Год совы
скачать книгу бесплатно
– Я не понимаю. – Иветта подняла брови. – Что ты расследовать собрался? Это не убийство и не афера. И даже не кража. Чего тут расследовать? Он меня бросил, и все. Потому что я не могу рожать. Есть, конечно, пара вещей, которые я хочу понять в этой истории. Но называть это расследованием…
– Ветка, ты осмотрись получше, и увидишь, что вся наша жизнь – одно сплошное расследование, что все мы детективы. Потому что мы пытаемся понять, что и почему, а здесь требуются методы, которыми в своей работе оперируют сыщики. Каждый из нас немного сыщик, если уж на то пошло.
Она помолчала, покручивая в руках кружку Ахмелюка.
– Пожалуй, в чем-то ты прав…
– Вот. Так что давай. Он тебя бросил сразу после того, как узнал, что ты не можешь иметь детей, это возьмем как ключевое обстоятельство. Дальше возможны несколько сценариев. Прошло всего два дня. Либо он остывает, извиняется и возвращается, а дальше уже смотря что: либо ты лечишься и меняешь приоритеты, либо вы усыновляете ребенка, либо расстаетесь, четвертого не дано. Второй сценарий: он действительно уехал с концами и оборвал все общение с тобой, это просто, как пробка, выкинь его из головы и дело с концом, найдешь себе лучше. В Серых Водах предостаточно чайлдфри. По Кувецкому Полю пройдись, куча домов с хозяевами в возрасте самом детородном, но размножаться не горящих желанием даже не потому, что денег нет и ближайший детский сад на том конце города, а потому, что нафиг надо. Третий сценарий: ты сама растекаешься, приезжаешь к нему, обещаешь лечиться и все-все-все на свете, только бы дорогой Костенька без наследника не остался, и он тебя либо принимает, либо отвергает. Четвертый сценарий: он возвращается, но уже ты его отвергаешь: ушел – ушел, нечего скакать. Пятый, шестой, седьмой – додумай сама, их тут на грузовик.
Она молчала.
– Ну и какой тебе кажется наиболее вероятным?
– Первый или второй.
– А из них?
– Первый. Но я не могу обещать, кстати, что он не превратится в четвертый, хотя, конечно, и утверждать, что превратится, не могу.
– Хорошо, идем дальше. Что предшествовало разрыву? Было что-нибудь необычное?
– Необычного… не было вроде, жили как жили.
– Сколько вы вместе были?
– Семь месяцев, с ноября.
– Он уехал в Керыль?
– Да. Продает квартиру и переезжает.
– Скатертью дорога, одним дураком в городе меньше. Квартиру УЖЕ продал?
– Нет. Квартирой его брат займется. Он меня, кстати, тоже утешал, а Костяну говорил, что он идиот.
– Странный брат. Нормальному брату завсегда дороже брат, чем его подружка…
– Его брат гей.
– Вот, значит, как, ну да ладно, мы сейчас срулим куда-то не в ту степь и потеряем нить расследования. Значит, ты утверждаешь, что стоило твоему любимому отыскать твою карту с твоими проблемами по женской части, как он тут же все бросил и уехал? Но зачем? Жили же у него.
– Собирались уезжать на следующей неделе, я уже объявление о сдаче квартиры собиралась вывесить. Хорошо, что заранее этого делать не стала, – вздохнула Иветта. – Ко мне уже люди заселились, а я возвращаюсь и выталкиваю их с квартиры, хорошо ли?…
– У тебя же еще полдома на Подгорной, кстати – что ж ты ту хату не сдаешь? Я тебя уверяю, девочки-студентки согласятся и на Подгорную, и на Бригадную, и на Вербную, и на Кувецкое Поле, и на что угодно, лишь бы не разориться и при этом там до них не домогались.
– Да, дом в собственности. И жить в нем еще можно. Но я не могу его ни продать, ни даже сдать. Слишком много воспоминаний. Если там поселится чужой человек – они исчезнут. Я не хочу этого.
