скачать книгу бесплатно
Доктор отстранился от Санк-Марса и, принимая вызов, с нескрываемым любопытством взглянул на молодого человека.
– Я, простите, ваше имя запамятовал.
– Мэтерз, сэр.
– А меня зовут доктор Винет. У меня, детектив Мэтерз, тоже есть такая привычка давать моим ученикам по одной подсказке в день. Вам же я хочу сказать следующее…
– Я не вхожу в число ваших учеников, сэр.
– Лучше бы вы в него входили. А теперь, Мэтерз, послушайте, что я вам скажу. Это совсем не то, что вы от меня ожидаете или хотите услышать. Этот человек был убит не крюком для подвески туш – он умер от того, что три или четыре часа назад ему свернули шею. Перелом позвоночника предшествовал удару этим крюком.
– Но я видел его…
– Ты видел Санта-Клауса, – спокойно перебил его Санк-Марс до того, как его напарник выставил бы себя перед экспертом полным идиотом. – Не этого, а другого.
– Эмиль, – сказал Винет, – я сделаю вам копию моего отчета Лапьеру, но есть кое-что, о чем вы, может быть, захотите ему сообщить прямо теперь.
– Что именно?
– Гениталии мальчика были сильно изуродованы. К ним подсоединяли провода высокого напряжения. Перед тем как его убили, он получил ужасные ожоги.
– Черт!
– Но есть и хорошая новость. Перед тем как свернуть ему шею, его задушили. У него все горло в кровоподтеках. Под ногтями мальчика частицы ткани и кровь – скорее всего, его убийцы. Он смог его расцарапать.
Молнию на мешке для тела закрыли, труп аккуратно положили на каталку, чтобы избежать лишних повреждений от крюка. Полицейские без спешки хорошо его привязали, чтобы тело не соскользнуло при спуске по крутым ступеням.
Пристыженный Мэтерз последовал за Санк-Марсом обратно к окну.
– Здесь никак концы с концами не сходятся, – прошептал он. – Это должен был быть тот же самый Санта-Клаус. А если нет, где теперь другой? Почему нам сообщили о сделке с Сантой, если никакой сделки не было? Это ваш контакт, Эмиль. Вам бы надо было быть в курсе дела.
– Нам об этом сообщили, потому что кое-кому захотелось сделать мне подарок на Рождество. Вот в чем дело, – сказал он, кивнув в том направлении, где стояла каталка. – А теперь ты хочешь связаться с моим информатором? Высказать ему свои претензии? – раздраженно спросил Санк-Марс.
– Об этом речь не идет. Успокойтесь, Эмиль.
– Хочешь встретиться с посыльным, который отведет тебя к моему информатору? Сведений у него хватает. Высшего качества! Причем даже более интересных, чем те, что мне должны были передать. Ты хотел бы с ним встретиться? Ну иди, представься ему! – Санк-Марс повернулся лицом к комнате.
– О чем вы говорите? – спросил Билл Мэтерз.
– Подойди к нему, расстегни его мешок и скажи: «Как дела, парень? Я такого, как ты, чуть не всю жизнь искал. Ты такие чудеса сделал, чтоб детектива Санк-Марса продвигали по службе, может быть, ты и для меня что-нибудь сделаешь?» Ну, давай, вот он лежит! Он бы тебе мог очень помочь с карьерой или, по крайней мере, вывести тебя на тех, от кого она зависит. Иди, Билл, просто расстегни мешок и поприветствуй его.
Билл Мэтерз с раскрытым ртом глазел на мешок.
– Так это он? Он был вашим стукачом?
– Он никогда не был стукачом, Билл. Надо уважительно относиться к покойникам, особенно в их присутствии. Чтоб я никогда больше от тебя не слышал таких слов о нем. Он был посредником. Проводником. Связным. Все знают, что у меня есть один секретный источник. Конечно, не этот паренек. Но он был звеном в цепочке, он был с ним связан.
– Санта-Клаус?
