скачать книгу бесплатно
Редкий мужчина, ехавший в город, на машине любой модели, резко не давил на педаль тормоза. Только если рядом была жена или теща. Девушка грациозно садилась в машину -и в город. Дорога длинная. Мужчины заигрывали, шутили, выспрашивали, что-то корчили из себя, все как обычно. Девушке делали всякие предложения, она мило улыбалась, пожимала плечиками -а почему бы и нет? Были бары, танцы, жаркие объятия, гостиничные номера, квартиры, дым табака, вкус джин-тоника на губах. Страсть, объяснения в любви и даже ревность -все имело место в эти три, пять, а иногда и больше дней, в зависимости с кем, как и где. В измученном сексом, зацелованном теле появлялась усталость. Мозги, как будто покрывались поволокой. Сквозь дрему виделось родное озеро, утренний туман над ним. Виделись родные лица -мамы, бабушки, дяди, маленьких братьев. Мучила совесть, сжималось сердце. Домой, домой стучало в висках. Старенький автобус, заскрипев, остановился на трассе. Девушка спрыгнула на асфальт и, нырнув под шлагбаум, прошла несколько сот метров по грунтовой дороге. Свернула к кустам, где лежал пакет с ботами. Сняв с себя туфли, колготки, девушка побросала в пакет мелкие сувениры, помаду, пудру и другие атрибуты женской красоты. Пакет был спрятан, боты обуты и в гору, по знакомой до каждого сантиметра дороге, через заросли сирени, где ее, тринадцатилетнюю, изнасиловал какой-то бродяга.
Пощечина от мамы, ворчание бабушки, радостные глазенки братишек -все это уже не раз было, и пусть. Девушка доила корову, пасла коз, голой загорала на полянке, лениво отгоняя жужжащих, собирала ягоды, грибы. Блаженствовала в родном краю, закрыв глаза, подставляя лицо заходившему солнцу. В полумраке она видела обнаженные торсы мужчин, ей слышались страстные стоны, объятия, прокуренные бары с оглушающей музыкой, вкус поцелуев на губах, дурман джина; неизвестность манила, звала.
Девушка резко поднялась, со злобой пнула плетеную корзинку, наполненную малиной, и побежала в сторону дороги. Дороги, ведущей в город.
Спички
Независимо от возраста, пола и национальности – человек должен подчинятся не эмоциям, а здравому смыслу.
Иван допил стакан, вставил в рот беломорину и в поисках спички открыл коробок -увы, он был пуст. Осоловелым взглядом Иван обвел зал привокзального ресторана. Увидев за соседним столом глубоко затягивающегося сигаретой кавказца, шатаясь, Иван подошел: «Спички можно?» «Возьми», -кавказец щелчком подвинул коробку в сторону попросившего. Иван, спички взяв, вернулся к себе, чиркнул, закурил и налил в стакан. Некоторое время спустя со стороны кавказца послышался голос: «Эй, мужик, я тебе их не дарил, спички верни». Иван обернулся к говорившему: «Иди, да возьми, здесь слуг нет». Обиженный кавказец, резко отодвинув стул, встал: «Посмотрите на него, какой наглец». Иван грузно поднялся: «Если я -наглец, то ты -просто свинья». Кавказец покрылся пятнами от ударившей в голову крови и выхватил нож. Иван стал белый как скатерть и схватил со стола бутылку. Мужчины пошли друг на друга.
Кавказец ожидал в ресторане поезда. В его кармане лежала телеграмма о смерти отца. Иван сошел с электрички, приехав из сосед-ней деревни, где схоронил свою мать.
Запах детства
Независимость не от чего-вот к чему человек должен стремится.
Горин пил горькую, потом и не горькую тоже. Он уже пил все, от чего можно одуреть и забыться. Чтобы пить, Горин пробовал воровать, побираться, пробовал все и пил. Однажды Горин разжился кусочком земляничного мыла и, выпив какую-то гадость, в полуобмороке извлек его из кармана. Понюхал и, закатив глаза, вспомнил запах детства.
