скачать книгу бесплатно
Я научу тебя летать
Ева Ночь
Семейка Драконовых #2
Он – харизматичный негодяй, циник и бабник. Завидный жених с элитной невестой в довесок. Я – обычная училка, которую бросил… (запикано цензурой: как ни назови – выходит ругательно). Более непохожих людей найти трудно. Но, может, всё дело в притяжении противоположностей? Потому что только рядом с ним у меня вырастают крылья и хочется летать!
Ева Ночь
Я научу тебя летать
Глава 1
Варя
Неприятности катятся как лавина с высоких гор. Стоит лишь одному крохотному недоразумению затесаться в твою жизнь, как тут же вырастают проблемищи вселенского масштаба.
Всё началось с вызова к директору на «ковёр».
– Никитина? – голос у Льва Моисеевича как из бочки – глухой, но рокочущий. Зевс-громовержец – так зовут его в народе. – Зайдите ко мне!
Не подумайте ничего такого. Я не какая-то там нерадивая ученица – отнюдь. Угораздило меня окончить педагогический институт и стать учительницей русского языка и литературы. Сеять, так сказать, разумное, доброе и вечное в благодатную почву мягких и светлых детских душ.
Внутренности сжимаются в комок: Лев Моисеевич по пустякам не дёргает. И если уж вызывает к себе, и взгляд карих глаз пронзительно-острый, значит случилось что-то глобальное.
Пока я плетусь медленно к кабинету на полусогнутых ногах, лихорадочно перебираю, где могла накосячить. Журналы вроде заполнила, легендарный 6-А, кажется, нигде не отличился, всё тихо. Классные часы проводятся, полы в классе моются. Хотя какие полы… из-за такой ерунды на эшафот в святую святых не приглашают.
– Вот что, Никитина, – Лев Моисеевич стоит, упираясь обеими руками в стол, отчего лицо его – почти на уровне с моим. Ну, а я стою навытяжку, как положено: живот втянут, руки по швам, сердце в пятках, – вы где работаете?
Всем известно: директор любит задавать вопросы. Главное – отвечать быстро и чётко, желательно не задумываясь. Материал должен отскакивать от зубов. У него и на уроках так отвечают. Кто мямлит, тот остаётся после уроков. Учить.
– В гимназии! – бодро чеканю я, лихорадочно соображая, за что мне сие.
– Неверный ответ, Варвара Андреевна, – сверлит меня суровым взглядом Лев Моисеевич. – Не в гимназии, а в образцово-показательной гимназии!
У него нос на губу налезает. А ещё брови белые клочками. И причёска Эйнштейновская. То есть, это Льву Моисеевичу так хочется: там, где у знаменитого учёного волосы кучерявились, у директора – лысина. Тотальная. И вот эти седые космы нимбом вокруг неё – просто безобразие. Так и хочется то ли дёрнуть, то ли причесать. А лучше всего – побрить. Налысо. Ну, или коротенько подстричь на худой конец. Под троечку. Ой, что-то я не о том думаю…
Директор многозначительно поднимает узловатый палец и, я так понимаю, мне надо изобразить подобострастие. Ну, конечно. Футы-нуты. А меня с улицы взяли, от очистков очистили.
Он что-то ещё вещает возвышенно, а я делаю вид, что слушаю.
– Что у вас с Драконовым? – бабахает он неожиданно и оглушительно. А? Кто здесь? Никого нет дома! Нет меня, нет!
Зелёная тоска заливает с ног до головы. Я, наверное, тоже зеленею под пристально-суровым взором Зевса-громовержца.
– А что у меня с ним может быть, простите? – осторожно пытаюсь блеять я, но Льву Моисеевичу плевать на остатки моего достоинства.
– У вас к мальчику стойкая неприязнь. Вы предвзято относитесь к ребёнку. Вчера опять приходила его мать. Грозилась, что в следующий раз придёт отец. Я специально посмотрел журнал 6-А. Там же проб негде ставить от ваших двоек! Вы затретировали ученика, Варвара Андреевна, вот что я вам скажу!
