скачать книгу бесплатно
Отбой! Всем спать! Но я еще не знаю, что спать не смогу теперь очень долго.
9—10.02 Ночь в Костюшко
Уснуть в густонаселённой палате не получается категорически.
Едва задремала, как из сна меня вырывает пронзительный крик бабули слева:
– ВООООВААА!!! ВООВа!
Я не знаю, кого она зовёт и зачем. Может, это её сын. Кто- то, кто ухаживает за ней дома.
Ирина говорит строгим голосом:
– Бабуля, хватит! Это больница, здесь нет никакого Вовы. Дайте поспать!
– А Марина? Её тоже нет? – спрашивает бабуля с табличкой на кровати.
– Нет, никого нет. Все хотят спать!
– От, блRдь! Ни Марины, ни Вовы. И как жить- то теперь? – задаётся риторическим вопросом Чеснокова.
Какое- то время тишина.
Но из дремоты вырывает храп, свист и хрипы бабули по фамилии Василькова. Я узнала ее фамилию во время вечерних процедур. Она плохо слышит, ей бы тоже не помешала табличка, но ее почему-то не подписали. Медсестры кричат ей прямо в ухо, когда хотят уточнить фамилию. Она реагирует не всегда, слышит через раз.
У Васильковой больное сердце. Она почти не может лежать, больше сидит.
И из её груди рвётся рыкающий тигр. И стоны.
Я сочувствую бабуле, понимаю, что это не её вина, что она сама страдает. Но эти ужасные равномерные хрипы с постаныванием невыносимы.
Я пытаюсь заткнуть уши наушниками, укрыться одеялом- ничего не помогает. Слушаю детективные истории Youtube, и у меня получается задремать.
Но тут бабуля Василькова, видимо, решила уйти в туалет- и упала с кровати.
Ирина, попричитав и поохав, идёт к медсестрам. Самостоятельно мы, конечно, не поднимем бедолагу.
В палате зажигается свет, появляется медсестра. Она агрессивна, даже взбешена.
– Ну, куда ты перлась, туша! Вот и лежи теперь тут до утра! – льётся из неё злоба.
–Доча, помоги. В туалет надо. – жалобно просит Василькова.
– У тебя памперс! Возиться тут с тобой не буду!
Хорошо, что Василькова глухая. Но я думаю, ей передаётся гнев собеседницы.
Я снова тоскую. Мне ужасно печально от того, что незнакомая мне пожилая женщина терпит все эти муки, да еще и унижения. Неизвестно, что хуже и болезненнее.
А кроме того, я вспоминая папу. Он был в похожем состоянии перед уходом. И тоже просился в туалет, и мама возилась с ним.
Приходят ещё 2 медсестры. Они поднимают бабушку, помогают ей лечь и размышляют, как бы её зафиксировать.
От слова " зафиксировать" я заволновалась. Я представила себе опять хрипы и стоны, но ещё интенсивнее из-за лежачего положения. Поэтому я приподнимаюсь с кровати и говорю:
– Не фиксируйте её лёжа, пожалуйста. Она задыхается. Ей нужно полусидя.
Сестры поднимают изголовье кровати, ставят стул, чтоб Василькова опять не сбежала, и удаляются.
Я снова пытаюсь задремать.
Около 3- 4 часов утра я просыпаюсь опять. Теперь я и сама не могу дышать. Мне просто не хватает воздуха в лёгких. Вздох получается очень коротким и не достаточным. Но это не пугает меня. Я сообразила, что это жидкость перешла из ног поближе к лёгким и мешает мне. И я знаю, что делать, подсмотрела у Васильковой: поднять изголовье кровати. Да, полусидя дышится легче. Ещё я понимаю, что обручальное кольцо больно давит на палец- отёк перешёл и на руки. Снимаю его и убираю в тумбочку.
Снова пытаюсь уснуть.
10.02 Пятница
Больничная скука. Наблюдаю за обитателями своей 18 палаты. К Васильковой и Чесноковой часто заглядывают санитарки или практиканты: промывают катетеры, помогают поесть или попить, ухаживают.
Худенькая бабушка Маша в конфликте с бабушкой Ниной. Потому что у первой озноб, а второй жарко из-за повышенного давления. Одной хочется проветрить палату, а второй холодно.
