скачать книгу бесплатно
Фил с трудом пришел в себя и чуть не теряя сознание, добрел до дома. Рената лежала на диване и стонала, отвратительно кривя рот.
– Что с тобой? – спросил Фил.
– Кажется, началось, – ответила Рената, – о, господи, я не знала, что это так больно!
Фил подошел ближе, взял ее за руку.
– Что я должен сделать?
– Господи, тупица! – закричала Рената, – вызови мне скорую! Кретин! У меня воды отошли.
Фил вызвал скорую.
Уезжая, Рената взглянула на него глазами полными слез:
– Если со мной что-то случится, не бросай Машеньку!
«Какую Машеньку?» – снова не понял Фил.
– Не бросай ее! Она плод нашей с тобой любви. Твоей любви. Потому что когда-то ты любил меня. И она не виновата в том, что ты меня больше не любишь. Да, да, я стала толстая и некрасивая, и у меня запоры, и ноги отекают… – Рената рыдала навзрыд, – никогда не бросай Машеньку!
В тот же день появился доктор Вельбович. Фил сидел у телефона, ждал звонка из роддома и прислушивался к стуку своего сердца.
«Однажды оно перестанет стучать, – подумал Фил, – и что тогда? Тогда я умру».
– Послушайте, – поморщился доктор Вельбович, – умереть от страха – это только выражение. Вы не можете сделать это в буквальном смысле. Это для самого страха не нужны причины, но они нужны для того, чтобы умереть. А какие у вас причины умирать? У вас что, скрытая форма диабета? Или ишемическая болезнь сердца? Вы здоровы, как бык. Только нервишки пошаливают. – Доктор Вельбович сидел на книжной полке. – Когда случаются ваши приступы, вы чувствуете чрезмерную слабость? Легкость в теле? Словно приподнимаетесь над землей?
– Да, – ответил Фил.
– Поднимитесь на носки и резко опуститесь на пятки. Почувствуйте силу земного притяжения! – доктор Вельбович спрыгнул с полки и легко забрался на спинку стула. – Носок-пятка! – вот и вся премудрость!
– У вас родилась девочка, – сообщила Филу телефонная трубка, – рост пятьдесят один, вес – три двести. Примите поздравления, папаша.
– Папаша, – ухмыльнулся доктор Вельбович и юркнул в дверную щель.
Стараясь ровнее дышать, Фил вышел в магазин, Рената ждет его на даче, она просила купить подгузники и сухое молоко. Еще издали увидев овощную палатку, он напрягся и ускорил шаги. Потом попытался бежать. «Ничего не случится, ничего!» – лихорадочно думал Фил. Но у него уже темнело в глазах. Паника овладела им. Фил начал ходить кругами, но подойти к палатке так и не смог. Он зажмурился и повернул обратно к дому, так и дошел до подъезда с закрытыми глазами.
Доктор Вельбович сидел на телевизоре и варил картошку в армейском котелке.
– Ничего, – сказал Вельбович, – в следующий раз все получится.
Из соседней комнаты раздался крик младенца.
– Что это?
– Ребенок, – объяснил доктор Вельбович, – девочка Машенька.
– Что она тут делает?
– Живет, – посолив воду, ответил Вельбович.
– А где Рената?
– Ушла.
– Куда?
– Правильнее было бы спросить – к кому. Но я этого не знаю.
– Надолго?
– Навсегда, – просто ответил доктор, – да возьмите себя в руки. Не вы первый, не вы последний. Сироты наиболее удачливы в жизни, чем дети из полных семей. По себе знаю. У нас хватка более цепкая. Вот смотрите, – Вельбович подпрыгнул и повис, вцепившись пальцами в штору, – видите? А вот вы так не сможете. Потому что у вас есть и папа, и мама. А у меня никого никогда не было. Я говорил вам, что моя мать была украинской еврейкой? Да, да, ее расстреляли. Ваши любимые пехотные командиры. А отец, знаете, кто мой отец? Немецкий офицер. Фашист. Его тоже хлопнули. Те же командиры. А моя мамочка… бедная мамочка… она была беременна. Мной.
– Какое мне до этого дело?