Бабушка, ставившая на стол блюдце с земляникой, папа, на коленях которого сидел крошка Горин. На нем -морская форма, ленты бескозырки развевались на ветру, а мама, сидящая рядом в легком платье, переживала о горлышке Горина, когда он обсасывал земляничное мороженое. Горин вдыхал давно забытый запах детства и неосознанно стал потихоньку облизывать обмылок.
Лешка-спасатель
Живя среди мудростей, подаренных прошлыми поколениями, и не пользуясь ими, уподобляешься глупцу, умирающему от жажды на берегу пресного озера.
Лешкины родители переехали к морю из Ташкента, когда он с горем пополам заканчивал 8-й класс. В 9-й Лешка решил не идти, а стал бегать в курзал на танцы. Там он познакомился с парнями, работающими спасателями на лечебном пляже. Лешка поинтересовался, нельзя ли и ему там устроиться? «Почему нет? Завтра приходи». С утра Лешка пришел на лечебный. Нашел знакомых пацанов, и они подвели его к директору: «Вот, в спасатели к нам хочет». Директор мельком взглянул на Лешку: «Пусть заявление пишет». Нашли бумагу, написали и опять к директору. Он, не глядя, подписал, буркнув: «Ребята тебе все расскажут». Лешка в тот же день и приступил. Красил лодки, таскал лежаки, вбил костыль для спасательного круга. И пошел день за днем -лето в разгаре.
На лодке Лешка подгребал к буйку, цеплялся за него веревкой и загорал, поглядывая за плавающими толстыми тетками. Однажды одна тетка, лежа на надувном матрасе, заплыла далеко, да и перевернулась. Стала бултыхаться -матрас отнесло. Лешка с трудом от буйка отвязался и давай к тетке грести, догреб и руку ей тянет. Она за руку схватила -Лешка, как воробей, за борт и вылетел. А тетка не отпускает, хватает Лешку за плечи, за волосы, на дно тянет. Перепугался Лешка, забился и, захлебываясь, пытался тетку оттолкнуть ногами, да куда там. Минут через десять подплыла другая лодка, с нее стали нырять парни, тетку достали и откачать смогли, а Лешку -нет, на глубину ушел, а может быть, течением отнесло.
У ребят пытали потом: «Плавать-то он умел?» А оказалось, что никто его и не спрашивал.
Неисповедимы пути
Иной раз, нещадно расходуя силы на те или иные переживания, страдая и мучаясь -время спустя мы вдруг понимаем, что силы эти расходовались совсем не на то, совсем не туда.
Как много знающих как жить, как мало счастливо живущих.
Сережа родился в глубинке. Место, забытое Богом. Таких много на Руси. Шабалинский леспромхоз. Улица с деревянными тротуарами, сельпо, цех по производству фанерно-штампованных бочек, в котором работало практически все взрослое население -и все. Кругом необъятные, дикие, безлюдные места. Отца Серега не помнил, тот, будучи пьяным, сварился в огромном бассейне для пропарки бревен. Два старших брата ушли в армию и не вернулись домой. Остались где-то на чужбине. Все жители шли одним путем. И Серега тоже, после 8-го -цех, дружки-корешки. Пьянки, драки, танцы, убогий клуб. Татуировки в поселке носили все. А так как Серега в своем кругу слыл человеком неординарным, поскольку в школе интересовался литературой, историей и географией, да и внешность имел выигрышную -прямой нос, высокий лоб, неглупые глаза, -то и татуировки он носил с большим смыслом, чем его сверстники. По местным понятиям их отличали тонкий вкус и тайный смысл. На лодыжках, к примеру, -«ждут такси», на голени -«они топтали Колыму» и даже на половом члене короткое -«ХАМ». Имелась у него и еще одна отличительная черта -писал стихи. Правда -мат перемат, но пацанам нравилось, поскольку Серега исполнял их под гитару, сам, кстати, научился. Бились пацаны меж собой после самогона жестоко и кольями, и кастетами калечили друг друга. Вот за такую драку и загремел Серега по 206-й. Колония для несовершеннолетних, зона, химия. Но все, как ни странно, пошло на пользу. Людей разных повидал, услышал многое, научился кое-чему. Читал запоями и, когда выдалось смотреть телевизор, даже написал на студию ответы на вопросы викторины «Клуба путешествий». Время спустя вернулся после работы домой, а там заказное письмо-приглашение. Выиграл конкурс. Награда -путевка вокруг Европы на круизном лайнере (Иван Франко). Невероятно, но – факт.
