скачать книгу бесплатно
Ветербург. Каждое дерево качается отдельно
Евгений Александрович Попов
Пластичная проза петербуржца Евгения Попова читается легко. Его герои современны, ироничны, некоторая абсурдность их поступков происходит не столько из противоречий жизни, сколько из взаимодействия с её контекстом и парадоксами, но писатель находит точные слова и запечатлевает неповторимость нашего времени, создавая мир несколько гротесковый, но наполненный откровениями, тёплым дыханием и улыбками героев.
Текст публикуется в авторской редакции.
Евгений Попов
Ветербург. Каждое дерево качается отдельно
От автора
Написал я роман. Написал, а потом он мне разонравился. Но сжигать я его, конечно, не стал, а просто взял распечатанную рукопись, разорвал листы, открыл окно и выбросил этот мусор на улицу. Было красиво. Есть у меня такая хулиганская привычка, пунктик такой – бросать книги и бумаги в окно и любоваться их полётом. Соседи не жалуются. Смеются. Жалуются они только, когда я копчу на лоджии рыбу. Копчу на ольховых опилках. Им же кажется, что дом горит. Начинают бегать по этажам и спрашивать друг друга: «Это не у вас?» Когда узнают про рыбу, страшно злятся и завидуют и обещают сообщить куда надо. Но сообщают не сразу, а постепенно, через месяц-другой. Чтобы помучился ожиданием сюрприза.
Значит, выбросил я казнённый роман на улицу и успокоился. Сижу. Потом что-то кольнуло в бок, и я раскаялся. Пошёл мусор убирать. Собираю его, а ко мне присоединяются соседи. Им и мне смешно. Они радуются, что я не сжёг роман, и что не надо им бегать по лестницам, а я радуюсь внезапно возникшему субботнику. «Ты как Гоголь», – шутит сосед Серёжа. «Рукописи не горят» – поддакивает его жена Татьяна. Издеваются по-тихому.
«Это мои птицы-голуби, – отвечаю, – пора им домой. Налетались», – отвечаю. Пусть продолжают думать, что я вроде сумасшедшего. Меньше приставать будут.
Принёс эти останки домой. Положит на стол. Любуюсь.
А перед перфомансом этим я все следы романа в компе стёр. Чтоб не искушали. Короче, поступил необдуманно, легкомысленно, спонтанно.
Долго сидел перед лепестками этими. Замучился. Нанюхался. Тошно стало. Хватит, думаю. Пусть будет что будет. Пора начинать преодолевать трудности.
Кое-как составил в относительно стройную картину нашего бытия. Оглядел. Почитал.
Решил, что получилось раздробленно, но интересно. Правда, кое-где вставились какие-то чужие бумажки. Видно, это Татьяна с Серёгой перестарались, насобирали. Тем занимательней будет роман читать.
Посылаю вам из Петербурга мощный сигнал собственного изобретения, приправленный соусом свободного полёта: Читайте!
Местопребывание
Лишь наличие односторонне пышной и благоухающей розы ветров может вызывать такие чудесные обострения. Только стихия ветра может повышать водяное давление, способное толкать на планомерно-стихийные бунты, мятежи, революции. Только тайные знаки улиц и архитектурных фокусов возбуждают в головах тайных канцелярий желание избавить жителей этого города от свободного пространства в головах, где гуляют ветры. Пульс этого города можно проверять по водяному ординару. Здесь тянет к воде. Здесь спасаются от воды, перебегая по сиятельным страницам классиков.
Да и моя легкомысленная книга могла возникнуть только после хорошего проветривания и промывания головы.
Но я не одинок.
Здесь девушка может долго смотреть в тёмное окно дома на набережной, а потом сигануть в него с криками: «Я – президент!»
Здесь мэр города умеет бегать впереди паровоза, а главный законодатель кричать публично, что в городских колодцах затаилось быдло.
