скачать книгу бесплатно
Глава 2. Смотр
Спорить Море не нравилось, особенно с мамой. Но от мысли, что придется пересечь в алом платье Второе кольцо, она краснела до кончиков ушей. Вся ее храбрость окончилась вчера подписью на документах о переводе, а выставлять себя напоказ, да еще и в этом чужом роскошном наряде она не хотела.
– Нет, мам. Не могу я его надеть.
Платье висело на спинке стула, эмблема университета посверкивала в утреннем свете золотистыми нитями.
– Это ведь форма! Ее прислали специально…
Мама рассеянно перебирала зубчики своей новой заколки, и Мора обхватила себя руками. Она уже начинала жалеть о том, что вчера решилась на все это. Что, если она просто не дойдет в таком платье до заслона? На Втором подобных тканей не носят.
– Я возьму платье с собой, но через все Второе в нем не пойду.
До этого Море доводилось спорить с матерью только однажды – когда она решила, что в храм больше ходить не будет. Тогда после разговора на языке остался кислый привкус, как будто ее жалили сами слова. Сейчас Море тоже не хотелось препираться, но она знала: если наденет платье, будет в тысячу раз хуже.
– Послушай. – Мама отложила заколку и опасливо подняла глаза на Мору. – Брат Теус сказал, что ты должна соответствовать. Понимаешь?..
Опять этот брат Теус. Ну конечно. Из-за ее перевода поднимут шумиху. Люди начнут болтать о ней у каждого алтаря. Примутся выкладывать еще больше подношений, чем прежде. Ринутся в храм с новыми пожертвованиями и будут мелькать у братьев перед глазами в надежде, что их тоже заметят и одарят.
– На Первом, – бессильно добавила мама, – твоя одежда будет смотреться странно.
Мора бросила взгляд в зеркало. Она надела платье, которое носила каждый день: бурая ткань, простой округлый ворот, длинные рукава, юбка до колена. Конечно, платье потрепанное, но хотя бы не бросается в глаза.
– И я не хочу, чтобы ты строила из себя оборванку… – вдруг выпалила мать и закусила губу.
Тотчас она протянула руку к Море, будто хотела забрать свои слова обратно, но отдернула ее.
– Ты думаешь, они не смогут забыть, что я со Второго? Люди на Первом?
– Если ты останешься в старом платье – уж точно не забудут.
Мора огладила красный шелк и подумала, что носить такой, наверное, очень приятно. Только не на Втором.
– Нет, мам, я не про платья. Я вообще…
– Не знаю, Мора. Не знаю. Это было бы непросто, даже если бы ты не была…
– Особенной? – усмехнулась Мора.
Мама несмело улыбнулась в ответ:
– Да. Особенной.
В ее голосе иронии не прозвучало. Мора мотнула головой:
– Переоденусь на месте. Ничего не случится, мам. Честно.
Мама повела плечом, глядя куда-то в сторону, словно хотела добавить что-то еще, но закусила губу и только бросила:
– Нам пора.
Мора на ходу оглянулась. Комнатушка у нее была стандартная, одноместная. Четыре квадрата: два из них – на постель, один – на рабочий стол со шкафом, один – свободный. А еще бесплотный мобус, который везде и одновременно нигде. Из окна струился бледный свет, испарина от Третьего кольца колыхалась грязной утренней дымкой, из вентиляции тянуло горелым. То ли запах вчерашних фейерверков, то ли кто-то из соседних отсеков перепек сою. Все такое знакомое и родное…
Из собственных вещей Море взять ничего не позволили, потому путешествовать ей предстояло налегке. Странное ощущение: она перебирается так далеко и так надолго, а из вещей у нее ничего и не будет, кроме алого форменного платья, которое прислали накануне.
– Готова?
Отец ждал у выхода, одетый в свой обычный рабочий костюм. Лицо гладко выбрито, глаза ясные, бодрые. Зикки не было.
– Я тебя провожу пару кварталов, – пояснил отец. – Иначе опоздаю. А мама сходит с тобой до самой стены.
До самой стены… И на том спасибо.
– А Зикка где? – все же спросила Мора.
– Уже ушла, – тихо ответила мать. – Сказала, что взяла раннюю смену.
Мора хотела хмыкнуть – с каких это пор Зикка берет сверхурочные? – а потом поняла. Весь свой запас сантиментов сестра израсходовала еще вчера. Ну и ладно – не навечно же Мора, в конце концов, уезжает! Зикка еще успеет ей попортить кровь. Они еще не раз поцапаются: Зикка скажет, что Мора – трусливая комнатная глокка, а Мора назовет ее павлиньей курицей. Да, именно так и будет.
Мора улыбнулась. Кажется, она и правда уже скучала по сестре.
