Судьбы. Сборник невыдуманных историй

скачать книгу бесплатно


Встречая мужа с работы, теперь она не рассказывала про своих мальчишек, а пеняла на свой гардероб, отсутствие личного автомобиля и многое другое. Слава не спорил, чувствовал себя невнимательным и виноватым, со всем соглашался и всячески стремился исправить положение вещей.

Стоял жаркий июль, приближалось пятилетие младшего сына. Слава предложил справить именины на даче в деревне.

– Детвора на свежем воздухе побегает, я приготовлю мясо на огне, и тебе меньше суеты. Обойдемся без тортов и салатов, устроим легкий пикничок, – целуя жену в шею, шептал он.

Пригласили сослуживцев с ребятней в воскресенье, сами поехали на день раньше подготовить плацдарм для праздника. Мальчишки играли в мяч, Слава косил газоны, Лика полола клумбы. Для полива требовался шланг. Тяжелый резиновый кокон дожидался поливального сезона под навесом хозпостройки. Дождливая весна отодвинула необходимость полива. Поняв намерения жены, Слава крикнул:

– Подожди, помогу!

– Я сама! – наклоняясь над шлангом, ответила она.

Попыталась сдвинуть кольцеобразную гору с места, спину обожгло кипятком. Лика кое-как разогнулась, в районе поясницы пекло. Муж поругал жену за излишнюю самостоятельность и отправил отдыхать. Больное место намазали бальзамом «звездочкой». Надеялись, отпустит.

День рождения отпраздновали на пять с плюсом. Вернулись в город. Но спина ныла, не давала о себе забыть.

И какое счастье! На входной двери детского сада появилось объявление «Мануальная терапия». Детский сад, стремясь заработать, одно помещение сдал в аренду врачевателям, массажистам-мануалам.

Лика отвела младшего сынишку в группу и вернулась к объявлению. Доктора понравились, заинтересовали. Молодые, приветливые, мускулистые. Братья Тимур и Фархад родом из Калмыкии, потомственные костоправы, обещали вылечить поясницу и оздоровить организм в несколько сеансов. В общем, в надежде поправить больную спину, записалась на курс лечебного массажа.

Лика, с одной стороны, расцвела, парни осыпали ее комплиментами, а с другой стороны, стала заражаться неприязнью к мужу. Еще вчера страстный Вячеслав казался несостоятельным импотентом. Откуда-то пришла в голову мысль: «Может, он вообще гей, за что выписывает заместителю сумасшедшие премии? А не любовник ли он его?» После пятого массажа бонусом клиентку не только поили чаем, но и красиво, нежно целовали руки.

Вместо шестого массажа сразу после чая перешли к интимной близости. Теперь у Лики сомнений не оставалось: ее муж – ничтожество, и жизнь она проживает зря. Смотря пристально в глаза жертве, не давая прийти в себя после любовного экстаза, Тимур предложил поехать с ним в Калмыкию продолжать лечение. Да, необходимо срочно уезжать, мать заболела. Нужны деньги, ребята только начали сезон, не успели заработать, но обстоятельства! Лика не думала, знала – поедет.

На следующий день, в субботу, семья была приглашена на день рождения к жене Славиного сослуживца. Собрались, как всегда, с детишками. В начале застолья Лика озабоченно вскрикнула: «Ой, я, кажется, духовку не выключила!» Слава вызвался сбегать до дома, тем более недалеко, одна остановка на троллейбусе. Жена категорически запротестовала, но старшему сыну отказать в компании не смогла.

Троллейбус не потребовался, у подъезда ждали старые жигули. Сыну представила дядю Тимура как случайно встреченного знакомого. Доехали до дома, Лика побежала «проверить духовку», сын остался в машине, знакомые обещали отвезти их назад.

Разговорчивые, веселые мамины друзья угостили мальчишку чаем из металлического термоса. Пока женщина бегала за вещами, Тимур велел брату сыпануть в чаек специальной травки. Мальчик плохо сходился с незнакомыми людьми, но почему-то от напитка не отказался, попробовал сладкого, ароматного степного настоя. А потом его голову обволок туман, он слышал слова, но неясно, картинка расплывалась. Мальчик непроизвольно кивал головой: «Да, да, надо ехать, папа плохой, Тимур спасает, надо ехать».

