скачать книгу бесплатно
Иван Григорьевич Выродков оказался так сказать «типичным воеводой». Высокий, крепкий, наделённый той неприметной внешностью сильного мужчины, что так нравится женщинам. И редкостный умница, к тому же.
– Ага! – сказал он прочитав мой план – Нужны люди и снаряжение, а денег ты не просишь.
– Люди остаются на твоём коште, Иван Григорьевич – отвечаю я – Мне нужен их труд.
– Я смотрю что ты планируешь строительство заводика как военную операцию. Где учился?
– Не знаю, Иван Григорьевич. Мне крепко досталось по голове, так что я потерял память. Умений и знаний сохранилось много, а вот откуда они – бог весть.
– Разные чудеса случаются на Божьем свете. Ну да речь не о том, выкладывай свои соображения.
– Замысел основан на том – расстилая на стола карту начал я – что наши противники наверняка уже осведомлены о планах строительства завода на реке Псел. Слишком уж много лишних глаз в Рыльске, как впрочем и в любом другом городе. Однако противникам до Псёла дальше чем нам, и это нам выгодно. С другой стороны они не привязаны к одному месту и не связаны обозами и работными людьми, что выгодно им. Следовательно, нужно наш недостаток превратить в достоинство.
– Каким образом?
– До начала операции нужно заложить на Псёле опорную базу, где накопить инструменты, материалы, продовольствие и всё что потребуется. И на эту базу будут опираться воины, наряженные на охрану и оборону строительства.
– Так-так…
– Таким образом, даже если бы противник находился рядом, он не может в полную силу противодействовать нашему строительству. Наоборот, он будет вынужден постоянно обороняться, то есть, инициатива будет у нас.
– Продолжай.
– К сожалению, плечо подвоза по реке для нас перекрыто, так как Днепр на участках, где Сейм и Псёл впадают в него, принадлежит не нам. Остаётся только сухопутная дорога, и она, по счастью, идёт по водоразделу. Но расстояние великовато, а значит придётся строить цепочку укреплённых острожков.
– А окупит твой заводик такие траты?
– Суди сам, Иван Григорьевич, во время разведки кузнецы, которые были со мной, из второпях сделанной домницы получили две полосы железа больше чем по полпуда, а я получил больше шести пудов чугуна. Из чугуна я тотчас же отлил ядра и якорь, правда якорь очень корявый, потому что не ожидал что получится так много чугуна, вот и лил просто в канавку на песке. Из железа, что получили кузнецы, они уже отковали саблю, и наместник Рыльский её похвалил, а ты знаешь, как он скуп на похвалы. А сколько можно получить металла, когда варить его будем в больших печах?
– Да, заманчиво. Наместник Рыльский целиком за этот план, дьяк мой, Тимофей Ломакин, кстати, он скоро придёт, тоже ратует за него. А теперь давай-ка пройдёмся по деталям.
Тут в дверь постучали и дьячок доложил:
– Прибыл дьяк Тимофей Ломакин, просит принять.
– Проси!
–Присаживайся. Тимофей Иванович, будем вместе думать.
– Если позволишь Иван Григорьевич, – улыбнулся я – скажу, как в таких случаях говорил мой покойный наставник: «Подумаем, как из хорошего плана сделать жизнеспособный».
– Умный был твой наставник – засмеялся Иван Григорьевич.
Уже к вечеру большинство вопросов были решены, и меня отпустили. Уходя я слышал, как глава Разрядного приказа бормотал, глядя на оставленную мною карту:
– Опорная база. Да уж, опорная база.
Глава четвёртая
которая началась праздником, продолжилась суетой, а закончилась похоронами, на которых грустят совсем по другому поводу
Когда я был маленьким, то думал, что царский или королевский двор это что-то вроде нашего поселкового исполкома, куда любой желающий может спокойно войти. А при желании, можно запросто поговорить с царём-королём… Когда я повзрослел, то узнал, что в исполкомы высокого и очень высокого уровня так просто не войдёшь, и с главой не то что государства, но и области, запросто не побеседуешь. Да и то сказать, если большой начальник будет с каждым желающим пить чай, то ведь и захлебнуться может. Когда мои годы повернули к старости, а страну к капитализму, то выяснилось, что и к поселковому начальству теперь может не пустить охранник с дубинкой и пистолью. А тут не капитализм даже, а феодализм в самом расцвете, стало быть и доступ к настоящему, а не сказочному царю очень даже ограничен.
