скачать книгу бесплатно
– Вот как? – глаза Сахно сузились, сразу делая его лицо злым. – Ты предал и оклеветал достойного человека, а потом, когда я прибыл призвать тебя к ответу, приказал своим наймитам удалить меня из Белогорска! Ты – негодяй, подлец и предатель! Я вызываю тебя на дуэль! – и прежде чем я успел что-либо возразить, драгунский поручик залепил мне пощечину.
– Его светлости не по статусу с тобой драться! – попытался втиснуться между мной и Сахно Кузьмич, но я решительно его отстранил. Дело зашло слишком далеко, и в любом другом раскладе, кроме принятия вызова, моя репутация сильно пострадает. На дуэли, правда, убить могут, но тут уж как карта ляжет.
– Прекрасно, господин Сахно! Где и когда? – с трудом сдерживая гнев, осведомился я, хотя выбирать время и место, по идее, должен был я.
– К чему тянуть кота за хвост? Здесь и сейчас!
– «Шоу маст гоу он»! – усмехнулся я. Господин поручик у нас шоумен, явно любит работать на публику, быть в центре внимания. – Прекрасно!
– Что ты там бормочешь, Бодров? – нахмурившись, переспросил драгун, то ли не расслышавший, то ли не понявший моей реплики.
– Я говорю, что ты клоун! Шут гороховый! – любезно уточнил я, сбрасывая камзол и треуголку на руки насмерть перепуганному Сушкову и извлекая шпагу из ножен.
– Ну, князенька, готовься отправиться в преисподнюю! – процедил сквозь зубы поручик, вслед за мной освобождаясь от камзола, шляпы и ножен. – Капитан Данилов, не изволите быть моим секундантом?
– Охотно, Владимир, – с готовностью отозвался стоявший на протяжении всей перепалки рядом с ним офицер, – но князю тоже нужен секундант.
– Выберите сами, господин Данилов, у меня нет повода не доверять вам, – поскольку я здесь пока никого не знал, мне действительно было все равно, кто будет моим секундантом.
Выбор пал на некоего прапорщика Зеленодольского полка Скачкова. И тут ко мне на помощь примчался запыхавшийся Игнат Лукьянов.
– Ваше сиятельство, вы не обязаны драться с ним, – с трудом переводя дыхание, произнес мой денщик, – он дуэлянт, бретер, его за деньги нанимают! Нужно крикнуть стражу, она обязана прекратить это безобразие!
– Успокойся, Игнат. Чему быть, того не миновать. Не хватало еще, чтобы меня и в трусости обвиняли, – я отстранил Лукьянова и пошел на свободное место, размышляя о том, будет ли стража разнимать дерущихся, или служивые сейчас вовсю делают ставки и занимают места получше.
Мы с Сахно оказались внутри как бы самого по себе образовавшегося кольца из зрителей.
Коротко отсалютовав противнику шпагой, я встал в позицию. Поручик произвел салют, раскланялся со зрителями, послал кому-то воздушный поцелуй и только после этого встал на изготовку, изящно отведя назад согнутую в локте левую руку. Еще и пальчики растопырил веером – видимо, тоже изящности ради. Чертов позер! Не люблю таких людей, слишком часто они оказываются ничего не стоящими пустышками. Но это скоро выяснится, а пока ни в коем случае нельзя допускать недооценки противника. Кузьмич побледнел, едва завидев Сахно, да и Игнат выглядит взволнованным. К тому же выясняется, что господин поручик – известный дуэлянт, не чурающийся заработка посредством своего умения владеть шпагой.
То есть велика вероятность, что меня «заказали» местному бретеру. Странно все это, непонятно. Опять вот упрекают в предательстве. Видимо, речь идет о том самом Воротынском, который угодил на каторгу за свою переписку с иностранцами. Только при чем здесь я? Даже если допустить, что князь Бодров действительно «сдал» графа, то уж переписку, сочтенную государственной изменой, он вел сам. Либо я чего-то не понимаю в этой жизни, либо чего-то не знаю. Нужно бы прояснить этот набивший уже оскомину вопрос, а то вечно придется терпеть из-за него беспокойство.