Прибежав домой, Лика и не думала проверять электропечь, вытащила из кладовки заранее приготовленную дорожную сумку, высыпала из шкатулки в полиэтиленовый мешочек золотые побрякушки, добавила к ним пачку долларов, спрятанную в книжном шкафу, – все семейные накопления. Они готовились с мужем к ремонту, собирались обновлять мебель. «К черту ненавистный Слава и все, что с ним связано. Бежать, бежать отсюда!» – Лику лихорадило.

– Завезем его назад, – имея в виду сына, беглянка наклонилась к уху водителя, – скажу, не заплатила бомбиле, и вернусь.

– Зачем, не надо, хороший парень, сделаем из него настоящего джигита! С твоим сыном будет легче, гаишники и бандиты лояльнее относятся к семейным парам и меньше шмонают детей. А дорога длинная.

Чтобы мать не вздумала волноваться, на всякий случай и ее напоили чайком. Лика снова поплыла. Она и так полностью принадлежала смуглому Тимуру, за несколько встреч сделавшись его рабой. Материнские чувства, как и прочие, уснули, остались страсть и покорность.

Телефон дома не отвечал, жена с сыном к застолью не вернулись, и через три часа Вячеслав с младшим сынишкой отправился домой. Дома тихо, у зеркала в прихожей листок из блокнота: «Уехала навсегда, как устроюсь, сообщу, заберу детей, не ищи». Слава мигом протрезвел, набрал тещин номер. Та отчитала перепуганного зятя: нечего ее впутывать в семейные разборки! И посоветовала пьяному проспаться. Да он и так протрезвел, что там было трезветь? Слава вообще не пил, а за время, проведенное в гостях, пропустил полтора бокала шампанского, тем более с ними находились дети!

Как ни брюзжала малоадекватная Ликина мать, все же на следующий день ни свет ни заря прискакала. Слава всю ночь не спал, осунулся. Оставив сынишку на бабку, поехал в милицию. Заявление не взяли, велели подождать три дня. Три дня ничего не дали, Лика не вернулась. Кое-как началось следствие. С кем общалась в последнее время? О чем говорила? Куда ходила пропавшая? Выяснили: уехала с заезжими гастролерами из Калмыкии, братьями – аферистами-иллюзионистами, выдающими себя за массажистов. На том следствие зашло в тупик, там и осталось.

Через год Лика объявилась как снег на голову. Сын казался равнодушным к происходящему, молчал. На расспросы отца и бабки, отворачиваясь в сторону, односложно бубнил: «Мама знает, спросите у мамы». Лика плакала, винилась перед обалдевшим Славой. Призналась, что беременна, просила помочь устроить аборт.

«Самое главное, живы, – крутилось в Славиной голове, – живы, живы». Муж дал денег на избавление от нежелательного плода, готов был все забыть, простить, принять и понять.

Но кошмар вернулся. Освободившись от беременности, жена сбежала вновь на той же машине, но с сумкой поувесистей. Старший сын безропотно последовал с матерью.

После повторного бегства второй половины Слава серьезно занемог. Шестилетнего сынишку увезла к себе в Подмосковье Славина мать. Через год молодой, красивый, преуспевающий бизнесмен умер от рака позвоночника.

В день его смерти Лике мучительно захотелось позвонить матери, а до ближайшего телефона – двадцать километров. Уговорила Тимура взять ее с собой в поселок, кое-что купить в аптеке. Аптекарша приняла смятую купюру и неохотно протянула старый дисковый телефонный аппарат. Пальцы дрожали, но номер Лика помнила. Новости встряхнули и отрезвили. Любовь и преданность к Тимуру прошли в одночасье.

Из аптеки навстречу хозяину вышла улыбаясь, протянула кулек с бинтами и зеленкой. Злить его нельзя, насквозь видит, может и ударить. Спасибо, хоть сыночка не обижает, но и не балует. На следующей неделе Тимур с Фархадом собираются ехать по своим темным делам. Их не будет некоторое время, но и Лике с сыном в степи задерживаться больше не стоит.