Ирина здесь за главную. Она координирует проветривания, предварительно предупреждает Машу, чтобы она получше укуталась в свои два одеяла или вышла в коридор. Ирина старше меня лет на 15, до моего появления она была здесь самой молодой и резвой, поэтому, очевидно, взяла на себя функции главной по палате. Или по характеру такой человек, который устраняет проблемы.
Я хочу просто лежать и ничего не делать, но передо мной стоят логистические задачи, которые мне приходится решать.
С утра мне должны взять кровь. Время медленно подходит к 9, скоро должен приехать муж, а мне нечего передать ему. Я иду узнавать, когда же все случится, объясняю ситуацию- муж не сможет ждать долго, ему на работу.
И меня зовет Патимат в процедурную.
Там все идет не по плану. Вчера мне говорили, что с отеками будет полегче. Но это не так, отеки никуда не делись, наоборот, нарастают. Со вчерашнего дня я знаю, что вена правой руки у меня получше. Поэтому я протягиваю правую руку медсестре Патимат и жду. Патимат прокалывает кожу, но вена не найдена. Она делает едва заметные движения иглой под кожей. Мне не больно и не страшно. Но почему-то начинает противно звенеть в ушах и светлеть в глазах.
Если у меня чуть-чуть травмируются мелкие сосуды, я начинаю хотеть в обморок. Зная за собой такую особенность, предупреждаю Патимат.
У меня сильно кружится голова, светлеет в глазах.
Медсестра предлагает мне прилечь на кушетку и зовет коллег на помощь.
Антонина Петровна и Нина вдвоем колдуют надо мной, превращая руки в решето. Надо набрать 9 пробирок, одну из который я должна передать мужу. А он отвезти в лабораторию.
Я терплю. Но сочувствую всем этим милым женщинам, которым приходится искать мои вены. Я вижу, что у них и без меня очень много работы, много больных, койки даже в коридоре. А тут мои плохие вены.
И себе я тоже сочувствую, я с тоской думаю о капельнице, которую мне еще предстоит сегодня пережить.
Но мне везет: Антонина Петровна опытная медсестра, наши совместные усилия увенчались успехом: пробирки, наконец, набраны. И та, которую надо передать мужу-тоже.
Он, кстати, уже ожидает внизу. Я ищу Веру Григорьевну, беру у нее направления и чуть-чуть жалуюсь, демонстрируя все свои пластыри на обеих руках: тяжело очень. Но она только пожимает плечами. А что делать, что ты хотела? Так надо.
Муж встречает меня внизу в фойе, и я торжественно передаю ему пробирку с плазмой. Он не менее торжественно прячет ее в нагрудный карман, приговаривая:
Кровь любимой женщины к сердцу.
Потом мы вместе изучаем выданные Верой Григорьевной бумаги. Среди множества непонятных слов находим “обследование при системной красной волчанке” и, конечно, вспоминаем все интернет-мемы, посвященные ей. Как доктор Хаус в сериале у всех подряд находил или подозревал эту волчанку. Нам весело. Хотя поводов для веселья у меня мало: я в больнице и меня обследуют на очень серьезные заболевания. Но я уверена, что никаких волчанок у меня нет и быть не может. Просто перестраховка.
Муж уезжает, а я возвращаюсь в палату, где снова ничего интересного не происходит. Да ладно бы интересного, там вообще ничего не происходит.
Ну, разве что практикант навещает. Он считает мой случай интересным. Ну что ж, парень, здорово! Очень хорошо, что ты считаешь болезни интересными. Значит, ты на своем месте. Я демонстрирую ему, что мои отеки перешли и на руки тоже. Он удивлен, что одна капельница мне не помогла.
–Почему Вам не стало легче? – спрашивает он у меня.
ЭЭЭЭ, малец, ты тут врач, ты мне объясни. Я, конечно, преподаватель, но совсем в другой области. Однако, поправив свои очки, я философским тоном изрекаю:
–Я считаю, нужно время.
Я не досаждаю никому особо вопросами. Что со мной? Когда отпустите? Это опасно?
Я почему-то совершенно не парюсь из-за ситуации, в которой оказалась. Мне даже неловко от того, что родные и знакомые так переживают за меня, а медработники интересуются мной и моим здоровьем больше, чем я сама.
