скачать книгу бесплатно
– Неа, разве ж такое может быть?
– А мне почём ведомо? – фыркнула Любава. – Тем более он мне не приглянулся. Мне Иванко люб! – упёрлась в стук своего сердечка от думы о кузнеце. Тепло полилось по телу, на душе хорошо стало. – Не может он моим быть.
– Зря ты так. Суженый на то и суженый. Так судьба велит.
– Сильные духом сами свою судьбу куют! – поумничала Любава, вспомнив диковинную фразу одного из воинов чужих земель, проездом остановившимся в княжестве отца. – Так что забирай этого! – смилостивилась. – Сероглазого…
– Да я не против, – склонила голову Боянка. – Только где ж его искать-то…
Княжна хотела было колючкой ответить, да женские весёлые крики на воде дальше по берегу спугнули мысль. Следом в лесу шорохи уплотнились, послышались гулкие голоса мужчин.
– Быстро, – заторопилась княжна, развязывая свой узелок, в котором сухая рубаха была. – Дурни всё папоротник ищут, – пшикнула смешком в кулак. – Никто никогда не сыскивал, а наши рыщут… Авось, да кабы…
– И не говори, – поддержала Боянка подругу, спешно облачаясь в сменную одёжу. – Всё им чуда надобно. А чудо-то вот! – на себя намекнула, чем вызвала очередной смешок Любавы.
– Глупая, – махнула ладошкой. – Не дай бог нас заприметят! – понёву накинула поверх рубахи. – В ночь Купалы поцелуи не возбраняются!.. – верёвочным ремешком подвязала.
– Так зачем убегать-то? – тотчас затормозила Боянка, растягивая губы в улыбке. – Пущай себе целуют… Когда ещё позволительно будет. Эх, кабы крепко кто прижал, да бесстыже губами мои сомкнул… Что б воздух перекрылся и голова кругом пошла, – мечтательно закрыла глаза.
– А ну тебя! – зарделась княжна. – Не гоже мне с кем ни попадя обжиматься, – сапожки быстро натянула.
– А ежели ни с кем угодно? – хитренько пропела боярышня, неторопливо подвязывая рубаху верёвкой. – А Иванко заловит?.. – как бы невзначай.
Тут уж и Любава замедлилась. Недоверчиво на подругу глянула, на лес, где шум сильнее раздавался, да переговоры парней слышались.
Задумчиво прикусила губу.
– Тоже не гоже! – кивнула своим мыслям. – Отдаваться так просто не собираюсь. Коль уж догонит – пусть целует, а сама… не дамся! – упрямо головой мотнула – толстые косы тотчас на грудь упали. Любава встала, косы смахнула на спину.
– Эх, строптивая ты, Любавка, – проворчала Боянка, собирая свой неаккуратный узел. – Ежели не поддашься, кто тебя догонит-то? – без укора, скорее сочувствующе.
Княжна на миг замерла. Верно ведь судила подруга. Как бы ни были быстры парни, ещё не сыскался тот, кто мог бы её нагнать!
Ответить не успела, кусты затрещали пуще, голоса стали различаться на знакомые. Девицы сапожками потушили почти угасший костёр. Подхватили узелки и припустили в темень – прочь от настигающих охотников.
Глава 8
5 лет назад
Любава Добродская
Любава и Боянка быстро обогнули ведьмин камень и бросились через лес. Сейчас и без лучины видели, куда бежать – местные устроили игрища в догонялки и повсюду мелькали лучины и факелы, раздавались смеющиеся голоса парней и хохот девчат.
Избегая встречных, девицы перебежками пробирались к выходу из леса, пока Любава не оглянулась, поторапливая запыхавшуюся Боянку… И тут княжну тараном сшибло. Вернее, не сшибло – она не упала, но мощное мужское тело её снесло, впечатав в дерево.
– Ауч, – всхлипнула княжна, от ужаса зажмурившись. В лицо пахнуло жарким дыханием с привкусом медовухи. Сладко и волнительно, аж в голове поплыло. По телу мурашки пронеслись.
