скачать книгу бесплатно
В пол-одиннадцатого я с радостью отправилась пить кофе. По-хорошему, следовало бы пропустить перерыв и компенсировать утреннее опоздание, но мне нужно было развеяться.
В отделе есть еще три девчонки, с кем я хожу пить кофе, им примерно столько же лет, сколько и мне. Иногда Эйнсли, когда устает тестировать свои дефектные зубные щетки, сбегает с работы и присоединяется к нам. Не то чтобы мои коллеги ей особенно нравились, она эту тройню называет «офисными девственницами». Правда, девчонки не слишком похожи друг на друга – за исключением того, что все три крашеные блондинки: Эмми, машинистка, с торчащими, как иголки у дикобраза, мелированными прядями; Люси, как бы менеджер по связям с общественностью, – платиновая блондинка с элегантной укладкой; и австралийка Милли, ассистентка миссис Боге?, с выгоревшими на солнце медными коротко стриженными волосами. И, как они многократно признавались нам в кофейне, хрустя поджаренными слойками, все три были девственницами: Милли – из соображений практичности, почерпнутой из чужого опыта («Думаю, с расчетом на будущее, лучше подождать с этим до замужества, как считаете? От греха подальше»), Люси – из боязни общественного порицания («А что люди-то скажут?»), которая, похоже, коренилась в ее убеждении, что во всех спальнях страны стоят подслушивающие устройства и все кому ни лень сгрудились со своими наушниками на другом конце провода, а Эмми, наш офисный ипохондрик, – в силу убежденности, что в самый ответственный момент ее стошнит, как наверняка и произойдет. Все трое любят путешествия: Милли долго жила в Англии, Люси дважды ездила в Нью-Йорк, а Эмми мечтает побывать во Флориде. Напутешествовавшись вволю, все три намеревались выйти замуж и остепениться.
– А вы слыхали, что опрос по слабительным в Квебеке отменили? – поинтересовалась Милли, когда мы уселись за столиком в паршивом, но удобно расположенном ресторане через улицу. – Планировалось, что это будет офигенно большой проект – продуктовый тест у них на производстве, опросник на тридцать две страницы.
Милли у нас всегда первой узнает новости.
– Хм, вот и хорошо, – фыркнула Эмми. – Не представляю, как можно задавать тридцать две страницы вопросов об этом. – И продолжала сосредоточенно сколупывать лак с ногтя на большом пальце. Эмми всегда выглядит так, словно она расползается по швам. По краям ее одежды вечно торчат нитки, помада слезает с губ сухими чешуйками, к одежде прилипают выпадающие светлые волосы, на плечах и спине перхоть; куда бы она ни пошла, за ней тянется шлейф каких-то клочков.
Я увидела вошедшую в кофейню Эйнсли и помахала ей. Она втиснулась за наш столик, сказала всем «Приветик» и убрала за ухо выбившуюся прядь волос. Офисные девственницы ответили, но без всякого энтузиазма.
– Они раньше уже делали такое, – заметила Милли. Она проработала в компании дольше всех. – И все было прекрасно. Они вроде как считают, что всякий, кого вы сумеете довести до третьей страницы вопросов, страдает зависимостью от слабительного, если вы понимаете, о чем я, и такие люди с удовольствием ответят на все вопросы.
– Что раньше уже делали? – спросила Эйнсли.
– На что спорим, что она не вытрет стол? – произнесла Люси довольно громко, чтобы официантка могла ее услышать. Она ведет затяжную битву с этой официанткой, которая ходит в дешевеньких сережках, с вечно недовольной гримасой и уже явно не девственница.
– Проводили в Квебеке исследование о слабительных, – шепнула я Эйнсли.
Подошла официантка, свирепо протерла столик, взяла у нас заказ. Люси устроила сцену из-за подгоревших слоек – на сей раз она решительно не хотела слоек с изюмом.
– В прошлый раз она принесла мне с изюмом, – сообщила она нам, – хотя я ей сказала, что терпеть его не могу. Я с детства не люблю изюм. Фу!
– А почему только в Квебеке? – спросила Эйнсли, выпуская табачный дым из ноздрей. – Тут какая-то психологическая подоплека? – Она изучала психологию в колледже.
– Господи, да откуда ж я знаю? – воскликнула Милли. – Наверное, в Квебеке люди больше страдают запорами. Они ж там картошку едят тоннами.
