скачать книгу бесплатно
– И с чего такие умозаключения?
– Посмотрите сами. – Лешка еще раз ткнул пальцем в фотографию. – Она молода, привлекательна, ею все восхищаются. Она не хочет всего этого терять. Ей всё это очень нравится. У нее куча поклонников, и Светлана чувствует себя среди них, как рыба в воде. А что вы ей предлагаете взамен? Кастрюли, пеленки и воскресные дни в кругу семьи? Как бы вы сами отнеслись к предложению с завтрашнего дня преподавать вместо истории физкультуру?
Семен Андреевич остановился, осмысливая услышанное, и растерянно оглянулся на Стаса. Тот в свою очередь, прекратил ржать, сел обратно на кресло и задумчиво выпятил нижнюю губу. Историк посмотрел снизу вверх на юного переростка и тихо спросил:
– И что прикажешь мне делать?
Лёшка прислонился к стене и ответил с совершенно взрослой улыбкой:
– Вариантов несколько. Первый – он разогнул большой палец – дождаться, пока ваша пассия повзрослеет, и только тогда сделать ей еще одно предложение. Правда, есть предчувствие, что это будет не скоро. Возможно даже, вы станете брачующимся пенсионером. Второе – перед носом историка возник указательный палец – начать заниматься современными танцами и встать в строй поклонников в ожидании милости от королевы. Я, наверное, так и поступил бы. Освоил бы не только современные, но и бальные танцы, чтобы милость чаще перепадала…
– Алексей, я понимаю твой искрометный юмор, но это неприемлемые для меня варианты. Ни тот и ни другой, – он ответил устало, – я, к сожалению, безответно влюблен и ничего с этим поделать не могу. Ситуация патовая, – рука снова потянулась к дверному замку.
– Рано сдаетесь, Семен Андреевич. У этой проблемы существует решение и не одно.
– Я что-то упустил? – было заметно, как историк мучительно пытается схватиться даже за соломинку. Тем не менее, он отставил в покое дверную ручку. – Решений даже несколько?
– Ну да, – спокойно глядя ему в глаза, ответил Лешка. – Есть правильное решение и неправильное. Начну с последнего. Если вы поменяете килограммы интеллигентности на килограммы брутальности и перейдете к решительным действиям, то эти бастионы. – Лешка помахал фотографией, – продержатся недолго. Таким девушкам нравятся сильные и независимые личности. Вопрос в другом. А вам это надо? Сделаете только хуже и для нее и для себя. Через некоторое время она поймет, что вышла не за того и постарается любым способом изменить свою судьбу. Вы же, как тонкая натура, начнете топить свою боль сначала в коньяке, а потом в более дешевых напитках. Не вы первый и не вы последний. Хотя, безусловно, сможете решить сиюминутную проблему.
По лицу историка было заметно, что Лёшкины слова зацепили его за живое. Он сам неоднократно думал об этом, просто раньше никак не мог принять конкретного решения:
– А каким, по-твоему, должен быть правильный шаг?
– А кто эта блондиночка? – Самойлов ответил вопросом на вопрос и еще раз указал на фотографию.
– А … эта… – историк провел рукой по шевелюре, – это Надежда Лазарева, тоже с нашей кафедры. Ей лет тридцать, не больше. Хороший, добрый человечек. По-моему, была замужем, но там какая-то грустная история вышла. Муж загулял вроде, а она тогда совсем юной еще была. Короче, с тех пор мужчин избегает. Синий чулок, одним словом. Да причем здесь она … для меня-то какое правильное решение?
– Так вот же оно! – Лешка вручил оторопевшему историку фотографию и пояснил: – Если она не танцует, это не значит, что она избегает мужчин. Просто она немного взрослее и не считает для себя этот процесс жизненно необходимым. А для вас правильным будет протереть глаза и понять суть старой пословицы «не всё то – золото, что блестит». Вы оба серьезно относитесь к семье, и оба хотите семейных отношений. Она идеальный для вас вариант… да, кстати, и очень миленькая… присмотритесь.
