скачать книгу бесплатно
Сказание о королеве Лайле и бедном рыцаре
Ева Пик и Ника Маслова
Сидя в кресле на колёсах, даже прекрасной принцессе сложно поверить в любовь. От матери Лайле достался мощный магический дар и титул будущей королевы Илльборна. Двадцатилетней красавице завидуют многие, она же считает себя самой несчастной на свете и виноватой в том, что не может ходить. Других наследников трона нет, и Лайле придётся принять очень непростое решение… Вместе с Лайлой мы заглянем в лицо страхам, комплексам, чувству вины. Мы будем бороться с болезнью и обязательно победим. Наша Лайла – скромница и затворница, ей сложно общаться с мужчинами. И этот путь мы с ней тоже пройдём. Вместе с Лайлой и Хорном поверим в любовь. Спасибо всем неравнодушным за комментарии и оценки.
Ева Пик и Ника Маслова
Сказание о королеве Лайле и бедном рыцаре
Глава 1. Начало, или С высоты птичьего полёта
Признаюсь честно: о коронах и принцессах в придачу ни я, Хорн из Конвальда, ни мой брат-близнец Ронни никогда не мечтали. Фантазии не хватало, чтобы выдумать то, что началось с каприза одной знатной дамы, очарованной обходительным нравом и мужской привлекательностью моего брата. Она пригласила его на свадьбу к подруге, а уж там Ронни показал себя во всей красе, да перед самым цветом королевства.
Произвести впечатление на местных девиц – дело нехитрое, когда ты выше на голову большинства мужчин, светловолосый среди преимущественно темноволосых, лицом отнюдь не урод, да ещё и окружён ореолом опасности – ну как же, это же варвар с севера, смотри, а вдруг украдёт. Плюс улыбчивый, умеющий красиво льстить, любящий болтать, танцевать, обнимать да целовать по укромным углам – в целом, любимец женщин.
С одной стороны, всё случилось из-за Ронни и его любви волочиться за юбками. С другой – из-за его новой пассии, в этот раз не крестьянки. И не просто знатной дамы, а второй розы Илльборна, старшей дочери нашего короля.
Кто б о таком вообще мог подумать?
Мы с братом пятые у отца. На наследный удел или титул ни единого шанса. С детства знали: меч – наша судьба. Счастливый случай подарил нам рыцарские звания и славу, но богатыми, конечно, не сделал.
Таким, как мы, сыновьям благородных, но небогатых родителей, не о короне мечтать, а о полновесных монетах вместо миски супа в благодарность за доведённое до совершенства умение мечом помахать.
Знал бы, как судьба ко мне повернётся, ни за что бы не поверил. Но обо всём по порядку…
*~*~*
Всякий знает, что благословенное отечество илльяров – отважных охотников и трудолюбивых землепашцев – находится на самом краю континента, в той части, где в закатный час солнце тонет в глубинах Северного моря, а ночи зимой так длинны, что, кажется, летний день никогда не настанет.
Тут крестьянин тяжко трудится на суровой каменистой земле. Рыбаки смело преодолевают острые прибрежные рифы и на узких лодчонках выходят на глубокую воду за вкусной треской и жирным лососем. В городах процветают ремёсла – от кузнечного дела до каллиграфии и стихосложения. Охотники промышляют в лесах, добывая дикого зверя, соревнуясь с волиграми – опасными хищниками, чьи размеры намного превышают и обычного волка, и тигра.
Сбившись в стаю, как всегда бывает зимой, волигры способны напасть не то что на одинокого путника, но и город, полный людей, могут посчитать законной добычей. В менее суровое время волиграм хватает пропитания в лесах, и к людям они не выходят.
Летом на полях Илльборна зреет рожь да овёс, на лугах и в поймах рек тучными стадами пасутся овцебыки и тёмно-рыжие зубры. Горняки круглый год добывают золотую руду, железо и серебро. Куются мечи, серпы и орала, отливаются монеты и украшения. Мельницы крутят лопасти и на ветру, и там, где журчат полноводные реки и ручейки, пока зимний холод не превращает их в чистый лёд.
Но так случается не со всякой водой. Есть в Илльборне места, где пар поднимается из земли даже в самые морозные дни. Там всегда течёт вода, а в некоторых озерцах она так горяча, что купающийся, разомлев от тепла и заснув, может насмерть свариться. Не дай боги, конечно, столь незавидной судьбы.
