скачать книгу бесплатно
– Пап, можно я насовсем останусь у тебя?
Отец отложил газету и удивлённо сдвинул очки на лоб. Детей с Лидой у них не было. Дмитрий Иванович не переживал на этот счёт. У него уже было трое и неважно, что они жили где-то далеко, главное, они были. А вот Лида переживала очень. Она любила этого замкнутого человека и считала, что Бог не дал ей своих в наказание за то, что она отняла его у родных детей. Лида видела Соню впервые и привязалась к этой весёлой красивой девочке. «А почему бы и нет?» – подумал Дмитрий Иванович. Вслух же произнёс:
– Этот вопрос нужно решать с Лидой.
При последних словах мужа Лида сразу вошла в комнату.
– Лида, как ты смотришь на то, чтобы Соня осталась у нас жить? – обратился к ней Дмитрий Иванович.
– Если ты сам не возражаешь, то я не против, – скрывая радость, ответила Лида. – Только Сонечке нужно закончить восьмой класс.
– Конечно, конечно, – скороговоркой затараторила Соня. – Я вернусь через год. Получу аттестат и приеду. Потом поступлю в педагогическое училище на дошкольное отделение.
– Да ты давно всё продумала, – удивился отец. – А что, дома учиться негде?
– Учиться есть где, только всё на украинском, – схитрила Соня.
– А как мама? – осторожно спросила Лида. – Она не будет против?
– Конечно, будет. Но я уговорю её.
На этом разговор был окончен.
* * *
Очередной учебный год для Сони прошёл как в тумане. Календарное время исчислялось днями ожидания от письма до письма. Наконец, наступило лето, сданы экзамены, получен аттестат за восьмой класс. Соня до сих пор так и не решилась рассказать маме о принятом решении. Оттягивать больше было нельзя. Нужно собираться в дорогу, потому что скоро в Городок в очередную командировку приедет Павел.
Разговор с мамой получился серьёзным, но коротким. Сказать, что она против – было нельзя, но и радости это известие не доставило. Глубокая обида, причинённая ей в тяжелейший момент жизни, не находила оправдания. Мама Соня справедливо расценила поступок мужа, как предательство по отношению к ней, прождавшей его всю войну, умирая от тревоги в ожидании писем с фронта. Это терпеливое ожидание было вознаграждено: муж не погиб, не был ранен, а после Победы его оставили служить в Австрии. Там родились Лёшка и Соня. Там Соня начала учиться музыке и с удовольствием тонкими гибкими пальчиками тыкала в белые и чёрные клавиши.
Наконец, когда в Европе всё успокоилось, они вернулись в Черновцы, откуда в своё время отец, поспешно отправив маму в эвакуацию, ушёл на фронт. Семья вернулась в свою квартиру в доме, построенном ещё румынами. Послевоенную жизнь в Черновцах спокойной назвать было нельзя. Недобитые бандеровцы держали в напряжении не только окрестности, но и кварталы старинного города. Досаждали и уязвлённые румыны. Молодой красивый майор со здоровыми амбициями, прошедший войну, конечно, хотел стать генералом. Когда ситуация несколько утряслась, он получил предложение командования о переводе в глухую Сибирскую тайгу с повышением и перспективой дальнейшего карьерного роста. Квартиру в Черновцах пришлось оставить. На новом месте их ждала семейная казённая жилплощадь со всеми удобствами.
Военный Городок жил своей напряжённой, но скучной жизнью – служба, дом. Вокруг тайга – зимой белая от снега, летом зелёная, полная тайной жизни. Иногда совсем близко подходили медведи. Вскоре родилась Ирка. Тут муж затосковал совсем. Детские пелёнки и Иркин писк гнали мужа из дома. И как-то раз он просто не вернулся совсем. Вначале мама Соня не придала значения, такое бывало и раньше: учебная тревога, неожиданный визит начальства, дежурства. Кроме того, она и раньше знала о его мужских шалостях, но не верила что муж, которому она всегда была верна, вдруг сможет отказаться от неё, от любящих его детей. Поверила только тогда, когда он сам сказал, что уходит к другой, более молодой и не обременённой детьми. Мама Соня не захотела даже вникать в причины тогдашнего поступка мужа. Она просто навсегда вычеркнула его из своей жизни.
