скачать книгу бесплатно
– Какие грязные у тебя мысли! – отвечаю я.
– Ты забыла, что Сьерре не нравятся взрослые мужики, – говорит Элизабет.
Я смеюсь.
– Ты Пола имеешь в виду? Мы с ним расстались не потому, что он старше, да я с ним только раз и ходила на свидание. Его поймали с открытой банкой пива в машине приятеля.
– Справедливости ради замечу, что он был не за рулем, – вступается Рэйчел и поднимает руку, прежде чем я успеваю ответить. – Но я все понимаю. Ты усмотрела в этом признак начинающегося алкоголизма. Или неосмотрительности. Или… чего-то еще.
Элизабет качает головой.
– Нельзя быть такой придирчивой, Сьерра.
Вот вечно Рэйчел и Элизабет доканывают меня, намекая, что я слишком высоко установила планку в отношениях. А я просто вижу, как часто девчонки встречаются с парнями, которые их в грош не ставят. Возможно, не в самом начале отношений, но рано или поздно. Зачем тратить на таких годы, месяцы и даже дни?
У дверей, ведущих в школьный коридор, Элизабет обгоняет нас и поворачивается к нам лицом.
– Пусть я опоздаю на английский, но давайте вместе пообедаем, ладно?
Я улыбаюсь. Мы всегда обедаем вместе.
В коридоре Элизабет исчезает в шумной толпе учеников.
– Нам осталось только два раза вместе пообедать, – говорит Рэйчел и притворяется, что утирает слезы. – А потом все. Кажется, я сейчас…
– Нет! – кричу я. – Не произноси этого вслух!
– Да ладно, не надо за меня переживать, – снисходительно отмахивается Рэйчел. – Мне будет чем заняться, пока ты развлекаешься в Калифорнии. В понедельник начнем разбирать декорации. На это уйдет примерно неделя. Потом мне надо помочь устроителям танцев декорировать школу к зимнему балу. Не театр, конечно, но не люблю, чтобы мой талант простаивал.
– А тему года уже выбрали? – спрашиваю я.
– Снежный Шар Любви, – отвечает она. – Согласна, звучит глупо, но у меня уже есть пара отличных идей. Хочу украсить зал так, чтобы создавалось впечатление, будто ты танцуешь внутри огромного снежного шара. Так что мне есть чем заняться до твоего возвращения.
– Вот видишь? Тебе совсем не придется без меня скучать.
– Точно, – отвечает она и толкает меня локтем на пути в класс. – Зато ты только попробуй не скучать без меня!
Попробую, как же. Скучать без подруг – рождественская традиция. Я всю сознательную жизнь ее соблюдаю.
Глава вторая
Солнце едва поднимается из-за гор, когда я останавливаю папин грузовик на обочине раскисшей от грязи проселочной дороги. Ставлю машину на ручной тормоз и выглядываю из окна. Передо мной открывается любимый вид: в нескольких шагах начинается делянка, усаженная рождественскими елками. Пологие холмы тянутся на несколько километров. Напротив – все те же безбрежные поля. А там, где кончается наш участок, начинаются другие еловые плантации.
Выключив печку и выйдя из машины, с готовностью подставляю лицо колючему холодному ветру. Затягиваю волосы в тугой конский хвост, засовываю кончик хвоста под объемную зимнюю куртку, надеваю на голову капюшон и туго затягиваю шнурок.
Влажный воздух густо пропитан запахом еловой смолы, а тяжелые ботинки вязнут в размякшей земле. Ветки царапают рукава, когда я тянусь в карман за телефоном. Звоню дяде Брюсу и, прижав телефон ухом к плечу, надеваю рабочие перчатки.
Он снимает трубку и отвечает, смеясь.
– Быстро ты приехала, Сьерра!
– Скорость не превышала, – оправдываюсь я. Но, если честно, ехать по грязи и резко выруливать, лавируя на поворотах, так весело, что удержаться невозможно.
– Ничего, детка. Я сам раз двести лихачил на своем грузовичке по этому склону.
– А я видела. Иначе откуда бы узнала, что это так весело? – отвечаю я. – Ладно, я уже почти у первой связки.
– Буду через минуту, – говорит он и даже не успевает повесить трубку, как я слышу рев вертолетного мотора.
Достаю из кармана куртки оранжевый сетчатый спасательный жилет, продеваю руки в отверстия и застегиваю спереди липучку. Теперь дядя Брюс точно заметит меня с воздуха.
Метрах в двухстах визжат бензопилы: рабочие валят деревья, предназначенные на спил в этом году. Два месяца назад мы начали помечать елки, которые хотим спилить. На одну из верхних веток повязывали цветную пластиковую ленту – красную, желтую или голубую, в зависимости от высоты дерева, чтобы перед погрузкой в машины их легче было рассортировать. Деревья без лент оставляли расти.