Жили они то ли коммуной, то ли сектой, то ли большой дружной семьей. Всего понемногу. Кроме Лики, еще одна одураченная молодая наложница, законная жена Тимура с двумя маленькими детьми, Фархад, безвольный, беспрекословно подчиняющийся старшему брату. Над женщинами Тимура стояла мать. Она распределяла обязанности, гасила недовольства в отсутствие старшего сына. Провинившиеся отправлялись ночевать в кошару.

Женщины управлялись дома, стригли, доили овец, варили сыр. Ликин сын пас стадо на жеребце, один или с Фархадом.

Через несколько дней наконец-то старые жигули запылили в сторону поселка. Куда и насколько уезжает, Тимур никогда не говорил. «Он знает, что делает, он мужчина», – любила повторять номинальная свекровь. На овцах много не заработаешь, а Тимур мечтал построить большой дом, купить хорошую машину. Его умение забалтывать головы и массировать определенные точки на женских телах пригодилось как нельзя лучше. Часть умений и секреты степных трав передала Тимуру умершая пять лет назад бабка. Кроме того, ученик бабушки Аюш полистал самиздатовскую книжонку по психологическому айкидо, попавшую на глаза на книжном развале в областном центре. Молчаливый мускулистый Фархад идеально подходил на роль секьюрити для худощавого, невзрачного Тимура. У младшего брата комплекция громилы, а ума – ноль.

Дело по отъему денег у больных и страждущих пошло. Места для афер арендовали в соседних областях, подальше от дома. Больше двух месяцев на одной точке не задерживались, настоящие фамилии не светили. Если наживку схватывала жирная рыба, с места снимались раньше. Так получилось с Ликой. Да, иногда они возвращались домой с женщинами. Одни оставались, другие исчезали. Вечное движение. Многие, выпотрошенные морально и материально, уходили сами. Надоевших Тимур садил в машину и отвозил на железнодорожную станцию. Лику он в ближайшее время отпускать не планировал, ее муженька предстояло еще потрясти.

Из дома мать с сыном выскользнули на рассвете. Погладили собак, чтоб не подняли переполох, и как можно скорее пошагали в сторону дороги, ведущей к поселку. Рюкзак за плечами, в кармане немного денег и, главное, документы, паспорт и свидетельство о рождении Юры, – все, что осталось от увезенного из городской квартиры. Лика рассчитывала на попутку и не ошиблась, через пару километров беглецов подобрал сердобольный человек. А спустя пять часов поезд уносил их в родной город. Фатальное путешествие подходило к концу.

Родная мать встретила холоднее Северного полюса. Изложила обстановку. Младший сын у сватов. Перед смертью Слава оформил на родную сестру опекунство. Из имущества, кроме дачи, ей не на что рассчитывать. А к свекрови лучше не соваться, предупредила мать.

Слава ждал возвращения непутевой жены до последнего дня, сохранял оставшиеся вещи, никак не разрешал выбросить, часто перебирал фотографии.

Для облегчения души Лике хотелось верить в Бога, но не получалось. Мысли о Боге перерастали в ненависть к Всевышнему и миру, им созданному.

Лика почувствовала себя незаслуженно наказанной, обворованной. «Какая несправедливость! По воле случая подобная нелепость могла произойти с любым человеком! Мало того что случилось именно со мной, так еще и имущество, и сынишку отобрали!» – возмущалась вернувшаяся беглянка. Она не жалела об утраченном семейном счастье, Славе. Она сокрушалась о потерянном статусе и достатке.

Старший сын явно нуждался в реабилитации и адаптации после перенесенных передряг. Выход нашелся: недалеко от дома недавно открылась православная воскресная школа, и мальчишка с удовольствием стал ее посещать.

И все же и ей надо было устраивать жизнь. Первым делом квартиру отца, оставшуюся по наследству, Лика обменяла на новую однокомнатную милую квартирку в том районе, где они жили со Славой. В этот раз мать помогла деньгами, лишь бы дочь не мозолила глаза. Тем более мама сошлась с молодым бойфрендом.