На просьбу Сони разрешить ей переехать к отцу, она коротко отрезала:
– Решила – езжай. Захочешь – вернёшься.
Соня очень любила маму и была благодарна ей за эти жёсткие слова без всяких предварительных нравоучений. Скорее всего, мама практично, по-еврейски, рассудила, что ей будет значительно легче с почти взрослым сыном и пятилетней девочкой. Соня росла, становилась взрослой девушкой, требовавшей гораздо больших расходов, чем маленькая Ирка. «Вот пусть этот паразит и раскошелится». Ничего этого Соне она, конечно, не сказала.
* * *
Вторая половина лета для Сони прошла в хлопотах: поступление в педучилище, ожидание писем из Москвы, которые приходили теперь не в Черновцы, а в Городок. Областное педагогическое училище находилось в Первоуральске километрах в двадцати от Городка. Четыре раза в сутки туда ходил автобус. Конкурс в училище «на дошкольное воспитание» был небольшой. Видимо, мало, кто хотел «утирать чужие сопливые носы». Соня поступила без труда. Занятия должны были начаться только в сентябре, и Соня в ожидании приезда Павла проводила все дни дома, помогая Лиде по хозяйству.
У мамы Сони на домашнее хозяйство просто не оставалось ни сил, ни времени. Ей приходилось работать на полторы ставки, чтобы содержать свою большую семью. И на плечи Сони легли все обязанности по ведению их немудрящего быта. Соня была старательной девочкой, а вот готовить Соня, по малолетству, не умела, зато Лида готовила прекрасно. Работала Лида в библиотеке Офицерского Клуба и занята была всего два-три часа в день. Всё остальное время она посвящала мужу и созданию семейного уюта. И Соня с удовольствием осваивала эту новую для себя науку.
По вечерам, сидя в полутёмной комнате, при свете настольной лампы перечитывала письма Павла. Каждый раз она находила какой-то новый смысл в его словах, не замеченный, как ей казалось, раньше. Иногда она ходила с девчонками в кино или на танцы и не могла не замечать, что среди солдат и молодых офицеров пользуется вполне заслуженным вниманием.
Глава 3
Сержант Вася Рябцев не отрывал глаз от Сони, если она появлялась в клубе, а в кино старался подсесть к ней поближе, чтобы лишний раз переброситься хотя бы парой слов. Как-то вечером, когда Соня с подругами возвращалась из кино, Вася неожиданно подошёл и отозвал её в сторону. Девчонки удивились. Зная его неразговорчивость, трудно было предположить, что он может так осмелеть. Похихикав, они остановились невдалеке.
– Ладно, девчонки, идите. Я догоню, – махнула рукой Соня.
Вася долго топтался на месте, мял в руках пилотку, пока Соня не спросила:
– Ты что-то хочешь сказать?
– Угу, – промычал он. В принципе, он был неплохим малым, конечно не Цицероном, но и не ловеласом, а добрым и порядочным парнем – друзей не подводил, девушек не обманывал. Дар речи он терял только в присутствии Сони. Большой круглоголовый, с добрыми глазами в обрамлении коротких, торчащих ёжиком пушистых рыжих ресниц, он ещё год назад в первый приезд Сони потерял голову. Таких южных красавиц здесь, в тайге, не было. Да и там, откуда он родом, такие не водились. А родом он был из Казахстана – маленького посёлка под степным Целиноградом. Когда-то этот посёлок был главной совхозной усадьбой, но потом целинные земли распахали дальше, и посёлок оказался в глубоком «тылу». Теперь здесь осталась только свиноферма, да белые домики с палисадниками, в которых местные жители тщетно пытались вырастить кустики малины и смородины, или хотя бы цветы. Первый же пыльный суховей с корнем вырывал посадки, а на что у него не хватало сил, добивало летнее безжалостное солнце. Зимой посёлок утопал в снегу, и пока мороз не вымостит дорогу, жители затихали в своих белых, сливающихся со снежной пеленой, домиках, как медведи в берлогах. И только по тонкому дымку, вьющемуся над крышами, можно было определить, что здесь есть жизнь. Весной таяли зимники и добраться до посёлка можно было только на вездеходе или гусеничном тракторе по непролазной вязкой грязи, из-под которой обнажался безжизненный жёлтый песок или коричневая супесь.