Глаза Мэтерза были теперь открыты так же широко, как его рот. В качестве нового напарника Санк-Марса он надеялся завоевать его доверие и со временем познакомиться с его осведомителями. Среди полицейских слагались легенды о том, что для потрясающих успехов в раскрытии самых сложных дел он должен был иметь совершенно невероятные контакты. Мэтерз и предположить не мог, что знакомство с одним из таких людей должно было состояться уже в первые часы его работы с Санк-Марсом. Не мог он подумать и о том, что этот человек будет мертв и эта смерть сильно осложнит его отношения с шефом.
– Во плоти, – подтвердил Санк-Марс, – если можно так выразиться. На Рождество люди дарят друг другу подарки. А мне его преподнесли в образе самого Санта-Клауса. Почему, ты думаешь, мне так повезло? – Санк-Марс резко взмахнул рукой и крикнул полицейскому, которого заметил на лестничной клетке: – Детектив!
Полицейский, по виду ровесник Мэтерза, вошел в комнату, настороженно озираясь по сторонам.
– Твоя фамилия Дегир, ведь так? – спросил Санк-Марс.
– Да, сэр. Привет, Билл, – бросил он Мэтерзу, который кивнул ему в ответ.
– Есть новости от жильцов?
Детектив заглянул в блокнот, как будто его подводила память.
– Не много, – сказал он после паузы.
У него были широко посаженные глаза, густые вьющиеся коротко стриженные черные волосы, вокруг ушей он их брил. По глубокой горизонтальной морщине над бровями можно было предположить, что он постоянно напряженно над чем-то думает.
– Здесь сдаются меблированные комнаты, которые снимают в основном студенты. Половина из них на праздники разъехалась по домам. Некоторые днем таскались по магазинам, а вечером ушли в гости. Дома весь день торчал только один малый – не то надрался, не то обкурился. Сказал, что видел фургон для перевозки мебели. Его загружали каким-то барахлом с этого этажа, может быть, из этой квартиры. Скорее всего из этой. Еще один парень ходил к мессе – можете себе представить? Никто ничего не слышал. Как сказал один парнишка, у всех так орет музыка, что ничего другого не слышно. Это я его процитировал. То есть то, что он сказал. – Обращаясь к Санк-Марсу он заметно нервничал.
– Что было написано на фургоне?
– Он, когда начал мне говорить, остановиться уже не мог. Дал мне семь вариантов. Я к ним еще несколько других добавил, а он сказал, что и они могли бы быть написаны на фургоне.
– Замечательно. А кто здесь жил?
– Наша жертва. Его опознали все, кому я показывал фотографию. Ни о каких Санта-Клаусах никто ничего не слышал. Его звали Акоп Артинян.
– Акоп? Это имя такое?
– Да, сэр.
– Это армянское имя, – вставил Мэтерз.
– Хорошо. Дегир, утром свяжись с владельцем здания. Он, может быть, планирует удвоить на этой неделе свой доход. Мне нужно, чтобы эта квартира была опечатана до Нового года.
– У меня завтра выходной, сэр, – ответил Дегир.
Он засунул блокнот в карман и не мигая смотрел в лицо Санк-Марсу в надежде, что тот отменит приказ.
– Что у тебя завтра?
– Выходной, – повторил Дегир, агрессивно задрав подбородок, как бы протестуя против вопиющей несправедливости. – Сейчас Рождество.
– И тебе будет трудно сделать такую мелочь?
Волнение его проявлялось совершенно отчетливо, но было ли оно вызвано авторитетом Санк-Марса или просто опасениями за свою репутацию, определить было трудно. Может быть, Дегир расстроился от того, что ему испортили Рождество, как он недвусмысленно дал понять, и теперь бесился, потому что старший по званию офицер снова нарушает его планы.
– Да, сэр. Я об этом позабочусь.
– Ты отличный полицейский, – сказал ему Санк-Марс без особого энтузиазма.
Дегир выскочил из квартиры. Эмиль Санк-Марс посмотрел ему вслед, потом проводил взглядом мертвеца, которого наконец начали сносить вниз. Только после этого он в сопровождении Билла Мэтерза вышел из квартиры.