– Любава? – слегка удивлённый голос Иванко заставил кровь в жилах заиграть. Предательское сердечко гулко в груди забилось. Княжна распахнула глаза, окунаясь в голубые омуты нависшего над ней Митятича.
– Ты что в лесу делаешь? – хмуро уточнил парень, косые взгляды метнув по сторонам, где мелькали вдали огни, смех раздавался задорный, да кусты трещали. На миг на Боянке глаза остановил. Подруга у соседнего дерева жадно воздух глотала, согнувшись пополам.
Любава губы упрямо поджала и чуть отвернулась, мол, не желаю я с тобой говорить!
– Не мала ли играть в Купалу? – бархатом обволакивал Митятич, слегка усмехнувшись.
– А ты пусти, коль для тебя мала! – с вызовом и дерзко бровь вскинув.
Иванко нежным взглядом прогулялся по лицу княжны, смутив в конец, задумчиво посмотрел на Кольневу, – уже в себя пришедшую, – и опять на Любаву.
Княжна решила робости не выказывать, что тело сковывала. Парню глаза в глаза уставилась.
– А волосы мокрые, – не упрекал, не спрашивал – подцепил пальцем косу, что по груди маленькой, но острой струилась. Приподнял чуток и позволил тяжести опасть обратно.
– Что ж ты, и купалась с остальными? – охрипло уточнил, мазнув охмелевши по Любаве с ног до головы и обратно.
– А ты не спрашай! – дерзила княжна. – Не обязана я пред тобой ответа держать! Ты мне никто! – с вызовом подбородок задрала, но язык стал ватным от того, как смотрел Митятич. Пристально, тягуче, голодно.
Никогда прежде не смотрел так Иванко. Глубоко и задумчиво. Словно сам с собой боролся, и битва та… тяжела и заранее проиграна.
Любава затаилась в предательском предвкушении. Аж сердечко затрепыхалось сильнее. В голове гул усилился. Ноги подкосились и ежели б не Иванко – так бы и рухнула наземь.
Плечи, едва касаясь, огладил руками крепкими. Ладони скользнули по стану хрупкому. Но одна на талию спустилась, обвив сильнее, а другая на затылок перекочевала. Зарываясь в волосы, скользнула по спине и обратно, крепче придерживая, чтобы не рыпалась жертва. А Любавка и не думала брыкаться. Жадно впитывала доселе не изведанные чувства и тонула в беспробудной жажде голубых глаз, словно в бездонном омуте небес пташка глупая, с дуру решившая, что высота ей такая подвластна.
– Отпустить? – охрипло шепнул Иванко, губами воздух с её губ украв. Княжна мотнула головой неопределённо, потерявшись в ощущениях, да сама не поняла, как за ним потянулась.
И он поцеловал. Сначала робко – мазнув ртом по её, будто проверяя, ответит ли, не против ли… И до того тесно сердцу стало в груди, что от удара мощного дыхание оборвалось. Вцепилась Любава в плечо мощное, комкая рубаху Иванко и жадно следя за ним глазами. А потом едва чувств не лишилась, когда он осмелился и припал к её губам с жадностью и пылом невиданным.
Задрожала княжна в его объятиях неистовых. Навстречу подалась, теряя рассудок от ощущений, каких никогда не испытывала. А он крепче собой подпирал, талию стискивал, за голову подгребал, чтобы не смела вырываться.
Да и не хотела того Любава. А ежели б и возжелала, то вряд ли бы смогла воспротивиться. Тело не слушалось, наоборот, будто бы стало подвластно Иванко.
Потому княжна ответила ему. Неумеючи, но как нутро требовало. Вжалась в парня, ощутив его крепость и жар.
Затрепетала донельзя отупевшая, в голове дурман разросся от рук бесстыжих Митятича, от ненасытности поцелуев. Дыхание перекрылось и совсем земля из под ног поехала.