Дав себе зарок на ближайшее будущее, я удивился своему спокойствию. Страшно не было. Совсем. Может, потому, что до сих пор до конца не верил в реальность происходящего, смотрел на все, словно со стороны, будто на фильм с собою в главной роли, а может, всё еще был настолько шокирован произошедшим, что чувство страха оказалось сильно притупленным. Да, меня могли сейчас запросто проткнуть шпагой, но мне было на это наплевать.
Сахно сделал шаг вперед, начав дело простой атакой в плечо. Я парировал с уходом назад и тут же в свою очередь шагнул вперед, нацелившись на руку противника. Взяв руку с оружием на себя, поручик тоже парировал и вынужденно отступил на первоначальный рубеж. Разведка боем, так сказать, прелюдия. Сейчас события понесутся галопом, ведь фехтование – очень быстрый вид спорта, все его схватки скоротечны. Только не нужно забывать, что здесь на кону стоит не просто победа, а жизнь – нельзя пускаться в обоюдные размены, на которые так богато современное фехтование. Что толку, если я царапну противника первым, когда спустя мгновение он проткнет меня насквозь? Ну, хватит мяться, наш драгун чего-то выжидает – это его проблема. Меня красота поединка не заботит, меня заботит результат.
Делаю два быстрых шага вперед, сбиваю его клинок в сторону прямым батманом и атакую в правое плечо. Сахно уклоняется с шагом назад и пытается контратаковать меня в руку, я парирую, показываю атаку в чуть выставленное бедро и, дождавшись начала защитного движения, атакую в голову. Противник успевает подставить сильную часть клинка, поэтому всё, чего удается добиться, – это слегка царапнуть ему подбородок.
В толпе раздается несколько удивленных ахов и охов, но поручик не обращает на это ни малейшего внимания. Он взрывается серией ответных атак, вынуждая меня спешно разрывать дистанцию. Драгун продолжает наседать, путает меня серией финтов, после чего делает быстрый выпад, и мое бедро взрывается от боли укола. Черт, черт, черт! Нельзя пассивно защищаться, иначе такой соперник просто разделает меня, словно тушу на бойне.
Моя запоздалая попытка достать противника на выходе из выпада ни к чему не привела. Хорошо двигается, чертяка, легко и плавно. Красуется теперь перед публикой, думает – полдела сделано. А вот и нет, не так быстро. Я несколько раз попробовал перенести центр тяжести на раненую ногу и убедился в ее работоспособности. Рана не глубокая, неприятно, но не смертельно. Продолжим.
Шаг вперед, еще шаг. Наши клинки скрещиваются раз, другой, третий. Напряжение растет, нельзя допустить ошибку. Ох! Чертов Сахно! Я еще только готовил свою атаку, когда он сыграл на опережение – сорвался в атаку стрелой, попутно сбив мой клинок в сторону. Пришлось резко развернуть корпус и как можно быстрее переносить защиту на внутренний верхний сектор. Острие шпаги поручика успело лишь царапнуть мне левую часть груди. Зато сам он получил хороший тычок эфесом в левое плечо, благодаря чему продолжил движение мимо меня. И тут уж я не сплоховал – угостил драгунского офицера рубящим ударом по левой лопатке. Неприятно, правда? А ведь не успей я извернуться, быть мне проткнутым где-то в районе сердца!
Благодаря этому опрометчивому броску мы с Сахно теперь поменялись местами. Всю спесь с Володи как рукой сняло, губы кривились от боли, а глаза сверкали бешенством. Надо полагать, что теперь он отнесется к дуэли со всей серьезностью. А мне оно надо? Мне его и несерьезного хватало. Что в таком случае делать? А попытаться задавить оппонента активностью.
