скачать книгу бесплатно
Так, в соседнем с Мамадышем селе Красная Горка проживали крестьяне Щербаковы. В начале XIX века они стали мамадышскими мещанами. Наличие их общих предков с лаишевскими Щербаковыми в настоящее время не установлено. Однако, вполне возможно, что Щербаковы – из одного корня.
В то же время в Лаишеве были достаточно осведомлены о торговых возможностях Мамадыша, как центра скупки хлеба.
От Мамадыша до Макарья
Капитал, который Иван Гурьянов объявил для получения купеческого свидетельства, был заработан на торговле. А в Мамадыш ему пришлось переехать, чтобы быть постоянно в месте сосредоточения покупки зерна, соли и меха.
Торговые связи Мамадыша и Лаишева установились с XVII века, а в XVIII веке продолжили развиваться.
Так, 15 мая 1720: «работные люди Казанского уезду Зюрейские дороги вотчины Свияжского Богородицкого монастыря села Мамадыш крестьяня Федор Ларионов с товарыщии нанялись в Лаишеве того ж села Мамадыш у крестьянина Сидора Тимофеева на груженой романовской лотке насыпным и меховым запасом сплыть до Камского Устья, а от Устья итьти вверх Волгою рекою до Нижняго Новагорода, рядили 18 рублев»[20 - РГАДА ф. 615, оп. 1, д. 3531, л. 47об].
20 июня 1721 года: «з записи работных людей кормщик Свияжского Богородицкого монастыря села Мамадыш крестьянин Родион Ларионов сын Кожевников с товарыщи нанялись в струговую работу в Лаишеве у уржумского посацкого человека Ивана Михайлова сына Назарьева да Уржумского уезду села Петровского у крестьянина Григорья Иванова сына Гордеева плыть из Лаишева на нагруженых их дву каюках с хлебными запасы вниз Камою и Волгою реками до [А] страхани, рядили 29 рублев»[21 - РГАДА ф. 615, оп. 1, д. 3532, л. 175об-176].
Везли товары из Мамадыша и до Макарьевской ярмарки (ярмарка в Нижнем Новгороде, проводившаяся ежегодно каждый июль возле Макарьевского монастыря на левом берегу Волги с середины XVII века по 1816 год):
25 июня 1722 года «работные люди разных городов и уездов кормщик Казанского уезду Зюрейские дороги вотчины Свияжского Богородицкого монастыря села Мамадыш крестьянин Степан Федоров с товарыщи 18 человек нанялись в Казани вязниковца Июды Воробьевского у прикащика ево Кузмы Воробьевского нагрузить струг ево товаром итьти от села Мамадыш вверх Волгою рекою до Макарья, рядили 39 рублев 80 копеек»[22 - РГАДА ф. 615, оп. 1, д. 3533, л. 146об]
Первый в купеческой династии
Обособление торгового сословия в России начинается с конца XVI века, когда правительство Русского царства, нуждаясь для ведения своих торговых дел и для взимания различного рода сборов в служилых людях, не доверяя приказным, обратилось к обязательной службе «лучших» торговых людей, из которых устраивались в Москве особые сотни: гостиная и суконная.
В первой половине XVIII века формировались торговые привилегии купечества. В 1709 году всем торгующим, и занимающимся промыслами, было предписано приписываться к городским посадам. В 1722 году была образована сословная группа «торгующих крестьян». Включение в группу давало возможность для законного проживания в городе и пользования равными с посадским населением торговыми правами. Группа торгующих крестьян просуществовала до Жалованной грамоты городам 1785 года.
До гильдейской реформы 1775 года в официальных документах посадских зачастую считали купечеством. Большая часть таких купцов не торговала, а занималась ремеслом, сельским хозяйством, работала по найму и т. д.
Таможенный устав 1755 года разрешал лицам, не входящим в купечество, торговать только продуктами собственного производства, а другими товарами по специальной описи. В 1760 году Правительствующий Сенат издал указ о «неторговании никому разночинцам, кроме купечества, никакими российскими и иностранными товарами».
