скачать книгу бесплатно
– А теперь, Ваши Императорские Высочества, – обратился Сергий к великим князьям, – давайте договоримся так. Здесь остаются только Мария Федоровна и няньки. Вас же настоятельно прошу уехать. К вечеру приезжайте полюбопытствовать. Ну если же что, не дай Господь, пришлю казака. Понадобится что из дворца, пошлю кого-нибудь.
Тон старца был непреклонен. Да и вообще от этого человека исходила необыкновенная сила, то ли великими знаниями порожденная, то ли магией какой-то. А глаза его, да и вид весь, обладали гипнотическим действием, что заметил Михаил Николаевич ещё при первом посещении.
Выйдя на крыльцо, великие князья перекрестились: – Господи, Всевышний наш милосердный, сохрани и помилуй младенца невинного нашего, дай же вылечить его болезного…
Занимался новый день, тридцатое апреля года тысяча восемьсот семидесятого от рождества Христова. День этот должен определить, что станется с младенцем Александром. А может быть, этот день будет иметь особое значение и для гигантской страны, и судьбы народа её великого?
7
Весь день великие князья провели вместе. Сидели в кабинете Александра Александровича, изредка перебрасываясь редкими фразами. На инкрустированном столике лежали нетронутые газеты. Ни говорить, ни есть, ни читать не хотелось. На обоих навалилось тяжелое ожидание.
Михаил Николаевич был вынужден ненадолго уходить в свой кабинет, коей имелся и в этом дворце, где принял сперва генерала графа Михаила Лорис-Меликова по делам Терской области, начальником которой тот был, и Черноморского округа, недавно образованного трудами великого князя. Затем пришлось уделить внимание химику Семену Панпушко, занимающемуся порохами, и инженеру Петрушевскому, разрабатывающему артиллерийские прицелы. Принимая у них отчеты, великий князь был немногословен. Последнего попросил передать математику Чебышеву, работавшему над теорией баллистики, чтобы через неделю был готовым к отчету. Артиллерийские дела занимали много времени и требовали больших усилий, но Михаил Николаевич всю жизнь любил артиллерию благодаря почтеннейшему учителю своему, писателю и профессору артиллерийского училища А.С. Платову. Да и вся войсковая служба его прошла на артиллерийских должностях, а уж должность генерал-фельдцейхмейстера, коей великий князь бал нагружен сверх остального, обязывала вникать во все тонкости этой не простой военной науки. Но сегодня Михаил Николаевич, обычно деятельный и работоспособный, не мог заниматься делами. Выпроводив посетителей, он тут же возвращался к племяннику, которого не мог оставлять надолго. Тот в одиночестве то стоял у окна, то бездумно сидел в кресле, сумрачно рассматривая узоры искусно сработанного паркета, то мерил кабинет большими шагами.
Вестей от старца, слава Богу, не было. Терпение великих князей иссякло, и как только минуло послеобеденное время, засобирались к отцу Сергию.
8
Дождь и ветер понемногу утихали. Это был хороший знак. Михаил Николаевич и Александр Александрович в окружении конвойных казаков подскакали к дому старца. По поведению постовых, поняли, что все нормально. Спешились и бросились вовнутрь.
В горнице их встретила улыбающаяся Веруня, которая с поклоном не преминула скороговоркой сообщить: – Хуже не стало. Даже, кажется, наоборот.
Аксинья споро обтирала младенца. Мария Федоровна порывалась что-то сделать сама, но няня строго говорила:
– Уймитесь, барыня, уж лучше я сама. Хоть и тепло, но лучше Ангелочка долго раздетым не держать. Веруня! Быстро свежее постельное белье.
Закутав ребеночка в одеяльце и взяв его на руки, баюкала маленького, пока Веруня заново умело стелила постель.
Мария Федоровна счастливыми глазами посмотрела на князей, вскочила и бросилась в объятия супруга. Тот осторожно принял её, гладил по голове и шептал что-то нежное.
Из подсобной комнаты вышел отец Сергий. Очки сдвинуты на лоб, в руках – очередные стеклянные колбы с загадочной бурой жидкостью. Коротко поклонившись князьям, он молча прошел к кроватке младенца, уже уложенного и укрытого, и спокойно сказал:
– Аксинья, сейчас по чайной ложке этого лекарства, потом сразу же вот этого. – Старец приподнял правую руку с колбой, затем – левую с более светлой жидкостью. – Ровно через двадцать минут повторить.
Все машинально посмотрели на большие настенные часы, висевшие в простенке.
Сняв очки вовсе, старец подошел к князьям, задумчиво пожевал губами и сказал:
– Течение болезни явно приостановлено. Но утверждать, что кризис болезни позади, нельзя. Да и лечению всего лишь сутки. Я бы поостерегся слишком радоваться. Возможен рецидив. Вот дня через два-три посмотрим.
Будто что-то вспомнив, Сергий снова надел очки, подошел к столу, выбрал книгу в кожаном переплете, нашел нужную страницу и начал читать.
Князья, полюбовавшись заснувшим младенцем, уселись рядком на скамью у входной двери и стали рассматривать подсобную комнату, дверь в которую осталась открытой. Со своего места им были видны пучки засушенных трав, висящие по стенам, большой ящик в углу с грибницей, часть длинного стола, на котором лежали деревянные плашки и квадратные стёклышки, покрытые какой-то слизью, стояли микроскоп и химические приборы. Всё это походило на лабораторию ученого.