Вижу, как издали приближается красный вертолет. Мама с папой помогли дяде Брюсу его купить, а взамен он помогает нам с погрузкой урожая. Перевозка по воздуху экономит землю для посадок – не нужно прокладывать сеть мелких подъездных дорог. И деревья прибывают к покупателям более свежими. В оставшееся время дядя организует вертолетные прогулки вдоль скалистого побережья. А бывает, совершает подвиги, спасая заблудившихся туристов.
Спилив четыре-пять елей, рабочие укладывают их рядышком поверх двух толстых канатов – как рельсы на шпалы. Сверху кладут еще деревья, пока не получится связка примерно из десяти елей. Затем канаты стягивают, скрепляют и переходят к следующей связке.
Тут-то и подходит моя очередь.
В прошлом году папа впервые разрешил мне это сделать. Я знала, что у него на языке при этом вертелось: «для пятнадцатилетней девочки эта работа слишком опасна». Но вслух он ничего не сказал, ведь нанимает же он моих одноклассников и разрешает им орудовать бензопилами.
Шум лопастей приближается – они с громким тарахтением рассекают воздух. Мое сердце бьется в такт. Я готовлюсь зацепить первую в этом сезоне связку.
Стою у первой связки, сгибая и разгибая пальцы в перчатках. Окно вертолета бликует на утреннем солнце. Позади машины тянется длинный канат, волоча по небу тяжелый красный крюк.
Вертолет приближается и замедляет ход. Ноги в тяжелых ботинках проваливаются сквозь землю. Над головой жужжат лопасти. Трат-трат-трат-трат-трат. Вертолет медленно снижается, и вот уже металлический крюк касается иголок. Поднимаю руку над головой и делаю круговое движение: нужно спуститься чуть ниже. Когда вертолет опускается еще сантиметров на десять, хватаю крюк, поддеваю им канаты и отступаю на два шага назад.
Поднимаю голову и вижу, что дядя Брюс улыбается. Подаю знак, он жестом сигналит, что все отлично, и набирает высоту. Отрываясь от земли, тяжелая связка подпрыгивает и уплывает прочь.
Над домом висит тонкий месяц. Из окна второго этажа видны окутанные густым сумраком холмы. В детстве я стояла у этого окна и воображала себя капитаном корабля, вглядывающимся в ночной океан, волны которого порой темнее звездного неба над головой.
Из года в год этот вид остается неизменным: все дело в грамотной регуляции численности деревьев. На каждую спиленную ель мы оставляем пять, и место старого дерева занимает новый саженец. Пройдет шесть лет, и старые деревья отправятся кто куда и станут главным символом Рождества в каждом доме.
А у нас другие праздничные традиции – таков уж семейный бизнес. Накануне Дня Благодарения мы с мамой едем на юг, где нас уже ждет папа. В День Благодарения ужинаем с Хизер и ее родителями. А со следующего утра и до самого Сочельника мы продаем елки. В сочельник, падая без ног, дарим друг другу по одному подарку. Больше в нашем передвижном доме – серебристом трейлере – просто не умещается.
Наш деревенский дом построен в 1930-е годы. Деревянные полы и лестницы такие старые, что встать среди ночи и не наделать шуму совершенно невозможно. Но я держусь того края лестницы, где ступени скрипят меньше всего. Захожу на кухню, делаю три шага… и из гостиной меня окликает мама.
– Сьерра, ты бы хоть пару часов поспала.
Когда папа в отъезде, она всегда засыпает на диване перед включенным телевизором. Романтичная Я верит, что, когда его нет, маме слишком одиноко в супружеской спальне. Неромантичная Я считает, что сон на диване – это такая своеобразная попытка бунта.
Запахнув халат, нахожу разношенные кроссовки у дивана. Мама зевает и тянется к пульту на полу. Выключает телевизор, и в комнате становится темным-темно.
Она включает лампу.
– Куда собралась?
– В теплицу, – отвечаю я. – Хочу елку сюда принести, чтобы не забыть.
Мы не грузим вещи в машину накануне, а сваливаем сумки у двери, чтобы еще раз проверить все перед отъездом. Дорога предстоит долгая: выедем на трассу, и возвращаться будет уже некогда.
– А потом сразу ложись, – говорит мама. У нас с ней одна беда на двоих: когда мы из-за чего-то переживаем, сон не идет.
– А то завтра не разрешу сесть за руль.