С 1775 года по 1785 год гильдейские сборы оставались на низком уровне, и в купечество записывалось большое количество мещан, крестьян, и цеховых.
Жалованная грамота городам 1785 года более чётко определила права и обязанности купечества, как сословия, более привилегированного, чем крестьяне и мещане.
Богатое купечество освобождалось от службы в армии и от подушной подати. Вместо них вводился налог в 1% от капитала, а от службы в армии (рекрутской повинности) купцы откупалась за 360 рублей.
Очень важное условие Грамоты городам от 1785 года – освобождение городской элиты от телесных наказаний. Эту привилегию получили именитые горожане, а также купцы 1-й и 2-й гильдий.
Отдельный пункт Грамоты касался именитых (знатных) горожан. Если человек был именитым горожанином на протяжении 3-х поколений, то он мог подавать прошение о присвоении ему дворянского титула.
Жалованная грамота городам позволяла создавать органы местного самоуправления. Здесь исполнительная власть сосредотачивалась в руках:
– городского головы, который решал большинство местных вопросов и был председателем на заседаниях Шестигласной думы. Избирался на 3 года.
– городского магистрата (суд над горожанами в конце XVIII века назывался магистратом, а над крестьянами – расправой).
– Шестигласной думы, которая решала вопросы финансов, налоговой повинности, благоустройства и так далее.
Купцы 1-й и 2-й гильдии формировали общегородское собрание. Оно в свою очередь выбирало Городского голову, а также состав Городского магистрата.
Шестигласная дума это был выборный орган, в котором были представители всех 6-ти разрядов. Изначально каждый разряд выбирал своих представителей для общей городской думы, затем по 1 представителю от каждого разряда горожан общей думы избирались в Шестигласную думу. Таким образом в работе этого органа принимало участие 7 человек (по одному представителю каждого разряда + Городской голова). Выборы по 1 представителю от каждого разряда для работы Шестигласной думы осуществляло общегородское собрание, то есть фактически богатые купцы.
Всеми проблемами купцов и мещан занимался городовой магистрат. Из 13 городов Казанской губернии только в 7 были учреждены городовые магистраты – в Казани, Свияжске, Цивильске, Чебоксарах, Козьмодемьянске, Ядрине, Царевококшайске. В остальных, по «малоимению купцов и мещан» их не было, а купцы и мещане были приписаны к Казанскому городовому магистрату.
Однако, большие расстояния для местных купцов и мещан были «отяготительны», поэтому 7 июля 1793 года был учрежден Чистопольский городовой магистрат, который решал также дела купцов Мамадыша и Спасска: утверждал «общественные приговора», распоряжался привести к присяге «выборных на должности лиц» и передать им дела. Мамадышский городовой староста предоставлял в магистрат ведомости о количестве купцов и их капиталах, о мещанах. Кроме того, Чистопольский городовой магистрат выдавал мамадышским купцам паспорта на отлучку (на основании доношений мамадышского городового старосты), рассматривал их торговые споры[23 - «Учреждение и первые годы деятельности Чистопольского городового магистрата», Н. А. Кореева https://cyberleninka.ru/article/n/uchrezhdenie-i-pervye-gody-deyatelnosti-chistopolskogo-gorodovogo-magistrata/viewer].
К сожалению, не найдено описание внешности Ивана Гурьянова. А вот так выглядел, согласно поданного реестра на получение паспортов, его коллега и знакомый по купеческому цеху – мамадышский купец 3-й гильдии Степан Васильев Трескин: ростом «2 аршин 3? вершков[24 - Около 1 метра 58 см], волосом черен, усы и борода русыя невелики, лицом смугл, глаза карие, 42 лет»[25 - ГА РТ ф. 27, оп. 62, д. 23, лл. 26—27].
Несмотря на то, что уже в 1793 году Иван Гурьянов вместе с семьей в Лаишеве отсутствовал, в Мамадыше в том же году он не появился, о чем свидетельствуют исповедные ведомости о ходивших на причастие местных жителей. По-видимому, его статус был промежуточный: из Лаишева уехал, а к местному, мамадышскому, обществу причислен ещё не был.
