скачать книгу бесплатно
…Люди многое могут?…
* * *
Пришедший на смену ночи тёплый августовский день многие ожидали с надеждой.
Многим казалось, что этот день станет важным днём в их жизни, потому что он принесёт важные перемены в этой жизни.
* * *
Вадим Валериевич Филяюшкин проснулся с головной болью и полным неуважением к собственной персоне.
И головная боль, и неуважение были одинаково сильными.
Накануне вечером, угощаясь в «Маминых обедах», Вадим Валериевич перебрал. Собственно, он выпил всего лишь один неполный бокал шампанского (наливала ему Лерка, она знала, что Валеричу нужно наливать неполный бокал…), но и этого непьющему Филяюшкину хватило…
Никакой обед, хотя обед-ужин был отменным, не мог компенсировать воздействие алкоголя, и сейчас Филяюшкин, пытаясь унять дикую головную боль, одновременно пытался же и вспомнить, не накуролесил ли он вчера по причине своего состояния в «Маминых обедах»…
Если верить памяти, то всё окончилось вполне благопристойно. Городского начальства, отдыхавшего в самом потаённом из кабинетов, Филяюшкин не видел, песен своей юности (могло быть и такое!..) вроде бы за столом не пел, не объяснял, как это он обычно в таком состоянии делал, Лерке, почему она двенадцать лет назад проиграла этап Кубка мира англичанке, показывая при этом руками, в чём именно она, Лерка Сергеева, ошиблась.
Ничего этого не было, и это было хорошо.
Сейчас Филяюшкин готовился заварить свой особый, «похмельный», чай, после употребления которого он приобретал способность радоваться жизни, а в таком состоянии уже можно было погулять с Олечкой по Парижу, пусть девочка получит удовольствие…
Дальнейшие размышления Вадима Валериевича Филяюшкина носили сугубо профессиональный характер…
* * *
Совсем иным было пробуждение мэра города Надеждинска Владимира Ивановича Птицына.
Владимир Иванович был главным действующим лицом в процессе «прихватизации» алюминиевого комбината, и эта «прихватизация» требовала его присутствия в столице мира Париже, поэтому в настоящий момент он пытался понять, в какой именно точке этого великого города находится его, Птицына, организм.
Воспоминания о предыдущем вечере у Владимира Ивановича были отрывочными и не очень внятными даже в тех отрывочных фрагментах, которые каким-то образом сохранились в памяти.
Не подлежало сомнению то, что это был не отель.
Но тогда что же?
Где он, Птицын, оказался?
Тела двух молодых женщин, составляющие компанию телу Владимира Ивановича, распростёртому на огромной «многоспальной» кровати, казалось, внесли некоторую ясность в мысли мэра: это был русский кабак, где накануне отмечали удачное окончание переговоров!
Мэр испугался.
А вдруг он «влетел», и сейчас его фотографии в соответствующем виде направляются в родной город или уже лежат в редакциях, к примеру, местных газет: у них же, в Париже, эти самые… папарацци всем обеспеченным людям просто житья не дают? А Владимир Иванович, и до этого бывший человеком небедным даже по французским меркам, после подписания вчерашнего соглашения и необходимого «утрясания» (или «утрясывания»?) некоторых нюансов, превращался в очень даже обеспеченного человека…
Впрочем, испуг быстро прошёл, потому что мэр вспомнил, какие серьёзные люди сидели вчера вместе с ним за одним столом и в офисе, и в ресторане. Здесь проколов быть не могло. Он нужен своим партнёрам живым, здоровым и с незапятнанной репутацией, нужен на своём нынешнем посту, поэтому о его безопасности и репутации заботятся профессионально…
Владимир Иванович ощутил, что соблазнительно-роскошная плоть обнажённых соседок оказывает благотворное влияние на его самочувствие, мысли его приняли вполне определённое направление, и крепкая жилистая рука хозяина Надеждинска мягко опустилась на податливо вздрогнувшую грудь блондинки Ланы (чёрт, или её Ликой зовут?)…
* * *
Женька висел вниз головой на шведской стенке, размашисто качая пресс. Сто пятьдесят подъёмов каждое утро плюс специальная гимнастика на растяжку – и при этом никаких упражнений с отягощениями, которые только «забивают» мышцы, – вот что помогало Женьке держать своё тело в отличной форме.
