banner banner banner
Небеса двух миров. В поисках судьбы
Небеса двух миров. В поисках судьбы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Небеса двух миров. В поисках судьбы

скачать книгу бесплатно


– Не мысли, – рассмеялся маг. – А знание современной техники. А заодно и молодёжный сленг прихватил. Некоторые твои слова, а то и фразы были для меня сплошной загадкой. Но у тебя я могу спросить, а если начну задавать вопросы другим людям, боюсь, меня могут не так понять.

– Ну, ты… телепат! Как до города добираться будешь? Дорогу, хоть, знаешь?

– Примерно знаю, – кивнул Керт. – А ещё думаю, что кому-нибудь из местных мужиков обязательно понадобится съездить в город. Особенно, если заплатить.

– У тебя есть земные деньги? – удивилась я.

– Будут! – усмехнулся маг. – Жди через неделю, Хранительница Лисса.

2. По стопам бабушки

Керт оказался прав. Стоило лишь заикнуться о деньгах, как тут же нашлись и дела в городе, и машина на ходу, и бензин лишний. Он звал меня с собой, но я отказалась. Не хотелось возвращаться в душный, суетливый город, от которого я устала. Хотелось тишины вдали от людей и проблем. Чтобы спокойно подумать, понять, разобраться в себе, своих чувствах, понять, кто я такая и чего же, всё-таки, хочу.

Неделя пролетела незаметно. Я прибралась на чердаке. Подолгу уходила в лес, принося домой то грибы-ягоды, то травы всякие. Ну, сами руки тянулись сорвать! Потом перебирала, невольно вспоминая, как делала это с бабушкой, как мы вели с ней беседы за столом, полным разнотравья. Как она рассказывала о каждой травке, о каждой ягоде. Где собирать, в какую пору растение полной силой наливается, как сохранить её. Какие травы можно смешивать, а какие нельзя. Как усилить действие травы или отвара. Или наоборот, нейтрализовать.

Иногда ко мне приходили соседи. Кому-то нужна была мазь или отвар. Кому-то просто выговориться и успокоить нервы. Забегали из любопытства дети. Их я угощала вареньем и чаем. Иногда казалось, что бабушка не умерла, а просто ушла надолго и когда-нибудь обязательно вернётся в свою избушку.

Но однажды в дверь постучала не соседка. Я сидела у окна и читала книгу. Бабушкину. Непростая это была книга, а колдовская. Точнее, ведьминская. В ней чего только нет! И рецепты, и обряды, и обереги всякие! И история моего рождения тоже была здесь. Вся, от начала и до конца, как есть. Впрочем, ничего, кроме того, что я и так знала, в книге не было. Да, и не она меня интересовала, а схемы обережной вышивки. Я как раз до неё добралась, когда раздался стук в дверь. Пришлось отложить книгу и идти, открывать. На пороге стояла женщина. Полноватая, в ярком, цветастом платье и шали, небрежно накинутой на плечи. В руках у неё была девочка лет пяти. Неподвижная, словно мёртвая. Только глаза живые и смотрят настороженно и ясно. Паралич? ДЦП? Нет, не то.

– А где же… – женщина растерянно смотрит на меня.

– Бабушка умерла, – поясняю я, рассматривая девочку.

– П-простите, – пробормотала женщина. – Последняя надежда была. Выходит, зря? Простите…

Женщина не выдержала, всхлипнула и заплакала. А девочка… умирала. Теперь я ясно видела, в чем причина её неподвижности. Крайняя степень истощения и неоперабельная опухоль мозга! Действительно, последняя надежда. Женщина торопливо утёрла слёзы и уже развернулась, чтобы уйти.

– Постой! – окликнула я её, сама не понимая толком, зачем. Но оставить больную девочку умирать я не могла. – Сюда иди.

– Вы… ты… поможете? – мать смутилась, не зная, как ко мне обращаться, но в глазах её вспыхнула безумная надежда. Она верила.