В Илльборне живут просвещённые люди. И стар, и млад возжигает ветви плодоносных деревьев на каменных алтарях – что дома, что в многочисленных храмах. Во славу богов целители спасают жизни людей, воины их отнимают, храмовники провожают к вечно пирующим предкам.
В долгой жизни Илльборна случалось всякое: и войны, и мятежи, и кровопролитные междоусобицы. Менялись правящие династии, ветер времени уносил имена королей, будто пыль и песок. По велению новых победителей переписывались летописи, и случалось это столько раз, что от славы ушедших королей в памяти илльяров даже имён не осталось.
Всё изменилось, когда тысячелетие назад трон Илльборна заняли Райнары – великие маги – и на уставшей от войн земле воцарился длительный мир.
По древнему закону на трон садится тот из Райнаров, в ком магии больше. И не так важно, кто правит, король или королева, лишь бы во властителе текла кровь Райнаров, а на теле с рождения цвела роза – знак магической силы и благословения богов.
Последняя из Райнаров, королева Кларисса, ушла из жизни двадцать лет назад. Её супруг Сандр – дальний родич Райнаров, славный воин, но, к сожалению, не маг – сел на трон в ожидании, когда подрастёт дочь, отмеченная при рождении знаком розы.
В день полного совершеннолетия, когда ей исполнится двадцать один год, Лайла должна взойти на престол, и Илльборн терпеливо ждёт взросления будущей королевы.
В народе о ней известно немногое. Говорят, ножки Лайлы никогда не ступали на бренную землю. Ещё говорят, что с её лица будто ангелы смотрят. Ну а главное, что волнует народ – магии в крови Лайлы столько, сколько и у давно почивших, но доныне почитаемых всеми великих Като и Михала.
В своё время Михал укрепил восточную границу, превратив узкие реки в полноводные и широкие. А его правнук Като сотворил настоящее волшебство – поднял из морских вод опасные рифы и так защитил западные берега Илльборна от набегов арданцев-островитян – поганых чернокнижников и поднимателей мёртвых. Так что от юной Лайлы ждут немалых свершений.
Жаль, конечно, что уже которое поколение подряд Райнары не могут посадить на трон сына. Злые языки поговаривают, что над королевским домом нависло проклятье. Но это, конечно, случайность, что у короля-консорта Сандра что от первой жены, что от второй рождаются только дочери.
Королева Магда вновь на сносях, а Сандр – дальний, но всё же родич Райнарам. Появись у правящей семьи сын, будь на мальчике магический знак – и порядок престолонаследия бы поменялся. Но ярмарочные предсказали как один предрекают, что солнце сияет над Лайлой так ярко, как двойная звезда.
– Лайла из настоящих Райнаров. Она наша судьба, – говорят люди, и всё же нет-нет, да и прислушиваются к новостям из королевского замка.
*
Примечание автора:
«Сказание о королеве Лайле и бедном рыцаре» – это переработанная, расширенная и дополненная адаптация одной из историй моего постоянного соавтора Ники Масловой.
Глава 2. Ночь надежд
~*~*~*~Лайла, будущая королева Илльборна~*~*~*~
Сегодня – восьмая за последние девять лет ночь надежд для Илльборна.
Луна сияет в бархате небес ярчайшим перламутровым блином. Ветер колышет плащи и платья придворных и слуг, собравшихся в этот поздний час в открытой галерее замка. Один взмах руки присутствующего здесь короля – и праздничные флаги взовьются в воздух, а дежурящие у конюшен гонцы вскочат в седла, чтоб поскорее оповестить мир о долгожданном появлении на свет продолжателя рода Райнаров – властителей Илльборна уже добрую тысячу лет.
Вздумавшую на свою беду каркнуть ворону сбивает с парапета метко посланная стрела. В полной тишине теряющее перья тело падает во внутренний двор, глухой стук сменяет визг и грызня собак. Хрипят и цокают копытами лошади. Пронзительный детский крик заглушает всё.
Затаив дыхание, все смотрят на приоткрывшуюся дверь, прислушиваются к доносящимся изнутри звукам, из которых самые яркие и чётко различимые – плач новорождённого, яростные проклятия и клятвенные обещания.
– Больше никогда!.. Ты слышишь, Сандр, мерзавец? Больше никогда!
Эта клятва повторяется и нарушается из года в год, и, как и прежде, в женском крике – такая мука, что руки сами собой сжимаются в кулаки. Боль, видно, ужасна, раз королева Магда так кричит и клянёт мужа, хотя знает, что здесь, у её покоев, собрался весь цвет королевства.