Потом Александр Александрович встал, неслышно прошел к младенцу, долго смотрел на ангельское личико. Усевшись на край кровати старца, которая жалобно скрипнула под его большим телом, привлек к себе супругу. Так они долго сидели, обнявшись и умиротворенно глядя на своего Ангелочка.
Великий князь Михаил Николаевич тоже был счастлив в браке. Посматривая на обнявшихся племянника и его жену, он вспоминал любимую супругу Ольгу Федоровну, оставшуюся в Тифлисе вместе с детьми, шестью сыновьями и дочерью, их жемчужинкой Анастасией. Боже мой! Как же он по ним соскучился! А ведь всего ничего прошло времени, как он выехал в Санкт-Петербург.
9
Так минули три дня в душевных муках и ожидании чуда. Старец Сергий денно и нощно лечил младенца своими, только ему известными средствами. И чудо свершилось.
На четвертый день в полдень у Сергия в горнице собрались великие князья Михаил Николаевич, Александр Александрович, конечно, великая княгиня Мария Федоровна, которая никуда не уезжала и отлучалась из горницы только ненадолго по надобности, и примчавшийся из Санкт-Петербурга генерал свиты Его Императорского Величества граф Пущин в сопровождении медиков Крейцера и Миндена. С ними приехало и европейское медицинское светило доктор Розенберг, подвизавшийся при дворе императора. Александр II с нетерпением ждал вестей о здоровье любимого внука.
Кризис болезни миновал. Маленькому Ангелочку стало много лучше. Он успокоился, жар спал, лихорадка и сыпь пропали, карие глазенки смотрели на мир, не боясь света. Когда Аксинья на минуту усадила его в постельке, головка легко склонялась на грудь, то есть ригидность мышц шеи – страшный признак менингита – исчезла. Было видно, что дело идет на поправку. Мария Федоровна, грациозная шатенка, опять приобрела свою привлекательность. Она то смеялась, то плакала от радости. Приехавшего дворецкого Горошина несколько раз обеспокоенно спрашивала: – Как там Николенька мой? – Получив заверения, что со старшим сыном Ники все в порядке, и есть, конечно, кому им заниматься, она радовалась, потом плакала, глядя на Ангелочка, затем снова расспрашивала Горошина о двухлетнем Николеньке.
Пущин радостно поздравил великих князей со счастливым избавлением от страшной болезни сына и племянника, поцеловал руку Марии Федоровне. Растроганный Александр Александрович на прощание даже обнял графа. Пущин с восхищением благодарил отца Сергия, уважительно прощался с ним за руку и обещал обо всем доложить императору. На что старец не проявил никаких чувств. А вот медики подозрительно склонялись над Ангелочком, недоверчиво поджимали губы, о чем-то шушукались и пробовали трогать ребенка. На что старец безапелляционно заявил: – Не следует так делать, господа. Руки вы не мыли, а иммунитет у младенца ослаблен. Оставьте ребенка в покое.
Энергичный Пущин умчался. Следом уехало и обиженное невниманием медицинское светило. Крейцер с Минденом остались. Как же не остаться при выздоравливающем ребенке?! Они обиженно жались в углу, тихо переговариваясь между собой.
10
По настоянию отца Сергия Сашенька-Ангелочек еще неделю оставался под его неусыпным надзором. Интенсивное лечение продолжалось. В ход дополнительно пошли укрепляющие настои и растворы.
Мария Федоровна только однажды на несколько часов отлучилась во дворец проведать Николеньку и привести себя в порядок, оставив при Ангелочке на это время обоих великих князей.
Михаил Николаевич получил возможность работать, как и планировал изначально, собираясь посетить столицу. За это время он только раз покидал Александровский дворец на один день для аудиенции с императором. Все остальные дни работал и принимал военных и чиновников здесь, во дворце. Но к вечеру ежедневно ехал к Сергию, чтобы проведать «наилюбимейшего племянничка». Так он теперь называл маленького Сашеньку. Мария Федоровна буквально молилась на Михаила Николаевича, так же, как и на отца Сергия. И было за что…
Александр Александрович был рядом с Марией Федоровной, называя её как прежде Минни, немногословный, заботливый, надежный и любящий. Через день он ездил во дворец по делам, но, главным образом, навещал сыночка Никки. Подолгу в горнице, сидя на скамье у двери, чтобы не мешать постоянным хлопотам вокруг Ангелочка, читал привезенные газеты, внимательно посматривая, что делали няньки и старец. Великий князь преобразился. К нему вернулись спокойная уверенность, снисходительность и благодушие. Мир опять вокруг него стал прекрасен.
Наступил день двенадцатого мая, когда Ангелочка вернули в Александровский дворец. По рекомендации отца Сергия спальню младенцу устроили в другой комнате, а бывшую – хорошенько проветрили и протерли в ней абсолютно всё уксусом.
11
Сашенька–Ангелочек быстро шел на поправку. Каждый день, ближе к обеду, во дворец приезжал отец Сергий на выделенном ему экипаже. Рано утром к нему ехала Веруня. Там они со старцем готовили лекарства и с ними направлялись во дворец. Назад возвращаться Сергий не спешил: он подолгу занимался Ангелочком, в чём ему помогали вездесущие Аксинья и Веруня.