– Вот оно чего…
– Ты понял, почему я позвала именно тебя?
– Не очень.
– Потому что тебе тоже все как с гуся вода, бросай тебя, не бросай, твои ледышки даже не потрескаются. Ахмелюк, у тебя вообще есть чувства? Ты хотя бы расстроился, когда я от тебя ушла? Есть ли кто-то у тебя, я даже не спрашиваю, мне и так понятно, что нет и быть не может в принципе. Зачем тебе? Тебе в своей сычиной норе хорошо и одному, кота за ухом почесал – и все твои чувства. Неужели я этим заразилась от тебя? Я не хочу такой быть! НЕ ХОЧУ!
Она шумно всхлипнула и зарыдала, уткнувшись в сложенные ладони. Ахмелюк молча сидел рядом, зная, что какими бы то ни было действиями только усугубит положение.
– А ты каждое свое расставание переживала подобным образом? – осторожно спросил он спустя минут пятнадцать, когда Иветта немного утихла и только изредка всхлипывала, не отрывая лица от ладоней.
– Да. И не только расставание. Ты же меня знаешь, я плакса еще та, – неразборчиво промычала она сквозь плотно сжатые пальцы.
– Даже если в нем уже был смысл?
– Да.
– Не думаю, что ты могла чем-то от меня заразиться. Мой пример не настолько прилипчив, ты не стремилась брать его с меня. И мне в тебе нравилось именно это.
– Подпитывался, значит, моей энергией, вампир.
– Нет. Даже если бы я этого хотел, этого бы не вышло. Твоя энергия не конвертируется в мою и это бесполезно совершенно. Ты давай заканчивай реветь, будем дальше в тебе разбираться. А ты не замечаешь, что твой вопрос несостоятелен?
– В смысле?…
– Почему, если я такой холодный и мне не нужен ни бытовой уход, ни секс, ни продолжение рода, я так быстро на тебя клюнул тогда, не разбираясь ни в чем?
– И почему тогда?
– Потому что ты залечивала мне раны. Я не обнаружил обычного отторжения и отвращения от перспективы отношений, и ты была тем, что мне тогда было нужно.
– А если бы я тебя не взяла тогда, ты бы совсем в камень превратился? Да?
– Полагаю, что да.
Ахмелюк почесал подбородок. Отрастить, что ли, бороду? Как-то давно Иветта обмолвилась однажды, что любит бородатых мужиков. Но зачем? Она ему нужна, что ли? Что ему вообще нужно – так это поскорее отсюда сгинуть и завалиться спать в своей «сычиной норе» на далеком Кувецком Поле.
– Что ж, я очень рада, что была тебе полезной и как-то тебе помогла. А ты мне теперь сможешь помочь?
– Чем именно?
– Не стать такой, как ты. Не знаю, как-нибудь. Мне нельзя быть холодной, это буду уже не я.
– Ну а мне нельзя быть в твоем понимании теплым, это буду уже не я, но ты все равно пыталась это из меня лепить! – уже не скрывая раздражения, зарычал Ахмелюк. – Ты не можешь понять элементарных вещей! Нельзя лепить из кого-то что-то под себя! Можно только самого себя лепить, и то лучше не нужно. Скорее всего не получится, а если получится, это будет самообманом и ложью. Двуличием и лицемерием. Причем прежде всего перед самим собой. Потому я не рвался изображать страстного любовника. Да, если бы тебя кто обидел, я при всем своем дрыщизме сварил бы в кипятке эту вошь. Но не более. Я просто был собой и это было для меня естественно. Получается, что четыре с половиной года ты меня терпела?
Иветта вздохнула.
– Нет. Я тебя любила и таким.
– А тот твой размноженец, который критерий «женщина – не женщина» проводит по способности рожать, какой он был с тобой?
– Обычный. Не теплый, не холодный. Иногда невнимательный. Иногда заботился обо мне. И я…
Она умолкла.
– Продолжай.
– Чувствовала, что мне чего-то не хватает все равно.
– Чего же?