– Никакого, – согласился доктор, – просто вы первым начали втирать мне мозги про какие-то общепризнанные святыни. А я вам говорю, что пора научиться отличать реальность от мистификации.
– Да заткнись ты, надоел! – Фил схватил мухобойку и замахнулся, прицелившись в Вельбовича.
Доктор ухмыльнулся, надул мыльный пузырь, укрылся там и принялся летать по комнате.
Ребенок разрывался от рева, переходя то на собачий лай, то на овечье блеянье.
Фил почувствовал приступ удушья.
– Это страх, – сказал он сам себе, – ничего не случится.
– Носок-пятка! Земное притяжение! – учил из пузыря доктор Вельбович.
Фил ткнул в него пальцем.
Вельбович пукнул и рассыпался на тысячи осколков.
– Носок-пятка! – скомандовал сам себе Фил, чувствуя, что поднимается в воздух. «Странное ощущение, – подумал он, – интересно, какое сегодня число?».
Почти летя, утопая ногами в густом воздухе, словно в болотной жиже и с трудом переступая, он подошел к часам и нажал на кнопку календаря.
«4 марта 1964 года».
«Интересно, – подумал Фил, – в этот день я родился».
Он еще выше поднялся, почти не чувствуя тяжести своего тела.
«Носок-пятка»! – услышал он голос доктора и сжался от страха, затем как-то странно уменьшился, скукожился весь и вылетел из квартиры через открытую форточку.
Игры без правил
Влад огляделся по сторонам: чересчур много роскоши – зеркала в кружевных рамах, кривоногие столики с инкрустацией из драгоценного камня, абажуры в бисере. На стенах – картины причём кажется, подлинники, хотя Влад в живописи – не очень. Полы в коврах, каких он в жизни своей не видал, разве что в музеях, по которым его в детстве таскала тётка. Шикарно, но как-то всё слишком навязчиво: хрусталь слепит глаза, а на ковёр и вовсе ступить страшно.
– Красивый дом! – Влад был у них впервые.
Вроблевски одновременно кивнули.
– Мы очень долго его благоустраивали, – с улыбкой сказал Михал.
– Пойдёмте, – предложила Магда, – покажу вам кое-что…
Она провела Влада по длинному коридору до просторного холла, больше напоминающего театральное фойе. Влад шёл, и ему казалось, что ещё шаг-другой – откроется освещённая сцена, по которой они с Магдой пройдут тур вальса перед светской публикой.
Магда распахнула одну из дверей. То, что увидел Влад, больше напоминало спальню Нептуна, а не обычную ванную комнату.
– Нравится? – спросила Магда.
– Очень.
– Видите мозаику?
Влад обратил внимание на абстрактный рисунок по краю серебряной ванны.
– Это створки от устриц, которые мы с Михалом ели в Париже. Выбрасывать – показалось не оригинально. Я собрала в пакетик, привезла домой, и вот что получилось! – Магда ждала восхищения.
– Это очень оригинально, – похвалил Влад, думая, а не заняться ли ему коллекционированием целлофана от сосисок, чтобы когда-нибудь использовать его в благоустройстве своего жилья.
– Не представляете, как сложно было уговорить Михала купить дом на берегу Рейна!
– Ему не нравится Рейн?
– Не в этом дело! Он совершенно не признаёт осёдлости, постоянно куда-то переезжает. Так и мотаемся по городам, по странам. Это ужасно тяжело! А весь позапрошлый год мы прожили в Конго. Ну и куда это годится!
– В Конго? – поразился Влад. – Почему именно Конго?
– Какие-то дела… – развела руками Магда. – Но ведь в Швейцарии лучше, не правда ли?
– Никогда не жил в Конго, – ответил Влад.
Они вернулись в гостиную.
– А мне всю жизнь приходится жить в микроскопических квартирках, – признался Влад. – Или ещё хуже – в комнатах. Можете себе представить – только комната и никаких удобств.
– А кухня, ванная? – ужаснулась Магда.
– Общие.
– Общие с кем? – уточнила Магда.
– С посторонними людьми. В квартире живёт несколько семей, совершенно никак не связанных между собой. Это называется – коммуналка.
