скачать книгу бесплатно
– Николас.
– Вы правда позволите? Я только что из Парижа. – С Маргарет она говорила почти как австралийка, со мной – почти как англичанка.
– Конечно. Я покажу, где это.
– Сейчас, только возьму что-нибудь переодеться.
В комнате ее встретили приветственными возгласами:
– Ого, Элли! Какими судьбами, подружка?
Рядом с ней оказались два или три австралийца, каждого она чмокнула. Маргарет – толстухи всегда покровительствуют худышкам – живо их растолкала. Алисон вынесла смену одежды, и мы отправились наверх.
– Господи боже, – сказала она. – Эти австралийцы.
– Где путешествовали?
– Везде. Во Франции. В Испании.
Мы вошли в квартиру.
– Надо выгнать из ванны пауков. Выпейте пока. Вот там.
Когда я вернулся, в руках у нее был бокал с виски. Она снова улыбнулась, но через силу: улыбка сразу погасла. Я помог ей снять плащ. От нее шибало французскими духами, концентрированными, как карболка; светло-желтая рубашка сильно засалилась.
– Вы внизу живете?
– Угу. Вместе снимаем.
Молча подняла бокал. Доверчивые серые глаза – оазис невинности на продажном лице, словно остервенилась она под давлением обстоятельств, а не по душевной склонности. Остервенилась и научилась рассчитывать только на себя, но при этом выглядеть беззащитной. И ее выговор, уже не австралийский, но еще не английский, звучал то в нос, с оттенком хриплой горечи, то с неожиданной солоноватой ясностью. Загадка, живой оксюморон.
– Ты один пришел? Ну, в гости?
– Один.
– Держись тогда за меня сегодня, хорошо?
– Хорошо.
– Зайди минут через двадцать, я управлюсь.
– Да я подожду.
– Нет, лучше зайди.
Мы неловко улыбнулись друг другу. Я вернулся в нижнюю квартиру.
Маргарет вскочила. Похоже, она меня дожидалась.
– Николас, тут одна англичаночка очень хочет с тобой познакомиться.
– Боюсь, твоя подружка меня уже застолбила.
Она уставилась на меня, оглянулась по сторонам, вытолкнула меня в прихожую.
– Слушай, не знаю, как объяснить, но… Алисон, она невеста моего брата. А тут, между прочим, его друзья…
– Ну и?
– У них с ней старые счеты.
– Опять не понимаю.
– Просто не люблю мордобоя. Мне хватило одного раза. – Я притворился идиотом. – Она должна быть верна ему, и друзья об этом позаботятся.
– Да у меня и в мыслях нет!
Ее позвали в комнату. Уверенности, что меня удалось вразумить, у нее не было, но она явно решила, что дальнейшее от нее не зависит.
– Веселая история. Но ты хоть усек, что я сказала?
– Вполне.
Она понимающе взглянула на меня, уныло кивнула и ушла. Я минут двадцать постоял в прихожей, выскользнул, поднялся на свой этаж. Позвонил. После долгого перерыва из-за двери донеслось:
– Кто там?
– Двадцать минут прошло.
Дверь открылась. Алисон собрала волосы в пучок и завернулась в полотенце; шоколадные плечи, шоколадные ноги. Убежала обратно в ванную. Забулькала вода в сливе. Я крикнул:
– Мне сказали, чтобы я к тебе не клеился.
– Мегги?
– Говорит: не люблю мордобоя.
– Корова гнойная. Может стать моей золовкой.
– Да знаю.
– Изучает социологию. В Лондонском университете. – Молчание. – Уезжаешь и думаешь, что за это время люди изменятся, а они все те же. Глупо, правда?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Подожди минуточку.
Я подождал, и не одну. Наконец она вышла. Простенькое белое платье, волосы снова распущены. Без косметики она была в десять раз красивее.
Улыбнулась, закусив губу:
– Ну как?
– Королева бала. – Она не отводила глаз, и я смешался. – Спускаемся?
– Налей на донышко.
Я налил как следует. Глядя, как виски течет в бокал, она проговорила:
– Не знаю, почему я боюсь. Почему я боюсь?
– Чего боишься?
– Не знаю. Мегги. Ребят. Землячков своих ненаглядных.
– Тот мордобой вспомнила?
– Господи. Дурость полнейшая. Пришел клевый парень из Израиля, мы просто целовались. На пьянке. Больше ничего. Но Чарли стукнул Питу, они к чему-то прицепились и… господи. Ну, знаешь, как это бывает. Мужская солидарность.