Обещаю, что так и сделаю, и закрываю парадную дверь, потуже запахивая халат от ночных сквозняков. В теплице будет жарко, но я там пробуду совсем недолго – только возьму маленькую елочку, которую недавно пересадила в черное пластиковое ведро. Поставлю елку рядом с чемоданами, а после ужина в честь Дня Благодарения мы с Хизер ее посадим. Тогда у нас будет уже шесть деревьев, приехавших с нашей плантации на гору Кардиналз-Пик. В следующем году мы планировали срубить первое дерево, посаженное шесть лет назад, и подарить родителям Хизер.
Еще одна причина, почему этот год просто не может стать последним.
Глава третья
Снаружи трейлер похож на опрокинутый набок серебристый термос, но внутри мне всегда уютно. С одной стороны к стене прикреплен откидной обеденный столик, а спинка моей кровати играет роль скамейки. На крохотной кухне – раковина, холодильник, плита и микроволновка. Ванная кажется с каждым годом все меньше, хотя родители установили душевую кабину побольше прежней. Раньше без предварительной разминки нельзя было даже наклониться и вымыть ноги! Напротив кровати – дверь в мамину и папину комнату. Там стоит кровать, маленький шкаф и скамейка для ног. Сейчас дверь в их комнату закрыта, но я слышу, как за ней посапывает мама, отдыхая после долгого переезда.
Изножье моей кровати упирается в кухонный шкаф; над ним висит деревянный навесной шкафчик. Втыкаю в него большую белую кнопку. На столе лежат фотографии Рэйчел и Элизабет в рамках. Я связала их блестящей зеленой лентой, чтобы повесить одну над другой. Делаю петлю на конце ленточки и прикрепляю кнопкой. Теперь буду видеть своих подруг каждый день.
– Добро пожаловать в Калифорнию, – говорю я им.
Потом наклоняюсь к изголовью кровати и раздвигаю занавески.
Тут прямо мне в окно падает елка, и я вскрикиваю. Иголки царапают стекло. Кто-то пытается выпрямить дерево.
Из-за ветвей выглядывает Эндрю – хочет убедиться, что не разбил окно. Увидев меня, заливается краской, а я смотрю вниз – удостовериться, надета ли на мне блузка. Все эти годы я частенько расхаживала по трейлеру в одном полотенце после утреннего душа, забывая о том, что прямо за окном работает куча старшеклассников.
В прошлом году Эндрю стал первым и последним парнем, пригласившим меня на свидание здесь, в Калифорнии. Он написал записку и прикрепил ее к моему окну. Наверное, ему казалось, что мне это покажется милым, но у меня из головы не шла картина: он крадется на цыпочках в темноте в каких-то сантиметрах от того места, где я сплю. К счастью, я смогла придумать отговорку: мол, встречаться с сотрудниками не слишком благоразумно. По правде, этого правила не существует как такового, но родители пару раз заводили разговор о том, как неловко потом будет всем – ведь мы, как-никак, работаем вместе.
Мама с папой познакомились, когда им было столько лет, сколько сейчас мне. Папа тогда работал с родителями на этом самом елочном базаре. А мама с родителями жила в нескольких кварталах отсюда. Как-то зимой они по уши влюбились друг в друга, и летом отец вернулся – якобы в бейсбольный лагерь. А когда они поженились и взяли управление базаром на себя, то стали приглашать ребят из школьной бейсбольной команды, которые хотели подзаработать на праздники. Пока я была маленькой, это не было проблемой, но когда подросла, родители повесили в трейлере новые, более плотные занавески.
Я не слышу голоса Эндрю через окно, но по движению губ понимаю, что он извиняется. Ему наконец удается выровнять елку; он отодвигает подставку на пару шагов назад, чтобы нижние ветки не задевали соседние деревья.
Я не из тех, кто считает, что прошлогодний конфуз может помешать дружбе, поэтому приоткрываю окно и спрашиваю:
– В этом году опять решил поработать у нас?
Эндрю оглядывается – удостовериться, что я обращаюсь именно к нему. Затем поворачивается ко мне и убирает руки в карманы.
– Рад тебя снова видеть, – отвечает он.
Хорошо, когда рабочие возвращаются на следующий сезон, но я осторожна и не хочу подавать ему напрасных надежд.
– Говорят, другие ребята из команды тоже остались на этот сезон?
Эндрю принимается изучать ближайшую елку и срывает пару иголок.
– Угу, – отвечает он, обиженно бросает иголки в грязь и уходит.
Не желая из-за него расстраиваться, опускаю окно и закрываю глаза. Воздух здесь другой, не такой, как дома, но чем-то похож. А вот пейзажи не имеют ничего общего с Орегоном. Никаких тебе бескрайних еловых плантаций – деревья стоят в металлических подставках на утрамбованной земле. Никаких безбрежных деревенских просторов до самого горизонта – всего полгектара земли, упирающейся в бульвар Оук. Напротив – безлюдная парковка у супермаркета. Сегодня День Благодарения, и магазин Макгрегора закрылся рано.
