скачать книгу бесплатно
– Да пожалуйста.
Леший тут лёг спать, а эту королевну заставил у себя на голове искать. Ну, королевна и стала искать, а сама потихоньку спрашивает, как бы она тут ни при чём:
– За спортсменов я всегда говорила, что они народец неблагонадёжный, до золота падкий. А вот расскажите-ка лучше, милостивый сударь, где ваша смерть обретается?
Леший разомлел от удовольствия, размурлыкался. И говорит:
– Моя смерть прямо здесь, неподалёку. У барана в дыре.
– Это который каракулевый у нас?
– Который каракулевый. – говорит.
Сам поспал, да опять на следующий день и ушёл. Ну, целовальник с королевной быстренько взяли каракулевого барана, убили и в дыру полезли. Ползут-ползут, шарятся по этой дыре во всю силу, а ничего кругом не видно.
– Эта подлюка лесная насмеялась над тобой. – целовальник-то королевну из дыры вытягивает и на постельку прикладывает. – Наврал про барана. Давай сегодня вечером всё заново устрой, и тот же вопрос про смерть спроси.
– Тут надо бы нечисть хорошенько ублажить. – задумалась королевна.
– Надо бы. – мужик вздыхает. – Подумай-ка, чего он у тебя больше всего на свете любит?..
– Водочку он больше всего на свете любит! – припомнила королевна.
И вот, чтоб послаще Лешего ублажить, она быстренько за водочкой в лесной лабаз сбегала, дождалась, когда тот домой придёт, и в ноженьки ему поклонилась:
– Как же так, – говорит. – получается. что вы меня обманываете постоянно?.. Я вот вам щец наварила, водочки купила, а вы меня за смертью в дыру баранью посылаете, а там и нет ничего.
Леший засмеялся и говорит:
– Нет, родненька, моя смерть никак не у барана в дыре, а воть есть остров на море-окияне, на том острову есть камень, под темь камнем заиц, а в заице щуцка, а в щуцке яйцо, а втом яйце моя смерть. А за водоцку тебе цпасибоцки огромадные. Прямо сейцас её цекалдыкну.
Ну, вот Леший водочки выпил, поспал, да с утра ушёл по делам. Дел-то много у него в лесу. Невпроворот дел.
– Стало быть так. – говорит целовальник королевне, милашке-то своей. – Ты мне тут в дорогу пожрать собери, а я пойду эту щуку из зайца вылавливать и смерть добывать. Сиди тут, не балуй.
Королевна быстренько сварганила бутербродиков с колбаской, на грудь молодецкую кинулась с плачем:
– Ступай, – говорит. – да назад поскорей возвращайся. Поскольку, у меня к тебе любовь и всякое такое.
Целовальник и пошёл. Сильно поторопился месть лютую осуществить и пакостника погубить. До самого моря-окияна дошёл, встал на крутом бережку, смотрит по сторонам. Сами понимаете, что тут волны бушуют тревожно, молнии в дезабилье сверкают и чайки порхают, извлекая звуки предупредительного свойства. Навивают на сердце добра-молодца печаль и грусть окаянную. Неизлечимые травмы для психики.
Остров-то с камнем отсюдова отлично виден, но добраться до него нет никакой возможности. По воде пешком не пойдёшь. «Я не знаю, как это всё называется; я думаю, это всё называется „картина репина приплыли“. – думает целовальник. – Я завсегда презирал бесхозяйственность, а тут даже слов найти не могу, чтоб отругнуться. Самый простецкий мост не могли построить – тоже мне власти называются!..» Намекает открытым текстом, что сатрапы у власти притулились, а оттого зреют грозди народного гнева.
А тут вдруг нечто эфемерное по воздуху пролетело, и прямо при море-окияне фабрика корабельная открылась. Смотрит, целовальник, а на этой фабрике великаны-гамадрилы во всю шуруют. Выдёргивают громадные ёлки из земли и хлещут ими по морю-окияну. Там, где хорошенько похлещут – там корабль из глубин морских появляется и паруса распускает. Целую черноморскую флотилию нахлестали денька за три.
– Братцы-гамадрилы, – просит целовальник у великанов. – смастерите и мне кораблик какой-никакой, поскольку имею дело неотложное и первостатейное. За мной не заржавеет.
– Да с удовольствием, нам-то хоть бы хны. Но отгадай сперва три загадки.
– Три так три. – соглашается целовальник. – Сказывайте веселей. Озорники.
– Ну, – крутят свои плутни великаны-гамадрилы. – слушай тогда сюда. Вот тебе загадка первая. Что не лается не кусается, а до смерти догрызается?..
– Это же совесть, тишкина ты жизнь! – и минутки не помыслив, отвечает целовальник. – Сам не без греха, в мае родился – оттого и маюсь.
