S-T-I-K-S. Начни сначала

скачать книгу бесплатно

S-T-I-K-S. Начни сначала
Ева Элатори

Миры Артема Каменистого. В страшный и невероятный Стикс приносит с новой перезагрузкой девушку, не помнящую о себе ничего и парня, увлекающегося яхтингом. Бывший диверсант, спец, ищущий в Стиксе свою потерянную любовь, химик-наркоторговец, ученый биолог, бывший работник морга и странный элитный зараженный Десятый. Судьбы всех участников пересекаются и затягиваются в детективный клубок. Новый безумный мир Стикса заставляет героев пересмотреть свои взгляды на жизнь и начать сначала. Снова начать жить, любить, идти за мечтой. И пусть мир Стикса страшен, а каждый шаг может закончиться смертью, герои не сдаются. Сумеют ли они найти все, что уже потеряли? Даже тот, кто уже не является человеком?Безымянной – имя, диверсанту – любовь, мечтателю – приключения, ученому- удивительные тайны, зараженному – разум.

Ева Элатори

S-T-I-K-S. Начни сначала

Увертюра

Растревожил звук. Отбивала такт ударами метронома распахнутая сквозняком форточка. Хлопала, бренчала, лязгала, заставив вернутся в сознание и открыть глаза.

Потолок, знакомый до последней выбоины, потёк и изогнулся. От такого зрелища тугим комком в груди заворочался страх. Она зажмурилась и быстро открыла глаза. Ничего страшного нет, это просто слёзы, искажающие реальность, а потолок вот он, такой же как всегда: плоский, серый, ободранный, знакомый до последней выбоины.

“Блим, блим, блим” – словно будильник стучала форточка расхлябанным замком. В голове вертелась мысль: “Будильник, подъем, надо встать”. Она завозилась на жесткой кровати, подтянулась и тело отозвалось острой болью, отчего в глазах потемнело, сознание стремительно побежало из реальности, предоставляя телу самостоятельно справляться с командой “подъём".

Форточка бьётся под сквозняком: “Блим, блим, блим…” И вторит ей металлическим лязгом открытый электромагнитный замок двери палаты. “Бли…м–ги… бли…м–ги…бе…ги,.. бе–ги!”

Рука уперлась в шершавую стену, ноги жжет холодом кафельного пола, жгуты от катетера, запутались вокруг колена словно скользкая змея. “Беги!” – взрывается одновременный грохот форточки и двери: “Беги–ги!”

Она делает шаг. Пол опасно приближается, теряет равновесие тело, наступает на шланг катетера, и снова боль пронзает её от паха до макушки. Вспышка в глазах, но тело движется, ему хочется жить. Это ей хочется жить.

Одна единственная мысль бьётся жилкой по виску: “прочь… прочь,… прочь отсюда! Пока тюремщики и мучители не опомнились, пока двери открыты. Беги!”

И она пошла за звуком, придерживаясь рукой о стену, шла на этот стук. Ну как шла, она скорее переставляла ноги в такт ударам, задыхаясь и грозясь упасть на каждом шагу от слабости, нежели шла.

Пол предательски менял положение в пространстве, желудок пытался выскочить наружу. Мокрая от пота больничная операционная рубашка противно липла к коже. И только пульсирующая в голове мысль: “Беги!”, заставляла двигаться.

Стена палаты, наконец, закончилась. Она с удивлением смотрела на свободно болтающуюся дверь. Впервые за всё её пребывание здесь путь на свободу был открыт. Откуда сквозняк в больнице? В этом особо охраняемом учреждение для тех, кому отказано в праве на свободную жизнь. Но незакрытые окна и дверь её тщательно охраняемой палаты вслед за движением ветра брякали разблокированными замками, устраивая концерт. Этот разноголосый оркестр лязгающих, звякающих, стучащих и скрипящих инструментов был самой прекрасной для неё музыкой. Всё это и являлось увертюрой свободы.

Она робко толкнула дверь палаты. За ней тусклый коридор с тремя окнами, едва светит аварийное освещение. За окнами серой стеной ливень шумит, литаврами и барабанами грохочет гроза. Теперь по коридору направо, там будка охранника, санитарный пост отделения судебной психиатрии. Над ним тускло светится зеленая вывеска с бегущим человечком. Она оценила расстояние до манящего свободой человечка – тридцать два. Тридцать два мучительных шага до заветной таблички “Выход”.

За коридорными решётками будка охранника-санитара. Следил он в основном, чтобы пациенты трех палат никуда не сбежали, несмотря на сигнальные браслеты, принудительную кому и накрепко закрытые двери с окнами. Этот охранник заботился, чтобы другие обитатели больницы не совали нос в «судебное психиатрическое отделение», мол, здесь буйные и очень-очень страшные психи.

В тусклой подсветке аварийки надпись «Судебная психиатрия» спровоцировала набор бессвязных мыслей и образов: рука открывающая дверь, быстрый укол в изгиб локтя, испуг в груди, сползающее по косяку тело. Серый, изъязвленный потолок палаты, рыжая тетка поправляющая капельницу, какой-то мужик, страх, боль, спазм в легких. Свет, боль, темнота, безумие. И снова страх и боль. Машет рукой бегущий человек на зелёной полоске над дверью, бьётся молоточками в висках “Беги”

С миром что-то не так. Пол шатается, стена иногда вырывается из под руки. Надо передохнуть пару минут. Осталось всего три шага до заветной двери. Она прислонилась к стене напротив будки санитара. В будке темно. Рука тянется к задвижке на двери и тут на стекло будки кто-то прыгает. Сжатые до боли пальцы продолжают судорожно дергать задвижку, страшное распухшее лицо напротив прижимается к стеклу и вращает глазами, нечеловеческими темными зрачками, серые руки скребут по стеклу, оставляя на стекле влажные полосы.