– Да с чего ты взял, что я ей нравлюсь? – историк был явно озадачен. – Мы уже лет семь вместе работаем. и при этом отношения только товарищеские. Она вообще в мою сторону ни разу не посмотрела.
– Вы, как историк, конечно, супер, но как человек очень близорукий, извините за прямоту… Для вас проявить внимание – это в танце принять соблазнительные позы и изобразить томный взгляд? Вот посмотрите, каждый человек выбирает себе то место, где ему комфортнее. Она выбрала не танцующих, а нашла местечко рядом с вами. Она сидит прямо, чуть развернувшись в вашу сторону, что означает только то, что в любую минуту она готова к общению с вами…
– Допустим, – Семен Андреевич внимательно изучал фотографию, потом поднял глаза, – а как же мои отношения со Светланой? Ведь почти год…
– Они не прошли даром. За этот год вы накопили в себе массу эмоций, стали внимательнее относиться к своей внешности, что вполне вероятно и сыграло решающую роль в скрытых чувствах Надежды к вашей персоне. А что касается Светланы… Вы же вчера ходили на «Ромео и Джульетту». Шекспир в одном месте обратился прямо к вам: «…зачем искать того, кто найден быть не хочет?». Очевидно, не услышали… Уверен, забудете ее на первом же свидании с Надеждой.
Историк перевел взгляд на Стаса. Тот тоже был обескуражен в общем-то простыми Лёшкиными выводами и сейчас, выразительно приподняв брови, всем своим видом говорил: «А что… в этом что-то есть. Надо попробовать, старик».
Когда входная дверь закрылась за растерянным Семеном Андреевичем, Стас подошел к Самойлову и с задумчивым видом спросил:
– Лёш, а откуда ты все это знаешь?
– Стас, подобные ситуации в художественной литературе были описаны не меньше тысячи раз, – улыбнулся Лёшка, – а что касается психотипов личности, так…
– Психо чего? – Стас недоверчиво осмотрел паренька.
– Психологические особенности личности, иными словами. Так это еще Фрейд с Юнгом в свое время расстарались по этой теме. Сейчас даже на их исследованиях целая наука появилась – соционика. Одним словом, можно предварительно предположить или даже просчитать действия человека в той или иной ситуации, в зависимости от его психотипа. У этих двух, – он кивнул на закрывшуюся дверь, – психотипы совпадают, вот я и предположил некоторую общность их интересов и взаимную симпатию друг к другу.
– Ну, а если ты ошибся, и у этих типов не возникнет взаимной симпатии?
– Даже если ничего не произойдет, считаю, что мы помогли вашему другу – пока он будет изучать новый объект, страдания по старому выветрятся из его головы. Болезнь пройдет, иначе говоря.
– Я признаюсь, думал, что ты только в музыке разбираешься… – Стас посерьезнел лицом и еще раз пытливым взглядом осмотрел Лёшку…
Ровно через неделю Лёшка снова застал двух неразлучных товарищей в квартире Стаса. Историк был чрезвычайно оживлен и сбивчиво рассказывал, как он присмотрелся к Надежде и понял, что она, в общем-то, на порядок лучше и богаче внутренним миром, чем Светлана, о том, как он раньше был слеп, и о том, что, по его мнению, в этой жизни всё решает господин Случай. Если бы неделю назад Семен Андреевич плотно позавтракал бы с утра, то соответственно не пообедал бы в столовой института, а значит и не оказался бы за одним столиком с Надеждой, которая, как оказалось, была очень мила, и природа, помимо всего прочего, наградила ее врожденным чувством юмора – весь обед она смеялась над шутками историка. Про Самойлова в том рассказе не было ни слова. Только Стас изредка бросал в сторону Лёшки странные взгляды и улыбался, думая о чем-то своем. Уже в дверях, прежде чем попрощаться, историк крепко пожал Самойлову руку и предложил ему подняться к нему в квартиру на чашку чая. Однако Стас тут же начисто отмел эту идею, сославшись на то, что парень пришел к нему в гости, а не к Семену Андреевичу, и чаем поить Лёшку соответственно будет Стас, а не его сосед.