– Правильно, отгадал. – дивятся мужицкой соображалке великаны-гамадрилы. – А вот тебе вторая загадка. Что такое есть: с горки вползком, а в горку бегом?..
– Дак сопля это! – пришмыгнул носом целовальник. – Сам весь болезный по осенней распутице бываю – оттого и лекарств дома выше крыши. Укатали сивку крутые горки.
– Ну, – разводит руками самый главный великан. – уж на сколько я едрён, а этот дядька меня втрое едрёнее. Пускай отгадывает последнею загадку.
– Кабы не воспаление диоптрии, – целовальник жалуется, – я всех бы вас тут едрёно поимел!.. Загадывай давай.
– Что бывает такое: то имеется голова, а то нет головы, то есть голова, а то нет головы?
Долго думал целовальник, искручинился весь, а потом по лбу себе весело прихлопнул:
– Это когда пьяненький мужичок вдоль забора идёт. Пока нормалёхонько идёт – все видят его голову над забором, а как спотыкнётся – нет головы!.. Не видно. Вот так и получается: то есть, то нет.
Великаны-гамадрилы подивились мужицкому уму-разуму, шваркнули ёлкой по водам моря-окияна, и предстал на зыбкой глади фрегат с алыми парусами. Целовальник живенько на фрегат вскочил, фок-мачту за бизань-мачтой приладил и поплыл к вожделенному острову. А там камешек легонько с места сковырнул, зайца за уши прихватил, в карман сунул и отправился восвояси. Справочки с собой в дорогу захватил – мало ли пригодятся от таможни отбрыкиваться – одну о задержке в умственном развитии, а другую, что на урановых рудниках пахал сверхурочно, вот ему государство в награду зайца подарило.
Долго ли коротко ли, а возвращается к лешачьей избе – а там всё по-прежнему: королевна слёзы льёт, волки с голодухи по ночам воют, а сам хозяин бродит по землям русским и на добрых людей страху наводит.
– Суженый ты мой ряженый! – кинулась королевна на шею целовальнику. – Я уж замаялась и ждать-то тебя, думала, что сгинешь и не вернёшься.
– Я и сам так думал. – говорит. – Да вот вернулся.
– Ну, вот теперь воочию вижу, что это взаправду ты вернулся. Теперь всё моё беспокойство, саднящее раны на сердце, как рукой сняло.
Конечно, ещё парочку каверзных вопросов задала – не загулял ли добрый молодец на чужой сторонушке – да целовальник пальчиком ей пригрозил: в нашем деле, дескать, не без этого, но нынеча мной двигают иные помыслы!..
– Это заяц у тебя тама что ли?.. – королевна ему в карман тычет. – А точно ли смерть лешачья в нём?? Я ж тебя за смертью, помнится, посылала.
– Как раз в зайце и смерть. Ты, милочка, теперь так поступай решительным образом. Когда Леший домой возвратится, скажи ему, чтоб спать быстрей лёг, а я тута с зайцем и уткой-щукой делов понаделаю и злодея погублю.
– Так и быть, всё как ты мне рассказал – всё так и сделаю. Совершенно на тебя, дескать, полагаюсь.
Ну и ладушки. Тут дело к ночи идёт, и возвращается Леший домой, а сам крепко недоволен – много добра, непосильным трудом нажитого, в карты проиграл.
– Отцего здись руським духом пахнет? – спрашивает.
А мужик-то наш в шапке-невидимке сидит при печи – вот его и не видно. Но попахивает, конечно, с дороги-то не умылся.
– Да брешешь, супостат. – сама королевна ноздрями по углам попихала. – Вчерась только уборку делала, всё чисто в дому. Идите-ка вы лучше спать.
– И твоя правда, девонька, луце-ка я храпака задам. – зевает Леший, а пасть евонная – что твоя форточка с окна распахнутая. – Ты толецко мою любимую пеценку спой, а я зараз и усну накрепько.
Королевна и принялась петь про баю-баюшки-баю – не ложися на краю, а Леший сам не заметил, как уснул. Но одним глазком поглядывает: что интересного у него в дому делается?.. А целовальник шапку-невидимку резко с головы скинул, ножик из-за голенища вытащил и принялся зайца резать, чтоб утку из него вынуть поскорей. Да либо ножик оказался тупой, либо сноровки должной нет, а дело неспешно ладится.
– Может, шибануть топориком-то поперёк туловища? – королевна под руку нашёптывает, тоже ишь нетерпится нечистой силе рога пообрывать.
– Верно. – говорит. – Тащи сюды топорик.
Королевна только-было за топриком на склад рванула, да не тут-то было.