Я бы могла возразить. Кто ещё кого. И мать этого рыжего бесстыдника могла бы ко мне прийти, а не кабинет директора штурмовать. Между прочим, я с этого года их классный руководитель. И, между прочим, кое-кто даже на установочное родительское собрание не соизволил снизойти.
– В общем, подумайте, Варвара Андреевна, – голос недоэнштейна скатывается в мягкую угрозу. – Если встанет вопрос: вы или чудный ребёнок Ваня Драконов, вы сами знаете, кто закроет дверь гимназии с обратной стороны.
Мне оставалось только кивнуть. Видимо, карьера моя стремительно шла под откос: идти на поводу у мелкого интригана я не собиралась. Впору сушить сухари и искать другую работу, пока богатые, именитые родители этого рыжего монстра кислород не перекрыли.
Невесёлые мысли сжали сердце в кулак. Предчувствие не предчувствие, а только с этого момента электричка моей жизни разогналась как скорый поезд и потеряла тормоза.
Разговор с директором случился в среду. В четверг от меня ушёл Витюша, заявив, что встретил любовь всей своей жизни. «А как же я?» – хотела спросить, но только растерянно хлопала глазами и следила, как мужчина, что прожил со мной три года, хотел на мне жениться и мечтал о детях, собирает в рюкзак свои вещи.
Я даже истерику ему закатить не успела – так быстро он собрался и, кинув полный достоинства прощальный взгляд, аккуратно щёлкнул замком, закрывая за собой дверь.
И тогда меня накрыло. Не по-детски. Кажется, я ревела, била посуду, пила коньяк из горла. Ну, да. Некрасиво и недостойно высокого звания педагога, но когда сердце – на осколки, а личная жизнь – вдребезги, как-то не всегда удаётся сохранить лицо.
Если бы не Нинка – верная боевая подруга, которая со мной и Крым, и Рим и медные трубы прошла, боюсь, я бы себя не собрала по частям. А так сопли мне утёрли, поплакали вместе и выпили за то, чтобы рыдали те, кому мы не достались, и сдохли те, кто нами пренебрёг.
Я даже соскребла себя с постели утром, чтобы на работу сходить. Но вы же помните? Если неприятности начинаются, остановить их может только слишком весомый аргумент.
В то утро я спустила в канализацию линзу. При моих минус пять – это катастрофа. Пришлось в срочном порядке искать и сдувать пыль с древнего раритета – уродливых очков в тёмной оправе. Ну, может, не такие они уж и страшные, а только ненавидела я их лютой ненавистью. Хотя, если учитывать опухшие веки и благородную бледность от чрезмерных возлияний, очки на пол-лица сыграли положительную роль при конспирации. В таком облико морале меня не узнали бы и агенты ФБР.
Ученики и коллеги тоже не совсем признали. Плевать. Абсолютно плевать на всё. У меня душевная незаживающая рана. Драма вселенского масштаба. Какая разница, кто и как смотрит на меня? В этот день я даже рыжему монстру Ваньке Драконову замечания не делала. Что, только мне одной отдуваться? Пусть потроллит и других учителей, займётся своим излюбленным занятием – виртуозно мотает нервы.
Я настолько ушла в нирвану личных переживаний, что даже в оптику не сходила. Махнула рукой, решила выспаться и заняться операцией под кодовым названием «линзы» субботним утром. Но судьба в лице Нинки Миргородской решила всё по-своему.
– Не фиг киснуть, мать. Сдался тебе этот Витюша. Если ты мозги включишь, то поймёшь, что нужно было его вышвырнуть давно уже, а не ждать, пока он свои портки соберёт и уйдёт в пешее эротическое путешествие. Вы последний год больше ссорились, чем любились. Это счастье на самом деле. Освобождение!
– Может, потому и ссорились, что у него уже была другая, – горестно всхлипнула я, продолжая страдать. Но Нинка была права: в последнее время мы с ним не очень. И секс давно был. Только я со своей работой замоталась, забегалась. Тетради, собрания, то, сё. Сколько он к телу-то моему не подходил? Месяц? Или два?..
– Предлагаю устроить праздник и отметить это светлое событие. Помянуть, так сказать, безвременно ушедшего в закат.