Счастье птица вольная и может улететь.
Александр Шварцман -баловень судьбы. Профессиональный музыкант, модные ансамбли, гастроли, интересные люди -все есть, жизнь кипит и радует. Сделал квартиру в центре Москвы, купил жигуленок» -хватит по гастролям мотаться, сколько в той жизни надо! Сколотил в самом модном ресторане классный ансамбль -стал руководить. Среди гостей было много иностранцев. Появились друзья и среди них. Завязались деловые отношения. Шварцман у проституток валюту купит, фирмачу музыкальную аппаратуру закажет, привезут, продаст с наваром -и опять валюту купит. Плюс сама работа хороший доход давала. Ночники стал устраивать -жить можно. Вроде неглупый Шварцман человек, а нюх потерял -забыл, где живет. Комитет пока его не трогал -наблюдал. Через стукачей, проституток им было известно все. Знали и сколько зарабатывает, и какие планы имеет. А план у Шварцмана был такой -поступило интересное предложение поработать за границей. Если понравится -остаться. А если что не так, на белом коне и домой вернуться можно. Тут и случай удобный подвернулся. Круиз вокруг Европы -путевочку сделали, каюта люкс, часть валюты ждет за кордоном, а 10 тысяч баксов можно провезти на себе. Пачка в штаны умещается.
Поезд Москва -Одесса отходил в 10 вечера. Шварцман опаздывал. Три больших чемодана и две сестры-близняшки, провожающие его, ввалились в полностью оплаченное купе, поезд тронулся. «Не надо волноваться, котятки, проводите меня до Одессы. Так даже лучше, веселей». Достал из пакета коньяк, фрукты.«А на работе что?» —не-огорченным тоном спросила яркая блондинка. Шварцман разулся и, глядя на шевелящиеся пальцы ног, ответил: «Звякну из Одессы, и все будет гуд». Близняшки пели у него в ансамбле и по совместительству заменяли ему жену, сестру и мать. Чтобы их не путать, одна стала жгучей брюнеткой, другая -наоборот.
Серега, пробираясь из общего вагона в вагон-ресторан за пивом, обратил внимание на респектабельного еврея и двух красавиц-сестер. Через приоткрытую дверь купе мелькнула какая-то другая незнакомая жизнь.
В Одессу прибыли рано. Носильщик, такси -и в гостиницу. Теплоход отходит вечером. В гостинице -душ, и в красный зал ресторана -надо поднабраться сил. Сестры не давали Шварцману спать -прощались.
Серега добрался до Морвокзала автобусом, и присев на невзрачную спортивную сумку, стал ждать, когда появится руководитель круиза. Посадка началась в семь -декларация, таможня, все как обычно.
Шварцман был слегка под шофе. Инспектор в форменной рубахе изучил декларацию -мест багажа «три», чужих вещей «нет», оружие, наркотики -«нет». «Все правильно, распишитесь» Шварцман нервно пошарил в карманах ища авторучку, таможенник внимательно смотрел на него. «Откройте чемоданы». Он не спеша ковырялся в дорогих тряпках Шварцмана, сигары -«нельзя». «Мальборо» -только блок, икра -«не положено». Шварцман начал нервничать. «А что же с этим делать?» Таможенник, не прекращая досмотра, спокойно пояснял: «Есть три варианта: первый -сдать в камеру хранения, второй -отдать провожающим, а если таковых нет -видите, в углу зала сидит человек, он покупает для комиссионки все, что мы не пропускаем». Шварцман оглянулся. За небольшим столиком сидел старый еврей и, разводя руками спокойно объяснял разгоряченному кавказцу, стоящему с охапкой серебряных кинжалов (А что вы хотите, молодой человек-это же Одесса).. В спину кавказца толкала нетерпеливая стайка узбеков, желающая за бесценок сдать не пропущенный через таможню товар.