Когда комната опустела, из туалета донесся шум спускаемой воды. Вслед за этим из ванной комнаты, отчаянно чихая и сморкаясь, вышел еще один следователь – сержант-детектив Андре Лапьер. Он огляделся по сторонам. Заглянув в пустой шкаф, он крикнул полицейскому в форме, чтобы тот вернулся и объяснил ему, что случилось с телом.
– Где труп? – завопил он. – Кто забрал мой труп?
Глава вторая. Час ночи, Рождество
Детектив Эмиль Санк-Марс ехал домой в собственной машине – синем пикапе «форд-торес», установив на автомате скорость на пятнадцать пунктов выше разрешенной, как всегда делал это зимой. Он вел машину к западу от горы, от ярких рождественских огней центра Монреаля по равнинным районам престижных окраин, заселенных в основном англоязычными монреальцами, которых манили радости сельской жизни. Друзья беззлобно подшучивали над ним из-за его ежедневных дальних поездок на работу и домой. Но Санк-Марсу эти путешествия были по душе, они восстанавливали его силы, и каждый раз, переезжая длинный мост, проложенный на границе острова, детектив неизменно расслаблялся. Он спешил домой, где мирно спала его американка-жена, в этот край коней, страну лесов, полей и белых изгородей, где неспешно текла жизнь людей, селившихся в больших домах, окруженных широко раскинувшимися вокруг дворами, садами и фермами, где в ясную морозную ночь, как выдалась тогда, все небо был о усыпано яркими звездами. Наступал о утро Рождества, С анта-Клаусу сейчас положено было летать в своей колеснице по небу, низко опускаясь над крышами, и через трубы домов навещать во сне ребятишек. «Хорошо», – думал Санк-Марс. Он имел в виду, что время от времени мир должен возвращаться к своим мифам и сказкам; хорошо, думал он, что работу тех, кто должен защищать Санта-Клаусов от страшных крюков для подвески мясных туш, можно ненадолго отложить, забыть на время о жестокой реальности. Проезжая привычной дорогой с острова за город через мост, под яркими звездами Санк-Марс размышлял о том, о чем многие думают на последнем повороте к пенсии, вспоминал события, которые мягко и незаметно подвели его жизнь к этому повороту.
Когда он начинал, никому бы в голову не пришло – и прежде всего самому Эмилю Санк-Марсу, – что со временем он станет первым полицейским в этом городе. Он гордился тем, что вникал во все подробности, не оставлял без внимания ни единой детали, был по природе своей человеком дотошным и здравомыслящим. «Все у тебя вроде как у людей» – так он отозвался о карьере Билла Мэтерза. В первые годы службы Санк-Марса в полиции и о его работе можно было сказать то же самое. О нем говорили, что работает он не жалея сил, основательно, доводит дело до конца, что человек он осторожный и целостный, его непросто выбить из колеи или вывести из себя, что он в меру занудлив и не без странностей, к тому же ведет себя как истинный католик. Его продвигали по службе потому, что на него можно было положиться, дело свое он делал как следует – без лишней спешки, всему у него было свое время. Так и шла его служба, пока внезапно все не изменилось.