Тишина.

Психи не должны никого беспокоить, стекло будки прочное, зарешеченное и звуконепроницаемое. Липким холодным потом стекает ужас, пальцы, наконец, справились с задвижкой и она рвёт на себя дверь, вываливаясь в темный холл. “Беги!” – разрывается в висках, а впереди призывно мигает человечек на зеленой табличке “Выход”.

Горло сдавливает, рвётся наружу её собственный крик, лёгкие разрываются от спазма, но звука нет. Она бросается к выходу: тело дёргается, сопротивляется боли. “Беги!”

Слева в темноте холла переход в другое отделение. Там движение, гулкий удар в дверь. Что-то страшное бьется за дверью и в животе стягивается тугой комок ужаса. “Беги!” – гремит форточками и замками больница.

Снова в мозгу злорадное: “Нет, у нас не те Двери! У психов они открываются вовнутрь”. Выход на лестничную площадку. В замке связка ключей. Поворот. Ей кажется, что она несется вниз как ветер, судорожно сжимая в кулаке ключи. Но в реальности тело шатается, цепляясь то за перила, то за стену.

Второй этаж.

Те же зарешеченные двери, лестничный пролет и бежит человечек на зелёной мерцающей табличке “Вниз”.

Первый этаж.

Широкий предбанник заканчивается подъездом с крыльцом, накрытым полуразвалившимся козырьком с которого струями льют нити дождя. Дождь, словно ледяной душ, хлещет по телу.

Холодно.

В десяти метрах от крыльца две столкнувшиеся машины скорой помощи. Одна подозрительно накренилась на бок и привалилась к старому дубу. Вторая пока твердо стоит на четырех колесах, отчаянно мигает люстрами. Никого вокруг. Но в затуманенном мозгу эта картина не вызывает паники или удивления. Люстры машин подмигивают и взвизгивают: «уууходи! У-уходи!»

Она приваливается к шершавой стене больницы, измученное пронизывающими болезненными ударами тело снова отпускает сознание в темноту.

Акт 1. Сцена 1. Безымянная.

Свет. Страх.

Стена покрытая каменной крошкой.

Новый приступ тошноты и головокружения застал её крадущуюся вдоль стены больницы к кустам буйно цветущей сирени. В зарослях пряталась тропинка, по которой можно было бы дойти незаметно до конца больничного забора к пролому в стене. Там снова выскользнуть в переплетении веток, и так, прячась за нестриженной городской растительностью, уходить и уходить прочь. Метра за три до кустов, она замерла, показалось, что услышала хлопки, очень похожие на выстрелы. Задумалась: «Куда? Домой. Да, домой. Дом где? Дом там – повернула голову направо – обязательно дойду».

Кое-как добравшись до конца больничной ограды, она снова нырнула в едва заметную тропинку в плотных кустах сирени.

Тело живёт какой-то своей жизнью бесконечной боли. Шатается и бьётся в ознобе. Один раз она неудачно упала прямо в мелкую лужу, перемазав свое странное одеяние, и оно потеряло бледно зеленый больничный цвет, превратившись в липкую серую тряпку. Встала. Пришлось отдышаться.

Ей надо домой. Сколько сейчас время? Неизвестно. А какое время суток? Утро? День? Вечер? Серая мгла и дождь никак не помогли с ответом.

На следующих пятидесяти метрах к ней под ноги вывалился из кустов большой рыжий кот. Молча потерся о её ноги мокрой шкурой, и она с удивлением обнаружила, что стоит босая. Как она за это время не рассекла в кровь ноги? И где найти хоть какую-то обувь, ведь любой встречный сразу сообщит в психушку. Вернёт к мучителям. От этой мысли внутри вспыхнула всепоглощающая ненависть, перекрывая дыхания, вливая адреналин в тело. Обратно нельзя.

Шагов через двадцать дурнота снова накатила на неё, и пришлось делать перерыв. Кот, семенивший перед ней, остановился, уселся на мокрую тропинку в ожидании. Ещё через десять минут шатания по тропинке, кусты прерывались протоптанной дорожкой к остановке.

И тут она увидела первого человека, верней то, что от него осталось: обглоданный костяк рёбер и гладко обгрызенный череп. Рук и ног у скелета не было, зато тянулась дорожка внутренностей, воняя кислым дерьмом.

Раскиданные кости перекрывали прогалину, которую надо было преодолеть, чтобы нырнуть в следующую полосу кустов. Сюрреализм, остро пахнущий смертью.

Её вывернуло. Горло отказывалось издавать хоть какие-то звуки, но желудок отчаянно рвался наружу. Она упала на колени и, опираясь руками, выплевывала из себя испуг. В больнице её наверное не кормили, кроме болезненных спазмов и воздуха ничего не выходило. Кот укоризненно посмотрел на неё, фыркнул, потряс лапками, спокойно перепрыгнул через костяк, уверенно пошёл к кустам. Там он снова уселся на тропинку, внимательно посмотрел на неё, и как ни в чем не бывало, начал приводить в порядок промокшую шкуру.

Почему-то ей стало стыдно перед котом. Зажмурив глаза, она решительно пошла через прогалину. Это был неумный поступок, в любой момент можно было наткнуться на скользкие внутренности или запнуться о кости. Но ей повезло. Добежав до кота, она решительно понеслась прочь от трупа. Рыжий ободрил такой подход к проблеме, поднял хвост трубой, обогнал её весёлой припрыжкой и снова возглавил их маленький отряд. Внутри поселилось чувство уважения к коту. Она тут же уверилась, что кот специально пришёл за ней и его надо слушаться.