Соседний инспектор пропускал уже четвертого. Это был Сергей. От общей суматохи он тоже нервничал и вспотел под мышками. Подавая инспектору паспорт, он не знал, куда деваться из-за татуировок на пальцах. «Ну, сейчас точно не пропустит». В убогой сумке лежал спортивный костюм с волдырями на коленях, трусы, носки, рубаха. Не досматривая, инспектор поставил штамп и сказал: «Проходите», и только тогда Серега с любопытством посмотрел на уже знакомое лицо разволновавшегося еврея.
Внимательно досмотрев последний чемодан, инспектор еще раз изучил декларацию: «Значит, ничего запрещенного и неуказанного у вас нет. Ну, чтож, пройдемте со мной». «А в чем дело?» -Шварцман побледнел. Хмель вылетел из головы. «Там узнаете!«Инспектор привел его в отдельный кабинет, где сидел человек в гражданском. Он предложил Шварцману присесть, а инспектора послал за понятыми. Когда все были в сборе, таможенник предложил Шварцману выложить все из карманов. Дрожащими руками он вываливал на стол всякую ерунду. Сердце стучало. «Снимите пиджак, расстегните брюки». Опытные руки таможенника забегали по Шварцману, прощупывая каждый шов. «А здесь что? Достаньте. Снимите обувь». На стол легла пачка свернутых в трубку стодолларовых купюр, из носка -кольцо с ярко горящим бриллиантом в один карат.
Заняв верхнюю койку в четырехместной каюте, Серега наблюдал, как располагались трое попутчиков -узбеки одетые в халаты, на головах тюбетейки Узбеки лапотали что то на своем. По радио пригласили на ужин. Чистенькие молоденькие официантки, красивый интерьер, бар, жратва такая, что расскажи Серега в зоне -не поверят! Народ в большинстве -чинный, загадочный. Повезло, что посадили с узбеками, а то из-за этих паскудных наколок не знал бы, куда руки деть. Какое-то новое странное чувство поднялось в душе. Теплоход плыл в неизвестную заграницу, о которой и мечтать не мог, даже сны такие видеть не приходилось!
В эту же ночь Шварцмана вернули самолетом в Москву. Не спал. Голова гудела, было ощущение какого-то нереального кошмара. Кабинет на Лубянке строг и официален, как и сам следователь. «Давайте знакомиться, Абрам Фроимович! Допрос длился 5 часов. Шварцман путался, вилял, отрицал, соглашался. Три раза следователь выходил, отложив протокол в сторону, в кабинет входил крепкий краснолицый человек с повязкой дружинника на рукаве. Человек, ничего не говоря, бил Шварцмана ребром ладони по шее, потом под – дых, по почкам, и уходил. Тут же появлялся следователь и, усевшись за стол, повторял одно и то же: «Так, на чем мы остановились? Давайте продолжим!» Потом Шварцмана повезли на его же квартиру. Сунули какую-то бумажку -ордер не ордер, в понятых был тот же краснолицый с повязкой дружинника.
Утром белоснежный лайнер входил в Босфор. Серега сидел в удобном шезлонге возле бассейна, жмурил глаза и мелкими глотками пил ледяную пепси-колу. Турецкий берег казался сказочным и романтичным. Невероятных размеров мост и множество мечетей -впереди Стамбул. Если б не дурацкие наколки, можно чувствовать себя белым человеком. «Вон баба, сука, зырит и зырит, и утром во время завтрака зырила. А, хрен с ней». Серега откинул голову, закрыл глаза и закайфовал.