Стоит Владу попасть в гости к тому, от кого может хоть что-нибудь зависеть, как он принимается за рассказы о жизни в коммунальной квартире. Общие тазы, общий туалет, общая газовая плита и прочие бытовые «радости» подобного рода выбивают европейцев из колеи иногда до такой степени, что они соглашаются инвестировать какой-нибудь проект – из тех, что Влад им предлагает, или помогают иным способом. Особенно впечатлительны швейцарцы. Но они не так просты, как кажется. На их лицах почти всегда выражение слепого восторга, которое, правда, от его историй часто сменяется тихой печалью. Но дальше этого не идёт. Максимум, на что они способны – сочувственно покачать головой. Они – сама любезность: могут, расслабившись, запросто впустить к себе в душу, но они никогда не впустят никого к себе в карман.
К креслу едва слышно подошла большая собака и мягко положила голову Владу на колени. Он посмотрел вниз.
Собаки не было.
– Как странно… мне показалось, собака…
Вроблевски переглянулись.
– У нас был доберман, – сообщил Михал. – Это его кресло…
– И он любил класть голову на колени всем, кто сюда садился, – с грустной улыбкой добавила Магда.
– Он умер пару месяцев назад, – осторожно добавил Михал.
Неловкость повисла в воздухе, Владу захотелось побыстрее уйти, так и не попробовав пирог. Магда ещё в театре прожужжала ему все уши о яблочном пироге, который она готовит по старинному рецепту. Теперь пирог лежал на большом блюде и манил, казалось, что он кокетливо подмигивает и поводит боком.
Влад был сильно голоден. А голод для него – опасное чувство. Что-то внутри, словно пытаясь компенсировать отсутствие пищи в желудке, раскрывает необъяснимые способности видеть и чувствовать практически сквозь стены. Будучи голодным, он может предсказывать судьбы, поймать тайный голос безупречной интуиции или предупредить глобальную катастрофу.
Именно чувство голода помогло ему однажды определить в толпе опасного преступника. А как-то утром, не успев позавтракать, Влад стоял на перроне парижского метро и почувствовал, что молодой человек латинской внешности собирается броситься под подъезд. Влад буквально увидел его мысли!
– Оно не стоит того! – успел крикнуть Влад. – Потом вы пожалели бы об этом, но этого «потом» уже не будет! Вы никогда не увидите подсолнух! – Влад и сам не знал, почему ему в голову пришла мысль именно о подсолнухе. – Не услышите журчания ручья и пения птиц. Не почувствуете запах костра. Вы не выпьете колы, наконец! И не выкурите больше ни одной сигареты! – Он попал в цель.
– Мне нужно покурить, – тихо произнёс этот несостоявшийся самоубийца и отшатнулся от приближающегося поезда.
Они поднялись наверх и на пронизывающем ветру пытались закурить.
– Не знаю, что на меня нашло, – признался латиноамериканец, – но откуда вы догадались?
– С утра не успел позавтракать, – объяснил Влад.
«Латиноамериканец» кивнул – он понял.
– Здесь неподалёку готовят неплохую пиццу, перекусим? – предложил он, очевидно не желая, чтобы Влад спасал всю оставшуюся часть человечества.
Разумеется, его бросила какая-то студентка, она изменила ему с его же лучшим другом. Как ни банальна жизнь, но нельзя же расставаться с ней по таким стандартным причинам! Можно придумать что-то более оригинальное.
– На свете нет женщины, ради которой можно покончить с собой, – сказал Влад со знанием дела.
– Кончают с жизнью вовсе не из-за женщины, а из-за той боли, которую она причиняет, – ответил тот.
Вроблевски внимательно слушали. Магда затаила дыхание. Михал пожёвывал губу, разглядывая свои ногти.
– Его звали Лёшик, Алексей, – поведал Влад, – и он был никакой не латиноамериканец.
– Русский. Опять русский, снова русский! – Михал печально покачал головой и коротко взглянул на жену. – Пора подавать.
Магда вызвала горничную.
– Часто с вами подобное? – поинтересовался Михал.