Строго глядят нарядно одетые воины, суетятся дьяки, сверяясь со своими списками, какие-то распорядители расставляют прибывших гостей согласно их рангу, знатности, родовитости и уж не знаю каким ещё требованиям. Князя Гундорова вежливо проводили куда-то в первые ряды, его приближенных к приближенным других важных князей, а меня задвинули подальше, но что утешило, далеко не в конец.
Торжество началось на улице, благо погода была великолепная: солнечно, но далеко не жарко, ветерок колышет ленты на хоругвях, знамёна, и что-то похожее на орифламмы, яркие краски нарядов воинов, блеск великолепных доспехов рыцарей, или как они называются? В школьном учебнике об этом совершенно точно не упоминалось. А на отдельном помосте, примыкающем к более высокому царскому помосту, блистают золото, шёлк, бархат и меха знати. Помосты застелены коврами – богатыми под ногами высшей знати и роскошными на царском помосте. Публика попроще, в том числе и я, стоит на земле. Все одеты в лучшие свои наряды, в том числе и я. Князь Гундоров ещё вчера к обеду вызвал меня, и оказал неслыханную честь: велел одеться в его собственные выходные одежды.
– Виделся я с Выродковым Иваном Григорьевичем, он согласен с твоим планом.
– Нашим планом, князь Давыд Васильевич, планом. – с лёгким поклоном внёс поправку я – от меня там идея, а решение на воплощение, целиком твоя, князь заслуга.
Давыд Васильевич кивнул, поправку принял. Ну что же, прогиб засчитан. Хотя по-честному, такую махину, как подъём горнорудной и металлургической промышленности нужно двигать всем государством.
– Пусть так. Словом, дело двинулось. Завтра, на праздновании тезоименитства я поднесу великому государю подарки, в том числе и глобус с картами. Государь, конечно же, захочет узнать кто их создатель, тут я тебя и представлю. Тщательно продумай свой ответ, если государь пожелает тебя о чём–то спросить, не ляпни какую глупость, но и не стой проглотив язык. И помни: государь наш хоть годами и юн, но дух в нём истинных Рюриковичей. – и князь Давыд гордо глянул на меня, мол, и во мне имеется тот дух. – А потом, может на следующий день, а может и позднее, нас призовут вручить нашу тайную карту. Повезло тебе, Александр, дважды увидишься с великим государем, а то вот многие тысячи людей, некоторые из них познатнее тебя и многих других, такой чести ни разу в жизни не удостаиваются.
– Неужто такое бывает?
– Всяко случается. Это жизнь, она такая вот, извилистая. Да, на тезоименитство и встречу с великим государем, жалую тебе свои выходные одежды. Сам в молодости в них красовался, ключарь говорит, что тебе они подойдут, у него глаз острый. Смотри не попорть! Они мне ещё пригодятся.
И вот я в полном облачении молодого боярина. На голове ярко-синяя шапка, шитая золотыми и серебряными нитями, отороченная каким-то очень красивым мехом. Выглядит шапка просто шикарно, и при этом голова в ней не потеет, потому что имеется хитрая система вентиляции. Кафтан тоже шёлковый, ярко-синий, покрытый изящной вышивкой, в том числе, золотой и серебряной, но сделано с таким вкусом, что можно просто любоваться как картиной. Ворот кафтана высокий, стоячий. Под кафтаном у меня удлинённый жилет вроде камзола, мне говорили, как он именуется, да я опять выкинул из головы. Камзол красный, тоже украшен великолепной вышивкой, под ним золотистого цвета рубашка, тоже шёлковая, но плетение ткани необычное, никогда даже в той жизни такого не встречал, а видел я тканей немало, сестра моя, покойница, была знатная портниха. И подумал, что по рукавам и вороту рубахи были бы уместны кружева. Делаю себе зарубку на память. Штаны просторные, синие, украшены чем-то вроде лампасов, только зигзагообразными. Сапоги из тиснёной красивыми узорами зелёной кожи имели серебряные чеканные накладки на носке и пятке. Шпор не прилагалось. На роскошный, вышитый цветами и фигурками животных пояс я подвесил свою саблю. Хотя, правильнее её назвать сабелькой, поскольку она меньше всех, что я сейчас вижу вокруг себя. Кстати вооружены все. Как мне объяснили, оружие есть непременный атрибут высшего сословия и оно символизирует готовность в любой момент встать на защиту своего государя, его державу и за собственные честь и достоинство. Причём, именно в этом порядке.