Первая ночь прошла в одиночке. Шварцман прилег -и сразу провалился. Проснулся -не понял, где он. «Нет, это не сон. Что же теперь будет? Как теперь мама, отец, они же с ума сойдут!» Вспоминался вчерашний обыск, краем глаза видел, как следователь и понятые втихаря рассовывали по карманам фирменные безделушки. «Сколько же у них бумаг на меня? Какие же все-таки люди сволочи! Что будет? Что будет?
Стамбульский базар ошарашил. Что может быть краше? Серега смотрел на горы золота, захватывало дух, сказка какая-то! Он бродил, и ему казалось, что он участник виденного в детстве фильма «Багдадский вор». «Черт, опять эта баба». К Сереге подошла женщина с круиза. Лет около сорока, холеная, бриллианты в ушах. Одежда из шелков, без комплексов. «Вы в Стамбуле первый раз?» «Да я вообще вчера только родился».
Следующая камера была на двоих. У Владимира Давыдовича Кулагина, сокамерника, это была вторая ходка. На третьей неделе он сказал Шварцману: «Не вешай носа, держись, но, похоже, что дела твои хреновы».
Новая знакомая безапелляционно взяла Серегу в оборот. Сначала он мялся, робел, а вечером, когда теплоход шел по Мраморному морю, сидя с ней в музыкальном салоне, вдруг честно рассказал о себе все.
Из Лефортова Шварцмана возили на Каланчовку -в суд -и обратно. Шварцман уже ничего не отрицал. Он не просто «кололся», он брал на себя все, что скажут. В результате -88-я, часть I, и 154, часть 3, с конфискацией. Закрытый суд,8 лет, на амнистию рассчитывать не приходится. Увидел свое отражение -не узнал. «Все отобрали, все подчистую, а может, еще проснусь? Помоги Боже!»
Серега сидел на кровати в просторной двухместной каюте, которую она занимала одна, и позэковски, огоньком вовнутрь ладони, держа любимую им «Приму, жадно затягивался. Эта женщина была для него как масло, как сметана, он ел ее, устав от долгого воздержания, а она смотрела на него, как на Бога. Сойдя с кровати, она встала на колени, чтобы достать тапочки и неожиданно для самой себя стала целовать исколотые Серегины ноги. «Восемнадцать лет я прожила с мужем, но никогда, слышишь, никогда мне не было так хорошо. Он был хорошим человеком и нормальным мужчиной, но я даже не догадывалась, что могу быть так счастлива». Серега молчал. Тихая радость и истома наполняли его сердце. Он вдруг понял, что это та женщина, ради которой он не побоялся бы убить и умереть. Выйдя из душа, она сказала: «Завтра в Афинах я не поеду в Акрополь. Езжай без меня. А в обед встретимся». Про себя она решила: «Накуплю ему завтра всего. Он будет самый модный, самый красивый, только бы принял, помоги, Господи».
Шварцмана перевезли в Краснопресненскую тюрьму. Камера на пятерых. Почти все уже осуждены, многие не в первый раз. Почему именно к нему, Шварцману, пристал этот блатной? Заставил поменяться обувкой -как противно ощущать на себе убогие, вонючие китайские кеды! Ладно бы только это, а то ведь согнал с нар -скотина! И заставил спать под ними. «Боже, чем я так провинился, за что?»
Она настояла, чтобы Серега перебрался к ней в каюту «люкс». «Чего тебе тесниться с этими узбеками?» В Ватикане она подарила Сереге золотую катанину с изображением святой девы Марии. Серега удивлялся, что торгующие монашки так слабо следят за товаром. Украсть что-нибудь ничего не стоит. Однако никто не ворует.
Этап Шварцман переносил особенно трудно. В купе сколочено два ряда нар. Чтобы попасть наверх, надо пролезть через люк, потом, когда заключённых набьется до предела, закрывают его, и народ набивается уже в нижний ряд. Дышать нечем, теснота. Из жратвы селедка и буханка хлеба. Воды не дают. А что за люди? Раньше бы не поверил, что на свете живет такая мразь!