Когда они остались вдвоем, Стас усадил Самойлова в кресло:
– Лёш, я наверное глупый вопрос задам, – он смутился и посмотрел себе под ноги. – Ты знаешь, моему сыну Матвею скоро двенадцать исполнится.
– Хотите спросить какой подарок купить?
– Да нет, Лёш. С этим я и сам разберусь. Понимаешь, я своего Мотьку очень люблю, но последнее время стал замечать, что он отдаляется от меня. Стесняется, что ли, не могу понять. Хотел спросить – у твоих Фрейда с Юнгом есть какие-то соображения по этому поводу?
Лёшка почесал лоб и неожиданно улыбнулся:
– Без обид?
– Ну, какие могут быть обиды, старик!
– Стас, понимаете, у вашего Матвея две матери и нет ни одного отца. Обе его гладят по голове, целуют в попу, начинают психовать при малейшей простуде, а ему нужен хотя бы один отец. Он же взрослеет, смотрит на окружающий его мир и понимает, что мужчины отличаются от женщин. Поэтому и сбит с толку тем, что в его семье между вами и женой нет никаких отличий. При нем не проявляйте сильных эмоций, переживаний, воспитайте из него будущего сильного отца, а не истеричного папашу – и всё изменится. Я уверен…
Еще через неделю пришла очередь Стаса трясти руку Самойлова своей лапищей. Лёшка с улыбкой отметил тот факт, что у инженера НИИ появился на полке двухтомник Фрейда…
Так закончился вакуум отчуждения. Новые друзья приняли его как равного в свою компанию, обсуждая с ним проблемы и различные ситуации. Лёшка тоже оказался не в накладе. Он узнал много нового о той жизни, про которую не пишут в книгах. И только бабушка, нарезая миллиметровые полоски копченой колбасы на бесчисленное количество бутербродов, не могла понять, почему в последнее время к ним в квартиру зачастили взрослые и бородатые мужики, часами просиживающие с ее внуком…
Когда подошло время выбора профессии, Лёшка понимал, что его призвание – литература, логика и психология, но вместе с тем, гонимый юношеским максимализмом, он также понимал, что зарабатывать на том, что любишь, невозможно, как невозможно искренне верующему человеку зарабатывать на любви к Богу. Недолго думая, он выбрал то, что ему показалось необходимым и рациональным – юриспруденцию. Лёшка, конечно, попытал бы счастья в столице, но на кого тогда оставить бабушку, которая с каждым годом моложе не становилась. Решение было ринято быстро и немедленно оглашено на узком семейном совете – лисецкий университет, юрфак, с его земельным, трудовым и колхозным правом, а там разберемся.
В университет Лешка поступил очень быстро. Еще быстрее они с бабушкой перебрались в её лисецкую квартиру…
Июль-август 1983, г. Тур, Франция
Последний разговор с матерью занозой сидел в памяти Поля, и вытащить ее не было никакой возможности. Во-первых, он просто не понимал, как можно сначала казнить человека, а потом спокойно его оправдать. Что это за законы такие? Сегодня тебе отрубили голову, а завтра – о, миль пардон, голову отрубили, но не тому месье. Ну извините, месье, в следующий раз будем внимательнее… Что, всё так просто? Во-вторых, он пробовал поставить себя на место родного деда, чтобы понять, с какими страданиями и страхами тому пришлось иметь дело. До сего дня верхом переживаний для Поля был его портмоне, однажды потерянный в автобусе, или периодически доносившийся от соседей снизу запах жареной рыбы. Поэтому сознание, выросшее в парниковой европейской стране, категорически отказывалось внедрять Поля в подобные условия. Он понимал: то, что тяготит мать, и то, что мучает его, можно объединить в одну проблему и разом решить её. И формулировка этой проблемы такова: он должен постараться своими силами найти могилу деда, сделать то, что до него не смог никто. Но как? Если организовать поиск еще раз через министерства, ведомства и прочие бюрократические аппараты, то вряд ли это поможет. Скорее всего, это затянется не на один год. Мучить Катрин бесперспективными ожиданиями Поль не хотел. Был еще один ход. Взять отпуск, поехать в СССР самому, попытаться на месте сориентироваться и разобраться, покопаться в архивах. Но жалованье преподавателя коллежа не настолько велико, чтобы уехать из страны и продержаться на чужбине несколько месяцев. Просить деньги у отца Поль считал ниже своего достоинства, а у матери – такая мысль его даже не посещала.