Однажды произошел тяжелый разговор тет-а-тет с Александром Александровичем по инициативе Сергия. Войдя в кабинет и отказавшись от предложения присесть, старец тем самым вынудил наследника престола встать из-за стола, настолько большим уважением он пользовался у великого князя. Отец Сергий бездонными темными глазами смотрел в глаза Александра Александровича, и тому казалось, что старец, будучи ниже его на голову, смотрит на него свысока и гипнотизирует… А Сергий говорил вот что:
– Ваше Императорское Высочество, вы должны знать, что эта болезнь по излечении, что само по себе большая редкость, в большинстве случаев необратимо нарушает деятельность человеческого мозга, его свойства и функции. Вы меня понимаете? Возможна неполноценность, которая проявится со временем. Вам придется с этим смириться. Скажите об этом великой княгине, мягко, конечно. Найдите нужные слова… Я со своей стороны продолжу лечение и наблюдение. Скорее всего мне придется время от времени забирать его к себе на неделю-другую, а то и дольше, чтобы активно воздействовать не только на физиологию, но и психику. Знайте, Ваше Императорское Высочество, что в современной медицине такой практики, которую я применил к вашему сыну и собираюсь применять далее, попросту нет. Иначе говоря, я – первопроходец. Поэтому будущее не может быть ясным. Но то, что Сашенька живой и будет жить, уже само по себе великое свершение.
Отец Сергий замолк. Он долго молчал, ожидая вопросы, и строго глядел в затуманившиеся глаза великого князя. Потом поклонился и вышел из кабинета.
12
Прошел еще месяц, потом другой. Старец Сергий по-прежнему ежедневно бывал во дворце и продолжал лечить Ангелочка вытяжками и настоями. Не разрешая поначалу ставить ребенка на ножки, он, тем не менее, практиковал массаж и своеобразные физические упражнения. Помногу раз, придерживая ладонями спинку и грудь, заставлял маленького сесть, а затем снова лечь, поднимал и опускал его маленькие ручки, раздвигал и сдвигал ножки. Мария Федоровна ужасалась, когда Сергий приподнимал малыша за ручки, потом за ножки и некоторое время держал на весу. С каждым днем Ангелочек становился всё более и более активным. Сам стал переворачиваться на животик, ползать в устроенном ему манежике. Он уже вел себя так же, как и до болезни. Интересовался окружающим, улыбался, подолгу играл с игрушками. Начал лепетать: вначале неразборчиво, а затем и выговаривать слова. Все без исключения, и няньки, и родители теперь с ним разговаривали. Надо было наверстать то, что стерла болезнь в разуме малыша. Давать такие «уроки» сыну особенно любил Александр Александрович. Часами он просиживал у манежика и учил маленького всяким словам и понятиям, начиная с окружающих предметов и картинок. Великий князь отменил столь любимые им охоту и рыбалку, не ездил в Санкт-Петербург на заседания Государственного совета и Комитета министров, а всеми днями занимался Ангелочком, уделяя много меньше времени старшему сыну Ники. Его Императорское Величество Александр II, всё понимая, не прислал сыну и наследнику ни слова упрёка.
Александр Александрович так и не смог рассказать супруге о вероятных последствиях болезни, возможной неполноценности ребенка. Всё откладывал и откладывал. Много раз собирался, но не мог: не позволяли доброе сердце, трогательная любовь к Марии Федоровне и, как следствие, желание оградить её от понимания этой чудовищной возможности.
Раз в два-три дня отец Сергий проводил с Ангелочком особые сеансы, при этом не допускал в комнату никого. Александру Александровичу все же удалось кое-что заметить. Выходя вместе с Аксиньей из детской по просьбе старца, он неплотно закрыл дверь, а потом, вернувшись, приоткрыл её и заглянул в комнату: сидя перед Ангелочком, Сергий держал перед его личиком тонкую цепочку, на которой раскачивался небольшой крестик, и что-то размеренно говорил. Маленький Сашенька следил взглядом за этой занятной игрушкой, затем округлившиеся глазки закрылись, и Ангелочек откинул головку на подушку. Старец краем глаза заметил, что за ними наблюдают, и, не переставая говорить, поднял левую руку. Пристыженный великий князь плотно закрыл дверь.
– Ваше Императорское Высочество, – говорил потом Отец Сергий, – во время таких сеансов я лечу мозговые центры ребенка, возможно поврежденные болезнью. Мозг человеческий – это «терра инкогнита», тайна за семью печатями. Гипнотическое воздействие на сознание, на мозг человека может быть непредсказуемым. А воздействие на мозг ребенка, особенно такого возраста, может оказаться чрезвычайно опасным. Присутствие другого человека или посторонний звук – это раздражающий фактор, могущий привести к нежелательному результату…
Великий князь сделал выводы, и не только он сам, но и кто-либо другой не приближались к детской комнате Ангелочка во время таких сеансов и на пушечный выстрел.