Церемония была торжественная, долгая, но совершенно нескучная. Я-то, грешным делом, привык в той жизни к шаблонным речам по бумажке, бубнежу в микрофон и постным личикам согнанных на мероприятия народных масс. Ради справедливости замечу, что друзья, поработавшие за границей утверждали, что там всё идёт по тем же сценариям.
А тут даже самый ничтожный из приглашенных знает, что он выбран из тысяч достойных. Праздники настолько важные, что на них выходит самолично царь, редки, оттого на лицах присутствующих законная гордость. Речи здесь произносятся звучными, отлично поставленными голосами. Ещё бы! Речи звучат из уст полководцев, управлявших битвами безо всяких там мегафонов, так что их голоса легко перекрывали всю немалую площадь, донося до каждого уха каждое слово.
Царь стоял на специальном возвышении, в окружении всего трёх человек: священника, в белом с золотом одеянии, должно быть, митрополита Макария, и двух сановников с роскошных одеяниях. Перед помостом стояли рынды в белоснежных кафтанах, на головах высокие меховые белые шапки, в руках богато изукрашенные топорики на длинных рукоятях.
Да уж, следует срочно узнать, кто есть кто в царстве Российском, и вызубрить наизусть.
Надо сказать, царь Иван Васильевич производил неизгладимое впечатление: высокий статный молодой человек, с волевым красивым лицом, украшенным бородкой и усами. Помню реконструкцию внешности Ивана IV, выполненную Михаилом Михайловичем Герасимовым, сделанный им скульптурный портрет полностью совпадает с тем что я вижу, разумеется, учитывая возрастные изменения, которые ещё будут. Цвет глаз из-за расстояния я не разглядел. Волосы тёмные. На голове знаменитая шапка Мономаха, одет в тяжёлую одежду, вышитую золотом и осыпанную драгоценными камнями так, что ткани под вышивкой видно не было. Несколько рассеянно царь оглядывал площадь, и когда его взгляд скользнул по моему лицу, я понял, что царь запомнил и меня. Есть на свете такие люди, обладающие почти сверхъестественной памятью на лица и имена, и Иван Васильевич один из них.
Потом торжественно вынесли тяжелое кресло с высокой резной спинкой, и царь опустился на него. Началась церемония вручения подарков. Для меня стало удивительным открытием, что подарки сначала вручали первейшие вельможи Руси, потом только послы важнейших держав: Османской империи, Священной римской империи, Персии… Потом снова пошли русские вельможи, а только потом всякая европейская мелочь. Подносили оружие, ларцы с драгоценностями, ткани и одежды, коней, сбрую, книги… Царь улыбался, кивал, иногда задавал какие-то вопросы дарителям. В это время меня нашел служка. Когда дошла очередь до князя Гундорова, он выступил вперёд и стал представлять царю подарки:
– А вот эту сабельку отковали мои кузнецы из железа добытого в Северской Земле твоего царства. Если на то будет твоя воля, я о том отдельно доложу. А вот, великий государь, земное яблоко, или иначе глобус, на котором с необыкновенной точностью отображены все земли и воды. И ты, великий государь, можешь одним взглядом обозреть все моря, реки, горы и державы. А вот земные чертежи, или карты на которых те земли отображены по отдельности.
– И кто выполнил сие диво?
– Карты и глобус начертал присутствующий здесь твой служилый человек, географ Александр Евгеньев сын Белов. Он немец знатного рода, изъявивший желание служить тебе, великий государь. Сейчас он перешел в истинную веру и подвизается при мне. А шар для глобуса изготовил мой мастер Епифашка Рябой, о том имеется табличка на подставке.