Дикие заросли упирались в небольшой облагороженный сквер у перекрёстка. Кот остановился у последних кустов и внимательно стал оглядывать дорогу, нервно подергивая кончиком хвоста. На перекрёстке столкнулись несколько машин и автобус, оттуда несло гарью, и ещё каким-то смутно знакомым неприятным запахом. Слева от перекрестка послышались выстрелы и звук мотора какого-то тяжелого транспорта. Рыжий оглянулся на неё, затем крадучись заскользил вправо. Ей захотелось стать таким же котом, и так же незаметно красться прочь от опасных звуков. Прятаться у неё получалось плохо, но Рыжий выбирал безопасные пути, и устрашающие звуки остались позади. Пару раз кот замирал, вжимался в куст, скамейку или машину. Она пыталась повторить его маневры, не шуметь и быть незаметной.

Мимо них проходили странные люди, спешащие в сторону канонады. Часть из этих странных прохожих двигались какой-то неестественной походкой, были среди них и очень резвые, некоторые почему-то без штанов. От этих людей пахло экскрементами, кислятиной и гнильем. Коту они не нравились, ей тоже. Она не хотела бы встречаться с людьми вообще, а с этими в особенности.

Через квартал Рыжий решительно пересёк дорогу, направился к небольшому магазину с крыльцом шириной в два окна на первом этаже пятиэтажки. На вывеске красовалась большая рыба рядом с надписью «Мастер карп». Окна магазина были закрыты рольставнями, а вот дверь приоткрыта, словно человек утром пришел на работу, открыл дверь, но что-то отвлекло его и он ушел, забыв закрыть за собой. Она с трудом взобралась на крыльцо, скользнула в магазин за котом, и быстро закрыла дверь. На прилавке наша ключи, проверила замок, опустила рольставни на дверь. Делала всё на автомате, вообще не отдавая себе отчет о том, зачем именно так надо поступать.

В магазине стало сумеречно. Свет пробивался из небольшой незакрытой фрамуги в торцевой стене дома, прямо под ней стояла касса на столе. Кот решительно забрался на стойку, внимательно посмотрел на нее, а затем начал вылизывать мокрую шерсть.

Она начала собирать вещи: футболку, штаны, куртку, термобелье, носки, прорезиненные кроссовки, шляпу с сеткой, майку, жилет, купальник. Вещи она показывала коту, почему-то решив, что его одобрение необходимо. Ей вообще показалось, что кот знает, что нужно делать и именно он среди них двоих главный. А может она боялась одиночества или это воспаленный, ещё не отошедший от препаратов мозг нашел того, кто о ней может позаботиться. Пусть небольшого и не сильного, но однозначно умного и понимающего толк в её побеге. То что это был просто кот ее не смущало.

И она тащила вещи тряся перед рыжей мордой, он или фыркал, или одобрительно молчал. Наконец, куча вещей была сложена рядом с примерочной. Она сняла с себя грязную больничную рубашку и посмотрела в зеркало. Из полумрака на неё смотрело измученное, худое существо неизвестного пола, бледное, с ввалившимися глазами и ершиком из волос. На шее виднелся глубокий розовый шрам, такой же безобразный шрам с нитями швов шел по животу и спине. Ко всему прочему она была заляпана грязью.

У кассы нашлась бутылка воды и влажные салфетки. Она принялась оттирать себя от грязи. Ярость на больничных мучителей и жалость к себе давили на горло, слезы катились из глаз, а она все терла, терла и терла. Пока кот не спрыгнул со стойки и не боднул ее головой в колени. Она прижал его к себе, Рыжий замурлыкал и она беззвучно заплакала.

Минут пятнадцать её трясло, но после истерика иссякла. Она начала собирать всё нужное, как ей казалось: сметая с полки и скидывая в рюкзак вещи по принципу “чтоб не большое”. Нашла наколенники и налокотники, перчатки без пальцев, складной матрас пенку, палатку- “одноместку”. Эти девайсы Кот явно одобрил. В результате рюкзак распух, отяжелел. А она стала натягивать вещи, одевшись как капуста: пару футболок, белье, штаны, носки в двух экземплярах, но почему то разного цвета, поверх сапоги чулки то ли для подводного плавания, толи для шастанья по плавням. Еще штаны с веревками под коленками и кучей карманов, прорезиненные, для лазания по болоту. Два пояса один с подводным ружьем, второй с ножом. Плащ непромоканец, большая широкополая рыбачья панама с сеткой от комаров. Рюкзак на плечо. Из зеркала на нее смотрела копна из одежды на тонких ножках.

Закончив грабить магазин рыбаков, она задумалась и прислонилась отдохнуть к кассовой стойке, мучила жажда, стало жарко, но кот решительно пошел к служебной двери. Перебрав несколько ключей, они выбрались в небольшую комнату без окон, но с двумя дверьми: одной в туалет и второй дверью в подсобку продуктового магазинчика. Увидев еду, она побросала свои пожитки. Кот тоже не стал стесняться и залез в витрину с колбасами. Сначала она ела все подряд: булочки, конфеты, колбасу, запивая все это газировкой. Еда нещадно драла горло, но голод был сильней боли. Затем бросилась набить рюкзак по тому же непонятному принципу “что поменьше”. В дело пошли «дошираки», тушенка, овощные консервы, кошачья еда, чай и конфеты. Прихватила полторашку воды, открыла и жадно залила в себя. И без того набитый рюкзак еще добавил несколько килограмм. Она с трудом его подняла, но расстаться хоть с одним полезным предметом было жалко.