– Попробую, – я поманила её за собой, быстро убрала все со стола и достала из сундука большую, расшитую оберегами ткань, которую прежде использовала бабушка для самых безнадёжных случаев. – Сюда клади девочку! – женщина безропотно уложила дочь на стол, но осталась рядом, держа её за руку. – Хорошо, – кивнула я, приблизившись. – Теперь выйди и не мешай.

– Выйти? – женщина растерялась, не желая оставлять дочь одну. – Но…

– Выйди! – нахмурилась я. – Ты будешь мне мешать. Или забирай дочь и уходи!

Сама от себя не ожидала, что такая властность прорежется в голосе. Но так было нужно. Мать поджала губы, нахмурилась, но, все же, подчинилась, вышла за дверь.

Это только в сказках ведьмы заклинания читают. На самом деле нет никаких заклинаний. Самое главное это уметь слушать и слышать. Себя, природу, журчание воды, шёпот листвы, разговор трав и цветов, насекомых и птиц, ветра и огня. Именно этому учила меня бабушка. Этому и ещё многому другому. А потом пришло понимание. Природа сама подсказывала, что нужно сделать. Подсказывала тогда, когда это было нужно.

Вот, и теперь, приступив к работе, я чётко поняла, что нужно сделать, какие обереги выплетать, какие слова шептать. Поток силы ткнулся в руки, раздробился на множество нитей. Одни начали сплетаться в моих пальцах в сложную паутину обережного узора. Другие погрузились в детское тельце, очищая кровь, исправляя повреждённые клетки, убирая всё чужеродное, ненужное. Пострадал не только мозг. Болезнь разрослась, пустив корни по всему телу. Пришлось практически зашивать желудок, латать кишечник, штопать сосуды, а кое-где и нервные клетки. Вот почему девочка голодала! Отказал желудок! Излишки Силы выходили наружу, унося с собой все лишнее, мёртвое, ненужное и рассеивались в пространстве. Наконец, последние нити обережного Узора заняли своё место и нити свернулись. Поток Силы иссяк.

Я выдохнула, опираясь о край кровати, потом присела на край, только теперь осознав, ощутив, насколько устала. Голова гудела, словно трансформатор. Хотелось упасть и заснуть прямо тут, на полу. С трудом преодолев искушение, я посмотрела на девочку. Чуда, конечно же, не произошло. Худое, измождённое голодовкой тельце по-прежнему не двигалось. Сил не было. Организму требовалось питание. Пища. Но это уже поправимо. Уход и любовь матери поставят её на ноги. Я натыкаюсь на внимательный, полный восхищения взгляд девочки. Она улыбалась! Совсем чуть-чуть, одним уголком рта!

– Круть! – еле слышно выдохнула она.

– А то! – хмыкнула я, улыбнувшись в ответ. Потом встала, с трудом преодолев слабость, подошла к двери и позвала. – Можно заходить.

Мать тут же оказалась рядом с дочерью, оглядывая, ощупывая ребёнка и с тревогой поглядывая на меня.

– Все будет хорошо, – сказала я, усевшись с ногами в кресло. – Вы вовремя пришли. Ещё бы несколько дней, и девочке не помог бы и некромант. Так, сейчас забирай ее, и… – я пошарила в карманах, ища бумагу и пишущий предмет. На клочке из записной книжки я написала записку соседке, чтобы приютила постояльцев, и протянула женщине. – Вот. Пойдёшь из ворот направо, постучишься в первый же дом. Отдашь записку, скажешь, что от меня. Переночуешь там. Каждый час давай девочке лекарство, – я отодрала себя от кресла, подошла к шкафчику, достала оттуда маленькую бутылочку, вроде тех, в которых в аптеке спирт продаётся. Вернее, это именно она и была. Только без этикетки и без спирта. Внутри была настойка девясила, приправленного мятой и земляникой. Самое то, для изголодавшегося желудка. – Вот это. По одной столовой ложке каждый час! Запомнила? И ещё воду, – я протянула ей ещё одну бутылочку. На этот раз обычную, пластиковую, с обычной питьевой водой из ближайшего родника. – Утром придёшь ко мне, скажу, что делать дальше.

– Она выздоровеет? – с надеждой спросила мать.

– Это от вас зависит, – вздохнула я. – Всё, идите. Завтра все скажу.