– Может быть, холодности, к которой я привыкла и которой уже инстинктивно ожидаю от мужчин? Я всегда готова согревать первой. И если что-то идет не по плану, меня это настораживает и напрягает.
– Ты ее ожидаешь?
– Да. И мне до сих пор кажется, что такого совпадения, как с тобой и еще одним человеком, который вообще не дал истории развиться, у меня не было, нет и не будет.
– А что ты вообще ищешь в мужчинах?
– Я хочу этот вопрос обсудить нормально. Внизу на кухне. Не желаешь покурить, пока я поставлю чайник и переоденусь?
– Зачем такие сложности?
– Какие – такие?
– Ставить чайник, переодеваться…
– Я хочу тебя накормить хотя бы. Ты скоро на своих бичпакетах покроешься соляной коркой. Хоть я и не с тобой уже давно, ты мне все еще нужен, я иногда по тебе скучала. Из этого вытекает, что я хочу, чтобы ты меня видел в приличном виде, а не в этом ужасе…
– Дьявол меня побери, мне совершенно чихать, как ты одета, а тебе должно быть давно уже побоку, что я ем!
– И все же я переоденусь и накормлю тебя. – Иветта улыбнулась. Даже с опухшими от слез глазами, ненакрашенная, в мятой майке и старых джинсах она была очень хорошенькой. – Иди вниз и жди там, пока я тебя не позову, и только попробуй ломиться в дверь.
IV
Ахмелюк вышел за дверь квартиры, сел на капот своего «Москвича» и достал сигареты. Поведение Иветты начинало его настораживать, он-то был уверен, что более она к нему не обратится, кроме как по работе, и то предпочтет не его, а Мансура. Какие-то кормления, переодевания… Нет, ну переодеться-то ладно, она никогда не ходила при любом мужчине в непотребном виде, халате там каком или майке-алкашке. Но кормить? Вообще-то, она умеет готовить. Нормально умеет причем. Но ей же лень всегда. Появление в его жизни Иветты мало изменило рацион Ахмелюка, в котором 80 процентов составляла лапша «Анаком», еще десять – сосиски и оставшиеся десять – посредственно приготовленная домашняя еда на обедах у родителей, мать его не слишком искусная кулинарка, Иветта готовит лучше. Ну или ждала кого другого…
Поданный сигнал, впрочем, развеял все сомнения, съесть предлагалось макароны с сыром, на приготовление такого простого блюда даже ее лень почти не влияла, а на десерт был подан вафельный торт.
– Ты ешь, ешь, – улыбалась ему через стол Иветта, сменившая майку и джинсы на короткое летнее платье невразумительного зеленоватого цвета, – а то кто ж тебя еще накормит.
– Сам накормлюсь, – промычал Ахмелюк.
– Ты??
– Угу. Меня учил готовить великий повар.
– Кто же этот великий повар?
– Мансур. Теперь я не жру сосиски сырьем, а жарю их на углях в печке. Он ко мне как-то пришел, застал меня за жеванием сырой сосиски во время топления печки и сказал: а чего бы тебе не разнообразить рацион… вот мясо, вот огонь…
Они оба от души расхохотались.
– Я не думаю, что сосиска сильно отличается от бичпакета, а я теперь не такая ленивая, на мои кулинарные способности обращали в последних отношениях больше внимания. Были явно разочарованы, хоть и не объявили еще недоженщиной.
– Что ж, спасибо. Варить макароны мне тоже лень, – Ахмелюк отодвинул пустую тарелку. – Так вот. Хватит жрать, нужно решать проблему. Ты не ответила на мой вопрос.
– На какой именно?
– О мужчинах. Что ты ищешь в них?
Она подняла глаза к потолку и задумалась.
– Точно знаю только одно.
– Что именно?
– Я не хочу быть ни инкубатором, ни кухаркой, ни игрушкой, ни станком для справления трахальных надобностей. Я хочу быть нужной. Хочу применения тому теплу, что есть во мне.
– А остальное?
– А остальное мне не принципиально. Важно, чтобы я была нужна этому мужчине. Наверное, поэтому ты и бросился мне в глаза сразу.