– Я вам сцас покажу топорик! – Леший со своей кроватки быстро спрыгивает, кубарем катится и в два пальца свистит. – Крысоньки мои любезные, хватайте этих вороговь да гадюкь, что я на груди пригрел – грыците ихь насцмерть!
Королевна тут и замерла как вкопанная, а лешачьи крысы повыползали из всех щелей и принялись ей ноги отгрызать. Чуть ли не целый миллион их из подвала вылез, и все здоровущие такие!.. Привизгивают от удовольствия, хвостиками виляют да губами причмокивают – очень им понравилось сладенькое королевнино мясцо. И кровища по всему дому хлещет кипящим огненным цветом. Смотрит целовальник: а уж пяточки королевнины обгрызены дочиста, надо что-то делать!..
– Нукась, заяц, – говорит строго. – отдавай мне утку!
И разорвал зайца пополам. Тут из заячьих нутрей утка вылетала, чтоб в окошко дёру дать. Но целовальник быстренько её за крылья прихватил и башкой ейной об притолок пристукнул – чтоб шибко летать не умела. Леший, как увидел такое дело, так весь затрясся да запёрхал; совсем не по нраву ему эта каверза пришлась.
– Упыри да вурдалаки, друзяки мои родьненькие! – засвистел в пять с половиной пальцев Леший. – Поможите братуцке!!
И упыри да вурдалаки со всего леса примчались в сей же миг, принялись королевну душить своими лапищами корявыми, да из горла кровушку ейную сосать. А крысы уж и голени королевнины объели – прямо куски мяса вырывают, да между собой дерутся, чтоб кусок послаще достался. Чуть ли не друг дружку поубивать готовы.
– Нукась, утка, которая из зайца, слушай меня! – потребовал целовальник, цепляясь пальцем за уточий ректальный шланг. – Отдавай мне щуку!..
Щука тут и выскользнула прямёхонько из кишок уточных, пастью заклацала, глазами засверкала яростью иродовой. А в брюхе ейном оказалось яйцо лешачье. Переливается такое лиловым цветом, распаляемым зигзагами грозового беснования. И по всем углам избы вдруг мрачные тени закувыркались, криворожие искры закружились.
– Спиногрыз-дружоцек! – засвистел отчаянно Леший. – Приди скорей сюда, помоги братуцке!!
И немедля из подпола вылез страховидный спиногрыз – весь в паутине да в липком чём-то. Изо рта угар клубками валит, из ушей пар клочками трубит. «Чурчхела, пахвала да варёная кукуруза! – орёт диким голосом, да так, что в соседнем дому у соседа в ушах звенит. – Не тоскуем, не кукуем, налетаем и кайфуем!» И прямёхонько на королевнину спину насел сзади и принялся внутрь её вгрызаться – ажно рычит от удовольствия. Только мелкие королевнины косточки отплёвывает по сторонам и от упырей отбрыкивается.
– Нукась, щука, которая из утки, повинуйся мне. – целовальник щуку надвое разрывает и обеими кусками потряхивает. – Отдавай мне яйцо со смертью!..
Яйцо и выкатилось без остатку, да прямо посередь воздуху и зависло. Побледнело душноватой синевой немыслимого колера и затрепыхало, чуя близкую развязку всей истории.
– Русь ты подлая! сила ты могучая! – завопил Леший, уж совсем отчаявшись продолжать дальше свою паскудную жизнь. – Ты всему человечеству нервы вымотала, никому покоя не даёшь!..
Тут уж целовальник вконец осерчал за такие нехорошие слова и хрястнул кулаком по яйцу. Сразу гром грянул, ближайший небосвод треснул, и вся эта самая паскудная жизнь лешачья прекратилась.
– Ецё встретимься, друцочек, ецё поговоримь!.. – сказал Леший на прощание, да сгинул куда-то.
И сам сгинул без следа и всех своих упырей да вурдалаков с крысами и спиногрызом за собой в адские муки утащил. А оттуда не возвращаются.
– Что-то мне совсем противно в этом доме находиться. – говорит целовальник. – У меня, в хозяйстве, завсегда порядок и душевность пребывают, а тут – чёрт его знает что!.. И одёжа-то в кровище замаралась.
– Самой тошно. – принялась королевна с себя замазюканную одежонку скидывать, раны перевязывать, укусы залечивать. Благо у Лешего множество всяких целебных средств оказалось в сундучке. Только лишней жизни не нашлось. Ну и ладно.
Вскочил целовальник с королевной на коня и поскакали они домой. Пришпандорил плёточкой хорошенько, чтоб конь поторапливался – дома-то и солома едома. Очень скоро они втроём куда надо прибыли – в облике искреннем и незамысловатом, словно бы наши прародители до грехопадения. Народ окрестный подивился их истории, но сомневаться не стал. Ибо в таких делах сомневаться – только горе на себя накликивать, ибо издавна в наших краях знают про лешачьи паскудства и прочие бесовские неурядицы.