* * *
Отец распрощался с Морой далеко внизу – сурово посмотрел на нее, вздохнул, будто запоздало пожалел, что расстается с дочерью, буркнул ей короткое «Ну, увидимся» и ушел. Преодолевая ярус за ярусом, Мора с матерью миновали три уличных алтаря. Мать высыпала в каждый по пригоршне зерна, и одноглазые вороны тут же начинали кружить над их головами. Свечи горели светло, почти прозрачно, и трепетали на ветру, а Море казалось, что резные физиономии богов ухмыляются. Если бы не брат Теус, она бы сейчас никуда не уходила. И откуда это дурное чувство, будто ее хотят принести в жертву великим? Может, с меткой богов просто-напросто выкидывают в Бездну, иронично предлагая «полетать»? Но сделать это проще с нижнего яруса Второго кольца – самого последнего и самого широкого пояса вокруг острова. Забираться наверх тогда бессмысленно.
Так высоко по Второму кольцу Мора еще не поднималась. Ярус за ярусом крыши светлели, воздух наливался теплом, и дышать становилось легче. Но Мора все равно запыхалась, и ей пришлось встать у ограждения, чтобы перевести дух. Небеса Бездны переливалась загадочным лиловым, светило приподнималось из-под острова, из вечной черноты дна Бездны, и Мора зажмурилась.
Мама стояла рядом, и Мора потянулась, чтобы осторожно коснуться ее руки. Ей нужно было если и не крепкое объятие, как от Зикки, то хотя бы крошечное ободряющее прикосновение, но мама отступила.
Мора сглотнула ком в горле. Прохожие меж тем пялились – изумленные, любопытные, испуганные. Мора отворачивалась, но чувствовала взгляды спиной, да еще платье, даже сложенное вчетверо, ярко горело у нее в руках. Зеваки, охотники за сплетнями – все они не спускали глаз с Моры. Еще немного, и в толпе зашепчутся про «уродку»…
– Пойдем? – позвала Мора.
Мама кивнула, и они двинулись по лестнице наверх, чтобы преодолеть последний ярус.
Звенели колокольчики на дверных амулетах, ветер трепал бумажные гирлянды, в непросохших лужах плавали обертки и цветной серпантин. Море не верилось, что она вот-вот увидит заслон, и когда последняя крыша осталась позади, Мора невольно вздрогнула.
Перед ней по обе стороны простиралась высокая стена из матового, слегка вибрирующего материала, похожего на мутное жидкое стекло. Мора знала, что заслон создают арканитовые излучатели и от прикосновения к этой обманчиво безопасной поверхности ждет удар током, после которого можно пролежать не одну неделю в лазарете, но вдоль стены все равно тянулась шеренга солдат – молчаливых, бесстрастных, угрожающих.
Мора поежилась. Обычно, замечая патруль в свои редкие вылазки на террасы, она предпочитала перейти на другой ярус. Темно-сиреневая форма неприятно ярким пятном выделялась на буровато-сером, сдержанном фоне Второго кольца. В гвардию шли такие же простые парни со Второго, как и те, с которыми встречалась или работала на фабрике Зикка, но они проходили особую подготовку где-то здесь, на границе с Первым, и размещали их тоже здесь, на верхнем ярусе Второго. Говорили, что лучше жизни, чем у гвардейца, нет, но это дорогого стоило. Зикка была уверена, что в обмен на комфортные отсеки, хорошую пищу и большие деньги у солдат забирают души. Она как-то пыталась с одним пофлиртовать – в ту ночь отцу пришлось забирать ее из участка, а мать чуть не поседела. Те, кто попадались в руки гвардии, могли и не вернуться.
Невольно отступив в сторону, Мора наткнулась взглядом на фабричную пневмолинию. Труба из серого металла, а за ней еще одна и еще – все они не только змеились по террасам до самого последнего яруса Второго кольца, но и уходили прямо сквозь заслон на Первое. Значит, производства распространяют свои товары не только по Второму? А может, на Первом вообще нет фабрик?
– Мора… – шепнула мама. – Пора. Не бойся.
Мора встряхнулась и перевела взгляд обратно на заслон. Разве она боится?..
По центру террасы шеренга солдат распалась, открыв взору арку из светлого металла. Проход преграждала все та же матовая пленка заслона, но в том, что эта арка – путь на Первое, Мора не сомневалась: рядом виднелся столбик идентификационного пульта, в который следовало вложить личную карту.
Кто же здесь обычно проходит? Квартум сидит на Оси и все решения выносит оттуда, с Первого кольца спускаться на Второе тоже бессмысленно, кроме как ученым, испытателям, каким-нибудь искателям приключений. Но эксцентричным чудакам с Первого кольца можно простить что угодно. А вот тем, что решает подняться со Второго… Даже гвардия со Второго, несмотря на свое особое положение, никогда не покидает своего родного кольца.