– У меня была настолько скисшая рожа?
– Не знаю. Я не по этому признаку определяю. Она могла быть у тебя скисшей из-за задержанной зарплаты или долгов по учебе. Я как-то сама чую. Нюх у меня на это дело обостренный.
– Ну хорошо, а он-то как тебе достался, размноженец этот?
– Сложный вопрос… Наверное, чувство притупилось или обмануло меня. Более того, он сам подошел.
– Значит, уход от меня все же не прошел даром? – покосился Ахмелюк.
Она вздохнула.
– Давай прогуляемся. Уже светло.
– Пешком или на машине?
– Можно на машине. Только куда ты меня повезешь?…
– Просто по улицам. Можно вокруг города проехаться. Я помню, ты любила кататься. Потому предложил. Это может тебя успокоить.
– Ты все-таки немного о мне заботишься и сейчас…
– Ну так и ты для меня и сейчас не пустое место.
Ахмелюк ушел прогревать машину – жара схлынула, ночи снова еще холодные, всего лишь начало июня. Зажглись голубоватой подсветкой приборы на панели, мигнула зеленым контрольная лампа включения фар, зарычал мотор. Рассвет был страшный, розовато-сиреневый вместо обычного синего, там, откуда должно было появиться солнце, и вовсе зависло огромное кучевое облако цвета сливочного масла. В таком странном свете свежая июньская зелень казалась не зеленой, а почти черной. Лето УЖЕ успело надоесть – отчаянно хотелось, чтобы сейчас был декабрь, чтобы зима только начиналась. Зимой все холоднее, спокойнее, не сходят с ума, и он сам зимой нипочем бы не потащился вон из дома по такому поводу, а может, и потащился бы все-таки, это же Иветта, хоть она и ушла, уверенность при любом раскладе сделать то, что может ей помочь, никуда не исчезала весь год, что они уже не вместе. Ну и просто… зима… душные летние запахи, которые не стирались из воздуха холодной рассветной свежестью, ползли из оврага вверх и неприятно обволакивали все вокруг. Если запахи Кувецкого Поля Ахмелюк просто прекратил чуять, привыкнув к ним, принюхавшись, то овраг на границе «студенческого» района и старого центра издавал совсем другие, и он невольно закашлялся, не услышав, как Иветта открыла дверь и села рядом.
– Поехали на Кувецкое Поле… – еле слышно произнесла она.
– Почему?
– Что почему?
– Именно туда.
– Не знаю. Меня успокаивает это место. С тобой это никак не связано. – Иветта опустила стекло, достала из сумочки пачку сигарет и закурила. Ахмелюк ни разу не видел, чтобы она курила.
– Ты чего это?
– Начала и я, да. А что мне остается делать.
– Не надо было начинать. Потом не бросишь.
– Пусть.
– Когда это произошло?
– Месяца четыре назад. Когда я первый раз еще еле заметно почувствовала, что… ну не то что-то со мной происходит.
– То есть это было давно и тенденция наметилась… а одна ты была сколько?
– Три месяца. Почти. В начале июня ушла от тебя, в конце августа встретила его. У меня было пустое лето, так сказать.
– Все же пустое?
– Все же пустое.
Ахмелюк тронул машину, та, тихонько рыча мотором, покатила на второй скорости по Высокой на восток, в сторону Кувецкого Поля.
– А помнишь, как я первый раз к тебе пошла? – неожиданно спросила Иветта, выкидывая окурок в окно. – И перепутала улицу. И ушла в Ивовый переулок. Хорошо, что там в доме 18 никто не живет.
– Помню. Но зачем нам все это вспоминать? – спросил Ахмелюк, сворачивая на улицу Пушкина. – Ты желаешь быстрой езды или спокойной и размеренной?
– Я желаю оказаться на Кувецком Поле. Быстро или медленно, не важно.
– А там где именно?
