скачать книгу бесплатно
Самсоны и Голиафы
Евгений Август
Молодой музыкант Тим, чтобы найти себя, возвращается в город детства в родную общину, в которой некогда воспитывался. Но все идёт не по его сценарию.
Евгений Август
Самсоны и Голиафы
Пролог
«Бугай навёл на меня ствол и криво улыбнулся тупой своей рожей. Ну, вот и все, сейчас я отыграю свой последний аккорд. Надеюсь, моя песенка была не так уж плоха…»
Глава 1
«Но одного свидетеля недостаточно,
чтобы осудить на смерть»
Кн. Числа, 35:30
Трепетного ощущения, что я возвращаюсь домой, не было. Скорее, командировка. Странно, садясь на скорый «Москва – Южногорск», я надеялся на куда более теплые чувства при въезде в город детства. Вокзал остался тем же унылым сооружением поносного цвета с не то желтыми, не то серыми крапинками, грязные подтеки рисовали огромные нелепые полукруги между окон, в которых отражалось ослепительное южное солнце. Правда, окна, надо отдать должное, были ярко белого цвета. Новые, надо полагать. Стеклопакет, изволите ли видеть.
М-да, первые серьезные изменения в лике родного города с момента наступления нового века. Один ноль в пользу прогресса. Ну что же, начало многообещающее. Прокуренный тамбур (видимо, здесь на административные правонарушения внимания по-прежнему не обращают). Я первый в очереди на выгрузку. Куда там, пришлось пропустить женщину с орущим на нее ребенком, – она-де ему попить не дает. Ну да, как не попить в столь трепетный момент.
Спрыгнул. Сумку на плечо. Втянул условно горный воздух, медленно выдохнул. Ну, привет, родина! Позабыто все на свете, сердце замерло в груди. Только небо, только ветер, только радость впереди…
Некстати вспомнился анекдот про Тольку. До конца вспоминать не стал, собьет еще романтичное настроение с ног. Не надо.
Поползла-таки улыбочка по лицу. Уже лучше. Даю себе установку: «Я здесь дома», и медленно шагаю по платформе. Да уж, в столице так не походишь. Негде. Везде надо бежать, а то заработает кто-нибудь твои денежки, а ты так и будешь как дурак улыбаться.
Знакомые запахи из шашлычных, знакомые напевчики оттуда же. Скоро начнет вечереть.
Секундный сигнал телефона. Сообщение от Геры, что ждет у выхода. Правильно, приезд домой – момент интимный. Понимает – значит, еще друг. Я-то и не сомневаюсь.
Только ему и захотел позвонить, собираясь переезжать. Но все-таки десять лет. Где-то я читал, что на полное изменение человеческого мозга требуется три года. А тут – три по три и еще треть. Мой вот, например, сильно изменился, скрывать не буду. Но надеюсь, дружба крепкая не сломается от такой иллюзии, как время.
Друга крепкого и понимающего я узнал сразу: он стоял, опершись об мерс, и обмахивался какой-то книжечкой, а как увидел меня в толпе прибывших, подобрался, размахнул свои длиннющие, словно крылья, руки и растянулся в обворожительной улыбке:
– Брат, дорогой! – Книжечка полетела на сиденье.
Обнялись. Достаточно тепло и долго. Действительно как братья. Обнадеживает. Может, я и правда дома?
При близком рассмотрении отметил, что размеры Геры увеличились прямо пропорционально материальному положению. В стати не потерял, а вот живот-то давненько не постился и в планке не висел. Вот что делает с человеком езда на машине бизнес класса, а не ежевечерняя беготня до остановки и ежеутренняя борьба в маршрутке. Ладно, это все внешнее.
– Это сколько же мы не виделись? – прозвучал вполне предсказуемый и неотвратимый вопрос. Улыбка не сходила с бородатого лица.
– Ровно десять лет. Вот и свиделись, брат!
Я искренне улыбнулся, что было так же неотвратимо, как и минувший вопрос.
– Я знал, что ты вернешься. Здесь же твой дом. Правильно? – Он снова крепко обнял меня, что было вместо моего ответа. Он отстранил меня на расстояние вытянутых рук и, глядя в глаза, утвердил:
– Бог всегда найдет путь! Согласен? А?
Эх, братка, знал бы ты, как странно сейчас это прозвучало в моей голове. Но я решил даже не пытаться оспаривать мощнейшие аксиомы, вроде этой. Боже, сколько их еще будет?! Сколько будет, столько и будет! Вот вам и контраксиома. Для успокоения души пойдет.