Я хотела возразить, но Нинка не тот человек. Сопротивляться ей – себе дороже. Лучше покорно смириться.
– Слушай сюда. У меня два билета в замечательный элитный клуб. Недавно открылся – не поверишь. Я всё голову ломала, с кем бы потусить. А тут прям сам бог велел! Собирайся! Макияж там, юбочку покороче. Идём танцевать, орать караоке и мужиков клеить!
Господи, и это мать троих детей. Её Помпончик мне башку открутит, когда вернётся из командировки.
– Встречаемся в восемь! И не опаздывать мне!
Боевой клич я приняла и закрутилась по квартире юлой: Нинка, несмотря на свою полнейшую безбашенность, имела поворот на пунктуальности. Если я опоздаю хоть на минуту, даже страшусь подумать, какие штрафные санкции свалятся на мою голову.
Всё бы ничего. Но линз у меня не было. И об этом я вспомнила, когда посмотрела на себя в зеркало. Я не вздыхала тяжело – стонала. Придётся очочки надевать, иначе я рискую не то что опоздать – не добраться до «чудного» клуба с романтическим названием «Алые паруса».
Красавишна и королевишна. Без слёз не взглянешь, но кто сказал, что будет легко? Зато у меня тонкая душевная организация и высокие моральные качества. То, что только истинный принц рассмотрит. Так что…
Жди меня, мой капитан Грей. Твоя Ассоль спешит к тебе навстречу!
Глава 2
Илья
– Драконов, не драконь меня! – с моей невестой Валентиной Луниной мы уживались плохо.
Поначалу, когда мне её всучили, как ценный боевой трофей, я очень сильно возражал. Другими словами, я вообще не понял, почему не послал всех сразу быстро и категорически. Может, потому что собственный брат на смотринах увёл у меня из-под носа девушку, которая мне очень нравилась.
По иронии судьбы, Тина оказалась родной сестрой Ники. Вот уж где «лёд и пламя не столь различны меж собой»[1]. Впрочем, нас всё устраивало: статус «жених-невеста» давал массу неограниченных возможностей и запрет на притязания со стороны старшего поколения. Лживая помолвка развязала нам руки. Сущая безделица – делать вид, что встречаемся, ходить вместе на мероприятия и многолюдные тусовки.
Кстати, об этом сейчас и спор: Тинке приспичило в одно место пойти, мне – посидеть в тишине дома. Иногда у нас непримиримые разногласия. Точнее, почти всегда: два слишком буйных темперамента – это бутылка с зажигательной смесью. Взрывается, осколки летят веером на километры.
– Какая тебе разница?! – возмущённо досадует моя лженевеста. – Не всё ли равно, где отдыхать в пятницу вечером? А тут новый клуб, не приелось ещё. Посмотреть, оценить, оттянуться. Там, между прочим, просто так ещё и не пройдёшь. Там, между прочим, по пригласительным! И они у меня на руках!
В голосе нескрываемое торжество и триумф. Будет весь вечер пить текилу вёдрами и плясать до упаду, как горная коза. Знаем, плавали.
– Тин, тяжёлый день, я устал. Приболел. Новая работа, адаптация. К чёрту громкую музыку и потные рожи.
– Драконов, ты стареешь. Близок час седины и полного нестояка. Импотенция семимильными шагами, ферштейн?
Будь она рядом, придушил бы, гадюку! Вот откуда, откуда у неё столько энергии? Прям до тошноты бесит. Ей двадцать пять, а серого вещества на пятнадцать, не больше. Как остановилась в подростковом возрасте, так и не растёт ни нравственно, ни духовно больше. Незрелая девочка. Так-то с мозгами у неё порядок. Умная. Но мудрость Тинкина явно где-то загуляла-запила.
– Отстань, Лунина.
– Не зли меня, Драконов!
И я вдруг понимаю: пойду. Обречённо, как печальный конь на живодёрню. Нет, я мог бы и осла включить – упереться намертво. Но зачем? Ну, хочется ей – ладно. Страшно сказать, но к людям привыкаешь. Она мне почти родная. Как братья, например.