В первые годы работы в полиции Эмиль Санк-Марс все больше расследовал мелкие преступления. Вооруженные грабежи, убийства, изнасилования, сделки с наркотиками, о которых кричали все газетные передовицы, хищения в сверхкрупных масштабах, совершаемые крупными чиновниками, – все эти громкие дела не входили в число тех, которые поначалу позволили бы ему проявить свой талант. С другой стороны, на угонщиков машин, воров, выхватывающих или срезающих на улице у женщин сумочки, взломщиков и домушников, работавших в округе, карманников, уличных бандитов, грабивших на гоп-стоп – он называл их паразитами, – у Санк-Марса было особое чутье, достойное его выдающегося носа. Работа Санк-Марса спорилась за счет его естественного стремления доводить любое дело до конца. Он свято верил в то, что смышленый и проворный преступник не стремится просто затеряться в людской толпе, чтоб его никогда не нашли, наоборот, считал детектив, у нарушителя закона возникает желание чем-то выделиться, в чем-то даже блеснуть, он как бы гордится отточенностью совершаемых преступлений, и любому полицейскому остается только внимательно наблюдать, когда жулик проявит себя в очередной раз. Санк-Марс нередко раскрывал не только те преступления, которые расследовал. Он никогда не давал спуска нарушителям, никогда не забывал обстоятельств и особенностей каждого совершенного преступления. Глубокое знание жизни преступного мира неизбежно приводило его и к нахождению улик, и к выявлению подозреваемых. Поэтому, по существу, проблема скорее сводилась к правильному определению подозреваемого в совершении данного преступления, чем в подгонке преступления под личность подозреваемого. Бывало, другие расследовали ограбление банка, и следствие заходило в тупик; а Эмиль Санк-Марс, внимательно изучая привычки какого-нибудь подозрительного типа, на которого случайно натыкался, в результате раскрывал именно то ограбление банка, которое не удавалось раскрыть его коллегам. Он часто повторял, что занимается не столько раскрытием преступлений, сколько пытается понять, кто из преступников мог их совершить.
Эмиль Санк-Марс не стеснялся открыто говорить о том, что главной причиной роста преступности является плохая работа полиции.
– Жулики, – сказал он как-то, пропустив пару рюмок на вечеринке полицейских, – чем-то похожи на лошадей. Они красиво смотрятся, когда берут препятствия на скачках, но, по сути, всегда остаются туповатыми животными.
Это его высказывание вызвало одобрение и смех сослуживцев. А чуть позже, слегка перебрав виски, Санк-Марс закончил свою мысль и сказал:
– Но самый кайф туповатое жулье ловит тогда, когда его вяжут еще более тупые полицейские.
Этот его афоризм не вызвал у соратников по оружию даже улыбки.
Тем не менее карьера Эмиля Санк-Марса была достаточно предсказуемой: хоть к нему относились с уважением и со временем он мог рассчитывать на соответствующие почести, основными причинами его продвижения по службе были неукоснительное соблюдение должностных обязанностей и выслуга лет. Его никто специально не продвигал, и сам он не совершал героических подвигов, которые могли бы ему обеспечить быстрый карьерный рост. Санк-Марс не внес большого вклада в совместные операции полицейских подразделений по выявлению и пресечению связей монреальской мафии с нью-йоркской и торонтской, не содействовал разрушению ее союза с «Ангелами ада». Его добычей были подлецы и негодяи, уличные хулиганы и бандиты, крутые парни, которым хотелось по-быстрому срубить большие деньги. Одних еще можно было наставить на путь истинный, других могла исправить уже только могила. Сложилось мнение, что он слишком церемонится с жульем и бандитами, что манера его расследований местечковая, захолустная и на крутого полицейского в большом городе он никак не тянет. В сущности, такое мнение отражало действительное положение дел – Санк-Марс был таким, каким сам себя создал, – уличным полицейским с дипломом по животноводству. Его целью, основой его существования в профессии была борьба с уличной преступностью.
Но со временем такое положение изменилось – все в жизни меняется со временем. Это случилось, когда ему стукнуло пятьдесят два. В таком возрасте большинство мужчин начинают трезво оценивать пределы своих карьерных перспектив и возможностей, которые жизнь оставляет им вместе со скукой, амбициями и тоской по несбывшимся надеждам. Но мир Эмиля Санк-Марса на этом жизненном повороте неожиданно завертелся быстрее, колеса тарантаса, несущего его в привычной колее, стали скользить и разъезжаться, меняя привычный ритм бытия и вытекающие из него обстоятельства. Его экипаж подбросило раз, потом другой, а в третий он вообще оторвался от земли, продолжая нестись вперед.