Мора нащупала в кармане арканитовую пластинку и крепко ее сжала. Интересно, можно ли ее сломать? Личные файлы со старой карты перенесли на новую, и вся история Моры теперь хранилась в этом блестящем прямоугольничке с единицей.
Забормотали переговорные устройства, а по ту сторону заслона задвигались неясные тени.
– Повторите, – бросил один из солдат на проходе. – Вас не слышно. Повторите.
– Код десять-три-ноль. Повторяю: десять-три-ноль, – забубнили из динамика.
Мора вытащила свою карту.
– Чтоб меня в Бездну, – услышала она тихий голос одного из солдат.
Он смотрел прямо на Мору, когда из идентификационного пульта вылетели какие-то голограммы. Переговорные устройства продолжали бормотать, а заслон в проходе как будто слегка истончился.
– Пройдите сюда, – подозвал ее гвардеец, указав на идентификационный столбик.
Мора вздохнула поглубже, оглянулась быстро на маму – та, закусив губу, коротко кивнула, – подошла к пульту и вложила карту в прорезь. В воздухе обрисовалась голограмма.
Мора прекрасно помнила день, когда снималась на свою голографическую проекцию. Ее заставили убрать волосы и смотреть вперед, а техник, который орудовал своими линзами и сканерами, так побледнел, что Мора почти разозлилась. В результате ее лицо на голограмме получилось еще уродливее, чем было на самом деле.
Мора оглянулась. Толпа у пропускного пункта колыхалась и перешептывалась, а мать смотрела куда-то себе под ноги. Мора еще крепче прижала к груди новую форму. Ей казалось, что сейчас на ней нет даже привычного потрепанного платья – перед всеми этими людьми она чувствовала себя голой.
Часть заслона, ограниченная сводами арки, зашипела и стала растворяться. Улица по ту сторону начала обретать контур. Шепотки в толпе стихли, и люди подались к проему, но полной прозрачности он так и не приобрел.
– Проходите, – буркнул солдат, не сводя глаз с Моры.
Ей показалось, что он не хочет ее пропускать – а может, дело было в ее пугающем лице. Мора забрала карту и оглянулась на маму. Хотела вернуться к ней, все же обнять – знала бы мама, как ей страшно! – но та сделала едва уловимое движение назад, и Мора только неловко сказала:
– Я… пойду?
Губы у мамы дрогнули, но она улыбнулась:
– Иди. И отправь мне сообщение, как устроишься. Поняла? Я буду ждать. Мне сказали, что письма могут читать, могут вырезать из них лишнее… Но переписываться не запрещают.
Мора кивнула. Оставалось надеяться, что она найдет на Первом мобуса.
– И еще… – Глаза у мамы заблестели. – Постарайся найти своих.
– Своих? – не поняла Мора.
– Тех, с кем ты сможешь подружиться. По-настоящему.
Мора нахмурилась:
– Да я даже на Втором таких не нашла, мам! Думаешь, это так просто? Как я найду их на Первом?
Мама качнула головой:
– На Первом или нет… Все у тебя получится.
Мора задохнулась. Но она же не Зикка. Люди не ее стихия! Она знала, что на нее смотрят и солдаты, и все эти любопытные, обступившие проход, но ей было уже все равно.
– Зачем ты мне все это сейчас сказала? Как будто мало мне этого переезда… Вот зачем ты сейчас это сказала, мам?..
– Поторопитесь! – резковато окликнул ее солдат.
– Иди, – кивнула мама.
Но Мора лишь мотала головой:
– Поверить не могу…
– Или проходите, или нет, – повторил гвардеец. – Я закрываю проход.
– Иди!
Мора, не ответив, обернулась к арке. Она чувствовала зависть зевак спиной – позади шептались, бормотали, кто-то присвистнул. На Первом – все, о чем только можно мечтать. Почему же так страшно? Почему Море кажется, что ничего у нее не выйдет?
Она посмотрела на маму еще раз, и та несмело ей махнула.
– Ну, тогда пока, – выдохнула Мора и шагнула под арку.
Воздушная пленка пропустила ее и прямо за спиной с шипением уплотнилась. Серое пятно – платье матери – и темно-сиреневые силуэты гвардейцев исчезли. Здесь по обе стороны от прохода Мору ждали другие солдаты – та же форма, та же выправка и отстраненные, цепкие взгляды, – и все же они казались совсем другими. Впрочем, гвардия Мору увлекла меньше всего.