В Амстердаме она сводила его в эротическое шоу Мулен-Руж. У Шабалинских бы фантазии не хватило. И в самом деле, как можно вытанцовывать, когда в задницу вставлена горящая свечка. Чудеса!
Двое зажали Шварцмана в котельной. Трижды судимый Коновал приставил заточку к горлу. «Да не брыкайся ты, а то чик и в дамки. Я таких жидят, как ты, не одного спалил в этой топке». Второй ублюдок расстегивал у Шварцмана робу. Шварцман плакал, понимая, что сейчас его опустят, и выхода у него нет.
Интересно, отчего у датчан такие чистые реки? Видно дно, водоросли, рыб. Дома вода почему-то темная, злая. Сколько дружков утонуло по пьянке. Серега из банки потягивал пиво. Мимо медленно проплывали игрушечные домики.
В карцере объявивший голодовку Шварцман потерял ощущение времени и пространства. Зато прошло чувство этого липкого страха от происходящего с ним. Он не испугался даже, когда помочился кровью, и параша стала похожа на жертвенный алтарь. Вынув заныканную иголку с грубой ниткой, он стал зашивать себе рот, не ощущая боли, и только вкус собственной крови напомнил ему, что он еще жив.
Новые Московские друзья пригласили Серегу с женой в ночной загородный ресторан. Ресторан славился молочными поросятами, нежными расстегаями и хорошим ансамблем. На сцене дуэтом пели длинноногие близняшки. Сережа не спеша пил полюбившийся ему «Камю» и думал: «Интересно, где же сейчас тот холеный еврейчик, который был с ними в поезде?»
Комендант женской общаги
Каждая женщина – это опасность.
Труп Сергея Владимировича Малышева был найден недалеко от общаги, возле бачков с мусором. Три проникающие колото-резаные раны на спине были нанесены большим кухонным ножом.
Должность коменданта сволочная и хлопотная. Без врагов она просто не бывает. Раз в неделю, когда Сергей Владимирович оставался дежурить на ночь в своем кабинете, что бы посмотреть, что делается в общаге ночью, ему неоднократно грозили расправой и мордобоем… Например: Витька-Фома ломился к своей девчонке во втором часу ночи. Сергей Владимирович вызвал милицию, и когда распоясавшегося Фому забирали, Фома так и заявил Сергею Владимировичу, что не забудет этой (дружеской услуги) и обязательно сочтется…
Или Васька-Хомяк со своими ребятами устроили в одной из комнат бардак -музыка, выпивка, мат-перемат. Сергей Владимирович так и сказал Хомяку: «Если не урезонишь своих пацанов, больше в это здание шагу не сделаешь». Ну, сказал бы с глазу на глаз -Хомяк человек с понятием, а так, при всех, кому это понравится? С солдатиком тоже нехорошо получилось. Сергею Владимировичу «стукнули», что у Таньки из 15-й комнаты солдатик ночевать остался. Ну, Сергей Владимирович постучал в дверь, как положено, а Танька-дура, то ли напугалась, то ли еще чего, затаилась со своим солдатиком -никого нет. А Сергей Владимирович, не будь дураком, открыл дверь своим ключом -у него от всех комнат запасные есть, просто не все про то знают. Танька в слезы, солдатик одеваться на ходу -позор-то какой. Солдат, уходя, в сердцах ляпнул: «Погоди, козел старый, ты ещё свое еще получишь».
Так что врагов у Сергея Владимировича хватало. К тому же все девочки знали, что от Сергея Владимировича зависело, кого с кем расселить и кому дать комнату получше, а с комендантом договориться было непросто. Деньгами Сергей Владимирович не брал, предпочитал натурой. Особенно любил молоденьких и скромных.
Тамара Фокина, семнадцати лет, рост 150 см, вес 42 кг ехала на занятия. Закрыв томик Пушкина, Тамара стала задумчиво смотреть в окно: «Я знала, что на меня не подумают, собаке -собачья смерть, извращенец проклятый!»
Мир насекомых
Разум отделяет нас от животных.