Сама я считаю себя чертополохом, но другие видят во мне главную розу королевского двора, то и дело поглядывают в мою сторону. Ждут, что я как-то выдам терзающие сердце чувства. Не верят, что больше их всех вместе взятых я жду добрых вестей и потому мёрзну здесь, позволяя на себя смотреть, а не прячусь в своих покоях, как делаю обычно.
Опускаю голову, и упавшие на лоб длинные светлые волосы скрывают глаза и покрасневшие, несмотря на продирающий до кости холод, щёки.
Чужое любопытство до боли неприятно, но больше убивает стыд.
Мне ли не знать, кто в действительности виноват перед консорт-королевой Магдой – женщиной, чей восьмой ребёнок только что появился на свет? И нет, это не отец, пусть он и сделал всё, чтобы наградить её лоно очередным шансом возвести на трон Илльборна полноценного короля или королеву.
Я молю богов, чтобы родился мальчик, чтобы на его теле нашлось родимое пятно в форме розы. Я так сильно этого хочу, что мысленно кричу на богов: «Пожалуйста, услышьте меня!»
– Кто? Мальчик ведь, мальчик? Знак есть? Ну кто же – говори! – в высоком голосе королевы ясно слышны усталость, боль и отчаянная потребность получить желанный ответ.
Тот так тих, что надежда никуда не девается, остаётся дрожать на ветру вместе с собравшимися.
Вышедшая к людям повитуха держит на руках свёрток с младенцем. Отец стремительно шагает к ней. Его высокий рост и мощная фигура не позволяют разглядеть ничего, кроме того как ветер треплет подбитый мехом плащ.
Первый советник вытягивается в струнку, исходя от нетерпения узнать ответ: так да или нет, быть или не быть полноценному наследнику на троне.
Безмолвие затягивается. Надежда скукоживается с каждым следующим мгновением, пока не превращается в ледяную иголку, настойчиво впивающуюся под кожу в центре груди.
Отец медленно поворачивается к придворным, поднимает новорождённое дитя над головой. Младенец кажется таким невозможно маленьким в его больших ладонях, но кричит отчаянно громко. Тишина на фоне этого пронзительного плача обжигает.
– Принцесса Катрина почтила мир появлением сегодняшней ночью. Поприветствуем её.
В голосе отца – ни капли радости, лишь глухое разочарование. Какое-то время никто не двигается, затем придворные дружно кланяются до земли, из внутреннего двора доносится цокот копыт заводимых обратно в конюшни лошадей. Кто-то охает, слышен шёпот, взгляды многих – и среди них отца – устремляются на меня, на лицах некоторых появляются неискренние улыбки.
Я прячу глаза, и вскоре младенец и повитуха исчезают в опочивальне королевы, а перед её покоями остаются всего трое – я, Эви и мой верный голем Кэсси.
Дубовая дверь, обитая железом, вновь закрыта. Мне кажется, я знаю её до последней царапины и металлической заклёпки. Восьмое по счёту ожидание закончено. Обида на судьбу гложет меня. Подло думать так, но я отдала бы многое, если не всё, ради того чтобы сегодня у меня появился брат, а не сестра, и на брате нашёлся бы магический знак нашего рода.
Я, как и мой отец, как и вся страна, мы все так нуждаемся в мальчике королевской крови с родимым пятном в форме розы – знаке магов рода Райнаров. Только брат по крови, пусть и сводный, пусть и рождённый от второй жены консорта-короля мог бы опередить меня в очереди претендентов на трон.
Но родилась девочка, а значит, я в любом случае остаюсь будущей королевой. У Магды и отца уже не остаётся времени, чтобы попробовать родить мальчика ещё раз. Мне уже двадцать, и до следующего дня рождения, когда я достигну полного совершеннолетия, а значит, права и, увы, обязанности взойти на престол, осталось всего ничего, каких-то полгода.
Эви наклоняется ко мне, хлопает по плечу. Развевающиеся рыжие волосы, посеребрённые луной, и светлые одежды делают сестру похожей на привидение. Разноцветные глаза, посеревшие губы и бледность кожи пугают и навевают мысли о скоротечности жизни и смерти.
Лицом мы очень похожи, почти как близнецы, хотя она старше меня на три года и пышет здоровьем. Я точно знаю, что выгляжу так же, как она, но всё равно нервно ёжусь от потустороннего вида сестры. Её улыбка во весь рот пугающее впечатление не меняет, наоборот.