Впрочем, сегодня Женька отрабатывал механически: голова его была занята предстоящим вечером, кульминацией которого должна была стать встреча Валерича и Лариски, которая везёт передачу от Лерки. «Ласточка», как неоригинально называл Женька свою «Тойоту», домчит его в аэропорт за полтора часа, потом – полтора часа обратной дороги, и он будет читать Леркино письмо или смотреть видик с её «звуковым письмом»…
Спрыгнув со стенки, Женька смахнул пот полотенцем и закружился в замысловатых «па» азиатской гимнастики…
* * *
Если говорить о пробуждении четырёх участников совещания в кабинете у Масла, то эти пробуждения не отличались оригинальностью, хотя люди были разные: все они – бизнесмены-уголовники, проснулись в разных местах города Надеждинска, но в одинаково роскошных кроватях собственных жилищ – кто квартиры, кто особняка, – в компании выбранных по собственному вкусу блондинок или брюнеток, которые, быстро исполнив свои утренние обязанности и получив соответствующее вознаграждение, были отправлены по домам – до вечера, если не произойдёт «смены караула»…
Сами же бизнесмены принялись за повседневную трудовую деятельность…
* * *
Босс спал один.
Женщины у него не было: он не мог выносить общество женщин, ему было невыносимо скучно с ними. Если бы он читал Чехова, то, вероятно, он употреблял бы знаменитое выражение Дмитрия Дмитрича Гурова, с помощью которого герой рассказа «Дама с собачкой» характеризовал женщин: «Низшая раса».
Но Босс Чехова не читал.
Ещё вчера, попивая «Липтон» и поглощая вместе с чаем «батончики», он придирчиво проверяя детали разработанного им плана, который, как обычно, был передан для исполнения «интеллектуалам с большой дороги», как он называл участников совещания, Босс был стопроцентно уверен в успехе, и даже дебиловатость исполнителей не должна была воспрепятствовать достижению конечного результата.
Сегодня же утром, после хорошего, спокойного и освежающего сна, потягиваясь и готовясь бриться, Босс понял, что ничего из намеченного им не сбудется, что всё полетит к чёртовой матери…
Псу под хвост…
Отличительным качеством этого человека была способность к анализу. При этом его аналитические способности подкреплялись какой-то нечеловеческой интуицией, каким-то звериным чутьём и поразительной способностью со стопроцентной точностью предвидеть ход развития событий. Аналитик с блестяще развитой (или всё-таки полученной от Бога?) интуицией, он практически никогда не ошибался в определении того, чем и как закончится любое начинание.
А вот сегодня интуиция подсказала ему, что всё пойдёт прахом!
В том, что так оно и будет, он теперь не сомневался, и его интересовал только ответ на один-единственный вопрос: «Почему?». Где и что он сделал не так? В чём он ошибся?
Он размышлял об этом во время бритья, продолжал размышлять и за завтраком, при этом он машинально жевал «батончики» и впервые в жизни не ощущал привычного вкуса с детства любимых конфет…
* * *
Необходимость подниматься рано утром была для чемпионки мира Ларисы Сизовой самой большой неприятностью в её спортивной жизни.
Бесконечные сборы с их жёстким режимом, когда всех будили чуть ли не в шесть утра, чтобы спортсмены успели отработать по три тренировки в день, после которых оставалось единственное желание – спать! выработали у Ларисы стойкое отвращение в раннему утру. Она могла проспать до десяти-одиннадцати часов утра, если выпадала такая возможность, и сегодня отказывать себе в таком удовольствии она не собиралась.
Жак, напротив, будучи «жаворонком», просто не мог заставить себя пролежать в постели лишние полчаса, поэтому он с утра отправился на цветочный рынок, и первое, что увидела проснувшаяся в половине одиннадцатого утра Лариса, – это огромный букет жёлтых роз возле кровати.
Розы стояли в высокой напольной вазе, и… пахли! Они пахли одуряюще, и это было чем-то близким к чуду, потому что дома, в России, огромные, безупречной формы, розы никогда не пахли цветами, только травой…
– Почему пахнут?
Жак был озадачен вопросом и не мог скрыть этого.
– Ну… и что?…
– Ой, Жак, глупыш, извини, Бога ради! Спасибо тебе огромное, это же и в самом деле чудо! Просто у нас такие цветы никогда не имеют запаха, а здесь… это же настоящие розы!
– У нас, – Жак чуть заметно выделил последнее слово, – всё и всегда будет настоящим, со своим цветом, запахом и вкусом! И если ты до сих пор ещё не учуяла, что завтрак готов, то ты просто перестала различать запахи, а для Крыски это уже какая-то патология…
– Из-за запаха роз я и в самом деле ничего не замечаю! – весело призналась Лариса. – Идём завтракать, «мой супруг незаконный»!