– А что, от картошки бывает сильный запор? – спросила Эмми, перегнувшись через столик. Она откинула со лба несколько прядок, и от ее головы отлетело облачко чешуек, которые медленно опустились на пол.
– Дело не только в картошке, – безапелляционно заявила Эйнсли. – Может, это из-за коллективного чувства вины. А может быть, из-за языковой проблемы. Они же чувствуют себя ущемленными в правах.
Девчонки смотрели на нее с нескрываемой враждебностью: наверняка решили, будто она выпендривается.
– Ну и жарища сегодня, – заметила Милли, – у нас в офисе как в печке!
– А как у вас? – спросила я у Эйнсли, желая разрядить обстановку.
Она затушила окурок в пепельнице.
– О да! У нас тут такой переполох! Какая-то тетка захотела укокошить мужа, подстроив короткое замыкание в его зубной щетке. Один из наших ребят должен пойти в суд давать свидетельские показания; ну, то есть объяснить, что наши щетки при нормальных условиях эксплуатации не коротят. Он хочет и меня туда взять в качестве ассистента-специалиста, но он такой зануда. Могу себе представить, какое он бревно в постели.
Я сначала подозревала, что Эйнсли выдумала эту историю, но ее сияющие глаза были такие голубые и такие круглые, что всякие сомнения улетучились. Офисные девственницы поморщились. От манеры Эйнсли мимоходом вспоминать разных мужчин в своей жизни им всегда становилось неловко.
К счастью, прибыли наши заказы.
– Эта сука опять принесла мне слойку с изюмом! – взвыла Люси и длинными, идеально подпиленными блестящими ногтями начала выковыривать изюминки и складывать их на краю тарелки.
Когда мы шли обратно в офис, я пожаловалась Милли на пенсионный план.
– Я и не подозревала, что это обязаловка! Не пойму, с чего я должна отстегивать в их пенсионный фонд, а потом все эти старые подружки миссис Грот выйдут на пенсию и будут жить на мои кровные!
– Ох, да, это и меня поначалу сильно напрягло, – протянула Милли равнодушно. – Переживешь. Боже, надеюсь, у нас починили вентилятор!
3
Вернувшись в офис с обеда, я принялась наклеивать марки на конверты, а потом, лизнув полоску клея на клапане, запечатывала их для отправки участникам общенационального исследования о быстрорастворимом соусе для пудинга, причем все сроки рассылки уже прошли потому, что кто-то из копировальщиков распечатал один лист из опросника вверх ногами. Тут миссис Боге? выползла из своей стеклянной норки.
– Мэриен, – сказала она, задыхаясь от негодования, – боюсь, что миссис Додж в Камлупсе[4 - Камлупс – город центральной части Британской Колумбии.] придется уволить. Она беременна. – Миссис Боге? нахмурилась. Она считает беременность признаком нелояльности нашей компании.
– Очень жаль, – отозвалась я.
Огромная карта страны, утыканная красными пуговками канцелярских кнопок, отчего она напоминает кожу ребенка, больного скарлатиной, висит на стене прямо над моей головой, из-за чего обязанность отмечать нанятых и уволенных интервьюеров в разных городах лежит на мне. Я вскарабкалась на стол, нашла на карте Камлупс и вынула кнопку с бумажным флажком, на котором стояла фамилия «Додж».
– Пока ты там, – сказала миссис Боге?, – удали, пожалуйста, миссис Эллис из Блайнд-Ривера. Надеюсь, это временно, она очень хорошо себя проявила, но она мне написала, что во время интервью какая-то дама набросилась на нее с кухонным тесаком, ей пришлось выбежать из дома, она споткнулась на крыльце, упала и сломала ногу. Да, и добавь-ка одну новенькую – миссис Готье в Шарлоттауне. Надеюсь, она справится лучше прежней. С Шарлоттауном нам что-то не везет.
Когда я слезла со стола, она мило мне улыбнулась, что сразу заставило меня напрячься. Миссис Боге? славится дружелюбным, почти усыпляющим, обхождением, которое действует почти безотказно на наших интервьюеров, и, когда ей что-то от тебя надо, она – сама любезность.