Судя по его внешности – выразительному взгляду, сильному характеру и трудноопределимой расовой принадлежности, – он был мужчиной хоть куда. Выпуклый лоб, на удивление большой орлиный нос с заметной горбинкой и мясистым кончиком свидетельствовали как о его франко-норманнских корнях, так и о крови ирокезов, разбавившей кровь его предков несколько поколений назад. Что касается французской линии, его слегка смущало присутствие в ней гугенотов. Временами ему казалось, что эта протестантская составляющая, доставшаяся ему в наследство от бабушки, посягала на его римско-католическую душу, подтачивая изнутри ее целостность. Теперь ему было пятьдесят шесть – именно столько, сколько детективу можно было дать на глаз. Ни больше ни меньше. Величественная осанка придавала его облику строгую, прямую манеру держаться. Его скорее можно было принять за судью или епископа, чем за полицейского, а если говорить о его увлечениях, скорее можно было бы предположить, что они вращаются вокруг политики, а не торговли лошадьми. Но мера его авторитета определялась упорством, непокорностью силе, предпочтению своего суждения принятой норме, ориентации на собственный путь, а не на общепринятые представления. По тому, как он поджимал губы, как из стороны в сторону покачивал головой, будто творил ритуальное заклинание, как выгибал выразительные, кустистые брови, можно было безошибочно определить, что у Эмиля Санк-Марса был колючий, мятежный нрав. Неслучайно поэтому с ним опасались связываться не только те, кто был с ним лично знаком, но и люди, знавшие его только понаслышке.
Как-то раз в такую же зимнюю ночь ему позвонили. После телефонного разговора он согласился поехать в известный ему мотель на улице Сен-Жак в западной части города. Этот квартал, граничащий с трущобами окраин, населяла в основном англоговорящая публика. Ему не сообщили о том, что он там найдет в 23-м номере, но взяли с него слово, что он поедет туда один. Санк-Марс не вызвал подмогу, хотя знал, что по ночам в этот мотель съезжаются главари одной ирландской банды, контролирующей окрестный район. Там они на полицейских частотах прослушивали переговоры блюстителей закона и иногда раздавали задания мелкому жулью и другому сброду. Он поехал туда, как ему было сказано, и постучал в 23-й номер. Из-за закрытой двери ответил женский голос. Санк-Марс представился, сказал, что он полицейский и приехал в ответ на поступившую жалобу. Дверь распахнулась, и стоявшая за ней женщина со слезами бросилась ему на грудь.
Ее избил муж и упрятал в этом мотеле, чтобы там прошли следы побоев. Санк-Марс выяснил, что она была женой английского дипломата, арестовывать которого было нельзя. Тем не менее его заинтриговал выбор мотеля; возможно, он объяснялся связями дипломата с местными крутыми парнями, которых здесь привыкли называть «вестендерами»[7 - «Вестендеры» (West Enders) – район West End известен в Монреале как один из самых неспокойных.]. Может быть, этому совпадению и не стоило придавать значения, но он привык уделять совпадениям самое пристальное внимание. Детектив увез оттуда женщину и устроил ее в другом мотеле на той же улице, предварительно ее сфотографировав и вызвав к ней фельдшера. Потом он вернулся в 23-й номер и остался там ждать прихода дипломата.
Сделать с ним он ничего не мог, поскольку на него распространялся дипломатический иммунитет, исключавший арест. И тем не менее он решил с ним встретиться. Тот не заставил себя долго ждать. Он оказался невысоким мужчиной, англичанином до мозга костей в идеально сшитом по всем правилам протокола костюме, самоуверенным и преисполненным чувства собственной значимости. Эмиль Санк-Марс вытерпел его нападки и высокомерный тон, а потом использовал поведение человека в своих интересах. Поскольку этому господину так хотелось видеть в нем неотесанного тупого придурка, он решил сыграть эту роль и отлично справился. Он сказал дипломату, что сфотографировал его жену и что ее снимки будут проданы во все лондонские бульварные издания, причем продавать их будет он сам, чтобы отложить немного денег на старость. Поняв, какую он допустил промашку, дипломат повысил ставки.
– Теперь, когда вы признали свою вину… – начал было Санк-Марс.