В течение этой речи царь внимательно смотрел на меня. Я, помня указания князя, низко поклонился и опустился на колени.
– Вставай, Александр Евгеньевич – сказал царь – будет время, я тебя выслушаю.
– Государь-батюшка нашего немца вичом пожаловал! – потрясенно ахнул кто-то из ближников Гундорова, до сих пор не замечавших меня. Потом был торжественный обед, на котором меня посадили уже значительно ближе к главному столу. Карьерный рост в самом явном виде, понимаешь. Я оглядел богато украшенный стол, и тут мне припомнился «Картёжник» Логинова, и сетования Олега Казина на трудность поиска съедобного среди обилия пищи на приёме в честь инаугурации Вохи. Не то чтобы потчевали чем-то нехорошим – тысячу раз нет! – но отличные продукты приготовлены настолько непривычно, что я кроме дичины, хлеба и вина ничего и не ел. А что? В дальнейшем придётся привыкать. Деваться-то мне и некуда, разве что для себя готовить по привычным мне рецептам. Но где взять специи? Здесь они имеются, но стоят просто немилосердно. Хотя вчера на рынке у торговца пряностями я купил с десяток зёрен горчицы, буду разводить. В моё время горчицу сеют в качестве сидерата, авось и эта вырастет.
***
От рукописи географического трактата меня оторвал молоденький слуга князя:
– Александр Евгеньевич, князь Давыд к себе призывает, поспеши.
– Иду, скажи князю, тотчас буду.
Слуга убежал, а я отложив карандаш, сложил бумаги в сундук, одел кафтан, шапку и двинулся к князю. Это близко, только через двор перейти. Вот так, успехи мои неоспоримы. Все меня теперь по имени-отчеству величают. Эх, как бы не споткнуться!
– Моё почтение, князь Давыд Васильевич! – поприветствовал я князя, сидящего под иконами в «малой горенке», как он называл свой кабинет. Обстановка горенки довольно аскетичная для князя: стены обиты голубой тканью, кроме икон на стенах почти никаких украшений, только прямой меч с богато украшенной рукояткой, судя по виду весьма старинный, такой же древний щит и полукруглый шлем, украшенный только несколькими потемневшими серебряными пластинами с почти неразличимым рисунком.
– Входи, Александр Евгеньевич, присаживайся, я тебя обрадую. – он оглянулся на оружие, которое я разглядывал, и пояснил – Это, пожалуй, самая главная драгоценность моего рода: это оружие, как гласит наше семейное предание, принадлежало самому Рюрику. Уж не знаю, о том предание ничего не говорит, сам ли Рюрик его в бою использовал, но думаю, что сам.
Я с уважением разглядывал раритеты. Даже если оружие и не рюриково, древность их несомненна.
– Слушаю, Давыд Васильевич – присаживаясь на скамейку сказал я.
– Гонец только что был от великого государя. Ждёт он нас с тобой завтра, после заутреней молитвы. Готовься, будешь на государевы вопросы отвечать.
– Давыд Васильевич, разреши внести предложение!
– Для того тебя и вызвал, говори.
– Пока был я на приеме в честь царёва тезоименитства, сочинил песню для великого государя. Изволишь послушать?
– Отчего бы и нет? Сам будешь петь или Петю своего позовёшь?
– Конечно Петю. У него голос куда красивее моего.
– Как скажешь. Эй там! – повысив голос сказал князь.
– Чего изволишь, княже? – тотчас же вошел в дверь воин.
– Пошли кого ни то, пусть Петя-певун споро ко мне бежит.
Воин кивнул и вышел, а через пару минут запыхавшийся Петя предстал перед нами.
– Чего изволишь князь Давыд Васильевич? – кланяясь князю в пояс спросил он.
– Ну-ка Петя, успокой дыхание и спой новую песню, что тебя Александр Евгеньевич научил.
Петя успокоился, картинно встал и затянул:
Боже, Царя храни
Сильный, державный,
Царствуй на славу нам,
Царствуй на страх врагам,
Царь православный.
Боже, Царя храни!