И я пошел вперед, беспрестанно атакуя поручика то в руку, то в плечо, то в голову, заставляя его пятиться и не позволяя перехватить инициативу. С пятой или шестой попытки удалось достать противника в предплечье и тут же вернуть должок легким уколом в бедро. Вот так, господин наглец! Ободренный достигнутым успехом, я попытался провести атаку, нацеленную на голову оппонента, но Сахно перехватил мой клинок своим, не обращая внимания на полученные раны, шагнул вперед и, оказавшись в непосредственной близости от меня, ударил кулаком левой руки под дых.
Это было неожиданно! Заигрался я, решил, что тут у нас спортивное состязание, хоть и с применением колюще-режущего оружия, а здесь драка с поножовщиной.
Пришлось снова спешно разрывать дистанцию, попутно отбиваясь от поймавшего кураж драгуна. Чисто уйти не удалось – я все-таки пропустил укол в плечо. Воодушевленный Сахно продолжил атаку выпадом, но то ли слишком сильно торопился, то ли раненая нога подвела, но его движение вышло неуклюжим, я легко парировал его с шагом назад и тут же, не дав противнику вернуться в стойку, атаковал сам.
Видит бог, я не хотел этого. Я хотел выиграть, победить, не дать себя убить, но не этого. И, выбрасывая руку с оружием навстречу поручику, я стремился всего лишь попасть в цель, просто положить конец попыткам убить меня, а вышло всё так, словно мастер фехтования нанес жестокий жалящий удар. Острие моего клинка, двигаясь снизу вверх, вонзилось поручику прямо под нижнюю челюсть, в то самое место, где с возрастом у людей образуется второй подбородок. И укол на этот раз вышел нешуточным, никаких шансов противнику не оставившим. Сахно рухнул наземь, несколько раз рефлекторно дернулся и замер.
Толпа на мгновение замерла в тишине, а потом заорала, загомонила, завизжала. Кое-кто попытался броситься к упавшему дуэлянту и был остановлен секундантами, но основная масса испуганно бросилась врассыпную с места происшествия.
– Всё кончено, – склонившийся над поверженным товарищем капитан Данилов ошеломленно покачал головой.
– Да, князь, – уважительно промолвил прапорщик Скачков, – удивили так удивили.
– Ваше сиятельство!
– Михаил Васильевич!
Игнат с Афанасием радостно бросились ко мне с объятиями, заставив морщиться от болезненных ощущений.
– Полковник Бодров! – обернувшись, я обнаружил у подножия лестницы офицера и троих солдат в красных мундирах, и сердце мое, еще не успевшее уняться от бешеного ритма поединка, тревожно сжалось от нехорошего предчувствия. – Полковник Бодров, следуйте за мной!
– Розыскники! – испуганно просипел Сушков, подтверждая мои догадки.
– По крайней мере, выяснилось, что я – полковник, – пробормотал я себе под нос, отправляясь вслед за красномундирниками.
6
Промурыжили меня в подземелье Сыскного приказа не менее двух часов. Не пытали, нет, но допрос с пристрастием учинили, в продолжение которого кто-то очень старательно гремел железяками в соседнем помещении. Наверное, это должно было нагнать на меня страху, но представление о находящихся там орудиях пыток я имел весьма приблизительное, потому всерьез угрозу не воспринял. Кстати, почему по делу о дуэли меня допрашивали именно здесь, а не в Разбойном приказе, занимающемся уголовщиной, я так и не понял, а поинтересоваться не решился. И так начальник приказа господин Глазков очень уж пристально вглядывался в мое лицо, стараясь обнаружить малейшие следы вранья или притворства. И несколько раз не преминул указать мне на то, что полная потеря памяти – это так удобно.
Удобно, как же! Дорого бы я отдал хотя бы за половину памяти настоящего князя! Не приходилось бы сейчас тыкаться вслепую, словно новорожденный котенок. И никто толком рассказать не может, каких таких дел натворил мой предшественник, что мне теперь расхлебывать приходится эту «всенародную любовь».