Женщина покорно забрала дочь, ещё не смея поверить в чудо, и ушла. Я рухнула в кресло, завернулась в плед, свернувшись в калачик и… мгновенно вырубилась.

Мне снились заснеженные леса, горы и яркая, голубая луна. И странные, невиданные звери и птицы. И я тоже зверь. Какой? Не знаю. Но определённо зверь. С четырьмя лапами и хвостом! Я мчалась по заснеженному лесу, среди деревьев и звала кого-то. И слышала, что где-то далеко-далеко раздаётся ответ.

Проснулась от тихого ворчания, раздававшегося совсем рядом. Голос был низким, грудным, но определённо женским.

– Уйдёт от нас хозяюшка! Как есть, уйдёт! Ой, горе-то!

– Тише ты! – шикнул на него другой голос, мужской, басовитый. – А ну, как разбудишь? А в избе не прибрано, полы не метены! И печь не чищена! Встанет хозяюшка, и заместо завтрака будет пыль по углам гонять!

– И то, правда! – спохватился женский голос. И тут же по полу зашуршало, в печи заскреблось. – Да, ведь, зовёт её кровь-то! Эх!

– Что толку вздыхать? – буркнул в ответ мужской. – Будто это поможет! Верить надо. Авось, не оставит нас хозяюшка совсем-то. Здесь, ведь, дом её.

Я с трудом сдерживаю улыбку, а потом, резко открываю глаза. И вот теперь улыбаюсь, глядя на смущённых домовых, застигнутых врасплох.

– Утречко доброе, Тихон Шелестович! И тебе, Любава Суровна! О чем речь ведём?

– Дык, это… так, промеж собой болтаем, – не моргнув глазом врёт домовик. – Я, вот, Любушке-то говорю, мол, печь не чищена. Того и гляди, дымоход забьёт! Да-а!

Домовушка, под шумок, улизнула. Только веник по полу шуршит, подметает. До порога пыль домёл и в угол шмыгнул, словно не при делах. Но, стоило мне скосить глаза на веник, как и домовой исчез, будто его и не было. Не любят домашние духи показываться на глаза. Взрослым. В детстве-то они со мной частенько играли.

Несмотря на то, что заснула в кресле, выспалась я на удивление хорошо. Первым делом принялась за печь. Растопила, заварила травяной чай для восстановления сил, потом сварила некрепкий бульон из курицы. Разлила все в две бутылки. Как раз к приходу женщины всё успела. Она пришла в лихорадочном возбуждении. Глаза горят, губы дрожат, силясь что-то сказать. Пришлось сначала усадить и напоить успокоительным отваром.

– Она пошевелилась! – наконец, выдала женщина новость. – Сама! Столько дней… я думала, паралич… а тут… я все, как вы сказали, делала! Всю ночь от доченьки не отходила! Да, от иконы Царицы Небесной! Отпаивала. А утром она… голову повернула. И, тихо так, шепчет: "писать хочу!" Она, ведь, поправится, правда?

– Правда, – я невольно улыбаюсь. Ребёнок пошёл на поправку. Значит, помогла моя ворожба. – Она поправится. Теперь ей только любовь материнская, да забота нужна. С любовью бульон и кашу вари, с любовью чай готовь. Кормить по чуть-чуть, словно ей полгодика. Понемногу каждый день прибавлять порцию. С любовью, с радостью, да руками, не в машине, стирай её вещи. И утюгом их не касайся. Надевай прямо так, неглаженными. Да, ещё каждый день по три раза нужно ей массаж делать. Всего тела. Врача для этого звать не нужно. Сама научись и сама делай. С любовью и радостью. Тяжело это, но ты старайся. Дитя от тебя всецело зависит сейчас. Никаким врачам её не показывай до тех пор, пока она на ноги не встанет и ходить не начнёт. И в дом тоже не пускай никого. Даже родственников. Только сама. Всё поняла?

– Поняла, – кивнула женщина. – Только… как же я… денег почти не осталось. Мужа нет. Сбежал, как дочка заболела. Козёл!