Жак любил готовить ещё с детства, ему нравилось это занятие, а сегодня у него было много времени, поэтому он расстарался: стол буквально ломился от салатов и мясных блюд, которые были «показаны» жёстко следящей за своим весом чемпионке мира…
Лариса неожиданно для себя обнаружила, что очень хочет есть, и просто накинулась на еду, чего раньше с ней почти никогда не бывало, поэтому Жак, привыкший к тому, что она, как правило, лениво ковыряется вилкой в тарелке, воспользовался моментом и подкладывал ей всё, что попадало под руку…
– А что у нас будет рядом со спальней, ну, в конце коридора? Там ещё одна комната есть… – утолив голов, поинтересовалась Лариса.
– Там… – Жак смешался, – там… тоже комната будет…
– Она, комната эта, там уже есть! – наставительно произнесла Лариса, подняв вилку и направив её в сторону Жака. – Я это сама видела, потому и спрашиваю. Но что в ней будет? Насчёт детской я с тобой согласна, – Жак моментально стал багровым, – а в той комнате? Да не красней ты!
Слегка придя в себя, Жак несколько перевёл дух.
– Да там ремонт ещё… – не очень искренно изобразил он равнодушие. – Я тебя туда потому и не повёл, что пока что показывать нечего…
– Ага…
– Что «ага»?
– Ну смотри! А то я подумала, что мой будущий супруг готовит себе, как всякий уважающий себя злодей по имени Синяя Борода, служебное помещение, кладовочку такую себе, в которую будет убирать тела своих жён после того, как в телах этих отпадёт необходимость! Если учесть, что его женой № 1 вроде бы должна стать я, то перспектива, сам понимаешь, не из приятных…
Счастливо улыбаясь, Жак смотрел на тараторившую Ларису и кивал головой в такт её словам.
– Куда-нибудь… пойдём? – спросил он после того, как Лариса, насытившись, стала лениво водить вилкой по тарелке.
– А кофе?
– Прости… Конечно же, кофе!
– Конечно же, кофе! – передразнила его Лариса. – Конечно же, пойдём! Мы с тобой сейчас отправимся в путешествие! – объявила она, и при этих словах круглое лицо Жака стало вытягиваться: он надеялся, что сегодня они весь день, до того времени, когда нужно будет ехать в аэропорт, пробудут дома…
– Мы с тобой сейчас отправимся в путешествие… в спальню нашего дома! Которую нам предстоит исследовать! А один молодой человек принесёт даме кофе в постель!
Счастливый Жак подхватил Ларису на руки и бережно понёс свою драгоценную ношу на второй этаж, где находился «предмет исследования» – спальня…
* * *
Последние три года, после того, как в её жизнь вошёл Жак, воздушные ворота французской столицы – аэропорт Орли – вызывали у Ларисы два прямо противоположных чувства: любовь и ненависть.
Всепоглощающую любовь испытывала она к этому, давным давно знакомому, миляге-аэропорту тогда, когда её самолёт приближался к нему – и не было никакой разницы, когда это происходило, днём ли, ночью ли, потому что в любое время суток, в любую погоду, лётную или не очень, её встречал-выглядывал в этом аэропорту Жак Луазо…
Ну разве можно было его не любить, этот аэропорт?!
Почти звериная ненависть распирала душу Ларисы тогда, когда аэропорт становился местом разлуки с Жаком, когда ей нужно было покидать любимого человека, улетать в какую-то другую жизнь, которая уже три года не имела без этого невысокого полноватого парня особого смысла, так, полурастительное существование…
И разве не эти отвратительные залы и стены виноваты в этом?!
Жак, которому и самому было очень плохо от того, что им нужно опять расставаться, старался особо не давить на Ларису, пока они ехали в Орли. Так, отвечал немногосложно, если она что-то спрашивала, но сам особой инициативы не проявлял.
Ему и самому было очень горько от того, что они снова расстаются, хотя в этот раз новость, которую преподнесла ему будущая жена, придавала совсем другой оттенок чувству, которым для него всегда сопровождалось расставание: для него это была надежда не просто на очередную встречу через несколько недель или месяцев, а на что-то такое, чего он пока что не мог осознать. Так бывает, когда слишком долго и сильно хочешь и ждёшь чего-то, что необыкновенно важно для тебя: накануне «исполнения желаний» невольно оглядываешь путь, пройденный тобой до этого, и как-то… по-новому оцениваешь то, что тебе предстоит получить от жизни…
В подарок ли?