Эта плоская ширь привлекает все стороны света и толкает на поступки отчаянные, вплоть до перевода на несколько часов стрелок на Камчатке, после чего там даже Золушке запрещается терять свою туфельку.
Здесь пекут принцев и ромовых баб разных уровней, а потом поедают их на второй завтрак или полдник.
Говорят, здесь неподалёку проходит разлом и вообще должна быть тундра и вечная мерзлота. Если бы не Гольфстрим! Он крутит циклоны, сбрасывает избытки воды, а потом протирает небо влажной тряпкой, и оттуда свешиваются замёрзшие дожди, которые никто не замечает. Потому что все смотрят в чёрные квадраты, надеясь увидеть в них собственное отражение. Но эти циклоны так и согнали бы этот город далеко на восток, если бы не мозги жителей, преодолевающие ураганное давление и имеющие сильный наклон на запад. Поэтому все занимаются своими делами и благополучно остаются на своих местах.
Теперь о названии.
Ветербург. Ветер – пронзительность, – бург – подземные толчки в болоте. Тёмная зима. Белое лето. Окантованная высокой дорогой, поддерживаемая бабочкой Ветербургской области – смотрите карту! – эта конструкция, кажется, держится на честном слове, напоминающем сквозняк.
Этот водяной тракт всегда будет дорогой и пространством свободного слова и местом, где громко квакают и красиво поют.
Сквозная история
Треугольник интеллектуальный
– Дайте мне полкило демократии, триста граммов избирательного права и кило либерализма, в обмен на три кг социализма и два кг льгот.
А на гарнир, пожалуйста, сто граммов измены. А вот глупости… Нет, глупости не надо. Глупость сама влезет. Или следом придёт.
Женщина застыла в немом изумлении. Стоявший рядом мужчина средних лет, коротко взглянув на говорившего, сказал, после паузы:
– Что вы наделали… Спящая красавица на рабочем месте разорит хозяина и вылетит с работы.
Спящая красавица очнулась, закрыла рот, а потом неожиданно рассмеялась. Тут же нашлась:
– Не стройте мне куры. А вы не пугайте меня! – и, поправив причёску, строго добавила: У меня рабочий день.
– А у Вас словарь интересный. Вы из филологов?
– Я из простолюдинок, вышедших в филологи. Герценовский.
– А я подумал – из математиков. Вы так ловко ведёте светский разговор, при этом чётко всё пробиваете и со сдачей не ошибаетесь.
– Что делать. Опыт уже имею немалый.
– Тогда Вам прямой путь на сцену.
– А, может, в школу вернётесь? Вот моя визитная карточка. В нашей школе литературная вакансия.
– О! Да мы тут с Вами боремся за сердце прекрасной дамы.
– Типа «По вечерам, над ресторанами…»?
– Ой, мальчики, не надо. Тут классик явно переусердствовал. Повторите и вслушайтесь в звукопись.
Мужчины смотрят друг на друга, повторяя в уме цитату. Потом дружно смеются.
– В школу. Конечно в школу. Дети в Вас будут души не чаять. Вы такая находчивая!
– Возражаю! В театр. Нет, конечно, сначала в студию.
– Смеётесь, что ли? В студию. Я Доронина, что ли, из фильма «Старшая сестра»?
– Мы оба сражены и убиты Вами наповал.
– Выбор за Вами.
– Решайтесь!
– В таких случаях девушки говорят: я должна подумать…
Путём героя
Я вошёл в издательство и стал вести себя, как шпион. Сначала я прошёл и поговорил с кем надо. Потом стал блуждать по коридорам, забыв, где вход и вышел в другую дверь, во двор. Потом вернулся и направился по лабиринтам коридора, заглядывая в кабинеты и тупички, зашёл в туалетную комнату, потом ещё раз покружил по лабиринту. В голове внезапно возникла фраза: «Оставь подслушивающее устройство». Этой фигни у меня не было, но вдруг возникло желание заиметь. «Зачем это?», – подумалось и вышлось на свободу.