Остапенко был муравьем, он ползал от дома до работы, по дороге заползая в аптеку или магазин. Жена его была паучихой, с утра до вечера она плела паутину на кухне и с возрастом потеряла надежду, что в её паутину попадёт что-нибудь стоящее. Сын их был клопом, он пил кровь у всего, что шевелится, включая и членов собственного семейства. Сестра клопа была гусеницей и ждала превращения в бабочку. Бабушка по отцу сидела в коконе и никем не была.
Дедушка по матери являлся тараканом и, шевеля усами, терпеть не мог гусениц и клопов. Когда папа-муравей отложил личинку маме-паучихе, никто не мог предположить, что получится мальчик. Все были ужасно напуганы тем, что мальчик со временем может невзлюбить насекомых: разорять муравейники, ненавидеть пауков, давить клопов, травить тараканов, а бабочек накалывать на иголку. Семейство долго копошилось вокруг мальчика и с облегчением вздохнуло, когда он начал превращаться в кузнечика.
Шутник
Каждая женщина – это загадка.
В принципе, Володя шутником не был. По нашим временам он был хороший семьянин и прекрасный общественник. С женой, с которой прожил, слава Богу, восемнадцать лет, у него бывало всякое. Семья есть семья. Была ревность, были упреки, были и подозрения. Но и хорошего тоже было много. Все как у людей. Жена работала служащей и, как миллионы этих дармоедов, жила по расписанию: к девяти -на работу, в шесть -домой, кроме субботы и воскресенья. А у Володи график был другой. Он работал в военизированной охране и дармоедом себя, кстати, не считал. Сутки дежурил -трое дома. Естественно, имея такой разнобой в семейном графике, бес не мог не попутать. Теща с дочерью поехали на дачу. Жена на службе. Не удержался, позвонил старой знакомой. Пригласил к себе. Дело вроде житейское, а чем кончилось? Ну, посидели, выпили, музыку включили негромко, задернули занавесочки -день все-таки на улице -ну, а потом как положено. Потом проводы. Он первый выглянул в дверь, осмотрел лестничную площадку и, чмокнув в щечку, попросил сесть в лифт этажом ниже -так надежней.
Все, казалось бы, прошло как надо: замыл посуду, проверил простыню, понюхал полотенце -не подкопаешься. И вдруг через пару дней, когда уже и забыть об этом забыл, жена находит под подушкой женскую прокладку. Вот тут-то и началось! Правда, надо признаться, что Володя здесь и сам маху дал. Растерялся, покраснел, стал бубнить что-то, а жена ему прокладку под нос -откуда, мол, в нашей постели? Слезы, ругань, упреки, старое стала вспоминать, ну просто ужас какой-то! Настало время эту ссору прекращать -ну сколько можно! Съездил Володя жене по мордахе, так, слегка, для острастки, она в соседней комнате заперлась -так уже не раз было, и давай там рыдать, правда, лицо Володе исцарапать все-таки успела. Зашел Володя на кухню, открыл холодильник, налил водки в стакан и огурчиком малосольным, благо теща в этом деле мастерица, закусил ее, мамочку. Потом вошел в спальню, прилег и минут эдак через пять, когда водка по венам побежала, решил пошутить, не иначе, как черт попутал. Этаж был у них девятый, внизу под окном -асфальтированная дорожка. Вышел Володя на кухню, одел свисток на чайник и газ включил. Расчет был прост: начнет чайник свистеть, жена рано или поздно выйдет, чтобы свист прекратить, войдёт и обязательно увидит настежь распахнутое окно, на дворе, между прочим, не лето. Удивится она, подойдет к подоконнику, а на подоконнике тапки Володины стоят, ею же, кстати, и подаренные. Ну, а Володя в это время втихаря из квартиры вышмыгнул, и внизу под окнами на асфальте прилег, приняв нелепую позу. Пролежал 5 минут, замерзать уже начал, боясь простудиться, хотел уже отбой дать, и вдруг чье-то тело, обрызгав мозговой жидкостью и кровью, шлепнулось рядом.