Я снова искренне улыбнулся, внутренне радуясь, что не зря позвонил именно Гере. Этот великан, – почти на голову выше меня и минимум на две веселее точно, – вселял какой-то неопровержимый оптимизм. Все под контролем, хотя и контролировать ничего не надо. Бог все усмотрит. Такое впечатление создавалось, встречаясь с этим товарищем.
– Небось, жрать хочешь? Щас домой поедем, Каринка уже ужин греет. Эээх, какой здоровый стал. Спортсмен? Раньше-то как дрыщ был!
– Как говорится, укрепляйтесь в вере вашей! – пытался отшутиться я. – Как поживаешь, брат?
Гера забрал мою сумку, бросил на заднее сиденье.
– Все слава Богу! Поехали прокатимся, чё тут потеть?
Сколько я помню Герасима, он всегда работал с молодежью и всегда отличался жаждой жизни и неиссякаемой энергией. Раздавать листовки в парке? Фигня вопрос! Спортивные соревнования между национальными группами? Как же не явиться? Концерт? Спектакль? Посещение страждущих? Все было под контролем Геры, он же и отвечал за все перед Храмом.
Храм. Аристарх Павлович Храмов. Хотя о нем позже и не в пример подробнее.
Я с удовольствием опустился в холодный салон на кожаное кресло и размял шею. Хрустнуло слева в двух местах. Так и должно быть. Порядок. Кровушка прилила куда надо и отозвалась слабозаметным головокружением. В салоне звучало радио. Девушка с еле заметным акцентом о чем-то горячо расспрашивала мужчину с сильно заметным акцентом. Мне показалось, произошло что-то значительное и, судя по всему, в плохом смысле этого слова. Гера завалился рядом, протянул бутылку минералки (откуда он ее взял?), снова хитро улыбнулся, видимо, ожидая, когда я заценю его средство передвижения. Не ошибся.
– Мерс! Как ты всегда и мечтал. Крутяк, во вкусе тебе по-прежнему не откажешь. Красава!
– Бойтесь своих мечтаний! Кто там сказал? Конфуций?
– Мао Цзэдун, – снова попытался пошутить я, по-доброму усмехнувшись. Шутка не зашла. Ничего, сколько их еще не зайдет?! Привыкай, Тимофей, тут тебе не историческое общество, тут объяснять надо.
– Чего они разорались? – кивнул я на динамики, хотя логичнее было бы указать на магнитолу.
– Да тут у нас ЧП вчера произошло. Крутых одних убили, которые…
Договорить он не успел, потому что зазвонил телефон. Дорогой, конечно. До боли знакомая мелодия. Поет хор, слов не разобрать, но что-то из тихой моей юности, но вспомнить не успел – Гера снял трубку.
– Да, да… просто я Тима забирал, помнишь его? … Да, да… ну, щас приедем, как раз успеете!
– Дианка, сестренка моя, помнишь?
Я помнил. Мечтательно улыбнулся еле заметно.
– Только смотри мне! – Гера шутливо побил пальцем по немецкой эмблеме, изображая запрет. – А то я наслышан, какой ты стал…
Развивать тему он не стал, потому что таких слов привык не произносить. Умеют же люди говорить чисто. И я когда-то умел. Теперь снова придется привыкать фильтровать речь.
– Не замужем еще, что ли, Дианка?
Я аккуратненько прощупывал почву.
– Нет! – Гера шумно выдохнул носом.
Так я понял, что тема больная, и решил ее не развивать. Тут тебе, Тимоша, не следственный комитет – помалкивай и знай себе охлаждайся после раскаленного поезда.
Потрепались о том о сем, вспомнили прикольные истории из молодости, посмеялись искренне и многообещающе. Приятный человек. Дерьма в уши не льет. Редковатая птичка в моем лесу. Теплеет на душе, клонит в ностальгию. Будет тебе, голубчик, ностальгия, подожди.
– На базу когда поедем? Вечером репа. Зайдем, повидаемся, чайку попьем, ага? – Гера в который раз сам спросил и сам ответил. Что характерно, правильно ответил, словно с языка снял.
Я положительно кивнул и припал к минералке. Внутри приятно похолодело. В смысле, в желудке, а не на душе. Два ноль в пользу прогресса.