Вася жил вдвоём с мамой в таком же белом домике. Отец работал механизатором, и погиб зимой, заблудившись на тракторе в заснеженной степи, когда Ваське было всего тринадцать лет. Нашли отца через два дня, когда кончилась метель. Он сидел в закрытой кабине, вцепившись в руль окоченевшими пальцами. Горючее в двигателе было выработано до капли. Обезумевшую жену едва оторвали от дверцы кабины. Она стояла и, подняв голову к высокому сияющему небу, выла, как раненая волчица. Вася после школы тоже работал на тракторе, потом его забрали в армию, где он влюбился до беспамятства в Соню.
Соня терпеливо ждала, пока Вася начнёт говорить. Наконец, он взял себя в руки.
– Я осенью демобилизоваться должен.
– Ну, и что …, – начала было Соня.
– Погоди, не перебивай, а то собьюсь. Так вот, демобилизоваться должен, – повторил он, – но я хочу написать рапорт, чтобы остаться на сверхсрочную. Я хочу стать прапорщиком. Ты ж ещё малолетка, а я три года послужу, тебе как раз восемнадцать будет. Тогда поженимся, – закончил Вася, вытирая пилоткой взмокший лоб.
Соня слушала его, теребя руками концы прозрачного шарфика, кокетливо повязанного на шее. На последней фразе она удивлённо вскинула брови.
– Ты что жениться на мне собрался?
– Ну, да. Сейчас же нельзя, – наивно продолжал парень.
– А ты меня спросил?
– Так ты же ещё маленькая!
– А может, я не захочу за тебя замуж, – тряхнула головой Соня.
– Ну, сейчас, да, а потом-то можно, – не сдавался жених, – я подожду.
Тут Соня поняла, что Вася искренне не понимает, что она имеет ввиду.
– Так чего же ты от меня хочешь сейчас?
– Скажи, оставаться мне в армии или на дембель идти?
Со стороны Васи это была уловка. Вася был совсем не прост, Скорее по-крестьянски хитёр. Возвращаться в свою бескрайнюю степь Вася не хотел. Он давно решил остаться в армии. Здесь можно было безбедно жить на всём готовом, а может быть до чего-нибудь и дослужиться, да ещё заполучить дочку командира – это тебе не хухры-мухры.
– Вась, дело хозяйское. Это тебе не со мной решать, – прочирикала Соня и упорхнула вслед за подружками.
На сердце у неё было легко и радостно – приближался день и час встречи с Пашей.
Незаметно летело время. Паша приезжал и уезжал. Они бродили по окраинным тропам Городка вдали от посторонних глаз. Зимой Паша ездил в Первоуральск и ждал Соню после занятий около училища. Поцеловав Соню, он, как фокусник, каждый раз доставал откуда-то из недр солдатского овчинного полушубка большое зелёное яблоко, привезенное им из Москвы специально для неё. Соня очень любила яблоки, но здесь, в таёжной глуши, даже за очень большие деньги лишь у азербайджанцев можно было достать мелкие залежалые плоды. Потом они шли в маленькое кафе рядом с училищем. Соня с хрустом грызла сочное яблоко, заедая его мороженым. Здесь, взявшись за руки, они долго сидели до часа отхода в Городок последнего автобуса. В кинозале Офицерского Клуба, обнявшись на последнем ряду и давно потеряв нить сюжета фильма, целовались, целовались и целовались…
До отца и Лиды доходили слуги о романе Сони, но отец, чувствуя свою ответственность за несовершеннолетнюю дочь, внимательно следил и оберегал Соню от «необдуманных» поступков. Для начала, призвав её по военному на ковёр, отец категорически запретил ей любые шашни с офицерами, а тем бол солдатами, пригрозив немедленной отправкой обратно к маме. Соня испугалась и торжественно пообещала отцу, что не будет делать никаких «глупостей».