– А, вот, этого не вздумай! – нахмурилась я. – Помни, только любовь должна быть в сердце твоём. Озлобишься, рассердишься на кого, дочке хуже сделаешь. Проклинать начнёшь – вовсе убьёшь её! Тогда уж и я не помощница. Ни на кого не смей зла держать! И мужа прости. От всего сердца прости. А деньги… – я призадумалась, вспоминая, где лежит мой детский, обережный поясок. Вроде, в сундуке был. Ныряю туда. Точно, вот он, широкий ремешок, скроенный из обрезков и расшитый первыми, ещё корявенькими обережными рунами. И рубашка детская тут же. Такая же корявая и кривая. Однако, несмотря на корявость, обереги работали исправно. Я протягиваю женщине и поясок и рубашку. – Вот, возьми. Надень на дочку и не снимай, пока она из них не вырастет. А после храни в укромном месте. Если заболеет дочка, ты рубашку эту достань, да ей на грудь положи. Да, помни, эти вещи стирать в машине нельзя. Только руками. Порвётся вышивка в машинке – уйдёт в воду сила обережная. А поясок этот ты себе оставь. В сумочке с собой носи. Или за пазухой. Он удачу тебе принесёт. А там, глядишь, и деньги найдутся.

– Спасибо тебе, ведунья! – женщина прижала к себе поясок и рубашку. – Тяжело мужа простить, но ради дочери я постараюсь. Сколько я должна за лечение?

– Иди, – отмахнулась я. – Тебе денег только до дома добраться и осталось. Мне отдашь, на что жить будешь? Иди. А, нет, постой-ка! Вот, что, – я всмотрелась пристально в женщину. Хмыкнула. – Отдашь мне первую вещь, которую своими руками сотворишь! Именно первую. По почте пришлёшь на этот адрес. Теперь иди.

Спровадив гостью, я улыбнулась. Женщина мастером игрушек станет. Как только мой поясок у неё в руках очутился, так и заработал. Дар открыл, ауру чистить начал. Я ей свою первую работу отдала, а взамен она свою отдаст. А первой её работой большой, мягкий леопард будет. Такой же корявенький, как моя рубашка. Но сошьёт его мастерица для меня.

Ещё через неделю вернулся маг. Довольный, как бабушкин кот, Васька после целой миски сметаны! Через плечо аж две сумки, битком набитые разным поделочным хламом. Аквамарин, гранит, бирюза, халцедон, кошачий глаз, авантюрин, аметист, хризолит, турмалин, янтарь, обычное стекло, крашенное и прозрачное и прочая, разная блажь, которая и в самом деле стоила недорого. А ещё оловянные ложки, солдатики и прочие вещицы. А они-то зачем?

– У нас такого металла нет, – пояснил Керт, заметив мой недоуменный взгляд. – Нигде. А работать с ним одно удовольствие! Плавится на обычном костре, магически инертен, сочетается с любыми материалами, ну, разве что, золото исключая. Но и это даже не минус, а плюс! В золото ещё не всякий камень оправишь. Откуда вы его берете? Где он рождается?

– Олово рождается на заводе! – хмыкнула я. – В природе его нет в чистом виде.

– Но это же не сплав из других металлов, – с сомнением фыркнул маг, всматриваясь в одну из ложек. – Это чистый, однородный металл!

– Нет, не сплав, – с удовольствием подтвердила я. Полюбовалась на растерянную мину мага и пояснила. – Насколько я помню, в природе олово встречается в виде минерала с кучей всяких примесей и солей. Этот минерал плавят на заводе при определённой температуре, потом очищают и на выходе получается отдельно металл и отдельно остальное. Ну, технологию всего этого я, извини, не знаю. Это тебе на завод надо попасть, где олово плавят.

– Ясно, – улыбнулся Керт. – Спасибо. А то я не знал, у кого спросить, чтобы не сочли за идиота.

– Да, брось, этого не знает большинство людей, – рассмеялась я. – Несмотря на то, что это проходят в школе. Кстати, вот, школьники знают.

– Ну, что, Алиса-Хранительница, проводишь до тропы?

– Провожу, уж! – фыркаю я.