– Лайла, детка, – говорит Эви, – ты всё ещё будущая королева, и у нас появилась ещё одна сводная сестра. Хорошая ночь, порадуемся.
Она фыркает, оценив выражение моего лица и молчание.
– Значит так, моя сестричка-простушка, ты можешь сколько угодно притворяться опечаленной, а я сегодня честно повеселюсь за нас обоих. Спокойной ночи.
Сестра клюет, думая, что целует, меня в лоб совершенно холодными губами и уходит к себе. А я остаюсь на месте – мне всё равно где молиться всем известным богам, умоляя их повернуть время вспять и подарить-таки нашей семье не девочку, а мальчика.
Знание, что мои просьбы бесполезны, а в чистоту намерений не верит никто, не помогает унять желание переубедить несправедливую судьбу. Мне всё равно, что думают другие, но воспоминание о том, как отец смотрел на меня – убивает.
Я почти уверена, что он обвиняет в произошедшем именно меня. Простаки искренне считают, что магу достаточно косо посмотреть, чтобы навредить посевам, лишить корову молока или девицу – бремени. Вдруг и отец поддался голосу толпы? Отчаянье из-за неудачных попыток произвести на свет сына – не лучший помощник даже выдающемуся уму.
Последняя беременность королевы протекала сложно, уже полгода в её покои не пускали никого, кроме отца и маленьких принцесс. Но, вероятней всего, Магда так хранила себя перед моим – а вдруг зловредным? – взглядом.
Я не знаю точного ответа, но подозрения поднимают свои головы и жалят-жалят-жалят. Воспоминания слов и выражений лиц отца и придворных проплывают перед зажмуренными глазами.
– Принцесса Лайла? Что вы здесь делаете в темноте и холоде до сих пор?
Поднимаю голову. Возле меня стоит придворный маг. Кутающийся в длинную мантию Фабиан недовольно качает растрёпанной головой и приказывает Кэсси пошевеливаться.
Мы медленно передвигаемся по извилистой галерее под шум шагов и едва слышный, но всё же различимый скрип колёс моего передвижного кресла.
– Как чувствует себя королева? – отваживаюсь спросить я, хотя знаю, что мои расспросы могут понять превратно.
– Произвести на свет новую жизнь – тяжкий труд для немолодой женщины.
– Она больна?
– Нет. Устала, расстроена, уснула. Завтра будет новый день, и венценосные родители порадуются появлению на свет принцессы Катрины, – безмятежно отвечает маг. – Не печальтесь и не беспокойтесь ни о чём, Ваше Высочество. Не было, нет и не будет ни единого шанса, чтобы трон достался другому претенденту. Он ваш. Так решили звёзды двадцать лет назад, и спорить с ними не по чину ни простолюдину, ни королю. Уже совсем скоро нас всех ждут великие свершения под предводительством новой всесильной королевы.
Об уходящем времени отца он говорит без жалости, а о моём проклятии магией – с придыханием и восхищением.
Потратив далеко не один день на изучение преданий о правлении прародителя Като, я могу понять Фабиана – уже больше трёх веков среди избранных илльяров не рождались сильные маги-короли. Но только дурак позволит себе упорствовать, закрывая глаза на очевидное. Като в первую очередь был королём – правителем, воином, мужем и отцом. Магия – это ещё не всё, кому как не мне, немощной калеке, это знать.
С наполовину парализованным телом мне не быть женой и матерью, воином тоже не стать. Моё правление навлечёт позор на весь наш род и только навредит Илльборну.
У Фабиана другое мнение на сей счёт, и я его знаю. Спорить с упрямцем нет никакого желания. Я отпускаю придворного мага, и дверь моих покоев закрывается за нами с Кэсси.
После воздействия мага голем двигается как будто живее и увереннее. Его керамические руки кажутся ловкими и тёплыми, а стеклянные глаза – осмысленными. Он подаёт мне воду и немного еды, помогает удовлетворить другие телесные надобности, моет, одевает в ночное и укладывает в постель.
Всё это время я думаю о том, что быть королевой мне не по силам. Я не воин, в бою меня с лёгкостью победит даже ребёнок, а по духу… Я – та, кто приносит несчастья. Пока страдали только самые близкие, но что будет, если моё влияние распространится на всё королевство?
Лёжа в кровати, глядя в потолок, залитый лунным светом, я слушаю тихую возню не знающего покоя Кэсси и думаю о прошлом. К сожалению, нет ни одного несчастья, случившегося со мной, в котором я не была бы виновата сама.