Однажды Поль сидел у себя дома, рассеянно слушал радио и перебирал старые фотки, которые накопились в большом количестве и требовали сортировки. Он бросил взгляд на одну из них, где сидела компания молодых студентов с бокалами пива в местном баре, и сердце его неожиданно забилось. Поль подпрыгнул, радостно заорал: «Виктория!» и, подняв фотографию выше головы в вытянутой руке, держал её, как полковое знамя. Дело всё в том, что в этой компании на фотке был один человек, который совершенно вылетел из головы Поля, но который как раз и был в состоянии решить его проблему – Люк Арно.
Люк был на несколько лет старше Поля. Близкими друзьями они никогда не были, однако всегда были рады обществу друг друга. Молодые люди просто любили поговорить ни о чем в тени каштанов ботанического сада или посидеть в баре, в компании сокурсников. Люка иногда видели в магазине Катрин, что было не удивительно. Многие студенты и профессура часто проводили у нее время в поисках необходимой им литературы. Люк учился в том же самом университете и на том же самом факультете, что и Поль, только двумя годами ранее. А вместе с вручением диплома Полю предложили освободившуюся вакансию в местном коллеже. Так случилось, что Люк уехал преподавать французский язык и литературу куда-то в СССР, а Дюваль занял его место. Радость Поля сегодня заключалась в том, что он точно помнил название города, в университете которого трудился Люк, – Лисецк.
Решение созрело мгновенно. Надо немедленно написать письмо Люку с просьбой покопаться в местных архивах, поискать людей, которые возможно еще были живы и являлись свидетелями тех лет. Возможно, со временем появится ниточка, которая приведет к могиле деда. Супер, всё бесплатно и ехать никуда не надо. Просто и гениально.
Ждать Поль был не в состоянии. Он схватил пиджак и бегом помчался в коллеж, где упросил милую девушку в отделе канцелярии срочно уточнить адрес Люка в СССР. Получив желаемое, примчался на почту, быстро нацарапал письмо, запечатал в конверт и бросил в ящик, предварительно наклеив на него пару марок с изображением триумфальной арки. С чувством выполненного долга Поль отправился по дороге домой, но через паб. Это дело надо было отметить кружкой светлого. Присев за ближайший свободный столик у входа, Поль заказал у официанта «Будвайзер» и дюжину бургундских улиток в чесночным соусе. Наконец-то он смог позволить себе расслабиться и заняться приятным счётом. «Итак, – подумал он, – сегодня отправил. До адресата дойдет недели за две, максимум три. Если Люк ответит сразу, считаем – еще неделя. И на обратную дорогу снова две – три недели. Итого около двух месяцев. Очень даже неплохо! Хуже будет, если Люк сначала постарается хоть что-то найти и только потом напишет письмо. Тогда непонятно, сколько придется ждать. Но всё равно, это не беда. Главное результат».