– Дело даже не будет передано в суд, – парировал дипломат, упрекнув детектива в невежестве. Его звали Мюррей. Джонатан Джеймс Мюррей, эсквайр, как было указано на визитной карточке с тисненым шрифтом.
– Разве кто-то говорит здесь о суде? – Санк-Марс выбил у дипломата почву из-под ног. – Это дело, Мюррей, никто и не собирается передавать в суд.
– Не надо со мной говорить в таком дешевом фамильярном тоне, сэр. Можете называть меня мистер Мюррей.
– Мистер Мюррей, сэр, – сухо ответил ему Санк-Марс, – меня не интересуют ваши деньги, и ваше дело не будет передано в суд. Мне нужна информация. Это – единственная валюта, которую я принимаю.
Дипломат глуповато осклабился. Санк-Марс убрал снимок его жены с синяками под глазами, распухшим носом и кровоподтеками на губах. Он прокручивал в голове звонкие заголовки, каждый из которых стоил бы его собеседнику репутации.
– Как там у вас называется эта лондонская газетенка? «Всемирные новости»?
Маленький человечек разразился потоком брани и протестов. Он заявлял о своей дипломатической неприкосновенности, выкрикивал оскорбления, обвинял полицейского в похищении жены и божился, что найдет способ засадить его за решетку. Дипломат с пеной у рта грозил своими связями, которые помогут ему лишить Санк-Марса его полицейского значка, а тот ни с чем не спорил, а только твердил свое: либо он продаст снимки, либо дипломат расскажет ему о том, чего он пока не знает.
Оживленная дискуссия продолжалась всю ночь. На рассвете англичанин запросил пощады. От судебного разбирательства он был гарантирован, но ему надо было избежать скандала. Санк-Марс прозрачно намекнул, что ему нужно разворошить гнездо ребятишек, которые собирались внизу. Тогда основательно измотанный дипломат, признавший свое полное поражение, сделал неожиданное заявление. После него за несколько дней Эмиль Санк-Марс без посторонней помощи раскрыл преступную организацию, занимавшуюся переправкой белых женщин лондонским любителям «клубнички». Тем самым он спас от продажи в европейские бордели десять квебекских девушек, недавно приехавших в город из провинции. Популярная монреальская газетенка «Алло, полиция!» превратила его в местного героя дня.
Он особенно не задумывался о наводке, благодаря которой удалось раскрутить весь процесс. Эту утечку могли организовать любая горничная, ребенок, шофер, благожелатель, сотрудник британской торговой миссии, информацию мог передать кто угодно. Однако недели через две Санк-Марс снова услышал по телефону тот же голос и получил новую информацию, которая позволила ему задержать шайку молодых воров, специализировавшихся на краже мехов из раздевалок ресторанов и картинных галерей. Еще через три недели ему помогли выявить банду угонщиков, переправлявших в западную Канаду автомобили среднего класса. Эмиль Санк-Марс постоянно проводил впечатляющие аресты, которые вели к громким судебным процессам. Его имя не сходило с газетных страниц и программ телевизионных новостей. Каждый раз, когда он говорил о том, что основным методом проведения расследований для него было терпеливое ожидание у телефона, ему никто не верил, и при этом все считали его исключительно скромным человеком. После нескольких таких случаев он стал хранить такое объяснение про себя. Местные газеты сделали его героем многих легенд. В «Алло, полиция!» его уже почти боготворили.