– Хорошо, – сдаюсь я. – Только не заставляй меня отплясывать рядом с тобой.
– Старый, старый, старый дед, потерявший пистолет!
Я хочу думать, что она это где-то в Интернете подцепила, а не придумала сама. Честно: у меня от неё хроническая усталость. Не думал, что когда-то скажу это, но Тинки чересчур много. Я, конечно, мог бы переломить её своим напором и полным отсутствием тормозов, но что-то у меня сдвинулось за последние полгода.
Мне почти двадцать семь, и я подустал жить в состоянии вечного праздника. Рано или поздно всё приедается. Если каждый день наворачивать торт, обязательно захочется супчика. Вот так и сейчас: я хотел тишины, спокойствия и ласковую нежную девушку рядом. Заботливую, вежливую, интеллигентную. Всегда тянуло к таким, как на буксире. А фейерверки-Тинки – мимо кассы. Слишком напряжно. У меня и своей дури – из ушей стружкой.
– Ладно-ладно, вечно молодая, весёлая и нехудая! – поднапрягся и выдал я. А что, не только ей блистать умом. – Явки, пароли, стрелка.
– Ты на что намекаешь, сволочь ты такая? – Тинка подозрительно пыхтит, видимо, критически оглядывая свою фигуру в зеркале. Мстя моя удалась. У неё поворот на лишних килограммах. Там их отродясь не было, но Тинке всё время кажется, что у неё попа великовата и грудь растёт, хотя, на мой взгляд, всё у неё идеально, но девочкам если что в голову втемяшится, стамеской не отдолбить.
– На то, что у тебя шикарная задница и сиськи, – абсолютно не кривлю душой. – Далеко ли мы собрались, красавица? А то до утра будем с сантиметром ползать?
– «Алые паруса», абсолютно романтическое место, – начинает она с ходу в карьер рекламировать ночной клуб. У неё как защитная реакция: я уже согласился, но она всё равно по инерции продолжает меня уговаривать.
– Отлично. Можешь опаздывать в своём репертуаре. Я и без тебя в этот дом порока войду. Не могу сказать, что в восторге от твоего выбора, но да: новое место, новые впечатления, старые связи. И, боюсь, всё те же лица. Место меняется, люди – нет.
Последние объяснения были лишними. Тинке нет дела. Она наметила блеснуть среди огней нового клуба, значит с курса её и атомный взрыв не заставит свернуть.
Я даже не переодеваюсь – настолько всё впадлу. В висках противно тренькает, горло дерёт. Простуда, я знаю. И температура классическая – тридцать семь и два. Пью таблетки, надеваю куртку, выхожу на улицу и застываю.
Первый снег упал. Конец октября, называется. Немного неожиданно и неожиданно холодно. Подумав немного, решаю ехать на своей машине. К чёрту. Я могу и не пить – не горю желанием. А если и выпью, всегда есть служба такси.
– Илюха! – встречает меня на входе старый друг и владелец этого богоугодного заведения.
– Рик, – хлопаю я Михая Риканова по плечу. – Спасибо, что встречаешь, – шутовски кланяюсь, метя пером воображаемой шляпы по расчищенным от снега ступенькам.
– Кончай выделываться – заходи, местечко для тебя приготовил.
Пока Тинки нет, мы сидим как в старые времена. Рик – с пивом, я пока с соком. Даже через соломинку он холодный, в горле неприятно дерёт, но я стараюсь не обращать внимания.
– Смотри, какая тёлочка, – оценивает он с ног до головы всех, кто посмел открыть дверь в его романтическую богадельню. Его ремарок удостаиваются все – и мальчики, и девочки. Краткие и ёмкие характеристики. У него игра такая – любить людей словами да похлеще. И чтоб хоть куда-нибудь попасть: в характер ли, в особенности внешности.
– Во! Это циник, – клеит он ярлыки, – а это плешивый!
Его энтузиазм заразителен. Постепенно и я втягиваюсь в угадайку. Мы клеймим всех напропалую и ржём.