Раны мне обработали прямо в подземелье, и господин Глазков так внимательно наблюдал за этим действом, будто пытался высмотреть на моем теле какие-то особые приметы. Вот же назойливый тип! Неужели подозревает подмену? И так, как бы невзначай, среди вопросов про Сахно и дуэль интересовался покушением, чудесным избавлением от чахотки, формированием полка и вообще времяпровождением в Белогорске и Холодном Уделе.
В общем, в свои дворцовые покои я приплелся выжатым, словно лимон. Но расслабиться и тут не удалось. Мало того что по комнатам туда-сюда сновали слуги, занося и раскладывая по местам вещи, так еще и посетители норовили засвидетельствовать мне свое почтение. Этикет у них, понимаешь. По мне так – обыкновенное любопытство.
В конце концов, я приказал Игнату запереть двери, а всех любопытствующих гнать в шею, ссылаясь на мое плохое самочувствие. Помогло буквально на пять минут. Потому что никакая охрана не могла преградить дорогу царскому сыну. А по совместительству моему товарищу и по какой-то там линии даже дальнему родственнику.
Он ворвался в мои покои, словно ветер, невысокий, щуплый, стремительный. Русые кудри ниспадают на плечи, черты лица мелкие, подвижные, взгляд бегающий, постоянно переключающийся с одного предмета на другой.
– Миха! Миха, Холод! Жив, чертяка! – он крепко стиснул меня, едва успевшего подняться на ноги, в своих объятиях. Я дернулся от боли в потревоженных ранах, и царевич Алексей сразу понял свою оплошность, отстранился, но руки оставил на моих плечах.
– Прости, брат! Прости! Ты же ранен! Чертов Сахно! Чертовы Воротынские! Бьюсь об заклад – это они наняли этого драгунского наглеца. Они и их фрадштадтские друзья! Но ты молодец! Красавец просто – уложил этого записного дуэлянта! Герой дня! Весь двор уже говорит о дуэли, завтра весь город говорить будет! Ты должен рассказать мне об этом. И не только – обо всем! О покушении, о болезни, о выздоровлении! Идем ко мне, отметим твой приезд!
Он говорил так быстро и напористо, что я и слова не мог вставить в его монолог. Не знаю, как пойдет у нас с ним дальше, но вообще-то такие люди у меня вызывают не симпатию, а головную боль. Впрочем, его радость по поводу встречи со мной выглядела вполне достоверной.
– Алексей Иванович! Умоляю, только не сейчас! – я поспешил воспользоваться первой же паузой в водопаде его слов, но именно что поспешил – явно ляпнул что-то лишнее, отчего царевича аж передернуло.
– Да ты что, Миха! Какой я тебе Алексей Иванович? Для тебя я всегда Алешка! Мы же выросли вместе, мы же друзья лет с пяти! Неужели ты и правда память потерял? По виду, – он провел ладонью по моему лицу, – явно здоровее прежнего, уставший, раненый, но уже не чахоточный. Неужели ты чахотку одолел, а память потерял?
– Увы, Алешка, – поспешил исправиться я, – десять дней между жизнью и смертью болтался, спасибо Господу, что вообще вернулся. А потом уже выяснилось про исчезновение чахотки и памяти. Видимо, второй пришлось расплатиться за избавление от первой.
– Эк тебя угораздило, брат Холод, в твоем богом забытом Холодном Уделе! – царевич пораженно покачал головой. – А я-то думал, врут злопыхатели, чтобы очернить тебя.
– Да кому это нужно? – скорчив пренебрежительную гримасу, я мягко высвободился из объятий Алексея.
– Ну, вот что, – Алексей Иванович внезапно поскучнел, обвел мою гостиную внимательным взглядом и едва заметно пожал плечами, – раз уж ты сегодня не в силах отмечать свое возвращение, то зайду за тобой завтра с утра. Отстоим утреннюю службу в церкви вместе. А после придумаем что-нибудь.