Поль возвращался домой в приподнятом настроении. Катрин он решил пока ничего не говорить. Пусть сначала будет хоть небольшая новость, а может, и большой результат, мечталось ему. Поль и представить не мог, что самый первый результат своих изысканий ждал его совсем рядом, в виде сердечного приступа, за входной дверью собственного подъезда.
– Добрый вечер, месье Дюваль, – улыбнулась ему уже немолодая консьержка, сидевшая за своим столом.
– Здравствуйте, мадам Дениз, – вежливо ответил Поль, проходя мимо нее.
– О, секундочку, месье, ах, как же я забыла, – крикнула она уходящему Полю в спину. – Вам письмо.
Поль обернулся и сделал пару шагов к ней навстречу:
– Надеюсь, от незнакомки, мадам Дениз…
– Непонятно, зачем тогда она подписывается мужским именем …– пошутила консьержка.
Поль еще улыбался, когда брал конверт из рук мадам Дениз, но когда он прочитал адрес и имя отправителя, улыбка, как чернильная клякса, медленно сползла с его лица. В правом нижнем углу конверта в разделе отправитель было аккуратно выведено: СССР, Лисецк, улица Комиссаржевской, Люку Арно.
Поль посмотрел растерянно на консьержку, потом на адрес, потом на обратную сторону конверта, потом снова на консьержку, потом снова на адрес – и так несколько раз подряд. Что-то заело в молодом французском организме.
– У вас все в порядке, месье? – озабоченно спросила она у соляного столпа, одетого в пиджак Дюваля.
– А какое сегодня число? – спросил Поль, глядя сквозь нее.
– Третье, месье.
– А месяц? – продолжил Поль свой совсем невежливый допрос, пытаясь одновременно рассмотреть штемпель на обратной стороне письма.
– Третье августа восемьдесят третьего года, месье Дюваль, – на всякий случай уточнила мадам Дениз. А сама подумала, что «травка» это все-таки зло. И молодым преподавателям в коллеже её вообще категорически нельзя употреблять.
– А кто принес? – Поль явно не желал успокоиться.
– Месье Дюваль, почтальон, конечно, больше некому, – развела руками консьержка.
Поль вторично обернулся и, не попрощавшись, начал медленное восхождение на свой этаж по широкой лестнице с коваными перилами. Поль пытался хоть как-то объяснить произошедшее с ним, но мозг отказывался дать хоть какой-то результат. «Как так? Я утром отправил письмо, а в обед уже получил ответ. Может, меня разыграли? Но на почте я никого не знаю. Может, меня разыграла та девушка из канцелярии? Нет, бред какой то». Самой рабочей версией оказалась версия о том, что советская почта – самая быстрая почта в мире.
Поль прошел в гостиную, сел за письменный стол и ножом «Dupont», подарком матери, аккуратно вскрыл конверт. На стол выпала небольшая цветная фотография, сделанная «Полароидом», на которой был заснят бурый медведь, стоящий на задних лапах в окружении сугробов, и один листок из обычной ученической тетради.
Поль отодвинул фотографию в сторону и начал с изучения письма, содержание которого оказалось совсем небольшим и выполненным мелким убористым почерком:
««Поль, старина, привет, буду краток, как Сократ. Я надеюсь, ты не забыл, кому должен кружечку пива за то, что греешь мое рабочее место? Старик, дело в том, что моя Жанна скоро должна родить, и я решил прервать командировку и вернуться Тур. И в связи с этим, по старой доброй традиции предлагаю снова тебе занять мое место, но уже здесь. А я тогда вернусь на свое место, но уже в Туре. К тому же, это все-таки историческая родина твоей матери, думаю, ей будет приятно. С деньгами всё очень даже ок. Командировочные приличные. Решайся. Если согласен, дай знать. С запросом помогу. Жду месяц, больше не могу.
P.S. Бери больше теплых вещей. Летом погода как у нас, а зимой как у пингвинов.
P.P.S. Столько красивых девушек я в жизни не видел. Не пожалеешь.