13
Прошел ещё год. Май этого 1871-го года выдался тёплым и ясным. Весенние дожди шли только на пользу прекрасной природе Царского Села, где семья великого князя цесаревича Александра Александровича проводила лето. Мягкое солнце почти ежедневно наполняло мир живущих здесь людей радостью и гармонией. Великокняжеская семья была счастлива. Совсем недавно Мария Федоровна счастливо разрешилась от бремени: двадцать седьмого апреля здесь же в Александровском дворце родился третий сын, великий князь Георгий. По этому случаю во дворце было устроено большое празднество. Съехались великие князья, приехал и император Александр II.
В центре внимания присутствующих до приезда императора кроме дам, естественно, был великий князь Михаил Николаевич, любимец семьи цесаревича и признанный всеми авторитет. Он много смеялся, шутил, внося вокруг себя атмосферу радости и беззаботности. Почти все время с ним рядом был двухлетний Сашенька, будто бы между ними имелась особая душевная связь, образовавшаяся после известных драматических событий апреля и мая прошлого года. Великий князь сразу же по приезду потребовал к себе наилюбимейшего племянничка, подарил ему механическую собачку, привезенную из Германии, которая сама бегала, лаяла, крутила и махала хвостиком. Заводная игрушка делала всё, разве что не ела, не пила и не кусалась. Маленький Сашенька чрезвычайно заинтересовался игрушкой и не выпускал её из рук. До застолья и по его окончании во время игр и прогулок по парку и вокруг прудов великий князь водил Ангелочка за ручку, носил на руках, рассказывал сказку за сказкой, много спрашивал обо всем и показывал фокусы. Другие Романовы, да и все гости тоже уделяли Ангелочку много внимания.
Сашенька к этой поре подрос, окреп. Однако отличался от других двухлетних детей меньшей живостью и странной серьезностью в глазах, так не свойственной этому возрасту. Он не плакал, не кричал, не капризничал, но не был заторможенным и флегматичным, а обладал хорошей реакцией на происходящее. Хорошо и складно говорил, удивляя порой взрослых глубиной сказанного. Малыш очень любил рассматривать картинки в серьезных книгах, хорошо рисовал, вкладывая в свои рисунки не по возрасту глубокий смысл, и даже успел выучить много букв, хотя пока не понимал их предназначение. По развитию своему Сашенька мало уступал своему трёхлетнему брату Николеньке, разве что в физическом отношении.
Александр Александрович и Мария Федоровна немного досадовали на то, что Ангелочек недостаточно подвижен, но были рады столь раннему его уму. Они видели причину особенного умственного развития, да и физического укрепления сына в том, что каждые два месяца малыш неделю, а то и две пребывал у отца Сергия. В эти дни с ним, конечно, были Мария Федоровна, которую по возможности изредка подменял Александр Александрович, ну и вездесущие Аксинья с Веруней – куда уж без них. Других сопровождающих старец у себя в доме не терпел, допускал разве что конвойного казака Ивана Строгова.
Прибыв в очередной раз к Сергию, на подворье привычно ставили большую карету с подогревом для Марии Федоровны или Александра Александровича, рядом располагали вторую карету с нужными вещами, в ней же ночевала Веруня. Конвойные немедленно занимали посты, ставили хозяйственную палатку, а для себя организовывали бивуак с походной кухней, ну и всё остальное. В горнице дома вместе со старцем жили только Сашенька, спавший на кроватке рядом с постелью Сергия, да Аксинья, ночевавшая на печи. Сашенька ел то, что готовил ему старец – это условие было обязательным. Для Марии Федоровны и Александра Александровича, когда он, несмотря на занятость, приезжал на день-два вместо супруги, еду привозили из дворца, хотя цесаревич, любивший всё простое, предпочитал есть вместе с казаками. Если позволяли государственные дела в Петербурге, то Александр Александрович хоть на пару часов, но приезжал сюда проведать супругу и дорогого сыночка.
В первый такой выезд в июне прошлого года Царское Село посещал великий князь Михаил Николаевич. Так уж получилось, что маленький Сашенька припал душой к его конвойному кубанскому сотнику Ивану Строгову, сопровождавшему князя во всех кавказских походах. Молодой сотник настолько стал люб и необходим малышу, что Михаил Николаевич откомандировал казака в полусотню конвоя цесаревича. С тех пор Строгов стал и второй нянькой после Аксиньи, и дядькой-наставником, и партнером по играм, а главное – верным другом.
14
Время быстротечно. Пролетел ещё месяц. Лето вступило в свои законные права. Парки Александровского дворца и вся округа Царского Села приобрели особое очарование. По обыкновению, в середине июня в солнечный день, когда солнце уже склонялось к западу, выехали к отцу Сергию. Обосновались, и старец как обычно осмотрел Сашеньку, одновременно разговаривая с ним и задавая вопросы не просто так, а по специальной методе, как давно заметили близкие. Осмотром Сергий остался доволен. Напоил Ангелочка всякими своими снадобьями, провел сеанс лечебного гипноза, сделал общий массаж и уложил спать, поскольку уже наступил вечер.
На следующее утро проснулись пораньше, отец Сергий не давал залеживаться. Сашенька съел яблоко и варёную морковку и был отправлен с Иваном Строговым делать зарядку, завершившуюся холодным обтиранием. Потом позавтракали, и старец с Ангелочком пошли «путешествовать» по окрестностям в сопровождении Ивана. К ним присоединилась Мария Федоровна, проснувшаяся и позавтракавшая позднее. Иногда Сашеньку вели за ручку, иногда Строгов нёс его на руках. Конечно же, пешие казаки, почти незримо двигаясь поодаль, контролировали окружающее Марию Федоровну и маленького великого князя пространство.