В аэропорту их уже нетерпеливо ждали Валерич с Олечкой, причём Филяюшкин, как это было всегда, нервно поглядывал на часы, расхаживая перед сидящей Олечкой. Было похоже на то, что он в очередной раз «проводил воспитательную работу», объясняя «ребёнку», что опаздывать нельзя, потому что любое опоздание чревато самыми страшными и непредсказуемыми последствиями… для всех! Это была всем известная слабость тренера Филяюшкина, который сам был исключительно пунктуальным человеком и поэтому не переносил, если кто-либо оказывался неточным даже в самой малой мелочи.
Валерич был способен часами выговаривать (если время для этого находилось) за малейшее опоздание, заводясь и старательно рисуя картины, одна невероятнее другой…
– Наконец-то! Жак, ну так же нельзя, мы же договаривались! Ты же всё-таки… пунктуальный человек! – Валерич прямо-таки метнулся навстречу появившимся из-за кресел Жаку и Ларисе.
– Валерич, место встречи изменить нельзя, а о времени там ничего не сказано, хотя мы-то прибыли чуть ли не с королевской точностью! – Жак вытягивал в сторону Валерича руку с часами, которые, действительно, показывали точное время назначенной вчера встречи.
Валерич обращался к Жаку потому, что прекрасно понимал состояние Ларисы, и девушка была благодарна ему за это.
– Сейчас должны подъехать Валерия с Франсуа, – продолжал Валерич уже намного спокойнее. – Они нас вчера так прекрасно приняли, очень жалко, что вас не было.
– Ничего, Валерич, через пару месяцев и мы с Ларисой всех вас примем в собственном доме, тогда и сравните гостеприимство…
– Дом купил, да? Вот и молодец! Всё сразу получаешь: и дом, и хозяйку в дом! Лариса тебя уже обрадовала?
– Да.
– До потолка не прыгал?
– Я, знаете, Валерич, пока что в это ещё, если честно, не въехал… Поверить не могу, – понизив голос и отведя тренера в сторону, сказал Жак. – Казалось, так об этом мечтал, так хотелось этого… Но сначала должна была быть Олимпиада…
– Олимпиада эта не последняя, – перебил его Валерич, тоже понизив голос, – будут ещё Олимпиады, куда они денутся. В крайнем случае, вот эта малышка, – он кивнул головой в сторону Олечки, – эту Олимпиаду тоже вполне может завалить! Тьфу-тьфу-тьфу, что не сглазить! Стучу по дереву… – и он суеверно постучал себя по голове. – А вот девочка твоя… устала. И есть от чего, сам посуди: прыгает она уже почти что двадцать лет, а за последнее время – мать похоронила, развод, травма… Одно слава Богу – что вы с ней встретились.
Никогда я с тобой об этом не говорил, но сейчас… надо. Я уже… немолодой человек, всякое в жизни видеть приходилось, и то, почему люди могут вместе жить, – тоже знаю… По-разному у людей… получается. Мне вот, к примеру, на всю жизнь повезло: встретил свою Ирину, считай, пацаном ещё, а ведь такие встречи – они раз в жизни и бывают… Вот как у вас с Ларисой… Она ведь, когда за Сашку замуж выходила, думала, что это и есть её единственная в жизни любовь. Чудачка, даже, помню, на свадьбе стихи мне читала:
Единожды в жизни даётся любовь,
А всё остальное зовётся иначе…
Глянь, запомнил… Да… Только оказалось, что не любовь это была, а… сразу и не понять, что… Жалела она его, что ли?… Сашку-то…
А у вас, Жак, любовь!.. И терять её ну никак нельзя, потому что права пигалица со своими стихами, бывает это раз в жизни, а всё остальное – другое… Ты её, Лариску, береги, потому что она…
Закончить фразу Валерич не успел, потому что возле них появился тайфун по имени Валерия Назье, следом за которым Франсуа Назье нёс большой пакет, украшенный, конечно же, видом Эйфелевой башни…
– Всем привет! – энергия Лерки, казалось, приобрела совершенно материальный характер, благотворно влияя на поникшую Ларису и приунывшего Жака. – Прошу получить под расписку! – и мадам Назье стала извлекать из большого пакета пакетики и свёртки поменьше.
– Валерич, это вам, Ирине Михайловне и Аньке!
Анька – это дочь Валерича, тренер Анна В. Филяюшкина, с которой когда-то давно Лерка прыгала в синхроне. Анькой её называла только Лерка, которая вообще не признавала обычных имён: у неё все были Женьками, Аньками, Крысками, могла в речи мадам Назье и… не совсем благозвучная кличка проскользнуть, причём без напряжения, легко и просто…