– Варежка! – выдыхаю я, как только это чудо материализуется в дверях клуба. Рик довольно хмыкает и показывает большой палец, полностью одобряя мой пассаж.
Нет, правда. Я ещё таких не видел. Как гостья из космоса. Капюшон на голове и очки на носу, а у груди – руки в пушистых варежках. Большие и мохнатые, они похожи на двух белых кроликов.
Интересно, откуда она взялась? Совсем не похожа на заядлую клубную диву. Надо же, ещё и такие по подобным местам бегают. Не мешало бы познакомиться. Для прикола. Но пока я думал да глазами хлопал, её и след простыл, естественно. А в такой толпе попробуй её найди. Лень. И голова болит. И Тинка, как всегда, опаздывает навеки.
[1] Слегка перевранная цитата из «Евгения Онегина А.С. Пушкина (в оригинале звучит: лёд и пламень)
Глава 3
Варя
Ну почему, почему моей боевой подруге не сидится дома? Зачем обязательно нужно было ехать сюда, в это жуткое место? От романтики здесь – только название, а так пахнет спиртным, развратом и понтами.
– Никитина, ты идиотка, – стонет, подвывая, Нинка. – Ну, у тебя на лбу написано: «училка». Большими красными буквами. Жирным шрифтом. Кто надоумил тебя эти очки напялить? Сними немедленно! И варежки свои дурацкие тоже спрячь! Осень на улице, если ты забыла! Температура почти плюсовая!
– Да плевала я на твою осень, – огрызнулась я. – У меня нежная кожа и очень мёрзнут руки. И вообще, эти варежки мне бабушка подарила. Я их нежно люблю.
– Да, но выглядишь ты – атас!
– Плевать. Я предупреждала, что не желаю сюда ехать, но ты разве меня слушала? Тебе обязательно надо было оторваться, пока Лёнчика нет дома. Детей на мать опять сплавила?
– Детям полезно самостоятельности учиться и поскучать за мной им не мешает. Тоже мне – полиция нравов нашлась! За Лёнчика будь спок, Помпончик не ангел во плоти, хотя все почему-то так считают.
Мы переругиваемся, как две кумушки на перекрёстке. Ещё немного – и прольётся чья-то кровь, но неожиданно всё устаканивается. Нинка перестаёт на меня прыгать – внимание у неё переключается на другой канал «телепередачи»: теперь она рассматривает клуб, и, видимо, что-то её впечатляет, по глазам вижу.
– Пилон! – гаркает она так, что у меня закладывает ухо. И пока многодетная мать несётся, как съехавший с рельс трамвай, и виснет лианой на высоком парне, я раздеваюсь и успеваю занять стратегически выгодное место у барной стойки, в уголке. Танцы – это не моё, а посидеть и выпить, раз уж припёрлась, – почему бы и нет?
– Знакомься! Это мой однокурсник Сеня по прозвищу Пилон! – находит Нинка меня некоторое время спустя. – Очумительно клёвый пацан! Рекомендую!
– Арсений, – застенчиво хлопает ресницами «пацан» и протягивает руку.
– Варвара, – представляюсь сама – от Нинки не дождёшься. Ладонь у Сени твёрдая и тёплая. Надёжная какая-то. И взгляд, оказывается, не такой уж простодушный, а по-мужски заинтересованный, но свой интерес он проявляет не явно, и будь я менее опытна, сочла бы его за стесняшку-очаровашку. Почему-то именно такие у Нинки «друзья». Помпон из этой когорты, кстати: за внешним простодушием своего рубахи-парня скрывается коварный дьявол с гениальными мозгами.
Я иногда думаю: Нинке зверски повезло, что Лёнчик в своё время охмурил её и женил на себе. Правда, подруга считает иначе, но пусть заблуждается – ей полезно иногда.
– Почему Пилон? – спрашиваю, чтобы не молчать.
– Потому что он подрабатывал стриптизёром! – жарко орёт в ухо Нинка. Беспардонность – наше всё. Украдкой бросаю взгляд на Сеню, но тот лишь тонко улыбается, спрятав взгляд за ресницами. – У него тело – улёт! А двигается он – обос…умереть не встать!