Внизу нас поначалу оттеснили друг от друга. Всем хотелось с ней поболтать. Я принес выпить и передал ей бокал через чье-то плечо; речь шла о Канне, о Коллиуре и Валенсии[18 - Упоминание о Коллиуре и Валенсии в связи с Алисон – прямая отсылка к персонажу предыдущего романа Фаулза «Коллекционер» Миранде Грей, которая вспоминает о поездке в эти места со своим приятелем Пирсом.]. В дальней комнате поставили джаз, и я заглянул туда. Темные силуэты танцующих на фоне окна, за которым – вечерние деревья, бледно-янтарное небо. Я остро ощущал, как далеки от меня все эти люди. Из угла робко улыбалась подслеповатая очкастая девушка с безвольным лицом – из тех доверчивых, начитанных созданий, какие назначены на поругание разным мерзавцам. Она была без пары, и я понял: это и есть англичаночка, которую Маргарет приготовила для меня. Губы слишком ярко накрашены; в Англии таких что воробьев. Отшатнувшись от нее, как от пропасти, я пошел обратно, сел на пол, взял с полки книжку и притворился, что читаю.
Алисон опустилась на колени рядом со мной.
– Что-то я расклеилась. Вредно пить виски. На-ка.
Это был джин. Она тоже села на пол, а я покачал головой, думая о бледной англичанке с вымазанными помадой губами. Алисон хоть настоящая, без затей, но настоящая.
– Молодец, что приехала.
Она хлебнула джина и посмотрела оценивающе.
Я не отставал:
– Читала?
– Будь проще. Книги тут ни при чем. Ты умный, я красивая. Дальше подсказывать?
Серые глаза издевались. Или молили.
– А Пит?
– Он летчик. – Она назвала известную авиакомпанию. – Бывает редко. Понял?
– Ну да.
– Сейчас он в Штатах. На переподготовке. – Уставилась в пол, на миг посерьезнев. – Мегги врет, что я его невеста. Ничего похожего. – Быстрый взгляд. – Полная свобода рук.
Кого она имела в виду: меня или своего жениха? И что для нее эта свобода – маска? символ веры?
– Где ты работаешь?
– Когда как. В основном сфера обслуживания.
– В гостинице?
– Не только. – Поморщилась. – Меня тут берут в стюардессы. Потому я и ездила во Францию и Испанию – практиковаться в языке.
– Сходим куда-нибудь завтра?
На дверной косяк навалился амбал австралиец, лет за тридцать.
– Да ладно, Чарли! – крикнула она. – Он просто уступил мне ванну. Успокойся.
Медленно кивнув, Чарли погрозил заскорузлым пальцем. Принял вертикальное положение и, пошатываясь, скрылся.
– До чего мил.
Она разглядывала ладонь.
– Ты вот сидел два с половиной года в японском лагере для военнопленных?
– Нет. С какой стати?
– Чарли сидел.
– Бедный Чарли.
Мы помолчали.
– Пускай австралийцы жлобы, зато англичане – пижоны.
– Ты не…
– Я над ним издеваюсь, потому что он влюблен в меня, и ему это приятно. Но другим запрещаю издеваться над ним. В моем присутствии.
Опять молчание.
– Прости.
– Ладно, проехали.
– Так ты ничего не сказала про завтра.
– А ты ничего не сказал про себя.
Постепенно, хоть я и обиделся на преподанный мне урок терпимости, она заставила меня разговориться: задавала прямые вопросы, а мои попытки отделаться пустыми фразами пресекала. Я рассказал, что значит быть генеральским сынком, рассказал об одиночестве – на сей раз гонясь не столько за тем, чтобы произвести впечатление, сколько за тем, чтобы объяснить подоходчивей. Мне открылось, во-первых, что за бесцеремонностью Алисон – знание мужской души, дар виртуозного льстеца и дипломата, и, во-вторых, что ее очарование складывается из прямоты характера и веры в совершенство собственного тела, в неотразимость своей красоты. Порой в ней проявлялось нечто антианглийское – достоверное, истовое, неподдельно участливое. Наконец я умолк. Я чувствовал, что она наблюдает за мной. Выждал мгновение и посмотрел. Спокойное, задумчивое лицо: ее словно подменили.
– Алисон, ты мне нравишься.
