Анварет

Наталия Ершова

Анварет

Пролог. Анварет. Камень на камне.

…В век Златой, в эпоху Света,

Жили люди, равные Богам.

По небу птицами парили

И зависали в облаках.

Града летали, словно в сказках.

Жизнь все меняли, как художник кисть.

Дробили землю, недра доставая,

Уверовав в прогресс и в праздничную жизнь.

Но время шло, и век Златой

Стал прахом, мифом в книгах древних.

Теперь лишь память о былом

Как призрак, что живет лишь в сновиденьях.

Мы, как дети, веруем в счастье,

Ищем чудеса средь суеты.

Но в сердце теплится лишь осколок

Тех дней, что были так ярче всех.

Отрывок из былины "О Златом Веке".

Они называли это Золотым Веком. Веком Бесконечного Света, Веком Говорящих Стен и Летящих Городов. Они парили в небесах, копались в недрах планет, перекраивали саму жизнь под свои прихоти. Человечество. Высшие Существа. Владыки Земли. Они верили в свою непогрешимость, в бесконечный прогресс, в то, что пир никогда не закончится.

Они ошибались.

Все началось не с грохота бомб, а с ледяного молчания экранов. Война Запада и Востока. Не границ, а мировоззрений, систем, ресурсов, ставших вдруг конечными в их бесконечных аппетитах. Слова, полные яда, потекли по оптоволоконным рекам. Санкции стали оружием, отключающим свет и тепло. Потом замолчали спутники. Потом заговорили пушки – сначала на периферии, в зонах влияния, там, где сталкивались алчные тени гигантов. Это не было битвой армий; это был коллапс паутины, сотканной за века. Цепная реакция предательства, страха и ненасытной жажды последнего куска рушащегося пирога.

За войной пришли другие. Мельче, грязнее, отчаяннее. Войны за воду из высохших рек. Войны за хранилища зерна, охраняемые автоматами с потухшими глазами. Войны за клочки земли, еще не отравленной. Мир стал судорогой локальных конфликтов, каждый из которых рвал нити глобального бытия чуть сильнее.

А потом пришли Тихие Убийцы. Эпидемии. Не чума Средневековья, а химеры лабораторий, вырвавшиеся на волю в суматохе падения, или древние кошмары, воспрянувшие на костях ослабленного человечества. Они косили тех, кого пощадили пули и голод. Лекарства стали сказкой. Больницы – моргами. И на фоне этого – Великий Голод. Поля, отравленные войной и химией. Небеса, затянутые пеплом бесчисленных пожаров, убивающие урожай. Океаны, мертвые зоны которых росли как раковая опухоль. Технологии изобилия лежали в руинах или служили горстке выживших правителей, уже неспособных править ничем, кроме собственного бункера.

И тогда Земля, терзаемая и оскверненная, вздохнула. Не метафора. Литосферные плиты, столетиями копившие напряжение под тяжестью мегаполисов и глубинными ранами шахт, сдвинулись. Великое Перестроение. Землетрясения, сравнявшие с прахом то, что устояло перед войной. Горы, выросшие за ночь там, где текли реки. Океаны, хлынувшие на континенты в стенах цунами, высотой с небоскребы былого. Карта мира, висевшая в каждом школьном кабинете, стала бессмысленным папирусом. Континенты раскололись, острова исчезли, новые моря родились в сердце древних равнин. Цивилизация, и так лежавшая в агонии, была смыта, раздавлена, погребена под тоннами грязи, соли и камня.

Тишина. Не поэтическая, а гнетущая, всепоглощающая. Тишина после последнего крика. Тишина вымершей планеты.

Они вышли. Не герои. Не избранные. Двадцать два. Просто те, кому невероятным стечением слепого случая, упрямства животного страха и, возможно, капли дикой удачи, удалось найти щель между жерновами Войны, Эпидемии, Голода и Гнева Земли. Они выползли из щелей, из затопленных бункеров, из пещер, где прятались как звери. Двадцать две пары глаз, полных немого ужаса и непонимания всего, что было ДО. Они стояли на берегах новых морей, под новыми горами, среди немыслимых руин того, что когда-то звалось домом. Перед ними лежал не мир. Перед ними лежал Осколок. Гигантский, израненный, чуждый.

Что им оставалось? Выжить. Просто выжить еще один день. Потом еще. Им некуда было возвращаться. Нечего восстанавливать. Прошлое было не просто мертво – оно было стерто, перемолото, перепахано. Они были первыми. И последними.

Из инстинкта, из отчаяния, из крох разума, уцелевших в катастрофе, они сделали единственно возможное. Они разделили. Остаток суши, на котором их выбросила судьба – этот бесценный, опасный, единственный Осколок – они расчертили невидимыми границами. Не по картам империй. Не по идеологиям. По источникам воды. По клочкам плодородной земли. По укрытиям от новых стихий. Сектора. Каждый – для горстки душ, каждая душа – на краю бездны. Это не было государством. Это был акт отчаянной организации хаоса. Ритуал выживания.

Они назвали этот Осколок, этот новый, жестокий, единственный мир – Анварет. Слово, родившееся в горечи потерь и хрупкой надежде на рассвет, которого, возможно, никогда не будет. Это не было возрождением. Это было Началом. Началом всего с чистого, страшного листа, написанного кровью и пеплом ушедшего человечества. Началом эпохи, где каждый шаг был по костям гигантов, а каждый вздох – вызовом мертвой планете.

Так умер Старый Мир. Так родился Анварет. На камнях. На пепле. На отчаянной воле двадцати двух. И тишина вокруг них уже не была пустой. В ней звенел вопрос: *Достаточно ли этого?*

Глава 2