Не прерываясь текла беседа «путешественников». Отец Сергий рассказывал об окружающем мире, о травах, стелящихся под ногами, их лечебных свойствах, о деревьях, кустарниках и живительных соках земли, их питающих, о реках, озерах и прудах, о водах, которые, испаряясь, уходят в небо и образуют облака и тучи, чтобы потом дождём пролиться на землю, напитать её на радость растениям и дополнить водоемы. Этому кругообороту всё живое вокруг обязано было своим существованием. Рассказывал старец и о солнце, которое есть центр маленького космического мира, состоящего из нескольких планет, среди которых их Земля, а за этим миром невообразимое пространство с другими планетами и солнцами, кои видятся нам на ночном небе как звезды. И что солнечные свет, и тепло есть, как и вода, источник существования всего живого на земле. Объяснял, что всё вокруг постоянно меняется, следуя божественным законам бытия, но находится в общей гармонии. Подробно рассказывал отец Сергий о птицах, зверях, рыбах, насекомых, отдельно о мельчайших существах – микробах, в тысячи раз меньших, чем самая малая букашка, и видимых только в специальный прибор микроскоп. Да-да, именно в тот, который стоит во второй комнате, и ты, Саша, конечно, в него посмотришь. Весь этот мир отдан человеку, то есть нам. И человек должен не разрушать его варварски, а хранить и преумножать. Много о чём, не упрощая, рассказывал старец, видя в Ангелочке не совсем маленького мальчика, но разумную личность. Хотя, конечно, Сашенька понимал далеко не всё, но «зёрна» падали в благодатную почву, чтобы потом «вырасти» большими знаниями. Строгов шел и слушал, затаив дыхание. Ему, двадцатитрехлетнему человеку многое из рассказываемого было внове. Образованной Марии Федоровне тоже было чрезвычайно интересно, и она задавала много вопросов.
Возвращались усталые, но радостно довольные до ощущения счастья. Сашенька, не замолкая ни на минуту, рассказывал нянькам, подающим обед на стол, установленный за домом, да и всем остальным свои впечатления и мысли. Иногда его умозаключения ставили взрослых в тупик: о несуразности нет и речи, у малыша формировался особый склад ума.
После обеда приехал великий князь Александр Александрович. Он радостно потискал сына, поцеловал супругу, поговорил с отцом Сергием и сходил к казакам, с которыми любил беседовать. Вернувшись, самолично уложил Сашеньку в постель. Тот при этом, не переставая, рассказывал и рассказывал о своих впечатлениях. Так на полуслове малыш и заснул. Поцеловав спящего сына и дорогую супругу, Александр Александрович, взяв старца под руку и подведя к выходу, чтобы не разбудить Ангелочка, стал его благодарить в тысячный раз, наверное. Уважительно пожимая ему руку своими двумя, великий князь тихим просительным голосом говорил:
– Отец Сергий, прошу вас, позвольте всё же выстроить вам небольшой дом в южной части парка, не столь далеко от дворца. Резоны явные: устройство для важного, подчеркиваю, государственного дела настоящей, большой, хорошо оборудованной лаборатории, библиотеки, кабинета. Необходима также детская комната, Сашенька ведь растет, нужны и комнаты для Марии Федоровны, прислуги. Согласитесь, что так, как сейчас устраивается пребывание Ангелочка у вас здесь, никуда не годится. Во дворце лечить вы категорически отказываетесь. Да, ещё вот что, думаю я, что хорошо было бы, если вы, сами подобрав учеников по своему разумению, учили их тем необычным великим знаниям, коими обладаете. Такое я бы расценил как долг перед отечеством. Тогда и классы понадобятся, и комнаты для проживания учеников, и учителей других, помощников ваших, и служебные помещения. Я уже и место в парке присмотрел. Послезавтра у меня аудиенция у императора, и буду я испрашивать высочайшее позволение на сей прекрасный прожект. Вон посмотрите на Царскосельский лицей. Каких государственных мужей растит! Соглашайтесь, отче…
– В миру я Сергей Вельяминович, так и называйте меня, Ваше Императорское Высочество. Мне не хотелось бы… – Отец Сергий остановился на полуслове, обдумывая сказанное цесаревичем. Раньше много раз великий князь порывался сделать для него что-то хорошее, но в таком виде, как сейчас, не предлагал и получал отказы.
– Простите, Сергей Вельяминович, тороплюсь.
Александр Александрович повернулся и, боясь снова услышать отказ, быстро вышел на крыльцо, приветливо кивнув на прощание Строгову и есаулу, командиру конвоя великой княгини, ставшим во фронт, и поспешил во дворец. Надо было подготовиться, поскольку завтра утром он выезжал в Санкт– Петербург на заседание Государственного совета.
