или сказкой. Никто не поверит в реальность произошедшего с ней сегодня. Да и зачем рассказывать кому-то о странных голосах, звучавших из тьмы, о разбитых стёклах, о лунном молоке, об импозантном венецианце по имени Марио, который раскрыл ей свои мысли, чувства и даже желания. Он жаждет любви, которая поможет ему вернуться из небытия в свет…
– Вы запутались, голубка, – сказал Марио, остановившись. – Не он просил вас о любви, а вы… вы, Альбертина, умолять должны меня о снисхождении…
– Так вас или его? – с сарказмом спросила она.
– Нас обоих, – ответил Марио без улыбки. – Нас… Мы пришли. Вот ваш отель.
– Откуда вы узнали, что я остановилась в Корте дель Азур? – спросила она растерянно.
– Венеция полна загадок, – ответил он, рассмеявшись.
Вам разгадать загадки невозможно,
А нам, ушедшим в вечность,
Они ясны, понятны, объяснимы.
Вода к каналах протекает мимо
Мостов, домой, причалов…
Здесь люди ждут, прощаются, встречаются…
Здесь наши души в звёзды превращаются…
В осколки, разбитого стекла,
Здесь говорят нам правду зеркала…
Итак…
Вы – Ангел, Альбертина.
Вам на причале Сант Анджело нужно было
На землю с корабля сойти…
Вы это сделали…
Желаю доброй ночи…
Вас дух Венеции не держит больше…
Марио исчез, растворился в темноте, словно его и не было.
Дверь отеля была заперта, Альбертина позвонила. Портье открыл, протянул ей ключи от комнаты со словами:
– Вы – единственная синьорина, которая отважилась загуляться в Венеции до полуночи. Обычно, наши гости стараются улечься спать пораньше. Люди верят в сказки и легенды, боятся духов.
– А духи есть? – спросила она с интересом.
– Конечно, – он улыбнулся. – Для тех, кто в них верит, они реальны. Для тех, кто ничего не боится, они плод чьей-то фантазии. Вы в каком ряду? О, простите, задал глупый вопрос. Вы же бесстрашная синьорина. Вы в духов не верите и правильно делаете.
– Я в них верю, – сказала она без улыбки.
– О, что я слышу? – неподдельное удивление преобразило портье. Из недовольного ворчливого старика он превратился в моложавого человека с сияющими глазами.
Скажи она сейчас: «Пойдемте гулять по городу», он бросит всё, помчится за нею следом, споёт серенаду, подарит розу с шипами, чтобы она уколола пальчик, а он будет его целовать страстно, нежно, неистово…
– Я верю в духов, – повторила Альбертина с улыбкой. – Доброй ночи.
– Подождите, – портье преградил ей путь. – Хочу сказать, что ваше бесстрашие мне нравится. Но, все же, будьте осторожней. Духи не любят, когда их тревожат… Не вторгайтесь в их тайны, в их чувства, в их эмоциональное пространство, синьорина.
– Звучит пугающе. Но, как я узнаю, где это пространство, в которое мне вторгаться не стоит? – спросила она, побледнев.
– Вы его почувствуете, – проговорил он, понизив голос. – Это, как электрический разряд, как искра от прикосновения к наэлектризованному предмету.
– Что делать, если эта искра возникнет? – поинтересовалась Альбертина.
– Замереть… ждать… слушать… – портье поклонился. – Доброй ночи, синьорина.
– Buоna notte, – сказала Альбертина и пошла к себе.
Она распахнула окно и долго смотрела на Луну, прячущуюся в облаках. Ей не хотелось спать, хотелось надышаться воздухом Венеции, чтобы потом вспоминать каждую мелочь, каждый звук, услышанный здесь. Завтра она покинет этот город. Завтра эта реальность превратится в нереальность, в сон и постепенно сотрется из памяти всё, что сейчас в ней так ярко…
Звон разбитого стекла напугал Альбертину. Она захлопнула окно, посмотрела на часы. Без четверти три. Скоро рассвет. Нужно немного поспать. Завтра долгая дорога. Альбертина разделась. Платье заискрило.