Дальше, воскресшая после двухлетнего отсутствия, Лика рьяно взялась восстанавливать старые знакомства и заводить новые. Дьявол в образе херувима пел песни о несчастной судьбе матери, загипнотизированной мошенником и оставшейся без средств к существованию и возможности прижать родное дитя к груди. Люди радушно открывали Лике дома, распахивали сердца. Помогали деньгами, вещами, продуктами. Нахлебавшаяся в калмыцких степях, банально устраиваться на работу она не торопилась, и за стандартные копейки тем более. Переняв некоторые навыки оставленного патрона, ловко влезала в семьи, бизнес и оставляла бы за собой выжженное поле, если бы околпаченные друзья в последний момент не просыпались, прогоняя наваждение и вместе с ним Лику.

Но сколько веревочке не виться… за многочисленные интриги пришлось заплатить сожженной дачей. И она опять проклинала судьбу.

Что поделать, Лика нуждалась в деньгах для судов по возврату имущества. Для видимости оспаривалось опекунство и возвращение сына, а там и имущество автоматически возвращалось Лике. Но и эти планы провалились. Суды проигрывались один за другим.

Зато дураки на свете не перевелись, теперь она сама, пользуясь природной красотой и уроками Тимура, трясла состоятельных дядечек. Помня о сожженной даче, глубоко не вникала в их дела. Так оставалась на плаву, мстя всему миру за собственную глупость, рожденную завистью. Таланты прохиндея-соблазнителя легли на благодатную почву.

Из дневника пациента

История болезни

Дочка родилась знойным летом восемьдесят седьмого года, мы тогда жили в микрорайоне Эльмаш большого промышленного города на Урале. Я наблюдалась в женской консультации по месту жительства, где мне в последние месяцы беременности добровольно-принудительно поставили две прививки от стафилококка. Сказали, будет третья в роддоме либо в стационаре, если положат на сохранение. Уже не помню точно, склоняюсь к роддому. Оказавшись в роддоме, спрашиваю про прививку, доктора округляют глаза, как бы впервые слыша о прививках от стафилококка.

Лето восемьдесят седьмого было не просто жарким, жара и засуха экстремальные. Условия роддома номер четырнадцать, где я рожала, еще более экстремальные, чем жара за окном.

Перед родами я таки легла в двадцать третью горбольницу на сохранение, где о завершающей, третьей прививке от стафилококка не вспомнили. Срок подошел, я не рожаю. Повели в смотровую. Молоденький врач варварски помял живот, после его манипуляций начались схватки. И повезли будущую маму в злополучный роддом на Уралмаш, по месту жительства. Дело двигалось к ночи. Полагаю, доктора устали, возиться со мной им было недосуг. Вкололи в вену сильнодействующее средство, не уточняя названия. Медсестра перед инъекцией пошутила: «За него на черном рынке много денег дают». Типа: «Гордись, какой тебе почет!»

Уснула до утра. Утром тишина, никаких схваток. Я в палате находилась не одна, минимум еще две будущие мамы в схожем с моим положении. Повели нас строем в родовую. Докторша опытная, шустрая, конвейером беременных на кресло, пузырь приспособами рвет, околоплодные воды льются, начинаются роды.

У меня все непросто: пузырь не рвется никак! Эскулапка пыхтит, старается. Насчитала я потом у новорожденной дочери на голове девять кровавых царапин.

Схватки вялые. Боли невыносимые. Родила в три часа дня кое-как.

Ребенок появился в смазке, в пене. Глоток воздуха синими губками схватил, слегка мяукнул и больше не кричит, фыркает только да сопит.

Наконец-то показали: красивая, славная девочка, пятьдесят два сантиметра, и три с половиной килограмма вес!

Дочку на моих глазах помыли, запеленали, оставили фыркать на столе, меня – в родовом кресле. Лежим в большом холодном помещении одни. Мне кажется, проходит вечность. Потом меня на каталку и в коридор. Слышу, между собой медики лопочут:

– Даун… консилиум…

Спрашиваю:

– Что происходит?

– Будет совет врачей по поводу вашего ребенка, – и все.

Я несколько часов лежу в коридоре, хватаю, тереблю каждый проходящий халат. Слава богу, меня увозят в палату. В люльке меня ждет мое чудо. «Все в порядке, перестраховались». Я чуть не поседела, хоть и уверена была двадцать пятым чувством: мой ребенок не Даун.