После еды хотелось спать, живот надулся, а ещё болела голова. И очень не хотелось выходить на улицу под дождь. Но Рыжый нервничал, упорно топчась у наружной двери магазина. И она натянула большой рюкзак, шатаясь от тяжести и головокружения, вышла за котом.

Улица уходила вниз, ей показалось, что внизу улица должна упереться в набережную. Кажется, за рекой через пару кварталов был её дом. Дом… вернуться домой. Кот решительно повернулся в ту сторону и снова заскользил вдоль стен домов, прячась за кустами палисадников. За ним пыхтя и очень стараясь быть незаметной, пошла она.

Внезапно снизу улицы послышались взрывы, частая стрельба. Кот вжался в куст в палисаднике очередной пятиэтажки и замер. Она плюхнулась рядом, замаскировавшись за клумбой буйно разросшегося водосбора.

Канонада длилась минут двадцать. Все это время она прижималась к земле старательно смотря вниз, как-будто если не смотреть по сторонам, то ничего не случиться.

Наконец стрельба утихла, но они продолжали лежать. Через некоторое время снизу показалась колонна, впереди ехала машина с кузовом утыканным арматурными прутьями словно еж иголка и, наверху кабины стоял пулемет и огромный мужик в камуфляже с яркими наушниками, подпрыгивал ворочая стволом вправо влево. От колонны доносился усиленный мегафоном голос: «Граждане, это эвакуация, выходите к колонне на площадь, мы вас эвакуируем в безопасное место». Проехал автобус, такой же камуфляжный как остальная техника, с зарешеченными окнами, а потом остроносая, явно военная машина на восьми колесах.

Несмотря на призыв, ей не хотелось встречаться с этими людьми, да и с людьми вообще. Ненависть ворочалась внутри тела. Кот тоже не желал с этими людьми контактировать. Колонна проехала, громыхая и пованивая выхлопами. А они с котом снова пошли вдоль улицы вниз к набережной.

Через квартал обнаружилась причина канонады. Посередине улицы стояла и чадила развороченная военная остроносая машина и грузовой Урал. На дороге валялись трупы людей в камуфляже. Кот начал обходить место боя по дуге, все так же придерживаясь защитных кустов и деревьев. На одном из пригорков в зарослях они наткнулись на тело усатого мужика, который обнимал большую винтовку с оптическим прицелом. Под ним расплывалась лужа крови, рядом валялся пустой одноразовый шприц, в метре – небольшой пухленький рюкзачок. Рыжий вдруг начал яростно царапать карман на бедре мужика, она сняла с себя свой огромный рюкзак, наклонилась, открыла клапан и кот выудил из кармана пол литровую плоскую пластиковую флягу. Она же подобрала рюкзачок мужика, бегло осмотрела содержимое находки: аптечка, магазины к винтовке и гильзы в мешочке, пара банок тушенки, сухой спирт, какая-то замызганная книжка и бумажки, пластиковый контейнер с чем-то непонятным внутри. Из оружия у мужика кроме винтовки оказался нож, ледоруб, пистолет и пара гранат. Обалдев от такого количества оружия, она зависла. Взяла винтовку, которая была почти с нее ростом, пистолет засунула к себе в рюкзак, нож, ледоруб и гранаты оставила. С гранатами она не знала, что делать, а вот винтовка почему то внушала уверенность. Кажется, когда-то занималась биатлоном? Слово это в голове крутилось. Стоп, а точно занималась? Да, занималась, кажется. Винтовка внушала уверенность.Только пугали размеры. Вот те винтовки, с которыми она наматывала круги на лыжах, были легче и меньше, намного меньше. Руки привычно перекинули тяжелое оружие за спину, широкие лямки двойного ремня легли на плечи. Приклад повис ниже ягодиц, а дуло возвысилось над головой, выше шляпы. Она убедилась, что приклад не будет больно колотить при ходьбе по ногам. А еще надо было натянуть свой рюкзак. С винтовкой на плечах,которая не давала сгибаться, натянуть ужасно тяжелый рюкзак было трудно. Вся эта конструкция грозила придавить её прямо на месте, ну или через пару шагов. А ещё хотелось взять рюкзак убитого мужика. Мужик, кстати, почему-то не вызвал у неё никакой паники или эмоций. Он был обычным человеком, не вонял, лежал спокойно.

Пока пыхтела, напяливая груз, и размышляла о добыче, кот активно жевал пробку фляги. Заметив, с каким остервенением он кусал пластиковую крышку фляги, она опустила свой рюкзак с плеч. Нагнулась параллельно земле, так как винтовка не давала возможности нормально согнуть позвоночник. Взяла флягу у кота, открутила крышку, понюхала содержимое: воняло какой-то гадостью и алкоголем. Кот впервые тихо мяукнул, глядя на флягу. Она налила содержимое в крышку и поставила перед котом. Винтовку при этом пришлось снять снова. Рыжий жадно вылакал вонючую жидкость и уставился на нее. Они переглядывались пару минут, и она поняла, что кот предлагает ей тоже выпить. Так как из их парочки именно кот был в авторитете, то она подумала, что стоило бы послушаться более умного собрата по несчастью, и поднесла флягу ко рту. Вонь вызвала рвотный спазм. Но она решилась. Сделала глоток и чуть не выплюнула гнилостно алкогольное содержимое вместе с недавно съеденным. С трудом проглотила. Что-то теплое прошло по горлу и согрело тело. Через несколько минут тошнота прошла, ещё через пару минут и головная боль стала отпускать. «Лекарство» – приняла она очевидный вывод, и сделала еще три жадных глотка прямо из фляги, стараясь убедить себя, что лекарство может вонять как угодно, главное чтобы лечило.