– Ну зачем он мне сказал про наэлектризованность? – простонала она. И тут же выпалила. – Одежда искрит не потому, что мы вторглись в чужое пространство, а потому что она сделана из синтетических волокон. Всему есть разумные объяснения. Всему… – и чуть мягче. – Я ничего не боюсь… Я вас люблю… Я желаю вам доброй ночи… Buоna notte…
Альбертина улеглась в постель и моментально уснула. А проснулась от резкого толчка, словно кто-то её разбудил. Кто? Венеция. Она захотела открыть Альбертине одну из своих многочисленных тайн, поведать историю любви, веры и прощания… Поняв это, Альбертина превратилась в зрение и слух, стала частью эмоционального пространства духов. С легкостью вошла в него, испытав при этом чувство полёта.
– Невесомость – вот чего нам всем так не хватает, – подумала Альбертина. – Мы держимся за условности. Они нас заземляют, сковывают цепями суеты и лживых обещаний. Не вырваться из этого замкнутого круга… Душа окаменеет в ожидании чуда. Не ждать его, а сделать шаг ему навстречу – вот мудрое решение. И тогда невесомость станет освобождением от оков…
Дуновение ветра, плеск воды и рассветное солнце, разорвавшее завесу тьмы, обрадовали Альбертину. Она зажмурилась.
– Скорее, скорее, скорее, – приказал вихрастый паренек, схватив её за руку. – Что ты остановилась, неуклюжая курица? Из-за тебя мы пропустим самое главное.
Альбертина не рассердилась на него. В подсознании возникло понимание того, что всё происходящее с ней сейчас – это страницы прошлого. Их общего прошлого, в котором они с мальчиком были счастливы. Тогда они были детьми… А потом? Потом – пустота, в которую они сейчас бегут. Там есть заветная дверь, за которой незнание станет знанием, заполнятся недостающие квадратики жизненного пространства. Она искренне верит, что встреча с прошлым поможет ей, подскажет нечто важное… Нужно довериться этому мальчику, ругающему её за нерасторопность.
– Скорее, скорее, скорее…
Он не бежит, летит над землей. Она старается ему подражать, путается в подоле своего длинного платья, подхватывает его, кричит:
– Ма-ри-о-о-о… смотри, я тоже умею летать!
Он смеется звонко, беззаботно. Его смех ударяется мячиком в стены домов, ныряет в канал и исчезает в мутной воде.
– Ты – не курица, не курица, – кричит Марио. – Ты – цапля, длинноногая цапля…
– А ты… ты… балбес… – она останавливается, опускает подол, прячет свои худые ноги и уже не летит, а идет следом за Марио.
Ещё пара зигзагов и они у цели. Ей не хочется спешить. Хочется продлить миг до встречи с чудом, продлить свою детскую угловатость с припухлостью губ, которые он обещал поцеловать. Пусть подождет немного. Пусть…
Марио скрывается за поворотом. Она медлит, но любопытство толкает её вперёд. Она делает шаг и замирает.
Марио стоит па коленях на краю земли и целует солнце.
– Как, как он это делает? – недоумевает Альбертина.
Неведомая сила толкает её к Марио. Она опускается рядом с ним на колени и так же, как он, прижимается губами к ало-розовому полукругу, рождающемуся из воды. Огненная вспышка заставляет её зажмуриться. В этот момент Марио поворачивает её голову к себе и целует в губы. Земля уходит из-под ног. Альбертина становится легкой, как перышко…
– Так вот откуда это чувство невесомости! – восклицает она. – Почему же оно утрачено, забыто? Почему никогда не возвращалось ко мне прежде? Или этого прежде вовсе не было, а всё начинается именно сейчас, с этой минуты, с этого восхода, с солнечного венецианского поцелуя, с их с Марио взросления и желания утонуть в бесконечности…
Ах, не прекращаться бы этому чуду. Длиться бы и длиться этому мигу, соединяющему души с вечностью, с Творцом… Всё, что будет потом – условности, растерянное незнание, изгнание из Рая в мир греха… И наказанье чёрной меткой, отметиной на доме, на судьбе, на имени забытом… Ма-ри-о…
– Пора. Идём скорее. Нас торопит время, – он поднялся с колен, помог ей встать. Она хотела что-то сказать. Он обнял её, приказал:
– Молчи… Всё сказано уже…
– А может быть, ещё не всё… – подумала она.
И новая вспышка солнца, ярчайшая до искорок в глазах, до слепоты, до умопомрачения, до… лишила её равновесия.
Музыка колоколов заставила их разжать объятия.