После обеденного отдыха в горнице каждый занимался своим делом. Аксинья с Веруней, напоив Ангелочка козьим молоком, хлопотали по хозяйству, Иван, сидя на лавке у двери, мастерил свистульку из ветки орешника, Мария Федоровна читала, сидя в изящном полукресле, привозимом сюда специально для неё. Отец Сергий, привычно нацепив на нос очки, просматривал за столом под иконой толстенную книгу, на обложке и переплете которой золотом отливали немецкие буквы, и делал выписки. Время от времени он искоса поглядывал на Сашеньку, который, подражая старцу, сидел рядом на табурете с подложенными подушками, перелистывал страницы такой же книги и рассматривал картинки. Ангелочек был серьезен и ни единым словом не отвлекал старца, понимая серьёзность момента. А когда тот, сдвинув очки на лоб, поспешил в лабораторию с листком в руке, исписанным крупным почерком, малыш потопал за ним, теперь уже на ходу задавая вопросы. Из подсобной комнаты, вернее лаборатории, дверь в которую Сашенька не мог закрыть плотно, долго слышались вопросы малыша и обстоятельные ответы Сергия, называемого Сашенькой «деда».
Ранним вечером маленький великий князь, Мария Федоровна и Иван гуляли недалеко от дома. Малыш важно и подробно рассказывал, что они с «деда» делали в «лабалатолии». Взрослые восхищённо ахали и уважительно задавали вопросы.
После часовой прогулки для Сашеньки последовали разные процедуры, затем ужин и опять процедуры, питие разных настоев и сеанс легкого лечебного гипноза в постели, во время которого он и заснул.
Остальные дни недельного пребывания у отца Сергия были точно такими же, как и этот.
Глава 2
Крестовский остров. Первая любовь
1
Конец сентября 1871-го года. Санкт-Петербург и его предместье. Всю неделю сильный ветер, дующий с моря, гнал волну против течения Невы. Здесь, в дельте реки открытый морскому ветру расположен остров Крестовский, с 1803-го года принадлежавший нескольким поколениям князей Белосельских-Белозерских. Западным берегом остров выходит на Финский залив, с севера омывается рекой Средней Невкой, с юга – Малой Невкой, с северо-востока – рекой Крестовкой. В изящном летнем дворце, расположенном в южной части острова и притаившемся в тронутом осенью лесопарке, двадцать шестого сентября в семье князя Константина Эсперовича Белосельского-Белозерского родился третий ребёнок и второй сын, которого нарекли в честь деда Эспер.
Маленький Эспер рос, как говорится, не по дням, а по часам. С малолетства крепкий, быстрый как ртуть, он все летние дни, когда семейство после долгой зимы переезжало на остров, проводил с мальчишками из деревни Ново-Крестовской. Став их предводителем не как барчук, а как самый смышлёный, ловкий и решительный, Эспер подбивал их на драки и всяческие каверзы, порой превращающиеся в хулиганство. Не проходило и дня, чтобы околоточный надзиратель острова Иван Сурайкин не жаловался на Эспера и его команду участковому приставу. Тот же дипломатично не спешил оповещать хозяев острова о недостойном поведении их отпрыска. Но не только разгильдяйством был занят неугомонный мальчишка. С некоторых пор он увлекся судомоделизмом и приохотил к этому увлекательному занятию многих своих приятелей.
На левом берегу Средней Невки на Крестовском острове размещалась удобная стоянка Санкт-Петербургского речного яхт-клуба. Как-то случилось, что стремительные судёнышки с белоснежными парусами пленили сердце подрастающего Эспера. Теперь все летние дни с утра до ночи он крутился среди яхт, став любимым воспитанником яхтсменов. Он до мельчащих деталей изучал устройство парусников, а когда яхтсмены, души не чаявшие в сметливом сорванце, стали брать его на борт своих яхт, постигал и науку судовождения. Особо сорванец полюбился бессменному командору клуба Познанскому, одному из основателей славного русского парусного братства. Василий Юрьевич всегда брал его с собой на собственную яхту. Так же относился к Эсперу и владелец ботика «Забава» строитель яхт Родионов, ставший учителем начинающего яхтсмена. Но кумиром мальчишки стал Иван Макаров, родственник Степана Осиповича Макарова, будущего вице-адмирала, великого военного деятеля, мореплавателя и изобретателя ледокола. Иван Макаров, великолепный гонщик на яхтах, в течение 1879-1881 годов взял все призы Адмиралтейства и завоевал еще сорок девять наград. Гонщик и юный яхтсмен настолько подружились, что стали неразлучны.
Со временем Эспер стал строить модели парусников. Повзрослев, он оборудовал парусом собственную небольшую лодку, доставшуюся ему правдами и неправдами, вывесил самодельный пиратский флаг с черепом и костями и с ближайшими приятелями совершал рейды вокруг острова. Но главной мечтой его стало строительство настоящей яхты, чертежи которой он разрабатывал под руководством Родионова.
2
Отец Эспера князь поручик Константин Эсперович Белосельский-Белозерский, с 1868-го года находящийся в отставке, в 1877-м году вернулся на военную службу и четыре года служил ординарцем начальника штаба гвардейского корпуса. В этом качестве он участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878 годов. Потом, уже штабс-ротмистром непродолжительное время был адъютантом цесаревича, будущего императора Александра III, в дальнейшем без задержки получал следующие воинские звания, включая и генеральские. Владелец Крестовского острова и романтический почитатель парусников, князь передал Санкт-Петербургскому речному яхт-клубу в вечное пользование участок на острове на берегу реки Средняя Невка. Самый значимый меценат яхт-клуба он способствовал развитию русского парусного и гребного спорта. Может быть, и под влиянием отца маленький Эспер всей душой полюбил яхты. Его мать Надежда Дмитриевна, сестра известного генерала Скобелева, воспитанием своего второго сына занималась мало. Одна из первых красавиц своего времени, славившаяся чудным контральто, она была вечно занята представительскими делами «Скобелевского общества», комитет которого возглавила после смерти брата. Кавалерственная дама ордена Святой Екатерины Надежда Дмитриевна блистала в высшем петербургском свете, устраивала приёмы и благотворительные мероприятия.