Лишь в 1795 году Иван Гурьянов был записан в мамадышские купцы 3-й гильдии. В ведомости о купцах и мещанах города Мамадыш по этому поводу записали: «к тому в 1795 году поступил записавшийся по Указу Казанского наместнического Правления города Лаишева из пахотных солдат Иван Гурьев сын Щербаков с детьми рожденными после ревизии Семеном и Иваном о выключении его из первобытного состояния из Казенной Палаты Указа в получении нет почему и платить производить единственно с объявленного капитала процентных денег». Щербаковым был объявлен капитал в 1010 рублей, с которого он уплатил годовую плату размером в 1%, то есть в 10 рублей 10 копеек.
За всеми перешедшими из крестьян в купцы оставались платежи по прежнему сословию. С одной души (с человека) полагалось заплатить: семигривенный, оброчные 3 рубля, накладные, а также хлебом (рожью) и крупой. Добился ли магистрат получение Указа из Казенной Палаты в отношении Ивана Гурьянова, неизвестно. Возможно, он так и не оплатил долги за своё прежнее крестьянское состояние.
Состояние купечества не было постоянным. Размер капитала для каждой гильдии периодически правительством Российской империи менялся, причем, в сторону увеличения. Вследствие этого многие выходили из купеческого сословия, переходя в мещанство. Таковых, например, в 1796 году в Мамадыше было 4 семейства: «за необъявлением капитала» – Долговы и Тырышкины, из-за той же причины, но вследствие смерти капиталодержателей Филипушкова и Филипова[26 - ГА РТ ф. 27, оп. 62, д. 86, лл. 2об, 55—56об].
В 1797 году та же ситуация из-за «необъявлением капитала» произошла и с Иваном Гурьяновым Щербаковым, которому вместе со своим семейством пришлось перейти из купечества в мещанство.
Так, 20 июня 1797 года у него, уже мещанина, родилась дочь Акилина[27 - ГА РТ ф. 7, оп. 34, д. 2, л. 269] (умерла в младенчестве). Будучи грамотным, 4 и 27 июля 1797 года в доношениях в Чистопольский городовой магистрат вместо мамадышского городового старосты Ивана Трескина «мещанин Иван Щербаков руку приложил».
Правда, пробыл он в мещанском сословии всего один – 1797 год. Однако, в исповедной ведомости за тот же год[28 - ГА РТ ф. 7, оп. 34, д. 1а, л. 884об] Ивана Гурьянова священники записали как обычно – в купцах. Это несоответствие объясняется тем, что исповедные ведомости составлялись за прошедший год, то есть в 1798 году. Зачем священникам Щербаковых писать в мещанах, когда они опять оказались в купцах? Да и на помощь местному причту всегда готовы прийти – денег Щербаковы для церкви никогда не жалели. А статус им свой нужно поддерживать! После этого, вплоть до 1917 года, Щербаковы оставались в купеческом сословии.
В Мамадыше в 1797 году (за исключением умершей в том же году Акулины) проживали Иван Гурьянов, его жена Васса (Василиса) Михайлова, их дети Семен, 1792 года рождения, Иван, 1793 года рождения, а также девица на выданье, племянница Ивана – семнадцатилетняя Фекла Степанова. Куда смог пристроить последнюю Иван Гурьянов не установлено – больше она нигде в архивных документах по Мамадышу не упоминается.
В то же время в Лаишеве остались родители Ивана Гурьянова, а также семья старшего брата – Андрея. Их судьба выходит за пределы настоящего исследования. По крайней мере, в Казани в середине XIX века появились купцы Щербаковы. Их происхождение также не исследовалось.
Купцы и их дворовые
Начало XIX века. Укрепив свои экономическое состояние, Иван Гурьянов стал приобщать к купеческому труду своих сыновей – Семена и Ивана. Хозяйство расширялось. Росли прибыли, а вслед за ними и влияние Ивана Гурьянова как на местные, так и на губернские власти.
Так, в самом центре Мамадыша, в его нагорной части, рядом с Троицкой церковью, в первом квартале, на земельном участке №1, на самом престижном месте, Иван Гурьянов построил пока ещё деревянный дом. И это был участок, на котором предполагалось построить два важнейших уездных здания.