Шёл сильный дождь, и окно автобуса стало водно-шероховатым и похожим на рыбную чешую. Интересно, что эта водная чешуя была такая крупная, никогда такой не видел. По Неве плыла кроссовка – серебристый прогулочный катер, напоминавший броненосец. Вдали склонялись портовые краны. Город показался родным, как никогда. Как будто это я бросил якоря у Адмиралтейства. Надолго ли – никто не знает, в курсе разве что ангел на Александровской колонне.
Рядом, в саду раскинут ярко-оранжевый коврик прямоугольной клумбы, дальше – задумчивый Сталин-Пржевальский. И фонтан.
– Зачем в дождь фонтан не выключают? – подумалось. А дальше стало думаться о Зимнем дворце. Стало интересно: когда вернётся монархия, царь опять заберёт дворец, этот и Аничков, или не заберёт и поедет жить в Москву? Ограничится лишь Константиновским, а остальные музеи оставит народу и детям?
Мой герой вышел у Гостиного двора. Я следил за ним давно, но ему было на это наплевать. Потому что он теперь считал себя князем, на худой конец, дворянином или волшебником, внезапно открывшим в себе дар безболезненного перевоплощения и телепортации.
– Видимо, это результат поспешных попыток воцерковления, – опять подумалось.
Герой обернулся и показал мне кулак. И был прав, ведь не о княжеском титуле он говорил мне, а о графском. Но я занимаюсь художественным вымыслом. Текст же требует правды текста. Оказывается, она безальтернативна. Ох, эти либералы! Даже в самое сокровенное влезли. Застучали сверху, засверлили! Мало того, что интернет сожрали, они ещё художественным творчеством рулить хотят. Недаром писатель Носов фигурными скобками от них прикрывается, складывает внутри них заветное, открывает его только после вручения премий, зная, что регалии создают хоть минимальную, но защиту.
А мой герой хоть и задирает нос, но воли ему не хватает. Видимо, сказывается жизнь в пригороде. Он жил там до двадцати пяти лет. Я пытаюсь создать его парадную статую, а он не хочет стоять и всё падает. Он начинает напоминать мне фигуры Геракла, стоявшие под крышей здания местной почты. Почта была построена до Октябрьской революции, потому на ней Гераклы и оказались. Они подпирали почтовую крышу и не были похожи на почтовых голубей, готовых взлететь по первому свисту. Но, похоже, что Гераклам там было высоковато, поэтому, опёршись на палицы, они задумчиво смотрели на землю. Встать на землю им помог случившийся пожар. Пожар потушили, но Гераклы закоптились и вскоре исчезли или куда-то ушли. Да и подпирать им стало нечего – крыша стала плоской. Они теперь одну дачу охраняют и любуются подстриженным лужком.
Так вот, мой герой не хочет стоять на пьедестале. Он всё время заваливается набок и всячески уклоняется от своих прямых обязанностей. Я обещаю ему славу Довлатова, а он лишь криво усмехается и, опять заваливаясь, кричит, что не хочет русскоязычной славы, что и памятников ему не надо и посылает меня сквозь магический кристалл русской речи в даль свободного романа.
Сегодня мы решили с ним поселиться где-то поблизости от дачного участка с почтовыми Гераклами и понаблюдать за размеренно кипящей жизнью посёлка городского типа, хотя нам пока и не известен тип, владеющий посёлком. Возможно, что в процессе повествования им окажется тот самый владелец дачного участка, нанявший Гераклов в охрану.
Так получилось, что дача стоит на улице Зелёной. Вид из этого солидного двухэтажного дома прекрасный: взгляд сразу устремляется через дорогу, пролетает над соседним домом, скользит по широкому полю и упирается в буйную рощицу с церковкой, охраняющих покой предыдущих поколений, населявших посёлок. Видно, что задумчивые Гераклы оказались здесь на месте. Да и речушка вьющаяся тут и олицетворяющая собой течение времени, как и само время иногда тишайшая, а иногда, в годы природных смут, становящаяся буйной, подчёркивает волнистой линией второстепенность прошедшего. А если смотреть со стороны поля – второстепенность настоящего.