Неожиданный поворот. Никогда не был особенно набожным в прежней жизни, да и в Холодном Уделе удавалось посещать церковь лишь в случае крайней необходимости. Неужели в столице придется привыкать к иному? А что делать? Не дай бог, заподозрят подмену дражайшего князя – тут и сказочке конец придет.
Странно, царевич никак не выглядит святошей, и огляделся по сторонам он как-то нервно. Может, подозревает прослушку? Как там говорится: стены имеют глаза и уши? Хм, всё может быть, нужно будет заняться этим на досуге. Но почему все-таки в церковь, да еще с утра?
– В последнее время ко двору прибыло много новых дам, – видя мое замешательство, пояснил Алексей, – все они там будут. Ну, и пошепчемся без лишних ушей.
– Надеюсь, что завтра буду чувствовать себя лучше, – ответил я, провожая младшего царского сына к двери.
Ну, что тут у нас имеется? Наконец-то я имел возможность свободно вздохнуть, не опасаясь косых и все подмечающих взглядов придворных. Денек выдался тот еще, я буквально с ног валился от усталости, потому ограничился лишь поверхностным знакомством с выделенными мне покоями.
Еще при входе бросился в глаза тот факт, что узкая и длинная прихожая когда-то была частью дворцовой рекреации. Простукивание подтвердило некапитальный характер стен – оштукатуренная с обеих сторон деревянная основа. Слышимость здесь соответствующая, даже несмотря на развешанные по стенам ковры.
В коридоре, ведущем в мои внутренние покои, располагались комнаты для прислуги – по две с каждой стороны. Далее шла большая светлая гостиная с огромным окном чуть не во всю стену. Из гостиной одна дверь вела в мой личный кабинет, другая – в спальню. Не так уж много для царского воспитанника и друга царевича, но и не так уж мало для князя, имеющего привилегию квартировать в царском дворце.
По дороге в спальню я ухватил за рукав подвернувшегося под руку Сушкова и осведомился по поводу своей прежней набожности.
– Увы, Михаил Васильевич, – Кузьмич состроил скорбную мину на лице, – не отличались. За что неоднократно получали нагоняй и от митрополита, и от царя-батюшки. В церкви-то вас с Алексеем Ивановичем можно было видеть лишь по большим праздникам.
– А почему царевич меня Холодом называл?
– Так это ваши приятели вас промеж собой нарекли «Князь Холод» или просто «Холод», вы ж хозяин Холодного Удела!
Вон оно как, ну, Холод так Холод. Мне без разницы. А вот то, что поход на утреннее богослужение действительно нетипичный для Алексея поступок, означает, что мой приятель всерьез опасается чужих ушей. Следовательно, есть шанс завтра разговорить его и немного прояснить ситуацию. А то как-то всё непонятно, неправильно. Если уж государь Иван Шестой считает меня за члена семьи, то почему дошло дело до ссылки? И почему друзья какого-то там Воротынского имеют наглость покушаться на мою жизнь? Может, ссылка как раз была попыткой убрать меня из столицы, отправить подальше от чьих-то длинных рук? Хм, возможно. На севере людей мало, все чужаки видны, как на ладони, подобраться ко мне было трудно. Но всё же подобрались. Однажды целая засада была из бывших сослуживцев графа Воротынского, а второй раз тот самый Сахно прибыл по мою душу, да Игнат с солдатами его втайне от меня спровадил из Белогорска – это я узнал от своего денщика уже по пути в подвалы Сыскного приказа.
Версия неплохая, правда, непонятно, как учитывать преодоленную ныне чахоточность князя Бодрова? Я так понял, что болезнь зашла далеко и никакие доктора уже не в силах были помочь. Так, может, меня умирать отослали с глаз долой, чтобы настроение не портил? Ух, всё! Голова раскалывается от обилия вопросов, на которые она не в состоянии дать ответ. Спать!