На плане города, подготовленном губернским архитектором Яковом Шелковниковым (1804—1809 годы) и утверждённом казанским губернатором Борисом Александровичем Мансуровым, место, которое занял Щербаков под свою усадьбу, планировалось отдать под присутственные места и тюремный замок[29 - РГИА ф. 1293, оп. 166, д. 23, л. 1].
А в доме лишь одна хозяйка – Василиса Михайлова: мужчины – постоянно по своим торговым делам в разъездах, а у неё всего две руки. Сыновья наверняка скоро женятся, детишки пойдут. Да и статус свой нужно поддерживать на должном уровне.
Выход был найден – нужна прислуга, причем бесплатная, то есть дворовые. Но как ими завладеть?
Дворовые крестьяне до реформы 1861 года относились к числу помещичьих крепостных крестьян, основным занятием которых являлось обслуживание барского дома и двора. К ним относят домашнюю прислугу, а также мастеров и рабочих, находящихся в усадьбе: горничных, кормилиц, кучеров, лакеев, кухарок, камердинеров и т. [30 - О. И. Черкашина «Определение понятия „дворовые люди“ в правовых актах и мемуарных источниках XIX века» (https://cyberleninka.ru/article/n/opredelenie-ponyatiya-dvorovye-lyudi-v-pravovyh-aktah-i-memuarnyh-istochnikah-xix-v/viewer)]д.
«Дух времени и понятия были таковы, что стыдно было порядочному человеку не иметь своих дворовых» (Из записок сына купца Селивановского).
При вступлении Екатерины II на престол право приобретения заселенных имений и крепостных без земли имели только дворяне. Однако крестьянами, при составлении нового уложения (подготовлено к 1766 году, но не было принято) Екатерины II, хотели владеть купцы, служилые люди из сибирских дворян, донское и сибирское казачье войско, церковники, однодворцы, пахотные солдаты и прочие разночинцы. Пока был крепостной труд, все хотели пользоваться этим трудом. И это были ходатайства всех сословий, кроме дворян, которые и так имели права владеть крестьянами.
Однако по закону крепостными могли владеть только дворяне. Тем не менее все сословия обходили его. Так, духовные лица приобретали крепостных, оформляя их на какого-нибудь помещика и это не мешало им при необходимости продавать их. Помещик, продавая своего крепостного, выдавал на этого человека отпускную, и тот, как бы вольный, поступал в услужение новому хозяину.
Купцы также искусно обходили закон, приобретая крепостных: они как бы, использовали найм крестьян в услужение у помещиков. А прежний владелец должен был только платить подати за проданного человека определенный срок.
Иван Гурьянов тоже нашёл способ владения дворовыми. У мамадышского мелкого чиновника коллежского секретаря[31 - Гражданский чин X класса в Табели о рангах. До 1884 года соответствовал чинам армии штабс-капитана и штабс-ротмистра, флота лейтенанта и казачьих войск подъесаула.] и дворянина Федора Ивановича Овсянникова были крепостные крестьяне: Татьяна Филипова, 1784 года рождения, а также её незаконнорожденные дети – Меркурий Иванов, 1811 года рождения, и Прасковья, 1813 года рождения, кроме них была ещё Аксинья Иванова, 1794 года рождения.
За крестьянина «мужеска полу», то есть Меркурия, Овсянников должен был платить подушную подать, да и остальных дворовых нужно было чем-то кормить. На чиновничье жалование это было трудно сделать.
Когда точно и на каких условиях дворовая Татьяна Филипова с детьми оказалась у Щербаковых не установлено. Скорее всего, это произошло ещё до описываемых ниже событий.
Итак, в феврале 1816 года, при очередной ревизии проводившие её чиновники заинтересовались: почему купец, не имеющий права на дворовых, ими владеет.
Чтобы придать своим действиям законный вид, Иван Гурьянов написал обязательство, в котором указал, что Меркурий Иванов, дворовый человек Овсянникова, всего лишь приписан к дому, в котором живет Щербаков. При этом все государственные повинности последний обязуется за него платить. И это будет продолжаться до тех пор, пока свой дом Щербаков не продаст кому-либо[32 - ГА РТ ф.3, оп. 2, д. 5, л. 127].