* * *
Время, отпущенное на счастье, летело стремительно. Соня училась на третьем курсе училища, когда заметила, что письма от Паши стали приходить реже. В них уже не было того восторга и юношеского пыла, какими дышали предыдущие послания. Соня отнесла это на занятость, учитывая его повышение в должности – он стал руководителем группы в своём НИИ, но приезжал по-прежнему часто и надолго. Вот и теперь она ждала его в январе. Он должен был приехать накануне её дня рождения – её восемнадцатилетия. Они собирались торжественно отметить это событие.
В письмах Соня спрашивала, почему Павел не приезжает и здоров ли он. Павел объяснял своё молчание повышением в должности и, в связи с этим, большой занятостью, но ко дню её рождения обещал быть обязательно. В начале года Павел опять собирался, возможно, в последнюю командировку в Первоуральск. После сдачи этого объекта, его ждало очередное повышение. Уже был готов приказ по институту о назначении его начальником отдела, а это командировки по всей стране и, возможно, за границу, где располагался советский военный контингент.
Весь полёт Павел, глядя в мутный иллюминатор, думал только о Соне. В последнем письме он обещал ей устроить большой праздник по поводу её совершеннолетия. Подлетая к Свердловску, он понял, что на этот раз простым поцелуем и рукопожатием дело не кончится. Он так долго ждал, когда сможет обнять и обласкать это желанное, но недоступное тело. Павел не думал в этот момент, чем всё может обернуться, однако зубастый червячок совести тихонько грыз его, напоминая, что игра ведётся не совсем честная. «Не-а, пусть всё будет, как будет», – решил внутренний голос. И Паша подчинился ему без сопротивления.
Глава 4
Паша приехал в конце января какой-то унылый и потускневший. На вопросы Сони отвечал сдержанно и немногословно. Сетовал, что задёргали на работе, «навязывают» ещё один «объект». Жаловался, что не только на письма, но и на отчёты почти не остаётся времени. Обычно он приезжал с коллегами – весёлыми молодыми ребятами – выпускниками Физтеха и Бауманки. У некоторых из них уже были семьи, но это не мешало им вести себя, как мальчишкам. Здесь они отдыхали от московской суеты, начальников, жён и детей. В общежитии за ними была закреплена постоянная комната. И они приезжали сюда, как домой. В этот раз Павел был один.
Технические испытания очередной «установки» были закончены в конце прошлого года. Оставалось подписать отчёты и акты передачи «материальных средств». Соню он почти не видел. Она надеялась, что Павел приедет во время её каникул, но он приехал позже, и теперь днём она бывала на занятиях, а по вечерам Павел пил коньяк с военными начальниками за «успешно проведённую работу».
И всё же Паша сознательно старался избегать встреч с Соней и тем довёл себя до исступления. Небритый, полупьяный, он караулил Соню, когда она возвращалась вечером с занятий. Стоя за толстым стволом огромной лиственницы или прячась в лапах старой ели, он придумывал оправдания, почему не встретил её, почему не пошёл в кино, ссылаясь на вечные попойки при подписании актов сдачи.
Перед самым днём её рождения, он всё таки взял себя в руки и, прекратив всякие колебания, принял окончательное решение. Подарок для Сони был куплен ещё в Свердловске – роскошное ожерелье из прекрасных Уральских самоцветов. Торжество, вначале предполагаемое в кафе Дома офицеров, он решил перенести в комнату общежития, где в этот раз он оставался один. Паша любил Сонечку, любил все эти годы, желал её, мучился сомнениями, но сопротивляться дольше у него не было сил.
Так прошла неделя. До дня рождения оставалось несколько дней. Они столкнулись вечером на улице. Соня только что вышла из автобуса и шла к дому. Павел, покачиваясь, стоял недалеко от остановки, прячась от взглядов случайных прохожих. Выглядел он помятым и смущенным.
– Наконец я тебя встретил.
Вид Павла поразил Соню. Куда делся его московский лоск и независимый вид! Куда-то пропали его нежность и обаяние. И всё равно она очень обрадовалась долгожданной встрече. Письма от Сони приходили на старый адрес. Павел забирал их, читал и тут же рвал. Сам писал редко, и его письма становились всё короче и короче.