Лето быстро заканчивалось, и семья Белосельских-Белозерских переезжала в свой Санкт-Петербургский дворец на Невском проспекте у Аничкова моста. Летняя прекрасная для Эспера, по сути, совершенно другая жизнь, сменялась на строгие учебные будни в Первой Санкт-Петербургской классической гимназии, которая заменила мальчику домашнее образование, как только ему исполнилось девять лет. Эта мужская гимназия, до апреля 1830-го года бывшая Благородным пансионом при Санкт-Петербургском университете, являлась самой привилегированной: в неё принимали только детей дворян, поэтому она и носила название «Первая». Поскольку гимназия считалась аристократической, здесь кроме общеобразовательных предметов преподавали английский язык, танцы, фехтование, рисование и гимнастику. Обучение было платным – 1500 рублей в год, количество учащихся тогда – 150 человек.
В гимназии Эспер вначале любил уроки английского языка, так как с малолетства в совершенстве говорил по-английски благодаря отцу-англоману, занятиям с домашними учителями и семейному обычаю в определённые дни говорить только на иностранных языках. Впрочем, благодаря домашнему образованию, ненамного хуже он говорил по-французски и по-немецки. Потом ему надоело спокойно слушать неразборчивое мычание одноклассников, и он стал возмутителем спокойствия. Учитель, не добившись послушания наказаниями, с позволения директора освободил хулиганистого мальчишку от занятий английским. Маленький князь с удовольствием изучал арифметику и геометрию, на занятиях по рисованию изумительно рисовал парусники. Прекрасно развитый физически, он был лучшим гимнастом в классе, а позднее в фехтовании ему не было равных даже в поединках со старшеклассниками. Поразительная реакция, ловкость, быстрота движений и бесстрашие удивляли даже опытных учителей фехтования. То, что Эспер любил, тем он занимался с удовольствием, другое его не интересовало. Заставить его изучать, например, латынь или закон божий было невозможно. Но худшим учеником он стал из-за драк и хулиганских выходок, зачинщиком которых, как правило, и являлся. Только княжеское высокородство, положение и связи отца спасали мальчишку от исключения из гимназии.
В год, когда Эсперу исполнилось двенадцать лет, родители определили его в Морское училище.
3
Прославленный Морской кадетский корпус, переименованный в 1867-м году, к сожалению всех поколений морских офицеров, в Морское училище, располагался между 11-й и 12-й линиями Васильевского острова вдоль набережной Большой Невы. Позднее этот участок набережной получил название Николаевская. Во все времена кадеты и гардемарины воспитывались так, что высшее счастье для морского офицера – это отдать в бою жизнь за веру, царя и Отечество. И это была не бравада, а жизненное устремление. Умудрённые опытом боевые адмиралы на это только хмурились и вполголоса ворчали: лучше уж думали бы, как победить и при этом остаться в живых.
Для зачисления Эспера в училище абитуриентом понадобилась протекция отца, поскольку в училище по уставу принимались в основном сыновья флотских офицеров.
Ветреный Эспер, как ни странно, серьёзно подготовился к вступительным экзаменам, проводимым на конкурсной основе и в состязательной форме, успешно их сдал и был зачислен во второй подготовительный класс. Для того, чтобы юноши, желающие стать моряками испытали свои возможности для службы моряками и ознакомились с морским делом, сразу же было проведено пробное плавание на корабле Учебного отряда. Эспер прекрасно показал себя в море и доказал, что море – это его стихия. Ему предстояло учиться пять лет: первые два года – это второй и первый подготовительные классы, затем два года в кадетских классах, ну а последний год в гардемаринской роте, выпускники которой производились в мичманы и уходили на корабли. Всю историю военно-морского образования нескончаемые реформы изменяли и сроки обучения, и возраст для поступления, и порядок производства в офицеры, то убирали гардемаринскую роту, то вновь её вводили. Было много ещё всяких новшеств. Отрадно то, что много позднее, уже после выпуска Эспера, училище в 1891-ом году вновь станет носить гордое название «Морской кадетский корпус».
4
Лето 1885-го года. Последнее время князьям Белосельским-Белозерским крупно не везло. Считаясь англоманами и бывшие ими по сути, они не брезговали заниматься коммерцией, что среди русских аристократов являлось занятием недостойным. Все коммерческие княжеские начинания заканчивались плачевно. Важные англоманы как капиталисты были никудышные. Бездумная вырубка леса на острове, например, привела к обмелению речки Чухонки, и многие уголки лесопарка утратили своё очарование. Привыкшим «жить на широкую ногу» князьям пришлось сдавать дома под дачи в деревне Ново-Крестовская и у пристани на берегу Малой Невки. Состояние таяло, долги росли, и княжеская семья была вынуждена продать свой великолепный дворец на Невском проспекте. Малый дворец на Крестовском острове стал их единственной и постоянной резиденцией. До этого были проданы или переданы банкам за долги фабрики и заводы, в том числе и на Урале.