Ревизоры были удовлетворены. Записали, что у дворянина Овсянникова дворовые все на месте, щербаковское обязательство подшили к материалам ревизии.
Так, постоянно нуждающийся в средствах и живущий на небольшое жалование чиновник, оставаясь собственником крепостных, нетривиально решил свои финансовые проблемы. Купцы Щербаковы же получили фактически не только бесплатную рабочую силу, но и повысили свой престиж в глазах местных обывателей.
Следует отметить, что не всякий мамадышский купец мог себе позволить иметь дворовых. Кроме Щербаковых, таковые были у бургомистра Якова Васильева Чаблина, у которого были две дворовых девицы.
Ещё три года дворовые не фигурировали в исповедных ведомостях как реально принадлежащие купцам Щербаковым. И только в 1819 году священники мамадышской Троицкой церкви указали их фактическое состояние[33 - ГА РТ ф. 7, оп. 56, д. 6, л. 1148].
Что сталось в последующем с Татьяной Филиповой и её детьми, неизвестно, но во второй половине 1820 года они были заменены на других дворовых – вдову Акулину Тимофееву с детьми Дарьей и Ксеньей. Кроме них среди щербаковских дворовых оказались девицы Февронья Макарова, 17, и Прасковья Александрова, 15 лет[34 - ГА РТ ф. 7, оп. 59, д. 4, л. 1110].
Повторно замуж Акулину Тимофееву не отдавали. Однако, это не было препятствием рождения у неё новых детей, которые, правда, не доживали и до одного года. Так, 5 января 1821 года она родила «беззаконно» сына Маркиана[35 - ГА РТ ф. 7, оп. 58, д. 29, л. 34об], 27 мая 1822 года – сына Никиту[36 - ГА РТ ф. 7, оп. 59, д. 2а, л. 962].
С 1823 года в исповедных ведомостях священники стали писать вместо «дворовые люди» более нейтрально – «находящиеся у них во услужении»[37 - ГА РТ ф. 7, оп. 60, д. 5, л. 2об].
1831 год стал последним годом, когда упоминаются «находящиеся в услужении» у Щербаковых. Ими были та же вдова Акулина Тимофеева с дочерями Ксенией и Прасковьей Александровыми[38 - ГА РТ ф. 7, оп. 68, д. 1, л. 1290]. Какова была их дальнейшая судьба – не установлено.
Щербаковы после того, как закончился их «дворовый период», конечно же, без прислуги не остались, благо средства для её найма всегда были вплоть до 1918 года. Однако, кто и кем были эти люди, где жили, как к ним относились наниматели, почти неизвестно. В последующем, когда на месте деревянного был построен двухэтажный каменный дом, рядом с ним для проживания прислуги поставили одноэтажный каменный же флигель. На его месте сейчас находится здание гостиницы «Вятка».
Семья Ивана Гурьянова
Как говорилось выше, семья у Ивана Гурьянова была небольшой: жена, двое сыновей и не прожившая года дочь Акулина.
В октябре 1818 года первым женился младший сын – Иван Иванов. О его семье будет рассказано отдельно.
В 1819 году женился старший сын – Семён Иванов. Его супругой стала 25-летняя Екатерина Иванова. Установить, из чьей она семьи и откуда родом, не удалось: в семье Щербаковых установилась традиция – венчание молодых обычно происходило в церкви, к приходу которой до замужества была причислена будущая супруга.
7 февраля 1820 года у Семёна Иванова родился сын Василий[39 - ГА РТ ф. 7, оп. 57, д. 20, л. 2об], который не прожил и года. В то время любая болезнь у детей такого возраста называлась «младенская», от неё и умирали.