– Я думала, ты меня забыл совсем, – она обняла его и тут же почувствовала сильный запах коньяка.
– Опять подписывали?
– Честно, сил уже нет. Сегодня была последняя бумага. Завтра привожу себя в порядок и начнём отмечать твоё совершеннолетие.
– А как мы будем отмечать? – Соня заглянула в глаза Павла.
– Отлично! Но это секрет. Я всё приготовлю сам.
– А где мы будем отмечать? – удивилась Соня, – разве не в Доме офицеров?
– Мы будем отмечать у меня, – торжественно объявил Павел. – Никого же нет, я один.
У Сони замерло сердце. Наконец, они смогут остаться наедине. И «это» случится в такой торжественный день – в день её совершеннолетия. Соня давно всё решила и ни раз пыталась себе представить, как это произойдёт у неё с Павлом. Но все фантазии рассыпались в прах о полотно киноэкрана. Дальше поцелуев и объятий там ничего не происходило.
Наступил долгожданный день. С утра Соня пекла и жарила, мороча голову Лиде, что собирается отмечать свой день рождения вместе с подружкой, у которой день рождения в один день с Соней. Дома её торжественно поздравили. Лида приготовила праздничный обед – жаркое из огромного глухаря и большой пирог с клюквой. Отец подарил Соне золотое колечко с зелёным изумрудным камешком. Мама прислала большую посылку с грецкими орехами и еврейскими сладостями. В училище девчонки из группы «скинулись» на чёрную кожаную сумочку на длинном ремешке, о которой она давно мечтала.
Соня была в ожидании вечера. В назначенное время с причёской «хала» на голове, скрученной из её прекрасных густых волос, и сумкой, полной снеди, Соня появилась в общежитии. Паша встречал её у входа. Взглянув с усмешкой на «халу», делающую Соню похожей на взрослую тётку, он подхватил тяжёлые сумки и повёл в комнату, в которой она бывала только с большой компанией. В комнате царил полумрак. На столе, заставленном пустыми тарелками и бокалами, в майонезных банках вместо подсвечников горели простые белые свечи. В центре стола – бутылка сладкого шампанского и тонко нарезанный хлеб. Две узкие кровати, сдвинутые в одну и застеленные белоснежными простынями, прятались за выдвинутым шкафом.
Достать живые цветы зимой, кроме как в горшке на подоконнике местной библиотеки, было негде. Павел ночью, утопая по пояс в снегу, наломал душистый еловый лапник. Теперь, поблёскивая капельками смолы на глянцевых шишках, он благоухал в комнате. В неровном колеблющемся свете на ветках искрился цветной ёлочный «дождь».
– Как красиво! – восторженно прошептала Соня.
– У меня есть ещё подарок, – пообещал Паша.
Соня промолчала и начала распаковывать сумку. Разложив еду по тарелкам, они чинно уселись за стол.
– Ну, что ж, за твоё совершеннолетие, – торжественно поднял бокал Павел.– Когда я тебя встретил, ты была очаровательная девчонка. Теперь ты превратилась в прекрасную девушку и на пороге взрослой жизни, я хотел бы пожелать тебе не растерять той непосредственности, благодаря которой мы с тобой познакомились.
Бокалы со звоном чокнулись. Павел залпом выпил шампанское. Соня удивлённо посмотрела на Павла. Она ожидала других слов, но вместо них услышала «торжественную речь председателя профкома».
– Как же вкусно ты готовишь! – произнёс Павел, пытаясь скрыть смущение.
Все тосты и пожелания были уже произнесены. Свечи в банках догорали, а Паша всё не решался приступить к главному. Соня протянула руку и дотронулась до его щеки.
– А где же подарок?