Чтобы закончить виртуальный пейзаж, добавлю, что на месте этой дачи раньше стояла большая деревянная школа, называвшаяся средней, а наш герой (вы читаете – значит он Наш) до поры до времени учился в ней и на уроках физкультуры бегал зимой по лыжне, проложенной полем, которая иногда захватывала в свою петлю и кладбищенское пространство.
Самоходные ветры разгонялись на поле и встречали лыжников корявым морозцем, но что все эти корявости и холода юным спортсменам! Ведь спортивная составляющая на уроках физкультуры в этой школе была высока. Дело доходило до того, что лыжник одного класса, услышав, что соперник из параллельного класса пробежал 3 километра с рекордом школы, после уроков, договорившись с физкультурником Николаем Савичём, бежал эту дистанцию и побивал рекорд соперника.
Самое же постыдное было пробежать дистанцию хуже девчонки. А девчонки в классе героя были крепкие и азартные, обогнать их было непросто. Приходилось упираться, ложиться костьми, чтобы выиграть. Это трудно было сделать, ведь мальчишки шести-семиклассники ещё мелковаты. Но зато здесь начинал вырабатываться мужской характер. Получить тройку и даже двойку было гораздо хуже, чем проиграть на дистанции девчонке. Девчонки почти всегда учатся лучше. И это нормально. Но бегать и прыгать хуже девчонок позорно. А после того как ляжешь костьми какое учение, какая математика и английский!
И ещё о речке. Здесь, у моста давался старт лыжных гонок. Здесь же был и финиш. С этого моста весной спрыгнул на льдину, кажется Серёга, приятель нашего героя, но промахнулся и ушёл под лёд. Герой долго не верил этому и всё надеялся встретить друга на улице или на перемене. А потом даже имя его позабылось.
Ещё у моста улицы Школьная и Зелёная встречались с Кладбищенской. Куда вела главная дорога всем ясно.
Во всей этой диалектике торжествовало пространство. Окна школы смотрели в высокое небо, на поле с рощей, на дорогу, по которой время от времени проходили печальные процессии, с оркестром и без, и множество детских взглядов блуждало здесь, вырабатывая неодолимое желание куда-то уехать и забыть этот кроткий пейзаж.
Борька… В приступе ревности он выстрелил ей в лицо, зло выкрикнув: «Заслужила!»
Генка, узнавший об этом от бывшего одноклассника, вспомнил ту некрасивую девочку, некрасивую с красивой не по возрасту фигурой. Он видел их вместе на речке, где они в довольно большой компании местных ребят располагались, расстелив одеяла. Он к ним не подходил. После случая в классе. Борька сидел впереди. Они иногда перешёптывались на уроках, немного, но в меру хулиганили, а после уроков почти всю дорогу шли вместе в группе четырех. Шли обычно очень быстро, соревнуясь в быстроте ходьбы, да так, что иногда по сторонам летели камни из-под ног. Встречные люди уступали дорогу, а старший брат с удивлением рассказывал дома, как его обогнал табун лошадей, из-под копыт которых летели искры.
Однажды перед математикой класс возбудился, все стали слегка сумасшедшими. Генка тоже стал размахивать руками, имитируя удары боксёра, но так, что даже не касался своих соседей. Вдруг он услышал Борькино «Ах так!» и почувствовал удар по зубам. Оказывается, в Борьке сработал какой-то взрыватель и он ударил Генку всерьёз.
Вошла учительница. Генка затих удивлённый. Видевшие инцидент девчонки оглядывались на Героя с любопытством и сочувствием. Шушукались.
С тех пор он стал как-то обходить Борьку. Не потому что боялся, а потому что ему была непонятна Борькина ярость, как будто Борька вошёл в класс из какой-то чужой взрослой жизни и отомстил ему за что-то.