Ненадолго пережил сына и сам Семён. Сожгла горячка. Исповедовавшись и приняв Святое Причастие, 23 марта 1822 года он оставил бренный мир[40 - ГА РТ ф. 7, оп. 59, д. 2а, л. 988об]. Его неутешная супруга Екатерина Иванова, став вдовой в 28 лет, так и осталась жить в Мамадыше, у Щербаковых. Повторно замуж не вышла…
23 октября 1823 года от чахотки, успев исповедаться и причаститься, скончался и первый представитель купеческой династии – Иван Гурьянов[41 - ГА РТ ф. 7, оп. 60, д.2, л. 1011об].
После смерти мужа Василиса (Васса) Михайловна занималась домашним хозяйством, воспитывала внуков. Каких-либо сведений о том, что она участвовала в торговых делах мужа и детей, не имеется. Скончалась в Мамадыше 26 ноября 1844 года «от старости»[42 - ГА РТ ф. 7, оп. 81, д. 112, л. 83об].
На старом городском кладбище сохранился восстановленный сотрудниками Мамадышского спиртзавода в 2021 году памятник[43 - https://mamadysh-rt.ru/news/obshchestvo/rabotniki-mamadyshskogo-spirtzavoda-otdali-dan-pamyati-shcherbakovym], на котором с трудом можно разобрать: «Васса Миха… Щербакова».
Иван Иванов
Купец Иван Гурьянов Щербаков и его сыновья во время своей торговой деятельности приобрели большие связи, в том числе среди чистопольских купцов. Среди них был найден тесть для младшего его сына – Ивана.
18 октября 1818 года в Спасском соборе города Чистополя состоялось венчание сына купца 3-й гильдии Ивана Гурьянова отрока 24-летнего Ивана Иванова с отроковицей местного купца Тимофея Матвеева Мешкичева дочерью Прасковьей Тимофеевой, 18 лет.
Поручителями со стороны жениха были: чистопольские мещане Герасим Николаев Шишков, Дмитрий Петров, Яким Морозов и купецкий сын Лев Яковлев Гордеев. Со стороны невесты – отец, мать Евдокия Антонова и дядя Леонтий Матвеев[44 - ГА РТ ф. 7, оп. 3, д. 31об].
Мешкичевы – выходцы из крестьян деревни Рогозино Мамадышского уезда Казанской губернии, вследствие чего после перевода в Чистополь первоначально носили фамилию-прозвище Рагозинские[45 - Долгов Е. Б. Н. Я. Агафонов о городе Чистополе: из материалов рукописного фонда выдающегося краеведа // Гасырлар авазы – Эхо веков. – 2018. – №3. – С. 138—149]. Первый представитель рода Мешкичевых в Чистополе, дед Прасковьи Тимофеевой – Матвей Иванов, по-видимому, уехал из Рогозино после секуляризации Екатериной II в 1764 году церковных земельных владений и перехода из категории монастырских крестьян в экономические (государственные). Сама деревня Рогозино была основана крестьянами села Омары того же Мамадышского уезда и до 1764 года входила в состав архиерейской (митрополита Казанского и Свияжского) вотчины[46 - Историко-статистическое описание церквей и приходов Казанской епархии. Вып. 6: г. Мамадыш и Мамадышский уезд. – Казань, 1904, стр. 195].
Купцы Мешкичевы занимались торговлей зерном в городе Рыбинске. К тому же подвизались и Щербаковы:
Так, в 1820 году на двух собственных шитиках (плоскодонных речных судах) чистопольский купец Матвей Мешкичев в сопровождении 64 работников перевез из Чистополя в Рыбинск 555 кулей ржаной муки и 2 200 четвертей овса на общую сумму 21 465 рублей. Тогда же крупную партию товара (2 525 кулей ржаной муки, 200 четвертей овса и 600 пудов шадрика (неочищенный поташ) на сумму 16 700 рублей привез в Рыбинск мамадышский купеческий сын Семен Щербаков. Для перевозки им было нанято 82 работника[47 - ГА РТ ф. 84, оп. 1, д. 1, лл. 9, 28].
В 1849 году самые крупные партии ржаной муки единовременно доставили чистопольский купец Леонтий Мешкичев (11 600 кулей) и его племянница – мамадышская купчиха Прасковья Щербакова (13 807 кулей)[48 - Н. А. Кореева Торговля купечества Казанской губернии на пристанях Рыбинска в первой половине XIX в., http://istkurier.ru/data/2023/TKTDR-35-2023/TKTDR-35-2023-10.pdf].