– Где угодно. Теперь я вспоминаю, как мы ходили на заливные луга гулять. Я еще сказала, что это до ужаса странная прогулка. Мы с тобой нарвали сухой травы и развели костер, когда стало темнеть. Она хоть и сухая, а не горела, только дымила…
– Не рассказывай мне это, – буркнул Ахмелюк.
Что все это означает, дьявол побери? Зачем она все это вспоминает? Ей – неизвестно, но ему все это слушать… неприятно.
Неприятно? Почему?
С другой стороны, это был действительно хороший сентябрь, сухой, прохладный, с прозрачным пряным воздухом и ранними заморозками, он проедал деньги от полученного первого заказа на монтаж видеоролика и блаженно пинал балду две недели, а Иветта вовремя осталась без работы и пока ждала звонка со следующей с приглашением на собеседование, и они вдвоем зависали у него на Кувецком Поле, шатались по улицам и заливным лугам, ели сосиски и «Анакомы», смотрели по ночам какие-то дурацкие фильмы начала девяностых и слушали не менее дурацкую музыку тех же времен. И даже ему, ледышке по изначальной схеме, казалось тогда, что между ними стало тепло и что он начал меняться. Но зачем все это вспоминать СЕЙЧАС… сейчас? А какое ему дело? Нет, все же вспоминать это не надо. ТАКОГО сентября уже не будет. Можно, впрочем, позвать на такие шатания друзей, в том числе женского пола, есть несколько знакомых девушек, которые не испугаются, не откажутся и им не закатят сцену ревности. Но это все будет не то, совсем не то. Иветта была его девушкой, а те уже будут не его.
– Мне грустно, – сказала она.
– Почему?
– Что все это ушло и больше этого не будет.
Тем временем машина Ахмелюка повернула на улицу Выездную, главную улицу Кувецкого Поля, и, дребезжа на редких выбоинах на дороге, которые было не разобрать из-за бьющего в глаза света, катила вниз, к обрыву пойменной зоны, к тем самым заливным лугам, где пять лет назад они с Иветтой сидели возле мертворожденного костерка из сухой болотной осоки, обнявшись и глубоко утонув друг в друге.
– Наверное, не стоило бы мне на поле тебя везти, – осторожно предположил Ахмелюк.
– Стоит. Я очень давно там не была.
– Аж год, да?
– Десять месяцев. Я приезжала туда в начале августа прогуляться по улицам и подумать, не сглупила ли я, когда от тебя ушла.
– И что надумала?
– Ничего. Я не смогла разобраться. Времени прошло еще слишком мало, чтобы я могла что-то понять и осознать. Такие вещи за семь недель не делаются.
– Что ж, пусть будет по-твоему.
Ахмелюк подъехал к супермаркету на углу Рыбацкой и Выездной. Повернуть направо – в ту сторону будет его дом. Пойти прямо и слегка направо, вниз, под гору – будут те самые луга, именно по этой дороге они туда ушли, по Ивовому переулку. В лугах еще сыро, паводок еще не до конца отступил, так что повторить не удастся… повторить… зачем, что за бред. Его опутывают сетями воспоминаний? Зачем это Иветте? Она сама ушла от него. Он ее не гнал, но и назад не звал. И не принял бы, если бы она вернулась. В этом уже нет смысла.
– Здесь есть какое-нибудь высокое место, откуда хороший вид на луга?
– Конкретно здесь нет, но можно дойти до Мартовской, там есть выступ от горы, на котором я частенько сидел.
– Нет. Не пойду. Слишком тяжело. – Иветта опять полезла в сумку.
– Опять курить собираешься?
– Да. Наверное. Нет. Не знаю. Я вообще ничего не знаю, что происходит.
– Что-то хорошее, думаю, – выскочило из Ахмелюка.
– Разве хорошее?
– Ну а разве нет? Тебя покинул тип, которому нужна была фактически только твоя женская система, раз он так себя повел. Люди, которым важна ты как данность, с тобой бы так не поступали. Ну или он просто эпический дурак.
– То, что он дурак, я уже не смогу оспорить. – Она подошла к нему сзади, обняла и прижалась к спине.