Магазин Макгрегора стоял на этом месте задолго до того, как открылся наш елочный базар. Теперь это единственный несетевой супермаркет в городе. В прошлом году хозяин признался родителям, что, возможно, на следующий год прикроет лавочку. Пару недель назад, когда папа позвонил сообщить, что доехал благополучно, я первым делом спросила: на месте ли старый магазин? В детстве я так любила, когда мама с папой в перерыв водили меня туда за покупками. Прошли годы, и мне стали давать список, чтобы я ходила за покупками через дорогу. Теперь же в мои обязанности входит и составление списка, и покупки.
По асфальтовой парковке движется белая машина – видимо, водитель хочет удостовериться, что магазин действительно закрыт. У входа автомобиль замедляет ход, затем прибавляет скорость и выезжает обратно на дорогу.
Папа кричит из-за деревьев:
– Клюквенный соус забыл!
Ребята смеются.
Каждый год накануне Дня Благодарения папа подтрунивает над несчастными автомобилистами, уезжающими с парковки. «Что за День Благодарения без тыквенного пирога?» Или: «Кажется, кто-то начинку забыл!» И ребята всегда смеются над его шутками.
Двое парней проносят мимо трейлера большую елку. Один держится за густые ветки ближе к середине ствола, второй идет сзади и придерживает за ствол. Они останавливаются, и первый меняет захват. Второй ждет, смотрит на трейлер, и наши взгляды встречаются. Парень улыбается, а потом шепчет что-то своему приятелю – что именно, не слышу. Но тот тоже поворачивает голову и смотрит на меня.
Мне тут же хочется удостовериться, не растрепались ли волосы, хотя зачем, спрашивается, мне пытаться произвести на них впечатление (ну и что, что они жутко симпатичные)? Вежливо машу рукой и отхожу от окна.
Снаружи кто-то вытирает подошвы о металлические ступени. С тех пор как папа расчистил место для базара, дождей еще не было, но земля часто бывает влажной. Три раза в день подставки для елок наполняют водой, а иголки опрыскивают.
– Тук-тук!
Я отпираю задвижку, и тут в дверь с визгом врывается Хизер. Она кидается мне на шею; при этом ее темные кудряшки подпрыгивают. Я смеюсь такому громкому проявлению чувств и бегу за ней в трейлер. Опустившись на колени у кровати, она разглядывает фотографии Рэйчел и Элизабет.
– Вручили мне перед отъездом, – объясняю я.
Хизер касается верхней фотографии.
– Это Рэйчел, да? Это она типа прячется от папарацци?
– О, она бы обрадовалась, узнав, что ты сразу догадалась, – отвечаю я.
Хизер подбирается к окошку и выглядывает на улицу. Стучит кончиком пальца по стеклу, и один из ребят из бейсбольной команды поворачивает голову. В руках у него картонная коробка с надписью «омела». Он несет ее в бело-зеленый шатер, который мы называем «конторой». Оттуда мы звоним покупателям, там же продаем другие сопутствующие товары и елки, присыпанные искусственным снегом.
Не глядя на меня, Хизер спрашивает:
– Уже видела, какие красавчики в этом году в бейсбольной команде?
Конечно, видела – и как бы мне теперь это развидеть! Стоит папе лишь заподозрить, что я кокетничаю с кем-то из рабочих, и он отправит беднягу вычищать уличные туалеты в надежде, что вонь меня отпугнет. Зря он так думает, кстати. Не отпугнет.
Впрочем, мне совсем не хочется встречаться ни с кем из местных, и неважно, работает он у нас или нет. Зачем отдавать кому-то свое сердце, если в утро Рождества нам все равно суждено расстаться?
Глава четвертая
Мы объедаемся за праздничным столом, и папа Хизер шутит, что «теперь можно укладываться в спячку» (мы слышим эту шутку каждый год). Потом все расходятся по своим обычным делам. Папы – убирать и мыть посуду. Хотя на самом деле они вызвались убираться, чтобы урвать еще по кусочку индейки. Мамы – в гараж за коробками с елочными игрушками. У мамы Хизер с игрушками всегда перебор. Сама Хизер бежит наверх за фонариками, а я жду ее внизу.
Я тихонько достаю из шкафа у двери мамину темно-зеленую кофту с ярко-желтой надписью «ДРОВОСЕКИ» на груди. «Дровосеки» – мамина университетская бейсбольная команда. Натягиваю кофту через голову, и тут открывается дверь кухни. Мамы вернулись. Посматриваю на лестницу – где же Хизер? Мы хотели смыться до прихода мам, а то еще заставят нас украшать елку.
– Сьерра? – зовет мама.
Достаю волосы из-под воротника и кричу:
– Мы уже уходим!