– А ну хватит! – в мир удовольствия и бесстыдства вклинился вреднючий голос Боянки. Подруга рядом переминалась, да затравленные взгляды по сторонам бросала. – Стыд совсем растеряла? – шикнула с укором, да хлёстко на Иванко посмотрела: – А ты ещё хуже! Знаешь ведь всё! Понимаешь!.. И опять на растерянную Любавку, до конца ещё не пришедшую в себя после морока губительных поцелуев Митятича: – Побежали, горе луковое! – схватила за руку и дёрнула за собой: – Толпа приближается…
Княжна наконец осознала, что позволила кузнецу себя обнимать и целовать. От стыда загорелась вся, но темень ночи сокрыла её стыдобу. Кое-как нашла силы и пихнула кузнеца прочь, а он, как тур после долгой пробежки. Затормозил чуть в стороне. Грудь яростно вздымалась, взгляд дурной.
Боярышня нетерпеливо дёрнула подругу вновь:
– Суженным другого видала! – не преминула напомнить Боянка, уже утягивая прочь.
– Да кому он нужен? – тихо мурлыкнула Любава, ладошку прижимая ко рту, ещё вкус ощущая Иванко. Хмель губ, и крепкие руки, желания полные. – Забирай себе…
Выскочили на свет, да в стороны шарахнулись под покровом ночи, каждая до своего дома.
***
Только петухи затрубили о солнышке раннем, Любава с постели вскочила – сна давно ни в одном глазу. Всю ночь перед глазами Иванко стоял. Всю ночь… его губы на княжне следы оставляли. Пусть мысленно, но так сладко и томно.
По волосам гребнем скользнула, косу неряшливо заплела. Одевалась и того быстрее.
К подруге под окно прибежала и давай камушки кидать:
– Боянка! – крикнула шепотом.
Боярышня свесилась из окна с недовольным, сонным и помятым лицом:
– Тебе что, не спится?
– Не спится, – разулыбалась княжна. На душе светло, как летним светлым днём. И тепло такое же – согревающее. Птички поют.
– Что, – подпёрла раму подруга, да хитрым прищуром Любаву окинула: – Так душу всколыхнул, что спать не смогла?
– Не смогла, – опять согласилась дурашливо княжна, едва не покружившись в танце.
– А говорила… – начала язвительно Боянка.
– Чшш, – одёрнула торопливо подругу Любава, палец к губам приложив. – Не трепись. Выходи, к Богомиле сбегаем.
Боярышня тотчас посерьезнела:
– А это зачем?
– Ну как? – замялась княжна, чуть улыбкой померкнув. – Спросить, почему так странно вышло, – размыто прошептала Любава, пожав плечами.
– Лады, – тяжко выдохнула боярышня. – Жди, – кисло кивнула и скрылась за окном.
***
Девицы, хоронясь чужих глаз, благо их поутру после Купала мало встречалось, – поспешили через огороды, чтобы сократить путь и быстрее добраться до избушки Богомилы.
Хоромина ветхая стояла на самом краю селения. Сколько Любава себя помнила, избушка всегда такой неказистой была, одним краем больше зарытая в землю. Неприветливые маленькие оконца. Прохудившаяся кровля. Дверь с тяжёлой ручкой и высокий, корявый порог, словно черта – разделяющая два мира.
Сюда ходили крайне редко и тайно, ежели за приворотом, за снятием сглаза и ведьминскими обрядами. Ну и по делам, не требующим отлагательств – просили домой заглянуть, ежели заболел кто или родонуть собрался.
Боянка первая замерла, Любава сделала ещё несколько шагов, попадая во двор. Тишина, царившая здесь, не придавала храбрости.
Всё никак у людей простых! Даже собаки нет… Кошка встречать не вышла… Ни кур, ни петуха.
Заросший двор, крапива чуть ли не до пояса…
Любава оглянулась на оробевшую подругу.
– Что-то страшно мне… – прошептала побледневшая боярышня. Никогда прежде княжна не видала столько отчаяния во взгляде подруги. И ежели б не желание узнать, что да как, не стала бы неволить Боянку.
– А меня трусостью попрекала, – покачала укоризненно головой княжна. Но в чём была согласна – место жуткое. У самой поджилки тряслись.