Она кивнула коту, одобряя такой подход к делу, и снова повторила навьючивание на себя пожитков. Показалось, что груз существенно «потерял» в весе, и она решилась, поднять маленький рюкзак бородача и надеть его спереди. Вся эта процедура повторного одевания и раздевания ужасно доставала. Но бросить то, что она уже посчитала своим, не было никаких сил. Два рюкзака дополнили ее худую фигуру почти до полного шара, увешанного камуфляжными лохмотьями и широкополой шляпой на голове. Зрелище со стороны наверное было тем ещё: нечто круглое на тонких ногах, с торчащей поверх палкой ствола винтовки. Рыжий одобрительно потерся о её ноги и засеменил к реке через очередные кусты.

Они снова крались, перебегали, переползали или замирали в кустах.

В очередных зарослях американского клена они наткнулись на мертвое чудовище. Вид животного её озадачил. Такого она в жизни не видела. Огромная гориллоподобная туша, лишенная волос, тёмно-серой кожей, с пастью как у акулы, вся в костных наростах была разорвана пополам. Один его вид испугал её до трясучки в коленях. Кот же не испугался, он прыгнул чудовищу на затылок, и стал яростно царапать шишку в основании черепа. Кот царапал, ворчал и поглядывал на неё. В конце-концов до неё дошло, что он, что-то пытается вытащить из шишки. Нарост был похож на утопленную в череп головку чеснока. Она повторила операцию разоблачения пожитков, вытащила нож с пояса, стала ковырять нарост по бороздам. Нож с трудом вгрызался в полоски между дольками. Но нарост держался. Тогда она подобрала валяющийся рядом кирпич и стала стучать по рукоятке ножа. Звук ударов показался ей слишком громким, она занервничала, но тут кожа на наросте лопнула и он раскрылся. Кот запустил лапу внутрь, вытаскивая какой-то комок черной паутины с шариками и бусинами. Рыжий выбрал из паутины зеленую бусину-виноградину и начал ее жевать. «Ну, раз ему это нужно, возьмем» – подумала она и положила всю массу в карман рюкзака убитого снайпера. Кот пожевав виноградину, зажал ее во рту, словно пойманную мышь и уверенно побежал к реке. Она повторила облачения с рюкзаками и поспешила за котом.

Вскоре они добрались до набережной. И тут ее ждал сюрприз: вместо привычного пейзажа знакомых домов на противоположном берегу реки стояли корпуса какого-то завода. Она точно знала, что в ее городе такого не было, теперь на месте ее дома стояли ангары, тянулись в свинцовое небо трубы. Её охватила паника и отчаяние – как ей вернуться домой? Из ступора вывел кот, боднувший её по ноге. Затем он нетерпеливо зацепил когтями за штанину и бросился в лесопосадку слева от набережной, за которой виднелась лодочная станция. Она рванула за единственно близким существом – котом. И вовремя. Сверху по улице вслед за ними спускалась группа странных людей, позади которых мелькала гориллоподобная фигура, очень напоминающая мертвое чудовище, которое они недавно обобрали.

Липкий страх охватил тело. Кот спешил к мосткам, где были зашвартованы лодки. Перед мостками высился большой ангар и небольшая бревенчатая контора с террасой. На террасе, покачиваясь с пятки на носок, стояли два странных человека. Перед самыми мостками стоял джип с раскрытыми дверями и багажником, на мостках ящик с шестью бутылками водки. Машина перегораживала вход на причал, оставив слева и справа узкий проход.

Кот прошмыгнул мимо джипа, пронесся по деревянным мосткам и заметался, не понимая, в какую лодку прыгнуть. Она же с трудом протиснулась своим немалым шаром из рюкзаков в узкий проход к мосткам. Пот заливал лицо, рюкзаки и оружие пригибали к деревянному настилу, она задыхалась от тяжести и бега. Но ужас от возможной встречи лицом к лицу с толпой, возглавляемой чудовищем, подстрекал её и она бежала.

У мостков стояли лодки и катера самых разных видов. Но у большинства моторы были зачехлены и подняты, и она не была уверена, что справится с ними. Да и дождь в открытые лодки изрядно налил воды. К концу мостков были пришвартованы железные понтоны, у крайнего она увидела алюминиевый катер с высоким тентом, такой прямо с рекламного проспекта для рыбаков. На корме торчал погруженный в воду подвесной мотор. На понтоне стоял еще один ящик водки и какой-то пластиковый органайзер. Похоже, что люди, разгружавшие джип у мостков, как раз собирались куда-то на этом катере. Самое главное в уключины на бортах были вставлены весла, а сам катер привязан к понтону двумя капроновыми веревками с синими овальными подушечками. Боковой отсек тента был поднят. Это существенно облегчало угон лодки. Чтобы оценить ситуацию и сделать выбор понадобилось несколько секунд, но за это время толпа опасно приблизилась. Она бросилась к катеру по понтонам, железо под ногами гулко забухало, и два качающихся человека на террасе резко повернули в её сторону головы. Раздалось урчание.

У катера скинула рюкзаки и винтовку. В панике заталкивая свои баулы под тент лодки, которая от её усилий заходила ходуном. Туда же полетел ящик водки и органайзер. Затем судорожно вцепилась в веревки, привязывающие катер к понтону. Руки дрожали, она не знала как развязать накрученные на швартовые узлы, схватила нож и яростно начала пилить плотный реп шнур, сам по себе приспособленный переносить нагрузки и истирание, поэтому процесс обрезания концов затянулся. Урчащие странные люди уже бежали деревянным мосткам, а из-за кустов появились те, что спускались с улицы во главе с гориллой.