Спохватившись, Павел вскочил и, порывшись в своём чемодане, достал длинную узкую коробочку с золотой тиснёной надписью «Русский Сувенир» и поставил перед Соней. В коробочке, изогнувшись, как сияющая змея, лежало ожерелье из прозрачных Уральских самоцветов. Павел, подойдя сзади, поцеловал Соню чуть ниже мягкой тёплой мочки уха и надел ей на шею ожерелье, а затем начал выбирать шпильки из её немыслимой «халы». Тяжёлые вьющиеся волосы упали на плечи Сони. Паша осторожно разбирал эти спутанные, пахнущие талым снегом, пряди. Соня сидела, замерев, тихо прислушиваясь к биению своего сердца. Наконец, взяв Соню за руку, он подвёл её к раскрытой постели. Осторожно сняв с неё платье, он начал медленно снимать с неё бельё, расстёгивая каждую пуговку, каждый крючочек. Медленно скользя руками по стройным ногам, стягивал прозрачные чулки, и, целуя, целуя, дожидался, пока пик её желания не достигнет высшей точки, и Соня сама не взмолится о пощаде. Обнажённая Соня со сверкающим на груди ожерельем, было обворожительна. Она была похожа на молодую греческую гетеру с прекрасной статью. В мерцающем свете догорающих свечей бархатистая кожа казалась розовой. Павел почувствовал в горле сладкий комок и чуть не задохнулся от желания.
Всё случилось, как случилось. Ощущения Павла в отличии от той же ситуации с Галей были совершенно другими. С Галей было сладко, но чувство греховности происходящего не покидало. С Соней было всё по-другому, как будто он пил родниковую воду – светло и чисто.
Очнулись поздно вечером. Соне нужно было возвращаться домой, иначе, весь Городок будет поднят по тревоге. С трудом, оторвавшись друг от друга, они начали собираться. Теперь Павел в обратном порядке торопливо натягивал на неё чулки, неловко путался в застёжках и крохотных пуговках. Соня счастливо смеялась над его неуклюжестью и хотела, чтобы эти чудные мгновения никогда не кончались. Павел проводил её до дома. Они расстались, договорившись встретиться на следующий день. Всю неделю до отъезда Павла они провели вместе. С ощущением чистоты и счастья Павел вернулся в Москву
Соня прекрасно знала, что детей находят не в капусте, поэтому предпринимала кое-какие меры предосторожности. Видимо, меры оказались ненадёжными. Спустя три недели Соня поняла, что беременна. По её представлениям Павел был взрослым состоявшимся человеком и должен быть рад стать отцом их ребёнка. Она написала ему, уверенная, что эта новость его обрадует. Прошёл месяц, но писем от Павла не было.
Не зная, как поступить, она написала ему в очередной раз. Утром, как обычно спеша на автобус, Соня заглянула в почтовый ящик, и, наконец, обнаружила долгожданное письмо. Письмо было из Москвы, но без обратного адреса и подписано незнакомым почерком. Соня вскрыла конверт.
«Соня! Я видела вас только на фотографии, – читала она. – Уверена, Вы умная порядочная девушка и поймёте меня правильно. Мой сын, Павел, женат и у них скоро будет ребёнок. Павел молод, полон сил и ему нужно утвердиться в жизни. Вы никогда не смогли бы помочь ему в этом. Вы, такая молодая, красивая, обязательно найдёте себе спутника жизни достойного Вас. Прошу Вас больше никогда не писать и не звонить сыну. С наилучшими пожеланиями».
Письмо, как и конверт, были без подписи. Соня беспомощно оглянулась по сторонам. Её взгляд выражал мольбу и вопрос: «Люди добрые, это что же такое делается!» Первой мыслью Сони было: «Нет, этого не может быть, это ошибка». Она ещё раз перечитала письмо. Ошибки не было. Письмо адресовано именно ей, но Соня не хотела верить: «Павел скоро приедет (начинались испытания новой «установки») и всё выяснится. Это злая шутка. Он проверяет меня».
По утрам Соню мутило, бледная, она выползала из туалета и, быстро собравшись, бежала на автобус. Соня так тяжело переносила беременность, что у неё не было сил даже на сердечные переживания. В почтовый ящик она больше не заглядывала. Почту вынимала Лида и молча клала письма, адресованные Соне, в ящик кухонного стола. Соня не притрагивалась к этим письмам и стопка нераспечатанных конвертов росла. Каждый вечер Лида протягивала Соне эту пачку, но Соня, делая вид, что не замечает Лидиного жеста, молча уходила в свою комнату и ложилась на кровать. Больше всего Лида боялась, что на состояние дочери обратит внимание отец. Однако, в ожидании большой Государственной проверки части ему было не до этого, а Соня целыми днями пропадала в училище, готовясь к выпускному диплому.