Наверно Борька вошёл тогда в класс из будущей жизни и отомстил ему за долг ценой в один обед. Борька заплатил за обед на экскурсии в Петродворце. Они ездили туда с классным руководителем уже по окончании 8 класса. Это была прощальная поездка. А Генке родители не дали денег. А Борька заплатил за обед. А Генка так и не отдал долг Борьке. Потому что поступил в колледж и больше с ним не встречался. Видел только издали, но так и не подошёл. Знал, что надо отдать деньги. Но не хотелось подходить.
Так и осталось на его совести пятнышко.
В речке не было рыбы. Почему?
Почему у многих ребят из их класса так жизнь сложилась неудачно? Костя сидел в тюрьме, Петя умер раньше всех, потом Таня, потом Виталик спился, Эдик сошёл с ума… Всего 11 человек – горестное число. А возможно, ещё большее, ведь некоторые уехали потом в другие города.
И тут он понял, что их класс находился не только рядом с директорским кабинетом, но и был ближе других классов к кладбищу. Это поле не отпускало бегавших по нему на лыжах и игравших на нём в футбол. Это была петля лыжни.
Генка ушёл отсюда раньше. Он поступил в колледж. А ребята доучились здесь. И даже то, что последний год они перешли в новую школу, построенную с другой стороны посёлка, не помогло. Они стали отражением этого пейзажа, в центре которого был погост.
Жуткие отступления и выводы необходимо приправить соусом. Сделать оргвыводы.
Боже мой. Боже мой!
Он глядел на грудь молодой женщины. А там вышитые птицы. Они шевелились при каждом движении и как будто клевали соски, чётко прорисовывавшиеся сквозь натянутую футболку.
Ничего не поделать с глазами. Это не должно быть плохо. Конечно, спровоцировать на грех оно может. Но ведь эстетический момент каков! Музыкальный каприз, да и только…
И страстным полётом стрижей любуешься, но там другое. Другое, но намекающее на человеческую страсть. Хотя, например, и вид сталкивающихся галактик – это страшная страсть. Но тогда надо говорить отдельно и подробно о страсти птиц и галактик. Несопоставимо, но всё равно сопоставляется.
Сумбур в голове, вместо музыки.
Я пишу роман, а мой герой опять капризничает. Отвлекается на всякую физиологию, но деваться ему некуда.
Треугольник 2.0
Во дворе дома нашего героя тоже есть треугольник. Три места, где коммунальные работники постоянно роют ямы. Тёмная история. Кто-то говорит: смешная. Верующий бы сказал: Это Бог наказывает ЖКХ. Мол, рытьё ям в одних и тех же местах – испытание. А я думаю, что в таких треугольниках живёт пятая колонна. Открываешь кран – течёт холодная вода. Закрываешь. Открываешь снова – уже горячая. Закрываешь. Открываешь в третий раз – кран шипит и кашляет. В четвёртый – течёт коричневая. Кто виноват? – Чернышевский. Это он научил их своей инструкцией «Что делать?» Рыть яму в треугольнике раз в два месяца? Одна яма в два месяца. Три ямы в полгода. На одну яму у работников ЖКХ уходит в среднем три дня. Значит, в течение полугода воды в доме нет девять дней, а за год – 18 дней. Это если не считать больших прорывов воды на трассе и трехнедельных отключений горячей воды летом на профилактику. Вот где пятая колонна зарыта…
Об этикете
– Девочки, вам не стыдно находиться со мной в одной комнате?
– … Не-ет…
– А мне стыдно.
– Почему?
– Потому что когда я подхожу, вы закрываете смартфоны рукой. Вам не стыдно это делать, а мне стыдно за вас.
– Почему?!
– Выходит, что вы смотрите что-то неприличное, но не хотите, чтобы я это знала. Поэтому мне стыдно за то, что я вас так воспитала.
Кого куда
Происходит маркировка людей. У каждого должна быть своя группа. Маркировка – удобная штука. Сразу становится ясно, кого и куда можно впускать.