5
Теплый августовский день, голубое, как на акварелях, небо в обрамлении белоснежных редких облаков, зелень садов вокруг домов на берегу Малой Невки. Эту идиллию нарушила лодка, с треском уткнувшаяся в берег справа от пристани. Из неё посыпались мальчишки босяцкого вида и бросились к ближайшему яблоневому саду. Это была лихая шпана с Петровского острова, «гроза» садов и огородов. Следом плыла к берегу другая утлая посудина с таким же «десантом». Вдруг появилась третья лодка под парусом, с четверкой слаженно работающих вёслами гребцов и рулевым на корме, стремительно идущая по течению. Эта лодка, уже на мелководье, с ходу ударила в борт вторую посудину с «десантом» и перевернула её. С кормы атакующей лодки в воду прыгнул рулевой. Крепкий мальчишка в белой косоворотке и холщовых штанах устремился на берег, гребцы же с торжествующими криками лупили вёслами по головам босяков, оказавшихся в воде. Шпана с первой лоханки, ломая хлипкий забор из штакетника, бросилась из сада на помощь своим подельникам-неудачникам, отбрасывая поломанные ветки с яблоками. В то время, когда «десантники» со второй посудины и атакующие гребцы, тоже очутившиеся в воде, ожесточённо дрались на мелководье, мальчишка в белой косоворотке, выскочив на берег навстречу «первой волне», дрался на удивление умело: ловко уклоняясь от борьбы и маневрируя, он все время оказывался один-на-один, ну максимум против двоих из набегающей шантрапы. Действуя кулаками и ногами, сильными и точными ударами сбивал соперника на землю, тут же отскакивал, уклонялся от ответных ударов и бросался навстречу следующему.
Всё это действие наблюдала двенадцатилетняя девочка. Вначале из окна, а потом чрезвычайно заинтересовавшись происходящим, она выбежала на крыльцо дома, сад которого обносили «пираты» с Петровского острова. Девочка, скорее уже девушка с рано оформившимися женскими формами, была поразительно красива южнорусской красотой. Брюнетка с огромными чёрными лучистыми глазами, толстой длинной косой цвета вороньего крыла, фигуркой богемской статуэтки, в лёгком белом платьице, струящимся вокруг стройных ножек, зачаровано следила за дракой. Её внимание особенно занимал крепкий парнишка. В очаровательной головке росло восхищение: – Ах, как он ловок, пластичен и быстр! Он – победитель. Он – переодетый принц!
Финал наступил быстро. Крепкий парень сбил с ног последнего из не успевших убежать налётчиков прямо перед крыльцом, на котором стояла, прижав руки к груди, девочка в белом платьице. Победитель оглянулся, провожая взглядом хныкающих неудачников, размазывающих кровь и слезы на чумазых лицах. Те под улюлюканье гребцов с парусной лодки, добежав до воды, неловко пытались поставить на киль перевернутую лоханку. Мальчишка заразительно рассмеялся и тут заметил девочку, стоящую на крыльце с восхищёнными лучистыми глазами, широко раскрытыми от удивления. Он подобрал брошенную ветку, сорвал с неё почти созревшее яблоко и, подбежав к крыльцу, протянул его девочке. Не обращая внимание на мокрые рубаху и штаны, облепившие статную фигуру, улыбаясь, весело сказал:
– Барышня, примите от меня яблоко. Оно – райское, волшебное. Его можно катать по блюду и видеть своё будущее.
Девочка, растерявшись от изумления, взяла яблоко и стала смеяться. Однако подумала, что мальчик говорит вроде бы так, как говорят простые мальчишки из деревни Ново-Крестовской, но не совсем так. Что-то в его интонации было другое, рафинированное, что ли. Теперь они смеялись оба, глядя друг на друга.
Тут с реки донёсся тревожный крик:
– Капитан! Спиря! Атас, дядька Сурайкин на горизонте!
Действительно, по дороге вдоль речки, отдуваясь, тяжело дыша, как мог спешил пресечь безобразие тучный околоточный надзиратель в летнем белом холщовом кителе и серо-синих шароварах. В одной руке он держал фуражку, другой придерживал полицейскую шашку, называемую в народе «селёдкой». Оба этих предмета ему постоянно мешали.
– Как мне называть вас? – Мальчик, взглянув на ковыляющего околоточного, посерьёзнел. – Принцесса? Фея? Волшебница?
Их единение было нарушено. На крыльцо вышла дама, одетая по французской моде. Боязливо поглядывая на речку, она недовольно сказала по-французски:
– Мa ch?re Olga, il est indеcent de parler avec le premier obtenu de la mani?re d'un roturier. Vous devez vous garder au top. Allez ? la maison immеdiatement![1 - Моя дорогая Ольга, это неприлично, говорить с первым попавшимся простолюдином. Вы должны держать себя на высоте. Зайдите немедленно в дом! (фр.)]
Девочка вспыхнула, покраснела и пролепетала:
– Oui, madame. Cette minute. Excusez moi.[2 - Да, Мадам. Сию минуту. Простите меня. (фр.)]