– Честно говоря, не люблю прикосновений. Или мы любовники, или вы врач, или кошка. Четвертого не дано, так что уберите от меня руки, сударыня.
– Вот как? Тогда считай меня кошкой, – приглушенно донеслось из-за спины.
– Пусть будет по-твоему, – Ахмелюк достал сигареты. Сзади доносились какие-то странные звуки, в которых можно было различить всхлипывания. Иветта опять заплакала.
– Почему все кончилось? – бормотала она сзади. – Почему я не могу хотя бы на миг расслабиться? Почему, стоит ослабить немного контроль, все превращается в большую грязную задницу?
Ахмелюк молчал. Перед глазами крутилась многосерийная лента. Они в кафе в областном городе… в ночной электричке… на заливных лугах, в скверике возле дома культуры, у его родителей, у него дома… Яркие картинки все время норовили слиться в одну и наконец слились – начало июня 2015 года, рассвет, стоящий на пустой автобусной остановке он и плачущая молодая женщина, уткнувшаяся в его спину.
– Что ты имела в виду под контролем? – совершенно севшим голосом спросил Ахмелюк, думая, что ему еще везти эту плаксу домой и что скорее всего он перегнул палку со своими переживашками и воображением, а на самом деле у нее просто завтра начнется дамская кровавая неделя и настроение ни к черту. Пресловутый ПМС, мать его.
Иветта молчала.
– И под задницей, – уточнил он.
– Под контролем – то, что такие вещи, какие происходят между мужчиной и женщиной, я стараюсь инициировать сама, не пускать на самотек. И то с переменным успехом получается. Под задницей – само по себе это обстоятельство и к чему оно приводит, если я пытаюсь просто отдаться мужчине, позволить ему за мной ухаживать и меня любить, ничего не делая сама, только отвечая ему.
– Слушай, ну ты же не дура. Ты же не блондинка из анекдота. Ты удивляешься каким-то совершенно здравым и естественным вещам. Никто не сделает лучше тебя самой. Делай всегда все сама. Тебе имело бы смысл самой от него уйти.
В сумке у нее что-то резко, как металлоискатель, запищало. Она отстранилась от стоявшего изваянием Ахмелюка, вытащила телефон и приложила к уху. Мужской голос что-то надрывно орал, будучи явно взбешенным.
– Ты мог только позвонить в пятом часу утра, чтобы лишний раз напомнить, какая я дрянь и что я неполноценный кусок мяса? – горько спросила Иветта невидимого собеседника. – Ищи себе дальше дуру с исправной маткой и пустой головой. Я не племенная корова. Я подпущу к себе скорее твоего брата-педика, чем тебя. Пошел в жопу, козел-осеменитель. Дорогу знаешь. Или высоси у себя свое семя, как делают неудовлетворенные козлы. Хуже тебе не будет.
Она раздраженно швырнула телефон в сумку и молча смотрела во влажный от росы асфальт, пока не услышала глухие хлопки ладонями. Ахмелюк тихо аплодировал ей.
– Что?
– Вот так, собственно, и надо было поступать. С самого начала.
– Откуда же я знала, что ему нужно просто кого-нибудь опылить.
– Выпить пива я тоже скорее позову его брата-педика, чем его, – заключил Ахмелюк. – Тебе стало легче?
– Стало.
– Отвезти тебя домой?
– Нууу… Я не знаю. Давай еще постоим. Просто постоим. Потом поедем… куда-нибудь, только не домой.
– У тебя есть ключи от дома на Подгорной?
Иветта достала из сумки увесистую связку и потрясла ей.
– Я не помню, какой именно. В дверь врезано два замка, один открывается маленьким желтым ключом, а второй… только экспериментально определять.
– У меня кривые зубы и глаза цвета дерьма, Иветта.
– Почему ты сейчас это сказал?
– Потому что ты почему-то никогда этого не замечала.
– А я умею готовить и специально не готовлю. Ты мне тоже об этом слова не сказал.
скачать книгу бесплатно