А дальше и ад, и цирк с конями одновременно. Еще недавно в этом старинном здании, где я только что родила второго ребенка, много лет подряд, точно больше двадцати, располагалось туберкулезное отделение. Старый корпус наскоро побелили, и давай роды принимать! Первого ребенка я рожала в роддоме номер двадцать семь в центре города, не на рабочей окраине, есть с чем сравнивать!

А в этот год, напоминаю, стояла аномальная жара, а водопровод в скоро отремонтированном корпусе не работал. Горячей воды вообще не было, холодной не было почти. Когда меня принимали, в приемном отделении выдали казенную рубаху на десять размеров больше, дыра на дыре, без одного плеча. Так я в ней до выписки проходила. Ноги и остальное после родов в крови, душа нет, и воды в трубах нет. В унитазе воды нет! Руки помыть нечем!

Нам приносили кипяченую воду в маленьких стограммовых бутылочках – поить детей. Новорожденные воду почти не пили, мы им на попы из пузырьков побрызгаем, пеленкой вытрем. Когда вода заканчивалась, просто плевали и вытирали. А личико дочке я грудным молоком умывала, хорошо, его было в достатке.

Все пять дней у дочки держалась температура тридцать семь и один. Врачи знали, но выписали. Если бы не выписали, я бы все равно в драной рубашке от них убежала. Памперсов тогда не существовало и одноразовых пеленок тоже, даже прокладок женских не было. Нам выдавали пеленки для всех нужд из одной стопки, как бы стираные. Берешь пеленку, чтобы ребенка перепеленать, разворачиваешь, а там комок женских волос, сбритых перед родами с интимного места. Едва не блюешь. Или кровь послеродовая печенками. То есть белье не только стиралось на отвяжись, но и не подразделялось, не маркировалось. Все в общей куче. Понятно, и не гладилось.

Зато! Заведующая отделением будто оперная дива – статная, расфуфыренная мадам, для образа докторицы – в накинутом на плечи белом халате, утречком во время первого кормления детишек регулярно делала обход палат. Проверяла, как мы соблюдаем предписанные правила гигиены: кладем ли ребенка на «отдельную» пеленочку, которая висит в кармашке изголовья кровати. Наставляла нас: если не будем следовать ее правилам, дети заразятся стафилококком, и, ай-ай-ай, мы будем сами виноваты. Ведь сейчас в городе эпидемия цеплючей дряни! Нас, кажется, трое лежало в палате, мы задавали фифе резонные вопросы: «Хрена ли с этой пеленки, она из общей непростиранной кучи, и какого черта нет воды?» Докторша холодно отрезала, что хозяйственные вопросы не в ее компетенции.

Первым делом, как приехали домой, разумеется, помылись. Пупок зажил быстро. И начался новый ад. Ребенок не спал, грудное молоко срыгивал, орал день и ночь. Педиатрша из поликлиники никакая, нулевая, только ручками разводила. Я просила взять у меня молоко на анализ, ноль эмоций.

В пять месяцев сначала по головке малышки, потом и по телу пошли фурункулы. Нас положили в детскую больницу на Эльмаше от двадцать третьей горбольницы. Пролежали мы около месяца. Антибиотиками высыпания заглушили, выписали.

Какой там творился бардак и антисанитария – отдельный текст. Я написала жалобу в райздравотдел, пришли проверяющие да посмеялись. Одна шайка-лейка.

Брошенных грудничков, отказников-инвалидов не забуду никогда. На страшном суде буду каяться за мой самый страшный грех. Замечательная практика – ребенка с мамой поместить в палату с пятью-шестью беспризорниками, видимо, экономили средства в советских больницах на медицинский персонал. Я ухаживала за детьми, кормила, пеленала, но ненавидела их и желала смерти. Стыдно, и раскаиваюсь. Не оправдываясь, понимаю себя тогдашнюю, двадцатилетнюю, измученную бессонницей и безысходностью.

Через три месяца, дочке уже девять месяцев, опять фурункулы, хуже прежнего. Опять та же облезлая больница. Та же Галина Абрамовна, заведующая отделением малышей, с высокомерно-надменной миной, что начальница в роддоме. Опять антибиотики. Но разговаривают повежливей, жалоба персонально подействовала, в палате только мы и один месячный сирота.