Носовой шнур лопнул, катер стал отходить от понтона, качаясь и заваливаясь от её дёрганных, неумелых движений. Она кинулась к корме, яростно пиля второй шнур. Толпа очень быстро приближалась к понтону. Урчащие толи люди, толи уже животные толкали друг друга. Несколько особей свалилось в воду.

Едва конец лопнул, она толкнула причал руками и рванула к веслам, нелепо тарабаня по воде, загребая кормой на реку. Катер из-за её неумелых и суетливых движений двигался вдоль понтона крайне медленно, значительно медленней, чем бежали преследователи. Лодка только-только прошла край понтона, а группа с гориллой догнала двух стражей лодочной станции, и уже загрохотала по металлическому настилу. Метр, два, три. Разогнавшись чудовища прыгали, целясь в лодку, промахивались. Она яростно гребла веслами, поднимая кучу бесполезных брызг. Часть преследователей неудачно спрыгнувших с понтона, барахтались, хлопая по воде руками и тонули. Задние напирали на передних и сталкивали их с причала. Расшвыряв мешающих, горилла утробно зарычала, примерилась и прыгнула, когда лодка отошла от понтона на пять метров.

Прыжок почти удался, монстр зацепиться за край борта, катер накренился, угрожая зачерпнуть воду бортом. Чудовище тянуло ко дну, и оно не могло вытащить свое тело на борт лодки, не имея опоры под ногами, вода же сильно сковывала движение. Взвыл кот, она бросила весла и кинулась долбить по руке гориллы ножом, еще сильней накреняя катер на тот же борт с риском зачерпнуть воды и потонуть. Ужас подстегивал, она яростно колотила по лодке, рубила по конечностям чудовища. Пара крючковатых фланг с когтями отлетели в лодку. Но горилла упорно подтягивала свое тело наверх. Вдруг голова чудовища дернулась, и туша тут же камнем ушла под воду, пару раз проскрежетав по днищу. Не дав себе отдышаться, она кинулась снова к веслам: «Грести, надо грести прочь от берега. Как развернуть этот чертов катер носом к реке?» Она тарабанила веслами по воде, влево-вправо. Катер медленно разворачивался. Надо грести, грести, катер широкий, а руки слишком маленькие, и весла явно не для спортивной гребли. Кое-как отгребя от понтона метров на двадцать, она вздохнула и затряслась. А где кот? И закричать нечем. Она осмотрелась: Рыжий кот забился у двери в носовую каюту и с ужасом таращился на неё. Бросив весла, кинулась, обняла единственное родное существо в этом страшном мире, прижала к себе мокрое тельце и снова беззвучно заплакала.

Катер подхватило слабое течение, понесло от берега, слегка покачивая с боку на боку на мелких волнах. Тем временем к лодочной станции стекались все новые и новые существа. Вскоре маленькая площадка перед пирсом наполнилась урчащей на все тональности толпой. Рыча на удаляющуюся добычу толпа потянулась вдоль берега за катером.

Никем не управляемую лодку слабое течение волокло дальше к стремнине. Двум пассажирам внутри не пришло в голову оглядеться по сторонам, выбрать маршрут движения, или на худой конец поправить расставленные в разные стороны весла, отчего лодку изрядно крутило. На стремнине сильное течение подхватило катерок, понесло вниз, где русло реки разливалось так, что противоположный берег едва было видно. Через пару километров, закрутив ещё несколько раз катер, течение выбросило его в слабый поток, огибающий небольшой остров. Могучая река, когда-то намыла мель, вокруг гранитного останца, куда регулярно выбрасывало несомый рекой мусор, там же нашел свое последнее пристанище старый речной корабль, разбитые лодки и другой хлам. Постепенно коса белого речного песка выросла вокруг холма мусора, затянулась кустами ивы, наверху среди гранитных плит прижились несколько тополей и осин, а мелководье занял рогоз и кусты ивы.

Угасающее течение прижало катер к кустам, неубранные весла стали цепляться за торчащие из воды ветки ивы и тростник. Эти скрежещущие звуки вывели ее из оцепенения, она выглянула из-под тента катера, увидела остров, и снова заработала веслами, заметив небольшую протоку в плотных зарослях тростника. Наконец катер заскрипел днищем по песку, она неуклюже перевалилась через борт в холодную воду, пыхтя, подтащила катер к берегу.

Познаний в морском деле у неё видимо не было, но в памяти всплывали какие-то простые рыбацкие истины, то ли из детства, то ли подслушанные где-то, то ли подсмотренные в кино. Лодку следовало вытащить хотя бы на треть на берег и закрепить. С крепежом были проблемы, канат, скромно привязанный к носу, она обрубила у понтона, и метровый огрызок веревки некуда было привязать. Наверное, стоило поискать в катере или в вещах что-то подходящее. С этой мыслью она вернулась под тент, и принялась раскладывать вещи. Погружаясь в процесс, мозг, ещё не отошедший от препаратов, мысль о веревке потерял. Зато её обуяла радость приобретения: вещи раскладывались на кучки, в полезное и не очень, но смысл этого перебора тоже очень скоро забылся. Простые, хотя и бессмысленные действия ее успокоили. В конце-концов, она бросила возиться с вещами, обнаружив, что на улице наступили сумерки. Внутри лодки было сухо, но с реки поднимался холодный влажный ветерок, и все еще шел небольшой дождик. Она расчехлила и опустила тент до бортов, отчего катер превратился в маленький домик на воде. Сложила кресла, распахнула мини дверку в носовую каюту, постелила коврик пенку на дно, переоделась в сухие вещи, и уже собралась закутаться в спальник, который нашла в носовом отсеке лодки. Тут кот отвлек её, Рыжий снова вытащил флягу с вонючей жидкостью из кармана рюкзака, и требовательно посмотрел на спутницу. «Как в больнице» – подумала она, вздохнула и налила в крышку коту, сама сделала два глотка из фляги. «Обязательные лекарства для психов, приняты» – усмехнулась она сама себе. Кот вытащил из развала вещей маленький пакетик корма, она молча протянула руку, открыла пакет и высыпала на скамейку рядом. И сама захрустела кошачьей едой вместе с котом. Затем завернулась в спальник, уставилась в потолок тента.