Ему пришлось все это пережить и даже смириться с завистью коллег. После первых успехов наводки стали поступать с большими интервалами, но по несколько раз в год Санк-Марс продолжал проводить сногсшибательные аресты. Ему потребовалась всего неделя, чтобы выследить, задержать и провести расследование преступлений шайки похитителей драгоценностей, которым долго удавалось избегать всех ловушек, подстроенных им специально выделенной для их задержания полицейской группой. Он разоблачил компанию, продававшую автомобильные магнитолы и ежедневно передававшую ворам списки своих клиентов. При этом были пойманы члены банды, занимавшейся грабежом банкоматов, – они разбивали стены, за которыми находились банковские машины, и увозили их на грузовиках. Он нашел склад, которым пользовались почтовые воры для хранения награбленного, и засадил их всех за решетку. Объем, точность и частота получаемой им информации озадачивала его друзей и сбивала с толку врагов. Да и самого Санк-Марса все больше интересовал вопрос о ее происхождении. С ним всегда говорил один и тот же голос, но ни один информатор в мире не мог собрать столько разных сведений самостоятельно. Однако самым странным для него во всей этой истории было то, что его ни разу не просили оплатить эту информацию ни деньгами, ни услугами.
По мере того как его профессиональная деятельность поднималась на новую высоту, он переосмысливал и личные проблемы. Его совместная жизнь с новой женой оказалась сложнее, чем представлялась им во время долгих ухаживаний с нечастыми встречами, когда она еще жила в Штатах. Санк-Марс уступил ее желанию переехать за город и разводить там лошадей. Их роман начался и развивался в связи с этими животными, и переезд, как они надеялись, смог бы раздуть искру, которая когда-то зажгла их любовь. Санк-Марс полагал, что это поможет ей заниматься делом, пока сам он будет пропадать на работе. В этом плане их переезд оказался удачным. Загородная жизнь не столько устранила, сколько выявила существовавшие между ними разногласия, но вместе с тем ослабила их напряженность.
Санк-Марс продолжал путь по сельской дороге сквозь зимнюю ночь. Внезапно он остановился, выключил двигатель и вышел из машины. В такую погоду это было не самым мудрым решением: если бы в этот лютый мороз машина не завелась, он мог оказаться в весьма затруднительном положении, потому что в такое время помощи ждать было неоткуда. Но он пошел на риск, потому что ему позарез было нужно додумать до конца не выходившую из головы мысль, и он решил это сделать здесь.
Эта мысль вгоняла его в транс, тяготила и расстраивала до невозможности. Детектив никак не мог понять, продал он свою душу дьяволу или нет. Он получал поступавшую информацию и к собственной выгоде пользовался ее неиссякающим потоком по своему усмотрению. Но разве он соглашался платить за нее какую-то цену? Этот парнишка, которого они нашли в шкафу, ему, должно быть, и двадцати еще не было, – этот похожий на студента Санта-Клаус был частью той сети, которая поставляла ему информацию. Мальчик был одним из тех редких людей в этой цепочке, которых он уже мельком видел раньше. А теперь он был мертв, ему свернули шею за предательство, тело его было изуродовано и использовано как прозрачное предупреждение самому Санк-Марсу. Кем он был, этот паренек? Он его не знал, но в своих интересах использовал его информацию, тот риск, на который шел этот парень. Зачем он это делал? Кто его на это толкал? У Санк-Марса не было на этот счет даже догадок. Он знал только то, что юноша жертвовал жизнью, а он пожинал плоды его самопожертвования. Стоя на ледяном ветру, Санк-Марс пытался себя убедить, что не он повинен в том, что случилось.
Думать надо было быстро. Ночь была слишком холодной, чтобы быстро найти решение и не ошибиться. Санк-Марс решил, что, по сути дела, винить надо было не его. Но если не он был ответственен за совершенное преступление, то кто же? Очевидно, что не мертвый Санта-Клаус и не те, с кем он был связан. Он ведь наверняка работал не один – об этом ясно свидетельствовал широкий диапазон получаемых детективом сведений. Кто-то этих людей организовывал и направлял. Кто-то специально готовил их и давал задания. Об этом Санк-Марс догадывался уже давно, но особого значения этому не придавал, сосредоточившись на впечатляющих результатах. Именно в этом и состояла его вина.
Эмиль Санк-Марс вернулся назад и сел в машину. Глубоко вздохнув, включил зажигание. Движок зарокотал, и он неспешно поехал дальше по сельской дороге.