Керт переодевается в свою одежду, пристёгивает за спину меч, перекидывает через плечо свои сумки. До начала тропки не так уж и близко. Гиблый Овраг покрыт туманом во всякое время. Иной раз и ядовитым! Но не сейчас. Передо мной туман расступается, открывая тропинку. Не та. Мне другая нужна. Эта на ту сторону оврага выведет. А эта? На кладбище. Знание приходит само собой. Как будто изнутри. Словно я всегда это знала, да подзабыла, а теперь, вот, вспомнила. Ещё развилка. Да, это она!

– Вот твоя тропа, – я указываю на дорожку. – Только не сворачивай. Прямо иди. Выйдешь в Карнат, так туман рассеется.

– А если ещё раз приду, не прогонишь? – весело спрашивает маг.

– Да, куда я денусь?! – ворчу я. – Вы, маги, народ приставучий, хуже репейника! Тот хоть можно отцепить и выкинуть, а от вашего брата не отвяжешься, покуда сам не отстанет! Ладно уж, – я расплетаю косы, вытаскиваю синюю и зелёную тесьму, связываю их в памятный узелок и протягиваю магу. – Вот, держи. Он тебе в другой раз путь укажет, поможет на тропке междумирной не заблудиться и к избушке моей приведёт. Или ко мне, если меня дома не будет. Смотри, не потеряй.

– Не потеряю, красавица! – улыбнулся Керт. – Жди в гости по весне!

И он зашагал по тропке, не оглядываясь. А я смотрела ему вслед и… думала о том, что было бы здорово снова его увидеть! Что и говорить, маг мне понравился. Красивый, сильный и человек хороший. Мне с ним легко и приятно. Знаю точно, что не обидит, не предаст, не изменит. Откуда знаю? Оттуда же, откуда и про тропу, про обереги и про все остальное. Я всегда это знала.

3. Ликан

Отпуск подошёл к концу, а я так ничего и не решила. Так уж получилось. Сначала маг, потом девочка эта. Потом потянулись страждущие и любопытные из окрестных деревень. Впрочем, до меня доходили не все. Далеко не все. Придёт такой любопытный, спрашивать начинает, где, мол, ведьма живёт? Ему укажут, мол, по этой тропке иди и придёшь. Наверное. Дошло только с десяток людей. А большинство потопчется, походит кругами и уезжает ни с чем. Нету, говорят, у вас никакой ведьмы. Брехня все! Ну, и скатертью дорожка.

Одна ушлая журналистка три дня вынюхивала. Даже привела ко мне действительно больного пацана с матерью. За руку его держала, на камеру все снимала. А потом заяц из кустов как порскнёт ей под ноги! Журналистка шарахнулась в сторону, потом отряхнулась, обматерила несчастного зайца, повернулась, а ни женщины, ни пацана! Их защита пропустила, а её нет. Пацану я помогла. С глазами у него проблемы были. И ещё двоим из того десятка, что добрался до избушки моей. Тем, кому реально помощь требовалась.

Тихая жизнь в избушке на отшибе мне нравилась, но душа тянулась куда-то вдаль. Не моя эта жизнь. Бабушкина. А я… кто я? Ведьма? Художница? Журналистка? Или… кто-то ещё? Осознание пришло внезапно, когда тёплым, пасмурным вечером я вышла на крыльцо. Я стояла долго, любуясь на закат. А потом из леса, припадая на одну лапу, выступила худая, рыжая рысь. В капкан попала. Как уж смогла освободиться, Бог весть. Я её во двор пустила, накормила, перевязала, подлечила. Утром она ушла восвояси. И вот, когда я смотрела ей вслед, вдруг чётко поняла, куда меня тянет. К Гиблому Оврагу. В Карнат. Там моя кровь. А, возможно, и семья. Мои корни.

Решение пришло мгновенно. Собрав вещи, я рванула в город. Первым делом направилась в офис редакции, где уже четыре года трудилась сначала внештатным корреспондентом, потом дизайнером, уже штатным, на полной ставке.

– Шеф у себя? – спросила у секретарши Любови Андреевны, немолодой, полноватой дамы, обожавшей ретро-стиль и сплетни.