У Ивана Иванова и Прасковьи Тимофеевой известны 4 детей.
17 сентября 1819 года родился первый – сын Михаил. Его восприемником при крещении, которое проводилось в мамадышской Троицкой церкви, был дядя – Семён Иванов[49 - ГА РТ ф. 7, оп. 56, д. 5а, л.931об].
Вторым, 24 июля 1821 года, родился самый выдающийся представитель купеческой династии Щербаковых – Никанор[50 - ГА РТ ф. 7, оп. 58, д. 2а, л. 45].
12 августа 1822 года родилась дочь Евдокия, названная в честь своей восприемницы при крещении и бабушки – Евдокии Антоновой Мешкичевой[51 - ГА РТ ф. 7, оп. 59, д. 2а, л. 965об].
Загадочна, по крайней мере для нас, оказалась судьба Евдокии. Так, ежегодно (в июне-июле) священники составляли ведомости о бывших и отсутствовавших на исповеди прихожанах за прошедший год. Указывались даже только что родившиеся дети. Щербаковы были одной из значимых семей города, проживали в самом его центре, около Троицкой церкви, их жизненные перипетии постоянно и с удовольствием обсуждались во всех домах Мамадыша. Однако, Евдокия стала указываться в исповедных ведомостях только в 1826 году, то есть спустя 4 года после своего рождения. В последний раз упоминалась в них в 1839 году, с 1840 года из ведомостей исчезла, при этом в предшествующие и последующие годы каких-либо сведений о ней в метрических книгах отсутствуют. В 1840 году ей должно было быть 18 лет…
22 ноября 1825 года родился последний ребенок – Екатерина. Её восприемницей при крещении стала вторая бабушка – Васса Михайлова[52 - ГА РТ ф. 7, оп. 62, д. 2а, л. 984об]. Екатерина в последующем вышла замуж за купца Синцова, скорее всего, происходившего из купеческого рода города Орлов Вятской губернии. Уже будучи вдовой, к 1883 году вернулась в Мамадыш[53 - ГА РТ ф. 4, оп. 115, д. 10, л. 8], проживая у своих племянников – сыновей брата Никанора.
Тем временем Иван Иванов Щербаков продолжал расширять свою купеческую деятельность как в финансовом плане, так и территориально. К 1824 году перевелся в купцы 2-й гильдии[54 - ГА РТ ф. 25, оп. 1, д. 2, л. 197об]. Им в Мамадыше были построены прядильный и кирпичный заводы[55 - ГА РТ ф. 25, оп. 1, д. 13, лл. 558—558об].
Стоить отметить, что распространенная в различных СМИ информация о строительстве в 1835 году Иваном Ивановым винокуренного завода, в ходе проведенного исследования никакими архивными сведениями не подтвердилась.
Кроме продажи хлеба, производства на двух заводах, Иван Щербаков давал в долг. Однако, всякое предпринимательство сопряжено со сложностями.
Так, в 1824 году по поручению уездного судьи Иван Иванов был командирован в Казань депутатом во «временный комитет» (его название и функции установить не удалось). В Мамадыше остались мать, по понятиям того времени уже старая, жена с малолетними сыновьями, да вдова брата Семёна. Все они были иждивенцами, на его содержании. В это время срок паспорта, обязательного документа для выезда за пределы родного уезда, у него истекал. 13 мая 1825 года Иван Иванов обратился с прошением в Мамадышскую городовую ратушу: «по одиночеству его нужно ему получить пашпорт», так как в Казани «задерживается он безвинно отчего в значительной своей торговле получить убытки». Бургомистр Таганов и ратманы Филатов с Боярским приказали: «уважить правильные причины в прошении Щербаковым описанные», паспорт выдать как только он появится в родном городе[56 - ГА РТ ф. 25, оп. 1, д. 2, л. 197об].