– Мэриен, – продолжала миссис Боге?, – у нас возникла небольшая проблема. На следующей неделе мы проводим исследование по пиву – ну, ты в курсе, по телефону, – и наверху решили, что на этой неделе нам надо провести предварительный опрос. Их беспокоят формулировки. Так вот, мы можем привлечь миссис Пилчер, она надежный интервьюер, но впереди длинные выходные, и нам бы не хотелось ее беспокоить. Ты же никуда не уезжаешь?
– А опрос нужно обязательно провести в эти выходные? – задала я бессмысленный вопрос.
– Да, нам необходимо иметь результаты ко вторнику. Тебе нужно опросить всего семь или восемь мужчин.
Мое утреннее опоздание обеспечило ей мощный инструмент убеждения.
– Отлично, – ответила я. – Опрошу их завтра.
– Тебе, разумеется, запишут сверхурочные, – бросила через плечо миссис Боге? и пошла к себе, заставив меня гадать, было в ее замечании скрытое ехидство или нет. Все, что бы она ни говорила, всегда произносится ровным голосом, так что никогда не знаешь…
Я закончила облизывать конверты, взяла у Милли опросник по пиву и пробежалась по нему в поисках ляпов. Вводные вопросы о предпочтениях были довольно стандартными. Следующая группа вопросов касалась реакции тестируемых на музыкальные заставки по радио – это была часть рекламы нового бренда, который крупная пивоваренная компания собиралась вывести на рынок. В какой-то момент интервьюер должен был попросить респондента набрать номер телефона, после чего в трубке звучала эта самая мелодия. Потом интервьюер задавал еще несколько вопросов: понравилась ли прозвучавшая песенка, стимулирует ли она желание совершить покупку и тому подобное.
Я сняла трубку и набрала указанный номер. Поскольку маркетинговое исследование было назначено только на следующую неделю, они могли забыть подключить этот номер к автоответчику, а мне не хотелось выглядеть дурой.
После нескольких звонков, зудения и щелчков в трубке раздался густой бас – он пел под аккомпанемент вроде бы электрогитары:
Лось, мой лось пришел
Из сурового края хвойных лесов,
Щекочущий вкус, пьянящий аромат,
Внезапный как снегопад…
А потом другой голос – почти такой же густой, как у певца, – вкрадчиво заговорил на фоне тихой мелодии:
Настоящий мужчина в настоящий мужской праздник, когда он на охоте, на рыбалке или просто по старинке расслабляется, любит пиво с насыщенным мужским ароматом и богатым глубоким вкусом. Первый долгий глоток холодного напитка докажет вам, что пиво «Лось» – это то, что надо, чтобы ваша мечта о первоклассном пиве наконец-то сбылась. Ощутите дикую природу во вкусе изумительного пива «Лось».
Потом певец снова завел свою арию:
Щекочущий вкус, пьянящий аромат,
Пиву «Лось» ты будешь рад!
Пиво «Лось», пиво «Лось» —
По вкусу тебе это пиво пришЛОСЬ!
После финального аккорда в трубке раздался щелчок, и запись оборвалась. Все было нормально. Никто не перепутал очередность частей аудиодорожки.
Я вспомнила, как выглядели эскизы визуальной презентации нового пива, которые должны были появиться в журналах и на витринных плакатах: на этикетке были изображены лосиные рога, а под ними охотничье ружье и удочка крест-накрест. Рекламная песенка подчеркивала эту тему, по-моему, не слишком оригинально, но мне понравилось тонкое замечание о том, как мужчина может «просто по старинке расслабляться». Таким образом, среднестатистический любитель пива – в майке, с дряблыми плечами и одутловатым брюшком – сумеет ощутить свою мистическую связь с изображенным на рекламных картинках бравым охотником-рыболовом в клетчатой куртке, поставившим сапог на лосиную тушу или держащим в руках крупную форель.
Я уже дошла до последней страницы опросника, как зазвонил телефон на моем столе. Питер. По его голосу я сразу поняла: что-то случилось.
– Слушай, Мэриен, у меня сегодня не получается с ужином.
– Да? – отозвалась я, желая услышать более подробные объяснения. Я была сильно разочарована: я-то надеялась, что вечером Питер меня повеселит. К тому же я опять проголодалась. Весь день я сидела на перекусах и теперь рассчитывала на сытный калорийный ужин. То есть придется довольствоваться разогретой едой из коробки, которую мы с Эйнсли держали в морозилке на всякий пожарный. – У тебя неприятности?
– Я знаю, ты поймешь. Триггер… – его голос сорвался, – Триггер женится.