– Да, теперь мне все ясно, – внятно произнес Санк-Марс. У него была привычка в машине рассуждать вслух. – Ну ладно, кто-то мальчика убил. Но вина за это лежит на том, кто его вовлек, кто ввел его к этим подонкам. Именно он определил его судьбу, и за смерть парня спрос будет с него.
Произнесенные вслух слова поразили самого Эмиля Санк-Марса. Он даже удивился собственному выводу, который оказался чреват такими тяжкими последствиями, такой дьявольской изощренностью, что он не удержался и сказал:
– Теперь я костьми лягу, но его достану.
Официальное расследование будет направлено на поиск непосредственных убийц-исполнителей и, скорее всего, завершится еще одним глухарем. Каким-то шестым чувством Санк-Марс вдруг осознал, что ему в одиночку предстоит охотиться на того – а может быть, на ту или на тех, – кто полагает, что держит его под контролем. Его целью станет тот, кто завербовал убитого паренька и овладел его душой, как, возможно, вербовал и брал себе души других парней и девушек, и охота на виновного станет для него делом чести.
Санк-Марс вынужден был признаться себе, что понятия не имеет, с чего начинать и в каком направлении двигаться. Он даже не мог для себя определить состав преступления. Единственное, что ему было предельно ясно, – он не хочет иметь на совести еще одного убитого мальчика. Теперь его задача состояла в том, чтобы найти и раздавить те силы, которые обеспечили его работе громкий успех. Если для достижения этой цели он повредит себе и собственной карьере, так тому и быть. В ясном морозном воздухе рождественской ночи принятое решение успокоило его, упорядочило царивший в голове сумбур и позволило ему наконец спокойно вернуться домой.
Глава третья. Рождество
Рождественским утром Эмиль Санк-Марс и его жена Сандра Лоундес проснулись до рассвета, чтобы заняться лошадьми. Они сноровисто поработали в холодной, мглистой конюшне, накормили и напоили коней, а когда с делами было покончено и они вышли на воздух, лучи восходящего солнца всеми цветами радуги искрились на непорочной белизне снега, покрывавшего все вокруг. Они сняли рабочую одежду и перед тем, как распаковать рождественские подарки, позавтракали запеченными в блинах сосисками. Сандра получила от мужа замечательное седло, которое еще в августе заприметила на сельской ярмарке, но решила тогда, что за него слишком дорого просят. Однако ее муж, сказав, что заметил кого-то, с кем ему обязательно нужно было перекинуться парой слов, вернулся и втайне от нее купил это седло. После бурного взрыва радости жены Эмиль Санк-Марс распаковал свои подарки – белье, носки, рубашки и пару дорогих высоких охотничьих ботинок, а потом получил еще один дар: последний перевод книги Стивена Хоукинга о Вселенной. Оба радовались подаркам как дети. Завершив утренний туалет, Санк-Марс выступил с неожиданным предложением. Никогда раньше он и мысли не допускал о том, чтобы посвящать жену в детали проводимых расследований, но вдруг ни с того ни с сего спросил ее, не хочет ли она поехать с ним в город. Он обещал ей, что Рождество они проведут вместе, и теперь не хотел ее огорчать. Сандра согласилась. В чем-то его неожиданное предложение было ей приятно. По дороге Санк-Марс невзначай обмолвился, что они едут на место совершенного накануне преступления.
– Знаешь, Эмиль, – вздохнув, сказала она, – ты уж ешь этот пирог один.
С таким английским выражением он еще знаком не был.
– Какой пирог?
Сандра улыбнулась при мысли о том, что его приглашение было сделано в знак любви.
– А какое преступление? – она звонко рассмеялась.
– Что здесь смешного?
– Санта-Клауса убили? И именно в Рождество ты меня везешь туда, где был убит Санта-Клаус? И тебе, Эмиль, веселого Рождества. Мы что там будем делать? Еще раз подарками обменяемся? Нет, я догадалась! Мы друг у друга заберем уже подаренные подарки. В качестве соответствующего символического жеста.
– Извини, я знаю, это у нас не самое веселое Рождество. Но мне надо там побывать одному, когда мне никто не будет мешать.