Безумный день подошел к концу. Был ли этот день вообще? Может ей снилось все? Завтра придет санитарка, грубо растолкает её, затем принесут капельницу, и она снова уснет. Может так и будет. Закрыв глаза, она прислушалась: в борт лодки мелодично стучали мелкие волны, шумел тростник и ивы, шуршал под дном катера песок, тихо моросил по крыше дождь и капали с тента в воду звенящие капли. Чуть поодаль заплакала мелкая птичка-крапивник, начали в заводях разводить треть лягушки. Мягкие мирные звуки окутывали ее, сплетались в незатейливую мелодию жизни. Где-то на границе звуков она услышала далекие хлопки и урчание, но так далеко, что общую канву музыки реки они не нарушили. Мягкая мелодия успокоила, и она уснула спокойным сном человека, которому нечего терять. Рядом удовлетворенно вытянулся рыжий кот и замурлыкал.

Акт 1. Сцена 2. Антей.

Я устроил точку на крыше двенадцатиэтажки. Палило полуденное солнце. Мысли текли вяло, и все в сторону философии, что для этого мира было плохим признаком. В Улье или Стиксе философствовать некогда, но мысли крутились сами по себе, с размышлениями о природе Улья, куда нас всех, тут живущих, закидывало непонятной силой перезагрузки. И мы сразу попадали в кошмар. Да, именно в кошмар, потому, что даже самые продвинутые бойцы, самые четко ориентированные на насилие, не ожидали такого. Стикс то ли божественная синекура, дающая второй шанс и бессмертие, то ли предверье ада.

Люди, и не только люди, попадая сюда заражались разумным грибом, который просто жил и размножался внутри тел. Большая часть попавших в Улей теряла контроль над своим телом и сознанием, превращаясь в биомассу. Постоянно изменяющуюся биомассу. Каждый стремился стать крупней, мощней, и ел своих собратьев по несчастью, переводя белки, жиры и углеводы в реформацию своего тела. Не все теряли разум, были те, кто имел иммунитет к заразе Стикса. Очень небольшой процент, прямо скажем, и из него еще меньший процент адаптировался, выживал здесь, и еще меньше из выживших оставались людьми.

В мире, где всё, что тебе надо подгрузит Улей, надо только выжить и не стать кормом для зараженных. В мире, где каждый иммунный новичок по сути получал бессмертие, правда бессмертие в вечно жрущем аду. Крышу сносило многим. Ибо Стикс это право сильного. Многие это право вместе со съехавшей от чудачеств Улья психикой, переводили в право безнаказанности. По сути все жители Улья конченные отморозки.

Ну да, можно сказать, что рейдеры, таскающие хабар из вновь прибывших кластеров, самые что ни на есть “простецкие” парни, с “понятиями”, которые просто выживают. Или трейсеры, герои, чтоб их, сокращающие поголовье разожравшихся зараженных, то же с “понятиями”, делают нужное дело. Или вот такие как я, работающие на организацию исследования Стикса, Институт. И я тоже с “понятиями”. Но вот прижми нас в угол, и первое, что мы станем делать – убивать. А если еще не дай бог лишить ресурсов, то любой даже очень приличный рейдер или трейсер должен рассматриваться как враг. Кто его знает, что там в черепушке у пожившего в Улье иммунного? Да и я, по сути, мало чем отличаюсь. Так же, сначала устраню угрозу, а потому буду говорить с тем, что осталось, а может и не буду вовсе. Каждую минуту, час, день – сплошная борьба и напряжение. Не мудрено, что психику сносит даже у стрессоустойчивых.

М-да. А самое главное в этой вечной борьбе теряется смысл. Вроде как я жил когда-то в другом мире, где меня звали кажется Андреем, а теперь болтаюсь между выживанием и смертью, строю, понимаешь, какую-то жизнь. Я усмехнулся. Жизнь! Ну да! Грузятся в Улей стандартные кластеры – осколки или кто-то считает что копии чужих миров, принося новую биомассу. Жмутся иммунные к стабильным кластерам, стабам, строя свои общины, налаживают быт и даже вот философию какую-то. Рвутся в мир Улья вечно жадные до бессмертия внешники из нормальных миров, вылавливая иммунных, слово скот. Все жрут друг друга. Вот и вся философия Стикса.

От таких мыслей настроение резко пошло вниз. Хотя возможно это предчувствие?

Задание, которое всучил мне в стабильной кластере “Последнее убежище” руководитель местного отделения Института, мягко говоря раздражало. И злился я не на Улей, а на этот приказ.

Мою изыскательскую бригаду редко обременяли какими-то “почтовыми поручениями”, как их называл Бастард. Не наша специфика таскать по кластерам “пассажиров”, понадобившихся за каким-то чёртом Институту. Тем более тех, кто большую часть своей жизни в Улье сидит по стабильным кластерам. В конце концов для этого есть другие, хмс… специалисты. А мои бойцы совсем не трейсеры и тем более телохранители, чтобы таскать чьи-то тушки в узком горлышке перехода на соседний домен Улья. Тут и так хватает безумия, бардака в перезагрузках и вечной войны.