7
Вопреки ожиданиям, спал я из рук вон плохо. Поначалу-то удалось провалиться в сон, который, казалось, может оборваться только ожидаемым утренним пришествием царевича Алешки. Но нет, посреди ночи я проснулся от жуткого холода. На дворе стояла глубокая осень, во дворце было холодно и сыро, но не до такой степени, чтобы стучать зубами под двумя одеялами. Тем более что мерзляком никогда не был. Да и очаг слуги затопили еще до моего возвращения с допроса, так что стена, общая для спальни, кабинета и гостиной, уже успела неплохо прогреться. Тем не менее, меня била крупная дрожь – все-таки накрыл меня нервный срыв! Ну, а как вы хотели? Чужой мир, чужое время, дуэли, допросы, дворцовые интриги. За что это все мне? Я не лидер, не герой, не чудо-инженер, лихо начинающий воплощать в жизнь давно изобретенные в своем мире полезные вещи. А мне бы просто выжить…
Еще вот интересно то, что в книгах почти всегда при переселении в чужое тело «попаданцу» достается бонусом память прежнего владельца, а у меня и здесь глухо, как в танке. Как я ни старался, как ни напрягал память, никаких знаний настоящего Бодрова в ней не всплывало, вот ни капельки!
И тело мне досталось самое обыкновенное, да еще с плохой кредитной историей и изрядно подмоченной репутацией. Судя по всему, родство с царской семьей сыграло с Михаилом злую шутку – получилось, что вырос он в среде местных мажоров. И вел себя, как мажор, что само по себе нехорошо, а когда так ведет себя человек, не являющийся мажором на самом деле, – нехорошо вдвойне. По сути дела, ведь он в этой компании лишний. За его спиной не стоят высокопоставленные родители, богатого наследства князь не получил, ведь обширные по площади земельные владения на самом деле крайне скудны материальными и людскими ресурсами. Фактически все бодровское достояние – это звучная фамилия древнего рода. Но Миша изо всех сил старался соответствовать, быть своим в этой компании, чего бы это ни стоило. Вот и создал себе поганенькую репутацию к своим двадцати с небольшим годам. А мне теперь расхлебывать.
Почему-то в памяти всплыло лицо той хорошенькой барышни, с которой я едва не столкнулся у лестницы перед дуэлью. То, что Бодров был с ней знаком, – это неоспоримый факт. Так же, как и то, что встреча с таким знакомым не вызвала у девушки никаких радостных эмоций. Лишь досаду и отвращение. И это было очень обидно, гораздо обиднее того презрительного отношения, которое выказала мне ставшая свидетелем поединка с Сахно толпа.
Вот так, мысленно перебирая все обрушившиеся на меня трудности, я постепенно успокоился. А с обретением спокойствия удалось и дрожь унять, и согреться. Еще какое-то время сидел, привалившись к спинке кровати, вспоминал мельчайшие подробности дуэли, анализировал свои действия. По всему выходило, что фехтование – это пока единственная область, в которой я чего-то стою. Не хочу сказать, что являюсь прямо-таки мастером клинка, но по местным меркам уровень у меня неплохой. Нужно не забывать практиковаться и сократить до минимума размен в обоюдных атаках. Сегодня-то удалось отделаться неглубокими порезами и уколами, в другой раз может и не повезти. С этой мыслью я и заснул.
Разбудил меня вовсе не царевич, а денщик-телохранитель Игнат. В гостиной жизнь уже кипела: слуги вовсю шуршали по хозяйству, Сушков с умным видом скрипел гусиным пером на дальнем конце стола. Так что к приходу Алексея я успел умыться, наскоро перекусить и морально подготовиться к выходу в свет.
– Другое дело! – буркнул себе под нос явно не выспавшийся царский сын, обозрев мой утренний наряд. – Немного старомодно, но ты же полгода отсутствовал.
Небольшой храм находился на территории Крепости. Народу собралось много, но давки не было и в помине. Поэтому мы с царевичем в начале службы постояли в центре, у всех на виду, а минут через пятнадцать начали потихоньку смещаться влево. Маневр завершился у подпиравшей потолок круглой колонны. Здесь вообще было малолюдно и, развернувшись в пол-оборота, можно было обозревать присутствующих людей.