Группа инженеров прибыла в конце марта. Павла среди них не было. Соня не удивилась, хотя в тайне и надеялась на его приезд. Старые знакомые, дружески обняв Соню, поведали ей:
– Шеф-то наш пошёл в гору. По командировкам теперь не мотается. Сидит в большом кабинете и бумажки подписывает.
– Передавайте ему привет. Скажите, что я рада его успехам, – сдавленно произнесла Соня.
Глава 5
Галя Роганова была заметной личностью. Работала она в технической библиотеке одного из Научно-исследовательских институтов министерства обороны, которым руководил её отец. Многие холостые, да и женатые сотрудники не гнушались лишний раз забежать в «техничку». Там, подолгу роясь на книжных стеллажах, нет – нет, да и бросали вожделенные взгляды на высокомерную красотку. Редко, кто из мужчин института не видел себя в мечтах зятем всесильного директора, стоящим на служебной лестнице, уходящей высоко в небо.
Паша в библиотеке бывал редко. Частые длительные командировки оставляли мало времени на досуг. С Галей Паша познакомился ещё будучи дипломником. Галя к этому времени окончила библиотечный институт, работала в «техничке» и писала кандидатскую диссертацию. И, несмотря на то, что она была замужем и года на два – три старше Паши, сразу обратила внимание на молодого дипломника. В то время Пашу не интересовали замужние женщины, да ещё старше него. Его волновала предстоящая служба в армии. Точнее, возможность получить распределение именно в этот институт на определённую должность, в обмен на службу офицером в одной из ракетных частей Подмосковья. Эта воинская часть располагалась как раз недалеко от их дачи в Кубинке. Паша, таким образом, убивал сразу трёх зайцев: отдавал долг Родине, чтобы потом к нему не было претензий; жил не в казарме, а на своей даче, где по вечерам собирались друзья на партию в бридж, и гарантированно получал должность в своём НИИ, о которой мечтал. Сразу после защиты диплома он надел офицерскую шинель и в чине младшего лейтенанта пошёл служить, как раз по профилю в соответствии с полученной специальностью, толком не успев познакомиться с Галей.
Вернувшись в чине старшего лейтенанта ракетных войск и получив хорошую профессиональную подготовку, Паша сразу стал заметен в институте. Таких молодых специалистов, кроме него, просто не было. В одну из своих первых командировок на Урал Паша и познакомился с Соней.
К тому времени Галя развелась с первым мужем, бывшим сокурсником, и вышла замуж во второй раз. На этот раз её избранником был сын министра среднего машиностроения. От первого мужа Галя сбежала сама, поняв, что он не тот человек, который может обеспечить ей «достойную жизнь». Второй брак тоже оказался неудачным. Папа её второго мужа, чтобы только избавить от неё своего сына, оставил ей большую двухкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной – одном из престижнейших районов Москвы, категорически запретил сыну судиться с ней из-за ребёнка и иметь с ней какие-либо дела вообще. Сына от второго брака Галя вскоре передала на воспитание своей маме, и опять получила статус завидной невесты. Вот тогда она и обратила свой пристальный взор на Павла.
Два года Галя безуспешно пыталась привлечь внимание Павла к своей персоне. В ход шло всё – от приглашений на лучшие постановки в театр и чаепитий с его мамой на кухне, до вечеринок на папиной служебной даче. На третий год знакомства на одном из таких сборищ Паша и «сломался». Откровенная попойка была в разгаре. Пары разбрелись по комнатам. Где-то в кустах тихо стонал женский голос, то ли не хватило комнаты, то ли терпения и страсть обуяла пару прямо под звёздами. Паша сидел один за неубранным столом, уже плохо понимая, что происходит. Галя вынырнула из темноты и присела рядом.
– Что, плохо? – сочувственно спросила она.
– Ничего, пройдёт. Сделай кофейку.