P.P.P.S. Черт возьми! Ну зачем я женился …
P.P.P.P.S. С тебя восемьдесят франков – я по международному звонил в наш коллеж, чтобы уточнить твой адрес».
Поль, толком не осознав содержания письма, рассмотрел фотографию. То, что он ошибочно принял за бурого дрессированного медведя, оказалось его приятелем Люком Арно в огромной шубе. На голову было надето странное меховое кепи из волка или собаки с опущенными ушами и завязанными под подбородком. Подмышкой Люк держал явно женскую сумку, вытянутой формы. «Может, это у русских такие портфели для ученого состава, – подумал Поль, – или, может быть, по рассеянности Люк в автобусе случайно прихватил чужую сумку? А может быть, попросил первую встречную девушку сфотографировать его, а сам решил любезно ей помочь?» Но что-то ему подсказывало, что жене Люка лучше эту фотографию не показывать. Кстати, близоруко прищурившись, Поль разглядел внизу одного сугроба бампер, а у другого – явно автомобильную фару.
Поль был настолько взволнован таким удивительным совпадением, что уснуть уже был не в состоянии. В голову лезли картинки далекого советского города с медведями и пингвинами, Люка, окруженного толпой русскоговорящих красоток во главе с беременной женой, самого себя и, конечно же, деда.
«Нет, это знак судьбы! – в сотый раз подумал Поль, перечитывая письмо. – Как такое могло случиться?»
Он проснулся, как от толчка. «Бог мой, половина девятого!» Так: или не бриться и не завтракать, или что-то лепетать директору и ученикам». Выбор пал, естественно, на первое «или». Он примчался за пять минут до начала уроков, весь затекший и опухший, с отпечатком своей собственной пятерни на лбу. «М-да… – подумали коллеги… – ну, бриться-то надо время от времени». «М-да… – подумала школота… – Как рано стареют учителя…».
Поль едва дождался конца занятий и резвым галопом поскакал в кабинет директора. Там, волнуясь, он зачитал основную часть письма Люка, сообщил ему о своем решении ехать в СССР и вежливо поинтересовался мнением директора. Напрасно он с тревогой ожидал ответа. Директор был совершенно не против поменять юного специалиста на более опытного. Он даже оказал любезность и обещал передать ему полный список документов, необходимых для согласования подобной ротации педагогов в государственных органах.
Далее Поль помчался снова на почту. Обычное письмо отправлять не позволили опасения и переживания, поэтому Дюваль на бланке телеграммы написал всего одно слово: «Согласен».
Теперь предстояло самое главное – успокоиться и сообщить о предстоящей поездке матери. Поль открыл дверь магазина и обнаружил Катрин, беседующую с двумя немолодыми уже господами, одетыми одинаково в костюмы с жилетками и галстуками. Он встретился взглядом с матерью и кивнул ей. Как ни скрывал он свое волнение, стараясь казаться неторопливо-безразличным, мать раскусила его в первую секунду:
– Excusez moi, monsieur Durant et monsieur Thomas, je doit servir un client tres important, qui est mon fils Paul. Si vous netes pas contre continuerons demain notre conversation a tout moment. (Месьё Дюран и месьё Тома, я должна обслужить очень важного клиента, моего сына Поля. Если вы не против, продолжим наш разговор завтра в любое удобное для вас время).
Оба господина заулыбались, дружески кивнули Полю и по очереди поцеловали руку Катрин.
Мать, в неизменно деловом костюме, подошла к сыну и, нежно улыбнувшись, спросила:
– Что случилось, малыш?
– Ровным счетом ничего, мам, – ответил Поль. – Напрасно ты оборвала разговор. Я мог бы и подождать.
– Я поняла, – Катрин еще раз улыбнулась, – снова вопросы?
– Никаких вопросов, мам, просто забежал сказать, что скоро, через месяц, я поеду в командировку, – Поль как бы невзначай посмотрел ей в глаза.
– Ну что ж, хорошо, а куда и на сколько?