Я только все думаю о том, что нужно быть аккуратнее со своими желаниями. В последние пару месяцев мне просто хотелось лежать и ничего не делать, не было сил. И вот, пожалуйста, мое желание сбылось. У меня кровать с колесиками, мне не надо на работу, я могу лежать сутки напролет.
Единственное, чего бы мне хотелось, – это уйти в отдельную палату. Ведь мне вот-вот должны были сделать полис ДМС, но коллега, занимавшаяся этим вопросом, сама как раз на больничным. Я пишу письма на работу, прошу коллег поторопиться, узнать, мне очень нужен мой полис, долго мне не протянуть без сна.
Но становится ясно, что в пятницу вопрос не решится. И я застряла здесь на выходные. С отеками, капельницами и бабулями.
11.02 Аккуратные руки Дины
Суббота. Завтрак, проветривания, споры о холоде и жаре. Утренние процедуры. Едет мой альбумин. Сегодня дежурит Дина. Красивая, свеженькая девушка. Ей хочется быть строгой. Может, так и надо, люди в больнице бывают разные, иногда нужна дистанция. Ей тоже доставляют мои вены много неудобств. Пытается найти вену в кистях – две дырки-не выходит, руки распухшие. Попадает в тоненькую локтевую вену левой руки. Альбумин пошёл. Но через пару минут я чувствую жжение, смотрю на свою руку и вижу, что она вздулась у иглы. Зову кого-нибудь. Никто не слышит. Ирина и бабушка Нина ушли погулять по больнице.
Бабушка Маша с кровати справа, которой всегда холодно, просыпается и идет позвать на помощь. И я думаю о том, что быть не в одиночестве все же хорошо. Заходит медбрат Мурат. Снимает капельницу. Изучает мои вены, не решается продолжать. Зовёт Дину. Дина раздосадована, она так долго возилась с моей веной, а она не выдержала и решила вздуться. Она думает, я дергала рукой, но этот не так. Я опять собрала вокруг себя тусовку. Ребята думают, как бы меня проколоть, в конце концов сообщают:
–Давайте попозже, пусть вены отдохнут.
–Это очень хорошо, я с радостью.
Дальше всё скучно- монотонно.
Но к обеду меня навещают мои любимые дочь Соня, муж Юра и племянник Игорь, который мне как брат. Мы много смеемся.
Рассматриваем советское металлическое, похожее на бронзовое, панно в фойе. Там изображен Гиппократ, причём не живой, а бюстик. Под этим бюстом, слегка похожим на надгробие, растет трава, наверное, лечебная, которую собирает странная женщина с неестественно вывернутой стопой. А, может, и не странная, а больная, у нее тяжелая деформация ног ? И эта женщина знает, что от ее недуга помогает излечиться именно трава, произрастающая под бюстом Гиппократа? Вот как гордо она тянет веточку здоровой правой рукой, демонстрируя нам урожай.
Далее композиция из троих врачей. О том, что это врачи, можно догадаться только по контексту: мы ведь в больнице. Потому что больше они похожи на мясников. Их халаты кажутся мне натуральными мясницкими робами. Один из них держит на вытянутой руке небольшую модель человека, то ли скульптуру, то ли клона-робота. Он с гордостью презентует коллегам свое творение, все трое любуются. Может,эти врачи не мясники, а механики-инженера ? Может, они создали искусственный интеллект уже в советское время?
Правее, конечно, классический мотив: змея поглощает мороженое.
И завершает произведение крепкая советская женщина, жонглирующая младенцами. Символ плодовитости, здоровья советской женщины и отличной развитой медицины. Сильное высокохудожественное произведение гениальных советских художников!
Моя Соня обнимает меня, ластится. Достаёт из кармана маленького игрушечного динозаврика. Говорит, что я должна погладить его, чтобы мне стало полегче и повеселее. Бедная моя, ты, наверное, так переживаешь за свою маму!
Я рассказываю родным о своих отеках, о бабушках в палате. Про то, что Василькова вечером облизывала свой телефон, а он вдруг зазвонил. Может, эта модель реагирует на язык и запускает звонок родне? Вместо голосового помощника.
И про Чеснокову, которая по ночам зовет Вову или Марину. Соня спрашивает, не Вову ли Путина зовёт бабушка? Мне очень легко и смешно с моими дорогими людьми. Но не хочется их надолго задерживать, да и неуютно в многолюдном фойе.