– Да, – кивнула та, уставившись на меня. – А что это вы, Алисочка, так рано на работу? У вас же отпуск ещё три дня.

– А я не на работу! – хмыкнула я и решительно постучалась в дверь. – Пётр Николаевич! Это Рыжова. Можно?

– Заходи, – отозвалась дверь голосом шефа, и я прошла внутрь. Сразу же плюхнулась на стул. – А я, признаться, сам хотел звонить. Тут, понимаешь, премия тебе. Да. Твоя последняя работа признана лучшей и… да, вот, почитай-ка!

И он протянул мне газету. Я вчиталась в статью и… хорошо, что я уже сидела. Нет, про конкурс фотографии я слышала. Краем уха. Но участвовать в нем не собиралась, как ни уговаривал меня на это дело шеф. Помнится, перед тем, как взять отпуск я сильно поскандалила с ним на эту тему, заявив, что если ему приспичило, пусть сам отправляет на конкурс что хочет, а меня в это не впутывает. Он и отправил. Мою работу! От имени журнала! И она, эта работа заняла на конкурсе третье место!

– Ну, ё-моё! – простонала я. – Зачем же мои слова понимать так буквально?! Я же… Пётр Николаевич, я уволиться хочу.

– Что? – кажется, шеф даже подпрыгнул в кресле. – Рыжова, ты сошла с ума? Уволиться?

– Да, – твёрдо сказала я.

– Но почему? – шеф прищурился. – Нашла местечко получше? У конкурентов? Кто тебя сманил, признавайся!

– Никто меня не манил, – вздохнула я.

– Тогда, может, тебя зарплата не устраивает? Коллектив? Руководство?

– Я уезжаю, Пётр Николаевич, – отвечаю я, с ходу отметая все предположения. – Я накопила приличную сумму и хочу путешествовать.

– В чем вопрос? Давай я переведу тебя в коротдел, будешь кататься по командировкам! Путешествовать за счёт компании!

– Нет, Пётр Николаевич, – поморщилась я. – Все уже решено. Я больше не хочу работать. Хочу побыть свободной птицей. Хочу… – я наткнулась на внимательный взгляд шефа и сдулась. – Ладно, я хочу найти своих родителей. И я их найду.

– А надо? – поморщился шеф. – Раз от тебя отказались…

– Не отказались, – ворчу я. – Мою маму убили. Я знаю это точно.

– Рыжова, ты точно сошла с ума! – вскипел шеф. – Ты хочешь влезть в пасть тигру и попутно оттаскать его за усы? Ты хочешь, чтобы и тебя прибили где-то в подворотне? Ты…

– Пётр Николаевич, – я в упор посмотрела на шефа. – Я в любом случае уже все решила. Оставлю заявление здесь. А подпишите вы его или нет – ваше дело. Я все равно уеду.

Я потянула себе из стопки чистой бумаги, лежавшей тут же, на столе, один лист, стыбзила ручку шефа и принялась строчить стандартное заявление об увольнении по собственному желанию.

– Ну, Рыжова! – кипел шеф, бегая по кабинету кругами. – От тебя я такого не ожидал! Ты… да ты… я не подпишу! Так и знай! Я тебе волчий билет выпишу! За прогулы уволю! Куда ты собралась ехать?

– Не скажу! – я поставила на листе свою подпись, припечатала лист ручкой и встала. – Пётр Николаевич, мне все равно. Хоть по статье увольняйте. Я все решила.

– Решила она! – буркнул шеф. – Решительная нашлась! – он взял заявление, потом плюхнулся в кресло, размашисто подписал и сердито пришлёпнул печатью. – Беги в отдел кадров, пока я не передумал! И это… не пропадай. Хоть позвони, что ли, когда вернёшься? Я тебя на любое место возьму. В любое время. Поняла?

– Спасибо, Пётр Николаевич! – я невольно шмыгнула носом. Потом порывисто обняла. – Я вернусь! Обязательно! Отца найду и вернусь!

– Эх, Муха! – проворчал шеф. – Лети, давай!