– В Лисецк, мам, пока на год, а там видно будет, – Поль старался как никогда, чтобы обертоны голоса оставались будничными.
– В какой Лисецк? Как в Лисецк? – Катрин растерялась. – Это что, шутка?
– Мам, ну какая шутка, это командировка. Послушай, у меня предложение: давай я закажу круассаны и десерт, а ты после работы заскочишь ко мне. Мы попьем кофе и обо всем поговорим. Договорились? – Поль по лицу матери видел, что у нее минимум сто вопросов, поэтому поцеловал ее в щеку и ретировался из магазина. Катрин долго еще молча стояла у окна и что-то пыталась разглядеть в надвигающихся на город сумерках…
Октябрь 1936, г. Лисецк
Антонов поплотнее закрыл за собой дверь начальника НКВД, подошел к ожидавшему его Кандидату и негромко приказал: «Через пятнадцать минут в Кольцовском сквере у фонтана». Не дожидаясь ответа, прошел через приемную, по лестнице спустился на второй этаж, зашел в небольшой кабинет и, по-армейски быстро натянув на себя кожаную тужурку, спустился на первый этаж. Козырнул часовому на входе и оказался на улице. Можно было не спешить, до Кольцовского сквера было минут семь пешком, не больше. Антонов повернул направо и неспешно направился в сторону Конной площади. Стареющий опер знал этот район как свои пять пальцев, он родился здесь пятьдесят пять лет назад и еще босоногим пацаном бегал по улице Володарского и по прилегающим к ней кривым переулкам. В те частливые времена она называлась по-другому – Мещанской, хотя у нее было еще два названия – Пятницкий переулок и Попова гора. Пятницким переулком её называли старики, отчего – не известно. А вот когда сорок лет назад купец, торговавший обувью, Попов Дмитрий Сергеевич купил на южной части улицы сразу одиннадцать усадеб и положил между ними булыжную мостовую, её стали называть Поповой горой.
Позавчера на Покров резко похолодало, но сегодня так же потеплело. Если бы не промозглый ветер, швыряющий в лица прохожих то ворох опавшей листвы, то старое тряпье, можно было бы наслаждаться прогулкой. Антонов поднял кожаный воротник и поглубже натянул картуз, чтобы потом не веселить честной народ – с наганом на боку гоняться по всей улице за головным убором. Он шёл и вспоминал первое общение с новым кандидатом в палачи. Это было неделю назад. Антонов в тот день заглянул в самый дальний кабинет, рассчитанный на четырех человек на последнем этаже. Никого не было, только в дальнем углу над бумагами корпела маленькая голова со сломанным ухом. Когда Антонов приблизился, голова поднялась над столом, но как-то не очень высоко. Тельце, к которому она присоединялась, оказалось маленьким и тщедушным. Антонов протянул руку и поздоровался. Человечек, в большой не по размеру гимнастерке без каких-либо знаков различия, довольно крепко пожал руку.
– Где ухо сломал? – спросил просто Антонов, присаживаясь у стола.
Опер машинально прикоснулся к уху, покраснел и пробубнил:
– Да так, в детстве, с пацанами…
Антонов до этого общения навел справки на кандидата. Родился в 1912 году в небольшой деревне под Лисецком, из семьи крестьян, комсомолец, не женат. Отучился в местной начальной школе, после которой пошел работать в колхоз. Активно себя проявил в начале тридцатых годов, когда началась сплошная коллективизация. Возглавлял отряды по хлебозаготовкам, выявлял зажиточный элемент, который резал скот и сокращал посевы. Год назад по комсомольской путевке попал в лисецкий НКВД. Друзей нет, довольно замкнут, увлечений нет, в пьянках не замечен. То, что надо.
Антонов прямо задал еще один вопрос:
– Знаешь, кто я?
– Да, – последовал ответ, – вы помощник коменданта.
– Что входит в мои обязанности, представляешь?