– Да? – выдавила я. Чуть не сказала: «Очень жаль» – но эти слова мне показались неуместными. Какой смысл выражать сочувствие, как будто произошло досадное недоразумение, когда на самом деле это трагедия вселенского масштаба. – Хочешь, вместе пойдем? – спросила я, подставляя ему плечо.
– Господи, нет! – вскрикнул он. – Так будет еще хуже. Увидимся завтра, ладно?
Он положил трубку, а я стала обдумывать последствия. Самое очевидное – завтра вечером Питеру понадобится тщательный уход. Триггер был одним из его старых друзей: точнее сказать, Триггер был последний из когорты старых друзей Питера, кто стойко воздерживался от женитьбы. Это было вроде эпидемии. Незадолго до нашего знакомства жертвой брака стали двое друзей Питера, а потом в течение каких-то четырех месяцев еще двое практически без боя сдали позиции. И Питеру с Триггером ничего не оставалось, как все лето вдвоем коротать время на своих холостяцких попойках, а если их окольцованным друзьям удавалось выторговать у жен свободный вечер, то, судя по мрачным отчетам Питера, такие встречи превращались в натужную демонстрацию фальшивой беззаботности, лишенной духа легкомысленного веселья. Они с Триггером держались друг за дружку, как тонущие в шторм, причем каждый старался ободрить другого, в чем оба нуждались как никогда. Но теперь и Триггер пошел ко дну: утешитель оказался пустышкой. На юрфаке были, разумеется, и другие парни, но почти все они были женаты. Кроме того, все они в глазах Питера олицетворяли его послеуниверситетский серебряный век, а не более ранний золотой.
Мне было его жаль, но я также знала, что мне следует держать ухо востро. Если оба первых брака его друзей были неким знамением, то после двух-трех стаканов он начнет видеть во мне одну из расчетливых сирен – из тех, кто умыкнул у него Триггера. Я не рискнула спросить у него, как это ей удалось: он мог бы решить, что я вынашиваю какой-то коварный план. Самое лучшее – отвлечь его.
Пока я так размышляла, к моему столу подошла Люси.
– Cможешь ответить этой тетке вместо меня? У меня голова раскалывается, и я ни слова не могу придумать!
И она изящно приложила руку ко лбу, а в другой ее руке я заметила написанную карандашом на куске картонки записку. Я прочитала:
Уважаемые господа!
Хлопья были отменные, но вот что я нашла вместе с изюмом.
Искренне ваша,
(миссис) Рамона Болдуин.
Внизу скотчем была приклеена раздавленная муха.
– Это то самое исследование хлопьев с изюмом, – слабым голосом произнесла Люси. Она напрашивалась на мое сочувствие.
– Ага, ладно, – отозвалась я. – У тебя есть ее адрес?
Я сделала несколько вариантов ответа:
Уважаемая миссис Болдуин, мы выражаем искреннее сожаление, что в Ваших хлопьях оказался данный предмет, но такие оплошности случаются…
Уважаемая миссис Болдуин, приносим извинения за причиненное неудобство; спешим заверить Вас, что в целом содержимое пакета было абсолютно безопасно в санитарно-гигиеническом плане…
Уважаемая миссис Болдуин, выражаем Вам благодарность за то, что Вы обратили наше внимание на этот вопиющий случай, так как мы всегда хотим знать, какие оплошности мы допускаем…
Самое главное было, и я это знала, ни в коем случае не употреблять слово «муха».
Телефон на моем столе опять зазвонил. Я никак не ожидала услышать в трубке этот голос.
– Клара! – воскликнула я, осознав, что совсем про нее забыла. – Как жизнь?
– Спасибо, хреново! Послушай, придешь сегодня на ужин? Мне необходимо видеть новые лица.
– Я с удовольствием! – Мой энтузиазм был почти искренним: уж лучше ужин с Кларой, чем еда из коробки. – В какое время?
– Да знаешь, когда сможешь, тогда и приходи. Мы тут не страдаем пунктуальностью. – Последние слова она произнесла с горечью.
Теперь, дав ей обещание, я стала быстро соображать, что бы это значило: Клара меня пригласила, чтобы развлечься и поплакаться, то есть как затейника и конфедантку в одном лице, а это меня совсем не радовало.
– Скажи, а можно я приду с Эйнсли? Ну, если, конечно, она не занята.