Я получила подпись в отделе кадров, потом деньги в бухгалтерии. На карту упала приличная сумма и теперь, собираясь в дорогу, можно было не жаться в средствах. И я направила стопы по магазинам. Первым делом завернула в банк, проверила счета, разделила все имеющиеся деньги пополам и одну половину оставила на карте, а вторую положила на накопительный счёт с возможностью снимать проценты. Неизвестно, ведь, когда я вернусь, и сколько мне понадобится средств. Оставшейся части с избытком хватало на все мои хотелки.

Первым делом я купила в спортивном магазине вместительный, походный рюкзак, удобные, непромокаемые штаны "защитной" раскраски цвета хаки и такую же куртку. Немного подумав, взяла коврик из лёгкой "пенки" для подстилки в палатку. Сама палатка у меня уже была, так как путешествовать я любила. Частенько срывалась в турпоходы, слёты ролевиков. Или просто могла бродить по лесам несколько дней. Но моя "пенка" уже поизносилась и порвалась в паре мест. Котелок и прочие предметы первой необходимости у меня тоже были всегда наготове. Хорошо бы приобрести ещё нож, настоящий, а не бутафорский. Но, кто ж мне его продаст? Хотя… есть у меня один знакомый. Достанет всё, что угодно. А нож мне в Карнате пригодится.

Я вышла из торгового центра, где и располагался спортивный магазин, сверяясь со списком необходимого и прикидывая, куда направиться дальше, но не успела сделать и пары шагов, как на меня налетела худая, лохматая псина. С глухим рыком она попыталась вцепиться мне в горло, но, внезапно, взвизгнула жалобно и попыталась извернуться, чтобы избежать столкновения. Увы, инерция прыжка не позволила этого. Псина лишь немного отклонила траекторию и в итоге мы с ней все равно рухнули в грязь. Острые клыки порвали куртку, царапнули запястье. Почуяв кровь, пёс горестно взвыл, словно извиняясь за своё поведение, отпрыгнул в сторону и шмыгнул за угол, растворившись в тени мусорных баков.

– Вот, псина бешеная! – проворчала я, поднимаясь на ноги и удручённо рассматривая порванную куртку. Запястье зудело и чесалось немилосердно, но раны я нигде не обнаружила. Только тонкий, белый шрамик, который рассосался бесследно на моих глазах. И все! – Фига-се! Повезло! Только куртку жаль.

Увы, мою любимую ветровку было уже не спасти. Рукав был наполовину оторван и висел лохмотьями. Вторая половина валялась рядом, в луже. Не менее любимая футболка с логотипом исторического клуба "Княжество Русское", которую я выиграла на одной из ролевок, заляпана грязью. Но если ее ещё можно было отстирать, то джинсы лучше просто выкинуть, ибо псина потопталась по ним изрядно, разодрав когтями на коленях и ниже. Не в лохмушки, как рукав, но все равно, восстановлению уже не подлежит. Придётся топать в ближайший магазин и покупать одежду. В таком виде я дойду лишь до первого поста ППС.

Взгляд натолкнулся на пакет с обновками. А это идея! Забежав обратно в торговый центр, я добралась до туалета, скинула в пакет туго свёрнутые грязные вещи и переоделась в обновки. Осталось найти приличную футболку и можно идти дальше. Бутик с одеждой обнаружился тут же. И недорогая футболка цвета "хаки" была одета прямо в примерочной. Расплатившись, я направилась к выходу, на этот раз глядя по сторонам. На всякий случай. И едва не столкнулась с хмурым мужчиной в чёрной кожаной куртке. Я вгляделась пристальнее и скривилась. Этого я знала и всей душой терпеть не могла. Он не раз приходил к бабушке, пока она была жива. Приходил с проверками, да с жалобами, всё пытался лишить её лицензии на ведьмовство. Он же и сплавил меня в детдом, когда бабушка умерла. Что ему ещё от меня нужно? Пронюхал, что я тоже помогаю людям?

– Ведьма, Алиса Рыжова! – рявкнул он, так что я подскочила на месте. – Михаил Репин. Сотрудник службы магического контроля!

– Мужик, ты спятил? – хмыкнула я. – Ну и рэкет пошёл! Чего только не придумают!