Торговля требовала у купца постоянного личного участия в ней. Время же, потраченное Иваном Ивановым в заседаниях «временного комитета» в Казани, денег не приносило. Пришлось рисковать, причём, возможно, нарушая закон.
Так, 15 августа 1825 года в Мамадышскую городовую ратушу пришло требование из Елабужского городового магистрата взыскать с Ивана Щербакова штраф в размере 100 рублей «за противозаконную торговлю». Бургомистр с ратманами рассудили просто: если Щербаков не будет отрицать своей вины, то деньги с него взыщут и направят в Елабужский магистрат[57 - ГА РТ ф. 25, оп. 1, д. 2, л.313]. Ну, а если – нет? На нет – и суда нет!
Увеличившееся влияние Ивана Щербакова на мамадышских купцов и мещан позволило ему стать в 1828 году бургомистром, в качестве которого он прослужил по март 1830 года[58 - ГА РТ ф. 25, оп. 1, д. 3, л. 1].
Бургомистр – от немецкого Burgmeister, что буквально означает «начальник города». В России бургомистр до 60-х годов XIX века – глава городского управления. Такое должностное лицо определялось по результату выборов городских обществ. Бургомистр председательствовал в ратушах и магистратах.
Заступившему вместо него бургомистром купцу Петру Таганову не повезло: через четыре месяца, 8 августа 1830 года, ему пришлось в буквальном смысле разгребать гору проблем – в Мамадыше случился пожар. Сгорели почти все дома в городе, кроме каменных. Огонь уничтожил 6 купеческих домов, в том числе и Ивана Щербакова, 27 мещанских[59 - Там же, лл. 376—376об].
Однако, Иван не отчаялся. Пожар лишь стал стимулом для улучшения своего состояния: в октябре того же года он приобрёл дворовое место у мещанина Семена Пестерева. В августе 1831 года купил у наследников разорившегося купца Ивана Степанова Нефедова обгоревший двухэтажный дом и усадьбу в центре города. Нефедовым пришлось пойти на это вынужденно: они перешли из купцов в мещане из-за того, что сын Ивана Нефедова – Федор растратил весь отцовский капитал. За это, а также за неповиновение своему отцу растратчика сослали в Сибирь[60 - ГА РТ ф. 25, оп. 1, д. 4, л. 345—345об], а дом и усадьба в результате оказалась в руках Ивана Щербакова.
Этот дом был затем перестроен и отремонтирован, после чего передан во владение старшему сыну Михаилу, о чем будет рассказано в последующем. А на месте своего сгоревшего дома Иваном Щербаковым был построен большой каменный дом, который по-прежнему стоит в центре старой части Мамадыша.
Приходилось помогать и местным властям.
Так, в сентябре 1830 года холера стала угрожать жизни и здоровью жителей уезда. При проведении профилактических мер по её недопущению в город решили устроить карантин, куда стали доставлять всех приехавших. Карантин был устроен в находившемся на въезде в город прядильном заводе Ивана Щербакова. В середине сентября туда попал, несмотря на сопротивление и утверждения о своем здоровом состоянии, приехавший из Казани щербаковский приказчик Степан Лощилов. Его вызволил вечером того же дня хозяин, получивший соответствующее разрешение от уездного исправника Шулинского[61 - ГА РТ ф. 25, оп. 1, д. 3, л. 356—356об].
Несмотря на это, сложности во взаимоотношениях с городовой ратушей всё-таки возникали. Так, 3 сентября 1835 года Иван Иванов прибыл в присутствие и заявил бургомистру с ратманами, что деревянный дом, который он сдавал ратуше для размещения в нём городничего правления, продал мещанину Акулову. Поэтому просил освободить помещения, а также выплатить долги – 210 рублей за последний год. Присутствие тут же подыскало новый дом для городничего правления стоимостью 200 рублей в год, а также распорядилось расплатиться с Щербаковым[62 - ГА РТ ф. 25, оп. 1, д. 8, л. 379об].
Основными же двигателями торговли всегда являются такие понятия, как ссуды, кредиты, долги. Содержание последних напрямую связано со старой русской пословицей: «Даёшь руками, забираешь ногами». Немало таких фактов связано и с Иваном Ивановым.