Глава 2
«… а я и дом мой
будем служить Господу»
Кн. Иисус Навин, 24:15
Потихоньку начинало холодать и за окном нашего немца. В горных регионах ночами бывает и очень холодно, а сейчас, в предвечернее время, погода становилась просто идеальной. Мы подкатились по широкой каменной аллее к аккуратному особнячку за изящным прозрачным металлическим забором из тонких прутиков. Пригород, надо полагать, потому что ехали сравнительно долго. Южногорск можно объехать за гораздо меньшее время дважды.
Покинув пахнущий новой кожей салон, я снова попытался вдохнуть горный воздух. На этот раз действительно горный. Голову закружило, я ухватился за прутик от забора и чудом устоял на ногах. М-да, гости из столицы, к климату тоже нужно будет привыкать.
Гера распахнул калитку, пригласил вовнутрь. И здесь вкус не подвел. Губа у Герыча не дура. Трехэтажный домик из белого мрамора с черной крышей. Широкий двор, бассейн, вольер с доберманами числом три. Пока сидят смирно, но смотрят куда недоверчивей охранников в супермаркетах. Для сторожевых собак – подозрительный момент. Ладно, они по крайней мере в клетке. Под пристальные взгляды видеокамер и едва слышное поскуливание церберов мы прошли по такой же каменной аллее к парадному входу.
В доме было светло, в меру шумно и пахло ужином. Как же вовремя. А то, может, не от воздуха свободного с ног валюсь?!
Просторный холл. На одной стене распятие в полный человеческий рост. Скульптура, понятное дело. Прошли в гостиную. Такое же достойное убранство. Дом, само собой, кондиционирован. Тепло поприветствовались с матерью Геры, менее тепло – с женой и двумя дочерьми, – их троих я видел впервые. Этим составом и сели ужинать. Диана так и не появилась.
Все в этом доме говорило о взаимном уважении, важности человеческого тепла, незаменимости таких вот вечеров. В ходе разговоров за доброй порцией ароматной окрошки на айране я узнал, что Герасим теперь не совсем лидер молодежки, но ею по-прежнему занимается – курирует вопросы молодежного развития на политическом поприще. Ясно, многое встает на свои места. Меньше ненужных думок. Очень хорошо! В остальном «как видишь, все слава Богу!»
Я доедал с аппетитом ужин и с таким же аппетитом слушал неумолкающего приятеля с искренней радостью в сердце. Дай Бог, дружище, дай Бог!
Отужинав, пошли смотреть вид, открывающийся с другой стороны дома – на вечерний Южногорск, лежащий теперь в низине. Зрелище что надо: легкая дымка от костерков по окраинам, яркие огни вывесок, фонарей, светофоров, таблоидов ближе к центру. Пахло вечером и покоем. Вид не портили даже огромные трубы цементного завода в восточном районе, поскольку сейчас были больше похожи на аккуратные пасочки в детской песочнице. Потихоньку начало вспоминаться детство. Стоп! Не время. Успею еще все вспомнить сто раз. Подобрался, усилием воли улыбнулся как можно искренней и снова дал установку: «Я здесь дома».
Звук автомобильного сигнала окончательно вернул меня в боевое положение. Двойной сигнал уже, видимо, приглашал вернуться в салон.
Глава 3
«Посему, братия мои,
собираясь на вечерю, ждите.»
Кн. 1 Коринфянам 11:33
Московская, 124. Понимающие просто бегут сюда. Непонимающие обходят это облепленное сплетнями, слухами и клеветой место не то что десятой, а как раз сто двадцать четвертой дорогой. Для первых – это место последней надежды, спасения; да и просто пристань отдыха для души. Ну, а вторым, непонимающим, пытаться объяснить что-либо просто бесполезно. В памяти всплыло что-то про бисер. Точно уже цитату не помню. Регенерация мозга дело тонкое и, как оказалось, не такое уж и долгое.
Еще с детства, подходя к этому зданию (это случалось почти ежедневно), я всегда испытывал странные ощущения. Этакая помесь благолепия, благоговения, неистребимой надежды, тысячелетнего теплого братства и вместе с тем не то что бы тайны, а недосказанности, что ли, недопонятости направления самого учения апостолов, древних патриархов, нераскрытости каждого, КАЖДОГО стиха великого, популярнейшего учения. Что-то было еще. Да еще и юношеский мозг принципиально (откуда у тебя, Тимофей, вообще такая черта характера?) отказывался верить в сухую цепь событий любимых героев древнейшей книги. Взять тех же атлантов воинского дела – Самсона и Голиафа. Люди, призванные защищать каждый свой народ, – и просто банальная смерть, едва войдешь во вкус чтения. Второго, как известно, малец пращей уработал; первый и вовсе сам себя вместе с пирующими врагами погреб заживо в каком-то ихнем (есть такое слово: нам лидер детского так рассказывал, а она как раз и учила не врать) храме.