– Вон, смотри, – толкал меня локтем в бок оживившийся Алешка, – между двух старых матрон, девица Лебедева. Хороша?
– Ничего.
– А вон, видишь, у противоположной стены, возле второго окна – дочь генерала Юзина Дарья. Видишь?
– Вижу.
– Ничего себе, правда?
– Ага, – снова согласился я, хотя было видно, что собеседника мое мнение не особо интересует. Да и рассмотреть чье-либо лицо в толпе, да еще среди укутанных в платки женских голов представлялось мне делом нелегким.
– А вон Сулицкая! Помнишь ее? Ах, да, ты же ничего не помнишь!
– Ты вчера так резко свернул разговор, словно боялся, что нас подслушают.
Видя, что друг мой не спешит переходить к серьезным темам, я решил сам подтолкнуть его в нужном направлении.
– Ну, так в тот раз-то подслушали, – лицо Алешки исказила злобная гримаса, – подслушали и донесли! А тут еще этот дурак Воротынский со своей перепиской! Тебя сослали, меня чуть не отправили в медвежий угол, вроде твоего Холодного Удела, только на юге. Чтобы от тебя подальше.
– А что было-то? Чего мы такого натворили? – прошептал я в ухо царевичу.
– Обычная пьянка была, Миха, – прошептал в ответ Алексей, – пили-гуляли-веселились. В какой-то момент стали обсуждать батюшкино правление, умничать по всяким поводам. Как всегда, Федьку ругали, мол, он со своими неуклюжими реформами доведет страну до бунта. Ну, тут Воротынский и заявил, что лучше бы государь мне доверил армию, я бы дров не наломал с этими нововведениями, как Федор. И вообще, мол, лучше будет, если я стану первым наследником престола.
– И всё?
– Ну, – царевич слегка помялся, – тут ты поддержал, да и я вроде как согласился. Обычные пьяные разговоры, сколько их у нас было! Только в тот раз Воротынского дальше понесло. Заявил, что есть влиятельные люди, готовые поддержать меня и задвинуть Федьку.
– Вот как! И что дальше?
– Да что дальше, – Алексей досадливо поморщился, – стали прожекты обсуждать, назначения и звания раздавать. Я ж говорю, пьяные были.
– Ничего хоть не подписывали? – мрачно усмехнулся я, пытаясь выявить обвинения посерьезнее пьяных разговоров.
– И этого хватило. Воротынский к себе уехал ночевать. А нас с тобой прямо с утра тепленькими и взяли в оборот. Потом к Воротынскому на дом поехали, а там письма из Фрадштадта с прозрачными намеками убрать Федора, чтобы не мешался под ногами. То есть совсем убрать.
– Вон оно что, – задумчиво протянул я, покушение на жизнь старшего царевича – это уже серьезно, тут и за одни разговоры жизни лишиться можно.
– Батюшка до сих пор со мной сквозь зубы разговаривает, – пожаловался младший царевич, – и при дворе меня вообще всерьез воспринимать перестали. Словно я не царевич, а недоразумение какое-то.
– А почему дружки Воротынского моей смерти желают? Почему меня везде называют трусом и предателем?
– Меня-то батюшка с Федором опрашивали, а тебя в допросную отвели, к Глазкову. А как раз после допроса к Воротынскому красномундирники и нагрянули. Вот все и посчитали, будто ты на него указал. Остальным-то невдомек, что нас подслушали.
– Что-то не сходится, – я почесал затылок, – а что этот Воротынский – настолько популярная личность, что общество так за него переживает?
– Есть такое, – снова скривился Алексей, – любимец женщин, богач, эрудит, герой последней войны с Тимландом.
– Всё равно не понимаю, факт измены-то налицо!
– Не знаю, Холод, не знаю! Только есть слух, будто ты в этом замешан был, а письма чуть ли не подбросил Воротынскому.