Глава 3. Злое прошлое
Говорят, в здоровом ребёнке нет греха, и только ошибки взрослых могут испортить детский нрав и вселить в маленькое сердце чёрные мысли. В большинстве случаев так и случается. Но как бывают яблоки, гниющие изнутри уже на ветвях, так встречаются и порочные дети. Кто заронил в них злое семя – тайна, но результат очевиден всем.
Не мне обвинять своих воспитателей. Добрая нянечка и заботливый учитель, постоянное участие в моих делах отца, игры с сестрой и её юными подружками – что из названного могло навредить ребёнку?
Увы, мне не найти оправданий в поступках других – я помню детство слишком хорошо. Свою жадную привязчивость, настырность, резкий нрав, чрезмерную любовь к старшей сестре, ревность к её общению с другими – все эти чувства, приведшие к настоящей катастрофе.
В тот день мы играли: бегали по лестницам и коридорам, прятались и догоняли друг друга. Эви всё время выигрывала, поддразнивая меня на глазах трёх девочек своего возраста, дочерей придворных дам и служанок. Я же злилась всё сильней с каждым поражением, с каждым мигом, когда Эви оказывалась на стороне подруг, а не моей.
И как-то так случилось, что игра превратилась в обмен колкостями, звонкий смех стал оскорблением, а хлопки по плечу – настоящими тычками и ударами, причиняющими боль. Думаю, всё решилось в тот миг, когда уязвлённая гордыня во мне возопила: «Я лучше их! Я! Ты увидишь!»
Эви старше меня на три года. В мои девять лет, а её двенадцать эта разница оказалась существенной для состязания в беге. Как я умудрилась упасть, запутавшись в собственных ногах и юбках, мне непонятно до сих пор. Но вдруг я оказалась сидящей на полу и баюкающей ушибленную руку под раскаты смеха Эви и её подружек.
Я не плакса, но у меня слёзы брызнули из глаз. Здесь, на полу, глядя на них, таких высоких и красивых, уже совсем взрослых и ловких, я вдруг показалась себе нелепой, унизительно смешной, навязчивой и приставучей, лишней, не нужной ни Эви, ни другим.
Их снисходительные взгляды, их общность, проистекающая из равенства возраста и интересов, ранили меня намного больше твёрдого шершавого камня.
Тело содрогнулось от обиды и злости, а в сердце как будто забил источник чёрной горячей воды. Она стремительно наполнила меня всю – туловище, руки и ноги, мигом закружившуюся голову. Я словно утонула в самой себе – этой чёрной горячей воде, такой душащей и гадкой.
Если б я только знала, что со мною происходит!
Помню, словно это случилось вчера, тяжёлый влажный жар и колотящую тело дрожь, колющие искорки на коже и жгучую ненависть в сердце – такую яркую, отчаянную, абсолютную, какая бывает только в детстве, когда чувства искренни и сильны, а разум на их фоне слаб.
Я не сказала ни слова, только подняла голову и взглянула сестре прямо в глаза.
Она упала, покатилась по полу, крича и прижимая ладони к лицу. Девочки завизжали. Одна из них, расплакавшись и наградив меня полным ужаса взглядом, развернулась и побежала прочь, гремя башмаками по плитам каменного пола. Этот звук преследует меня до сих пор, и, кажется, на смертном одре я буду помнить испуганный перестук её каблуков.
Ещё не подойдя к Эви, я знала, кто виноват в её боли. Дрожь рук и горячая тяжесть в сердце, жгучая обида и ненависть, все эти переживания прекратились во мне так резко, как подожжённая бочка со смолой вырывается из ложки катапульты. Понятно же, это мои злые чувства вырвались на свободу и попали прямо в Эви.
Я добралась до сестры, коснулась её плеча, оторвала её лихорадочно-горячие ладони от лица и увидела кровавые слёзы.
Всё это сделала я – причинила ей боль, навредила по-настоящему, будто не всего лишь посмотрела на неё, а швырнула чем-то тяжёлым и острым. Только от летящего предмета Эви непременно бы увернулась, а от моего злого взгляда не смогла.
Никогда не забуду, как Эви билась в моих руках, как розовые дорожки растекались по её щекам, как растрепавшиеся волосы липли к влажному лбу, а кожа вдруг стала стремительно бледнеть, пока не стала совершенно серой, неживой.
И тогда я закричала так, что меня, по рассказам, слышали не только в замке, но и в деревне.