Создается впечатление, что мне не рассказали большей части истории как всей мировой, так этих двух локальных. Где все утеряно было? На каком этапе? Умышленно или просто никто и не пытается заглянуть за завесу, – я допытывался всегда. И всегда безрезультатно. Единственным маломальским результатом были ответы бабушки, но то были такие нелепые реплики, что и оглашать просто не имеет смысла, ввиду отсутствия здравой мысли.
– Родные места! – Гера взглянул на Базу так гордо, словно сам в одиночку втайне от всех ее и выстроил не далее как минувшей ночью.
Да уж, «время бросать камни и время собирать!» – я вспомнил, возможно, популярнейший стих ветхого завета. (Тут вроде все понятно более-менее). Ладно, много думать вредно (бабушка, привет!).
Базой по старой привычке называли это место все посвященные. Двухэтажное здание из желтого кирпича посреди технологической зоны, с высокими заборами и постоянно разрастающееся. Так было всегда. Теперь же оно сожрало почти всю южную часть промзоны – бывшего химического завода, на котором когда-то давным-давно трудилась еще моя бабушка. Теперь здания пустовали, и Палыч скупал либо арендовал их под свои нужды. Деятельность была обширная, а теперь, видимо, еще и с политической примесью. М-да, здесь можно спрятать что угодно. Про кого угодно я вообще молчу. Они здесь прятались и в моем детстве, да и раньше, – почему нет? Помню, семилетним пацаном лично бегал за сигаретами для какого-то авторитета в соседний ларек втайне от всех, за исключением Пахи, потому что он и посылал, но о нем (о Пахе, а не об авторитете, в смысле) позже, если не забуду.
Проехали через несколько шлагбаумов к заднему входу. На каждом Гера неизменно делал короткий гудок, и старички в выцветших формах цвета хаки давали отмашку: узнаю, мол; и волшебные палочки взмывали вверх.
– Это не наши. Чоповцы охраняют периметр. Еще со времен завода пошло. Нас пускают как арендаторов, номера записывают. Хотя чистая формальность. Хах, помню, год назад из соседнего ангара по рельсам стырили вагон с бензином. Никто даже не доложил – просто не заметили. Охраннички. А как крутым словцом из кроссворда козырнуть – это у них профессиональный прикольчик.
– А чё мы с заднего, а не простираясь вперед?
Я решил помучить память цитатами Святого Павла. Вроде не перепутал ничего.
– Гляди-ка, помнишь! Почитываешь, что ли? А дальше как, Разумовский?
– Стремлюсь к цели, к почести высшего звания во Христе Иисусе, – сам от себя не ожидая таких успехов, я улыбнулся с приятной почему-то теплотой.
После нескольких непредсказуемых поворотов бесшумно подкатили к задним воротам уже непосредственно нашей (вашей, Тимон?) территории. На поверку оказалось, что в багажнике у моего горца лежала баранья туша, и нам ее надо было доставить для завтрашней вечери любви. Обжираловка -двумя словами. Или банкет – это если одним.
Мы вышли из авто, а багажник в это время сам открывался. Я хотел было посмотреть на убиенного, но друг мой горец, видимо, расценил это как порыв поработать и строго, отрицательно, еле заметно повел головой:
– Братан, ты тут гость или на стройке?!
Мой друг снова улыбнулся и махнул куда-то в сторону тонированных стекол у входа на территорию. Я задумался, зачем таскать мясо на стройке, но не додумал, – из калитки вывалились два небритых, но веселых, можно даже сказать – счастливых мужичка и тепло обнялись сначала с Герой (его еще и поцеловали), а потом и со мной. М-да, так тепло в белокаменной обнимают разве что обращающихся из армии. Даже запах бетона и горелой сварки с примесью борща и сала не перебил братский дух. Что-ж, тут уютно, надо признать. Мужички после кивка Геры резво взяли барана и хотели было тащить вовнутрь, но резкий, поставленный окрик их остановил:
– ПОВАР ДОЛЖЕН САМ НЕСТИ БАРАН!