Возвращаюсь в палату. Ем обед, добавив в него пару ложек сухой белковой смеси- суперпротеин, который мне назначила Вера Григорьевна и который мне любезно купил и привез муж.
Периодически в палату заглядывают то Дина, то Мурат. Смотрят на штатив с альбумином, на меня, морщатся. Мне кажется, они меня недолюбливают. Я говорю Мурату:
– Я не знаю, чем вам помочь. Могу ещё ключицу предложить.
– А давайте, я ещё ни разу не колол в ключицу!
Я в шутку делаю жест, будто расстегиваю ворот рубашки.
Чтение, залипание в телефон, просмотр видео и музыка. Немного сна. Вечером снова приходит Дина. Надо ж долить в меня мой альбумин. Ну почему мне сразу не поставили катетер? Было бы проще и мне, и им! Дина ищет вену. Она действует очень аккуратно, просто как ювелир. Прикосновения её рук довольно приятны. И хотя найти вену получается после 3-4 проколов, я говорю ей:
– У Вас так хорошо получается, мне совсем не больно!
– Так я стараюсь изо всех сил!
Да, разные бывают талантливые руки. Кто-то кистью владеет, кто-то играет на фортепиано, а Дина попадает в вены. Хорошо, что она не рисует, мне повезло. Альбумин капает в меня. И пенится.
12.02 Ни капли мимо
Ночью мне снова почти не удается поспать, а под утро мне снится странный сон. Будто я бегаю по всем этажам Костюшко, стучусь в кабинеты и палаты и ищу папу. Врываюсь в кабинет какого-то врача и ору:
–Где мой отец? Куда вы его дели? Он что, умер? Скажите правду!
И мне отвечают:
–Нет, он не умер. Мы его просто перевели, успокойтесь.
И проводят к нему. Я нахожу папу на больничной койке. Он худенький и слабенький, но живой. Очень рад меня видеть, обнимает меня.
Утром думаю о значении этого сна. Прихожу к выводу, что здесь, в Костюшко бродит смерть. И я это почувствовала. И что папа приглядывает за мной.
Между мной и моими родителями более 2000 км, мы живем в разных городах: я в Санкт-Петербурге, они в Геленджике. Точнее, теперь только мама.
Мой папа покинул этот мир чуть менее года назад.
Он тяжело уходил, понемногу.
Сначала у него стали отказывать ноги. И для активного независимого человека, спортсмена, рыбака-подводника это было большим лишением. Он все пытался сходить на море, насмотреться-надышаться им. Шутил про себя, что он тихоход.
И иногда не мог вернуться домой. Ноги подводили его, и он падал, а неравнодушные прохожие, заметив пожилого человека на земле, вызывали ему скорую или подвозили его домой. И он всегда правильно называл адрес и номер телефона. Однажды он пропал почти на двое суток, прямо перед Новым Годом. Как же мы тогда перепугались и переполошились. Я была готова вылететь к маме и прочесывать лес и кручу самостоятельно, ведь у нас не было сомнений, что он ушел именно туда. Попрощаться со своим любимым морем? Мне все мерещилось, как он мерзнет, страдает от неудобного положения и глядит сквозь траву и деревья на геленджикское декабрьское небо. Тогда я в полной мере ощутила всю бездну отчаяния людей, чьи родственники пропадают без вести. С ними даже не попрощаешься. И я все мысленно обращалась к нему: нет, папа, не поступай так с нами, не уходи от нас вот так. И чудо свершилось: он нашелся! С переохлаждением, с истощением, но живой! И даже довольный: от холода у него начались галлюцинации, и по его версии он распивал с зятем армянский коньяк в санатории, а не лежал несколько суток в холодном сыром овраге. И зачем его веселый отпуск прервали и привезли в больницу?
Но это было началом конца. От папы оставалось все меньше: он перестал слышать нас, почти не общался с нами, много спал, все больше нуждался в помощи.
И когда я навещала в отпуск родителей, мне было больно видеть его таким беспомощным, отстраненным. Я спросила его как-то:
–Папа, ты же такой общительный, обычно у тебя рот не закрывается. Почему ты сейчас не говоришь с нами?