Я сказала себе, что Эйнсли не помешает полноценный ужин – она сегодня только пила с нами кофе, – и еще я втайне хотела, чтобы она вместе со мной приняла на себя удар. Они с Кларой могли бы побеседовать о детской психологии.
– Конечно, почему нет? – согласилась Клара. – Чем больше народу, тем веселее. Вот наш девиз.
Я позвонила Эйнсли на работу и, аккуратно поинтересовавшись, какие у нее планы на ужин, выслушала ее рассказ о том, что она получила два приглашения и оба отвергла: одно от свидетеля на процессе против мужеубийцы, а другое – от студента-стоматолога, с которым познакомилась накануне вечером. О последнем она отозвалась довольно грубо: с этим она больше никогда никуда не пойдет. По ее словам, он пообещал ей, что на вчерашнюю тусовку придут художники.
– То есть у тебя никаких планов на вечер нет, – констатировала я факт.
– Ну, пока нет, – сказала Эйнсли. – Если ничего не нарисуется.
– Тогда, может, сходим к Кларе на ужин? – Я ожидала услышать отказ, но она смиренно согласилась. Мы договорились встретиться у станции подземки.
Я вышла из офиса в пять и направилась в облицованный розовым кафелем дамский туалет. Мне нужно было несколько минут побыть в одиночестве и психологически подготовиться к общению с Кларой. Но там уже были Эмми, Люси и Милли – они расчесывали свои осветленные волосы и поправляли макияж. Три пары глаз сверкали в зеркалах.
– Идешь куда-то вечером, Мэриен? – спросила Люси нарочито будничным тоном. У нас с ней одна телефонная линия на двоих, и она, конечно, все знала про Питера.
– Да, – коротко ответила я, не желая делиться с ней информацией. Их жалкое любопытство меня нервировало.
4
Я шагала к станции метро в золотистом мареве духоты и пыльной взвеси. Было ощущение, что я иду под водой. Издалека я заметила возле телеграфного столба нечеткий силуэт Эйнсли, а когда подошла ближе, она повернулась ко мне, и мы влились в безмолвный поток офисных служащих, спускавшихся по лестнице в прохладу городского подземелья. Быстро сориентировавшись в вагоне, мы нашли свободные места и сели напротив друг друга, и я принялась читать рекламные объявления, скользя взглядом между пассажиров в проходе. Когда мы вышли из вагона и поднялись по пастельным коридорам наверх, городской воздух уже был не таким влажным.
Дом Клары располагался в нескольких кварталах к северу от станции. Мы шли молча, я все думала про пенсионный план и в конце концов решила не подписываться на него. Эйнсли не поняла бы, с чего это я так беспокоюсь: она не видела причины, почему я не могла бы потом сменить место работы и почему это должно обязательно стать окончательным вариантом. Потом я стала думать о Питере и о том, как он отреагировал на новость о женитьбе друга, а расскажи я об этом Эйнсли, она бы только посмеялась. И я спросила, не стало ли ей лучше.
– Не беспокойся обо мне, Мэриен, – ответила она, – а то я начинаю чувствовать себя инвалидом.
Мне стало обидно, и я смолчала.
Дорога пошла в горку. Город стоит на берегу озера и террасами поднимается вверх по склонам холмов, хотя если остановиться, то городской ландшафт кажется плоским. Потому-то здесь и было попрохладнее. И гораздо тише; я считала, что Кларе повезло, особенно в ее положении, жить вдалеке от жары и шума делового центра. Хотя ей самой это казалось чуть ли не ссылкой: сначала они снимали квартиру недалеко от университета, но необходимость расширить жизненное пространство вынудила их переехать на север. Хотя они еще не добрались до пригорода с его современными бунгало и большими семейными автомобилями во дворах. Она жила на одной из старых улиц, но тут мало что привлекало взгляд, как на нашей: старомодные коттеджи на две семьи, длинные и узкие, с деревянными крылечками и чахлыми садиками сзади.
– Боже, ну и жара, – вздохнула Эйнсли, когда мы свернули на аллейку к дому Клары.
Траву на крохотной, со спортивный мат, лужайке не косили уже довольно давно. На крыльце валялась кукла без головы, а в детской коляске лежал плюшевый мишка с вывороченными наружу ватными внутренностями. Я постучала, и через несколько минут за сетчатой дверью появился расхристанный Джо, который на ходу застегивал рубашку.