Сила такого голоса остановит и быка на родео. Хозяина я узнал сразу, вернее, и не забывал, наверное. Хаким – вечный повар по любому поводу. Правда, это касается только уличной готовки, как то: плов, шашлык, манты, гриль, печеная картошка, уха или просто чай во время стройки, который получался такой душистый и бодрящий, что можно было и китайскую стену заново отстроить. А вот внутри за обиходом испокон веков следили женщины что на Кавказе, что в Церкви. Эта традиция чтилась и чтится. Это передается из поколения в поколение. Отдадим должное – это порядок, а порядок в быту – порядок в бою! Записывайте, пока гордый орел Хаким своими тисками сдавливает мне грудь после громкого рукопожатия и добрых фраз, к которым я начинаю уже привыкать.
Гера дал знак мужичкам, чтобы уносили-таки баран, и тепло поприветствовал Хакима.
– Свой? – Хаким кивнул в мою сторону. Я внутренне поледенел.
– Не понял? – Гера аж рот открыл. – Это Тимур Разумов. Ты чё, приболел?
– Блудного сына-то я узнал! – и, с трудом сдерживая смех, добавил: – Баран, говорю, на рынке брали или свои подогнали? – затряс в истерике горой мышц Хаким, аж слезы брызнули из глаз.
Я обернулся: и правда, мужички за моей спиной волокли барашку на большой стол под березкой в конце аккуратных рядков с зеленью. Тут рассмеялись все! Да уж, еще никогда Штирлиц не был так близок к провалу…
Берясь за ручку задней двери, я услышал музыку со второго этажа. Спевка (а мне нравилось называть «репетиция»), надо полагать, началась. Глуховатые звуки, но разобрать можно: баба солирует, вторит хор, кто-то пытается импровизировать на гитаре, и получается у него гнусаво (это здесь тоже передается из поколения в поколение).
Когда вошли внутрь, музыка плавно усилилась. А гитарка-то не строит (ты нужное примечай, Моцарт). Холл, он же кухня, он же столовая, он же место для собрания небольших групп, оказался пуст, но пахло борщом и соленым салом – тем же, что и от мужичков, видимо. Уютненько, в меру жарко, но задерживаться тут не стоит. Прошли по узкому проходу к повороту на лестницу; по другую сторону тянутся ряды кабинетов вплоть до кабинета самого Храма, прямо в конце вереницы, посередине. Мне всегда казалось, босс поселился там, чтобы, открыв дверь нараспашку, слышать и видеть решительно все. Я бы тоже так сделал, если бы имел подобный вес не только в общине, но и во всем регионе, а может, и за его пределами. Во всяком случае, знакомства этой личности простирались до самого запада. Вот такие пироги.
Сейчас дверь была не открыта; а закрыта она или открыта, с точки зрения замка, я бы не рискнул проверять и под страхом смерти. Только если позовут. Как к царю Навуходоносору. Или Артаксерксу (вот всякую ерунду, вроде имен царей и их наложниц, ты помнишь!). Позовут, не имей сомневаться. Как только доложат, что прибыл, а скорее всего, уже доложили, как только номер набрал. И я бы так сделал, если бы был в системе. Я посмотрел на пустой коридор, положительно хмыкнул.
Музыка наверху расстроилась и перестала. Послышались шумные шаги вниз по лестнице, сопровождающиеся мелодией сигнала. Металлика?! Ну да, Master Of Puppets. Хм, смело, смело. Молодая поросль бунтует или…? Мои размышления остановил окрик сверху на убегающего вниз:
– Я же сказала телефоны выключить! Где порядок? Достали! – Последние слоги сорвались на фальцет. Довольно-таки паршивый, но такой знакомый.
Оооо, этот голос я узнаю из тысячи. Это не голос, это звук пенопласта о стекло, вперемешку с вилкой о чистую тарелку, под крик рожающей лошади. Тембр (через е) просто райский. Оксаночка. Лидер прославления. По правде говоря, стерва. Ну, да и ладно бы, если бы хорошо пела, а характеры у всех тут не медовые калачи. Но Оксаночка была из среднего поколения (т. е. мне годится в матери, но не приведи господь быть воспитанным бабой сим) и считала, что главное – сердце и желание. Голос, само собой, далеко нет, потому что его, опять-таки, нет. Но компенсировала свое пребывание исключительно рукоположением Палыча. О такой аргумент биться бесполезно. Пустое. И священное.