Из этой песни я помнил только мелодию и первый куплет, который звучал в фильме «Неуловимые мстители». Но разве трудно сочинить остальные куплеты? Вот я и сочинил с десяток, выбрал из них шесть, да и обучил Петю.
– Отменно! – заявил князь – иди Петя к ключнику, скажешь от меня, чтобы он тебя достойно одел, завтра пойдешь с нами к великому государю. Ступай!
***
В Кремль мы выдвинулись солидным отрядом. Десяток к воинов охранял возок, а в нём князя Давыда Васильевича, меня и тубус с картой. Петя ехал на запятках, видно пускать его в возок было не по чину. Ехали молча. Князь Давыд о чём-то напряженно думал, а я глядел на Москву.
Да, дух Москвы, там, в будущем, сохранился. Великий города, средоточие великих замыслов, а поверх, словно почти непрозрачная вуаль, скрывающая лицо, видна суета ловких людишек, сумятица, грязь и запахи.
Я учился и долгое время жил в Ленинграде, и ещё какое-то время жил в Москве, и однажды ясно понял, что Москва и Питер, это собственно, одно и то же. Не старая и новая столицы, а…наверное уместен такой образ: Москва и Питер подобны правому и левому желудочку сердца. Кто из них важнее? Кто может обойтись без другого?
Охрана осталась за воротами Кремля, возок оставили в одном из многочисленных внутренних двориков, а нас троих дворцовый слуга и дворцовый же охранник повели через боковую дверцу, по коридорам и переходам, к дверям в небольшой зал.
– Что в чехле? – указав на тубус спросил слуга.
– Там находится карта, которую я доставил по повелению великого государя – ответил князь – Александр Евгеньевич, предъяви сказанное.
Я открыл тубус, вытащил и развернул карту, отвернув лицевую часть от посторонних.
– А что изображено? – проявил любопытство слуга.
– То секрет государев – обрезал князь.
Всё правильно. Ограничение круга секретоносителей резко повышает безопасность государства, этому нас в армии учили.
Петя остался в коридоре, а мы с князем Давыдом вошли туда, где нас должен был принять величайший из русских царей. Помещение можно было бы назвать рабочим кабинетом, кабы не отсутствие совершенно необходимой для кабинета мебели: шкафов, стеллажей, стульев, а ещё лучше, кресел. Ну и письменного стола, конечно же. А был довольно обширный стол, стоящий посредине, а на нём подставка со свинцовыми карандашами, несколько закрытых чернильниц и связка очиненных перьев. Вдоль стен стояли лавки, а в красном углу, под иконами, складное походное кресло. Справа от него красовался наш глобус.
Ба, да это же типичная комната для оперативных совещаний! Значит у царя Ивана имеется некий прообраз Генерального штаба. Это хорошо, значит горизонт планирования в нашей державе довольно обширен. А если ещё они не брезгают советами… Впрочем, последнее вряд ли.
Открылась дверь напротив, и в зал вошли трое: в центре шел царь Иван Васильевич, слева глава Разрядного приказа Иван Григорьевич Выродков, а справа роскошно одетый юноша с красивым, надменным лицом. Мы с князем Давыдом встали на колени, и князь Давыд шепнул мне:
– Выродкова ты знаешь, а второй человек, это царёв ближник князь Андрей Михайлович Курбский.
Мне чуть не поплохело. Вот так, без подготовки, видеть на расстоянии вытянутой руки легендарного Иуду, это сильно.
– Много лет здравствовать и благоденствовать тебе, и твоей державе, великий государь! – сказал князь Давыд. Я тоже произнёс приветствие.
– Рад вас видеть, вставайте будем говорить. – звучным голосом сказал царь – Князя Давыда Васильевича я знаю и ценю давно, а вот о тебе, Александр Евгеньевич, хочу узнать подробнее.
Князь Давыд от царской похвалы расцвёл, а я откашлявшись задал осторожный вопрос:
– Что именно ты хочешь услышать, великий государь?
– Скажи кто ты, откуда, где воспитывался, учился, почему решил прийти ко мне на службу.
– К сожалению, великий государь, многие вещи о себе я могу сказать только с чужих слов, а их я тебе передам без утайки.