Исчезли из-под ног листы металла, которые укрывали крыши-террасы на Втором, исчезли и ограждения. В нос ударил терпкий медовый аромат. Мору окружала зелень – целое зеленое море, испещренное крапинками алых, желтых и оранжевых соцветий; оно обступало со всех сторон площадку из темного камня, над которой колыхались челноки. Неужели это и правда небесные черепахи? У себя дома она видела их только у главной причальной башни, да и то издалека и почти что не взаправду. На Втором пользоваться челноками имели право только братья храмов, да и магистраль для движения была всего одна. Чаще всего она пустовала, и, поднимаясь к пропускному пункту, Мора с матерью просто пересекли ее по крутой лестнице, не увидев ни одной черепахи. На Втором кольце привычно было передвигаться пешком по террасам, и челноки казались Море какой-то непонятной, бессмысленной роскошью. Но здесь, на Первом, все обстояло совсем по-другому.
Мора смотрела на стоянку челноков и не верила, что они так близко. Головы у черепах не двигались, а морды застыли, словно вырезанные из дерева, как фигурки богов на алтарях. Челноки слегка покачивались в воздухе, как люльки, а в кабинах, закрепленных на панцирях, было пусто – только виднелись обитые тканью сиденья и гладкие панели.
– Займите челнок, – кинул ей солдат.
Четверо гвардейцев, будто под конвоем, провели ее к черепахе. Мору передернуло – неужели они ее повезут, словно арестантку?
– Маршрут уже заложен в систему, – объяснил солдат. – Делать ничего не нужно, не беспокойтесь. Черепаха сама отвезет вас, куда требуется.
Он, кажется, даже сочувственно улыбнулся Море – а может, ей показалось. Его голос звучал дружелюбнее – хотя, может, дело было в том, что это другое кольцо. Значит, никто ее конвоировать не собирается? Она несмело шагнула к челноку, потянулась и огладила холодный металлический бок кабины. Мора взялась за поручень и ступила на выдвижную лесенку, ведшую по панцирю в кабину. Челнок спружинил, слегка покачнулся – Мора крепче вцепилась в поручень, – но тут же подстроился под новый вес и упруго выровнялся. Тогда она поднялась к кабине, перешагнула порожек и присела на край кресла, но гвардеец качнул головой, и Мора съехала вглубь сиденья. Порожек вместе с лесенкой приподнялись, и панель в передней части кабины замигала.
– К отправлению готова, – буркнул солдат в кнопку у себя на груди.
Челнок мягко заскользил в паре ладоней над мостовой. Стеклянный купол над кабиной можно было опустить, но ветерок приятно овевал лицо, и Мора не стала ничего трогать. Она уже не заботилась о том, что на нее будут глазеть. Вместо привычного металла крыш, площадок под солнечными панелями и лестниц с видом на дымку, сочившуюся с Третьего, здесь лежали широкие проезды, на которых могли разом уместиться четыре челнока. По сторонам тянулись уютные цветные домишки и зелень с человеческий рост.
Здесь было столько пространства и света, что у Моры побежали круги перед глазами. Простор было не охватить, в него не верилось. И пахло здесь сладко и чисто. Ни дыма, ни гари, ни копоти – только душистый воздух, светлый, будто сине-зеленый, прозрачный.
Мягко колеблясь, черепаха пролетела прямо под ветвями. Мора вытянула руку и сорвала на ходу цветок. Он оказался прохладным, будто его напитали льдистой влагой; лепестки у него были плотные, сочные, а из самого центра тянулись наружу крошечные пушистые ворсинки. Цветок лежал у Моры на ладонях, и она не верила своим глазам: такой живой, такой настоящий… Она гладила его лепестки и вспоминала те бумажные гирлянды, которыми завешивали Второе кольцо на Праздник урожая.
Между тем челнок накренился, и проезд завернул в сторону. Магистраль расширилась, ряды домов раздвинулись. Зелени здесь оказалось еще больше, а по центру проезда, разделяя его надвое, тянулась полоса деревьев. Огромные и крепкие, одетые в темную кору, с раскидистыми, яркими кронами – от одного их вида у Моры по спине бежали мурашки. Раз или два она спускалась в подземные сады на Втором и видела плантации белых апельсинов, но чахлые, тонкие деревца с почти прозрачными листьями не шли ни в какое сравнение с этими изумрудными гигантами.
Постепенно жилища менялись: раскрашенные фасады уступили место строгим, зеркально-металлическим, а те, в свою очередь, – воздушным, стеклянным, остроугольным зданиям. О таких домах мобус не рассказывал, и Мора поначалу засомневалась – неужели в этих причудливых формах из стекла живут? Но на подъездных дорожках, у полосатых причальных башен, стояли челноки и то тут, то там появлялись люди. На прохожих Мора смотрела во все глаза. Разодетые, будто Праздник урожая еще не кончился, раскрашенные, как на карнавал, длинноволосые и… разные. Неужели Зикка оказалась права?