И принялся целовальник с королевной жить-поживать. Снова водочкой приторговывает, закусочкой. Музыкантами обзавёлся для ублажения эстетических вкусов. Кордебалета две штуки прикупил у заезжего француза. Вроде бы всё хорошо в жизни наладилось.
Бабе Яге подарочек прислал. Может, и не шибко дорогой, да ведь важен не подарок, а внимание.
Но вот однажды выходит он из кабака и видит, что у крыльца стоит седой-преседой старик. По сути говоря, старикашка.
– Откуда ты, дедушка, взялся у меня тута? – спрашивает. – Раньше тебя такого тута не было.
– Раньше не было, а теперь есть. – вдруг говорит старик, земно кланяясь. – Спасибо тебе, дитятко, ведь ты сюда на мне приехал.
– Как на тебе?
– А так. Похищен я был маленьким ребёночком в лесу этим подлюкой Лешим, оборотил он меня в коня, и всю жизнь я у него пробыл. Брёвна таскал по измороси, да овёс жрал. А вот пришёл ты, погубил Лешака, меня оседлал и сюда прискакал.
– Так чего ж ты сразу не сказал, что ты человек, а не конь? – спросил целовальник, а сам дивится такой ситуации, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
– Раньше не мог. – говорит старикашка. – Раньше я стеснялся такого чистосердечного признания. А теперича мне всё равно вдруг стало. Теперича мне всё равно помирать. Так лучше я старичком помру на законном основании, нежели каким-то лешачьим конём. Спасибо тебе, дитятко.
– Да пожалуйста. Ты помирать-то здесь вознамерился или поближе к родным местам двинешься?
– Поближе к родным. – говорит. – Там ведь и берёзка должна расти, которую я ещё малюткой посадил. Хочется глянуть.
– Ну, глянь.
Ещё раз подивился целовальник этой нешуточной истории, накормил-напоил старика, да и отпустил помирать с Богом. Дал в дорогу котомку с хлебом и напутствовал добрым словом. Все мы люди на земле, и все помогать друг другу должны кто чем может.
Королевна-то опосля этому целовальнику детишек нарожала много-много, все они потом в ейном королевстве принцами стали, а она не захотела своего возлюбленного покидать, так и прожила с ним бок о бок до скончания дней своих. Ну и он тоже, конечно, помер. А что с тем стариком сталось – я не знаю.
ЖЕНА ИЗ МОГИЛЫ
(ПРО ТО, КАК РАЗНАЯ НЕЧИСТЬ СПОСОБНА ХОРОШЕГО ЧЕЛОВЕКА ДО ЦУГУНДЕРА ДОВЕСТИ)
Досюль играл один молодец с девицей три года без малого, колечки ей на именины дарил и целоваться лез, да замуж так и не взял. «Я, – говорит. – экспансивно не постигаю этих ваших официальных штучек, я человек простой и необязательный.» И выдали эту девицу за другого молодца. Она жила с мужем три года, выла по ночам в платочек, сжатый в кулак, да делать нечего. Потом сделалась нездорова, стала у ней глотка больна. Потом её похоронили – поскольку она померла.
Все похоронные строгости справили по правилам, мужа от гроба еле оттащили, а детей у покойницы не было. Потом за столом погоревали малость и разошлись по домам – вроде в этом деле ничего интересного не намечалось. Вроде всё как обычно.
Вот она и жила в могилке шесть недель, каким-то неизъяснимым образом. Даже здоровьем поправилась и вылезла ночью наверх, чтоб глянуть, как да чего. Видит, что мир вокруг трепещет разными нарядами и кропотливой сущностью. И пошла к своему мужу.
А муж её из окошка увидел и не пустил в дом, говорит:
– Зачем же мне с тобой, покойницей, жить в супружеском согласии, если я пужлив чрезвычайно?.. Ступай-ка прочь.
Пришла она к родным отцу и матери, постучалась. А отец с матерью не поторопились её к себе запускать, в ночное время.
– Кто это там? – говорят. – Мы никого не звали.
– Да это дочка ваша, – говорит. – которая давеча померла. Вот, пришла в гости.
А эти спросонок не понимают ничего. Как же может дочка в гости проситься, ежели её гробик гвоздиками заколочен, а могилка аккуратно закопана?..
– Кто это? – спрашивают. – Не балуйте по ночам, девушка, а то милицию вызовем.
Пришла она сама к милиции, а та и вовсе в своём учреждении заперлась и видеть никого не желает.
– Чем поклянёшься, – говорит. – что ты та самая покойница, которую мы шесть недель назад хоронили?