Хотя в Стиксте всегда война всех со всеми и с зараженными, конечно. Но опять же нам то, что с того? Я собирал мою пятерку для изучения и описания Улья, ну в крайнем случае для разведки маршрутов или для поиска чего-нибудь полезного Институту. А тут – доведи и передай с рук на руки. Да еще не спрашивай ни в коем случае, кого ведешь, и что он может, хотя бы в плане своей защиты. Вообще от такого поручения сразу попахивало дерьмом. А я не очень то хотел, чтобы мои парни запросто так отдали вечно голодному Стиксу душу.

Но, возражения и уточнения никто слушать не стал, и нам всучили три тушки “стабистов”, два “Водника”, которые велено было оставить на ближайшем к Червертаку стабе. А дальнейшую транспортировку обеспечивать на месте теми средствами, которые найдем. Так себе план, да ещё без подготовки.

Развязку “Червертак” никто из моих парней не любил. Но в радиусе трёхсот километров почитателей этого места было множество. И их понять можно. Хабар, который вывозили с четырех, последовательно перезагружающихся кластеров, всегда был четкий. Потому что здесь первым загружался полигон научно-исследовательского института военного министерства России, вместе с образцами новейшего оружия для диверсионных подразделений. Прилетал этот лакомый кусок раз в полтора месяца по земным меркам. Приносил только что прибывшее на полигон в двух вагонах экипировку и всякое нужное: от боеприпаса до стволов. Все это богатство в смазке, новенькое, хорошо упакованное и приготовленное к транспортировке преспокойно лежало прямо в кузовах “Уралов”, рядом со складами полигона. Вот прямо садись за баранку и рви когти, верней тащи в свои закрома.

Следом за Полигоном с интервалом в полтора суток прилетал еще один вкусный кусок: Сборочный цех специальных машин Уральского Автозавода. В это самом Цеху к не хилому хабару со стрелковой с Полигона прилагались пять “Водников”, а также спецтехника для разгона демонстраций в количестве 17 готовых единиц и 10 почти собранных. То что доктор прописал для прогулок по Улью. Собранное при этом заводским способом, бронированное. Был в цеху еще или болотоход, или какая-то уникальная машина на конусообразных понтонах. Как раз шастать по плавням и болотам близлежащего водного Меридиана.

Третий кластер грузился ещё через двенадцать часов от перезагрузки Цеха, с ним прилетал кусок учебной части не чего-нибудь там “инженерного”, а ЗРВ КВС России. Ну да, те самые зенитно-ракетные войска и самые нужные для обороны любого поселения в Улье: и люди, и техника, и боеприпас.

Четвертым в гирлянде “рейдерского рая” загружался целый ДОС , где расположена танковая дивизия со скадами, полигонами и различными видами техники, разумеется. С полным комплектом боезапаса, топливом и наличем работоспособной обслуги и машин упакованными для военных действий видимо где-то в “Миротворческой миссии”. Этот грузился с интервалом в двадцать восемь часов от Учебки.

Итого имеем четыре “вкуснейших” загрузки в течении почти трех суток с интервалом в полтора месяца. И все это богатство прилегало прямо к “горлышку”, которым заканчивался наш центральный домен. В этой сужающейся воронке с мешаниной кластеров мигающих, зависших, стандартных и черноты, артерией протекала река, связывающая по сути два домена. Эта река, или нанизанные на нее каскады озер, болот и кусков заливов, которые так любит стыковать Улей, назвали Меридианом. Все бы ничего, но Меридиан, по которому нам предстояло тащить в другой домен нашу “посылку”, отделял четвертый кластер от третьего. Соединяя их ровно посередине водной артерии автомобильным мостом из двух неравнозначных кусков. Дос прилетал с востока, а первые три с запада. И вот раз в полтора месяца к этому “Червертаку” стекались все кому неймется: от внешников, муров, стронгов, конфликтующих альянсов стабов Запада и Востока, и конечно мигрирующих тварей. Да и сам “Четвертак” приносил не много ни мало около миллиона душ, жадно перерабатываемых Стиксом.

Проблема была в том, что в радиусе двухсот километров не было ни одной более менее большой перезагрузки с коротким периодом и с достаточным количеством еды, чтобы прокормить успевших отожраться в Четвертаке зараженных. А это означало, что к началу следующей перезагрузки мигрировали к Четвертаку далеко не слабые твари.

И вот я лежу себе на крыше двенадцатиэтажки подгрузившегося первым Полигона, с которым прилетел кусок приволжского города, вместе с набережной и частью Саратовского водохранилища. Всего пару кварталов многоэтажек в западной части и сам полигон в восточной части кластера.

Мой наблюдательный пункт расположен фактически на границе с Цехом, которая проходила по проспекту Ленина, а за ним… За ним виднелись развалины прошлой загрузки Цеха. С него тянуло трупным застарелым запахом. К этой границе Полигона собралась толпа удивленных, но местами уже “поплывших” жителей. Так как период перезагрузки был достаточно большим, то и обращение шло в течении первых двух суток. И это было плохо. Бойня, которая вот вот должна была начаться, захватывала почти разумных людей. Нам предстояло наблюдать апокалипсис, в котором убивать будут людей, ещё говорящих и ещё что-то соображающих. Сначала закончится грызня за Полигон и его сокровища, а затем в городок хлынут зараженные и иммунные отморозки всех мастей, как плохих, так и условно хороших. А еще внешники обязательно придут собирать урожай потрохов с таких готовеньких честных рейдеров. За ними подтянутся стронги. И начнётся война.