– Скорей, пока нас не хватились! – воскликнул Марио. – Завтра будет новый день… До завтра.
– До завтра… – проговорила она.
Возникший из небытия Марио создал для Альбертины иную реальность, о существовании которой она не подозревала. Но про эту реальность знала её бессмертная душа, вернувшаяся на землю за воспоминаниями, чувствами, искуплением грехов и прощением…
Марио
Она была дочерью художника Якобело Альберено, позировала ему для картины «Явление Вероники». Это не сделало семилетнюю девочку высокомерной. Наоборот, понимая всю обрушившуюся на неё ответственность, Альбертина стала ещё серьёзней, замкнулась, погрузилась в изучение священных манускриптов, которых в доме художника было предостаточно.
Якобело писал историю Венеции в картинах. А воспитанием дочери занималась мать. Донна Коронела старалась изо всех сил вложить в Альбертину все мыслимые и немыслимые знания. Даже теософия значилась в списке необходимых наук. У девочки не было времени на безделье, на детские игры и наивные желания.
Альбертину воспитывали в строгости без излишних сантиментов. Ей в голову не приходило попросить или потребовать что-то у родителей. Между матерью и дочерью никогда не было доверительных отношений. Альбертина знала, что говорить маме о своей дружбе с сыном плотника не нужно. А подружились они, когда мальчик принес в дом художника Альберено мольберт после реставрации. В тот день вся прислуга упаковывала картины, которые отобрали для выставки. Дом казался пустым и безлюдным. Мальчик стоял посреди внутреннего дворика и разглядывал орнамент на стенах. Увидев его, Альбертина спустилась вниз.
– Ну и долго же вы спите, – сказал мальчик раздраженно. – Передай хозяину вот это, – протянул Альбертине мольберт. – Скажи, что плотник сдержал своё слово. Работа выполнена в срок. Ничего не перепутаешь?
– Постараюсь, – она потупила взор.
– Ты красивая, – сказал мальчик, улыбнулся. – Будем знакомы. Я – Марио.
– Альбертина, – она улыбнулась в ответ.
– Хочешь со мной погулять? – спросил Марио, глядя ей в глаза.
– Хочу, но не сегодня, – щёки вспыхнули. Она редко выходила за пределы дома, но всегда мечтала узнать город таким, каким его знают простые венецианцы. Их Альбертина называла венценосцами. Она считала, что все они должны носить венки-венцы, отличающие их от вельмож. У мальчика венца не было, значит, он принадлежит к знатному роду, как и она. А раз так, с ним можно идти на поиски венценосцев, живущих в прекрасном городе Венеция.
– Я сегодня тоже не могу, – сказал Марио деловито. – Давай завтра, на рассвете. Не проспишь?
– Нет. Я рано встаю, – соврала она.
– Отлично. Я приду сюда на рассвете. Arrivеderci (пока)
– Arrivеderci, – сказала она ему в спину.
Марио ушёл, а она осталась во дворе, стояла придерживая мольберт до тех пор, пока кто-то из слуг не пришёл ей на помощь. Мольберт отнесли в мастерскую. Якобело похвалил плотника за расторопность. Поставил на мольберт картон и быстрыми мазками написал портрет Альбертины.
– Ты сегодня несказанно хороша, мой ангел, – сказал он, поцеловав девочку в лоб. – Я не заметил, как ты повзрослела. Прости, что редко бываю с тобой. Ты знаешь, что у меня много работы. Но она никогда не вытеснит тебя из моего сердца, Альбертина. Помни об этом. Я люблю тебя, милая. Ты – моё сокровище.
– Я знаю, знаю, папа, – она прижалась к нему. – Я тоже люблю тебя.
– Если тебе что-нибудь потребуется, не стесняйся, проси. Я готов сделать всё, что ты прикажешь, мой ангел. Ты – единственная моя дочь, Альбертина, единственная наследница. Всё, что у меня есть, достанется тебе, – он поцеловал её в лоб и ушел.
А она долго смотрела на портрет, внимательно изучала себя. Отец разглядел в её лице нечто такое, чего она сама в себе не видела. Или это нечто появилось сегодня после встречи с Марио? Необычность насторожила Альбертину. Чем больше она смотрела на портрет, тем сильнее нарастало волнение. Сердце уже готово было вырваться наружу, но этого не произошло. Рассерженный голос матери предотвратил неизбежное.