Натужно сглотнула, очень уж хотелось уточнить кое-что, и злиться начинала. Чего не хватало, чтобы робость подруги ей передалась!
Да что я, не дочь князя что ли?
Никого не боюсь!
Любава сделала ещё пару шагов к избушке. Коротко посмотрела на замершую рядом подругу и снова ступила к домику ведьмы. Боянка двигалась след в след, шумно сопя и дрожа, как лист на ветру.
Девицы продрались через высокий бурьян и крапивы
– Странно всё, – прошептала боярышня, тормозя за спиной Любавы у ступеней порога. – Ни тропки, ни следов иных…
– Угу, – кивнула задумчиво княжна, но уже одолев пару ступеней, опять замялась, глядя на покосившуюся дверь. Глубоко втянула воздух и постучала тяжёлым кольцом ручки.
– Баб Богомила, – собственный голос показался удивительно испуганный и тихим. Ответом прослужил далёкий вой собаки, скрежет деревьев и шорох листьев. Чуть обождав, княжна вновь постучала: – Баб Богомила!!!
Опять тишина…
– Богомила! – раздосадованно толкнула дверь, и она со скрипом распахнулась
Боянка глухо взвизгнула и отскочила, едва с порога не навернувшись.
– Дурная совсем?! – нахохлилась Любава, не желая признаваться, что сама от страха чуть не завизжала. – Либо со мной иди, либо не пугай! – зашипела гневно.
– С тобой!–клацнула зубами Боянка и крепко вцепилась в руку младшей княжны. Любава и виду не подала, а на деле… была рада компании.
Так вместе шагнули в тёмные сени.
Пахнуло горьковатым запахом полыни, свежего можжевельника и чабреца. Неожиданно мяукнула кошка и тут же замолчала.
Девицы жались друг к другу. Вздрагивали от каждого нового звука, но упорно ступали дальше.
– Баба Богомила, – пропищала упавшим голосом Любава, готовая заорать, ежели что. С зашедшимся от ужаса сердцем, двигалась наощупь, куда ноги несли. При этом злясь, что ведьма отмалчивалась. А ведь по словам селян – она всегда дома! В какое бы время к ней ни заходили: в любую погоду, будь то день или ночь…
– Есть кто дома? – предприняла Любава очередную попытку докричаться до хозяйки. И уже в следующий миг сердце ухнуло в желудок.
– Заходите, коли пришли, – сварливый голос Богомилы раздался настолько рядом, что девицы шарахнулись прочь. Дверь, до которой оставалось всего ничего, распахнулась, являя пред очами Боянки и Любавы просторную комнатку, ярко освещенную пламенем из печи, во всю дальнюю стену. Не успели девицы и слова сказать, за спиной с громким стуком захлопнулась входная дверь, отрезая их от внешнего мира.
Небольшие окна завешаны пучками трав. Баночки, скляночки, мешочки занимали почти все стены и единственную полку близь печки. Из мебели лишь стол, лавка для сидения.
Любава и Боянка испуганно переглянулись и затравленно уставились на ведьму, ворчливо копошащуюся на заваленном травами и маленькими ступками столе.
Богомила казалась и старой, и молодой одновременно.
Морщинистое тёмное лицо. Свёрнутый, бородавчатый нос. Поговаривали, что в молодости Богомиле его сломал проезжий князь, когда показала она ему тайну великую: смерть князя от переедания. Не на поле сражения, не с мечом в руке, а за столом, обильно уставленным яствами да напитками.
Но облик ведьмы и без того был жуткий – одни глаза чего стоили. Косоватые. Один – зелёный, другой – тёмно-карий, почти чёрный. Не мог простой человек с такими родиться. Ежели только от нечистой… Потому и притягивали взор – всё, что окромя них было – уж не так пугало. Хотелось смотреть и смотреть в глубины зениц колдовских – затягивали в омут неизбежного. Обещали, стращали, манили.
А вот станом Богомила была стройна. Со спины вполне могла сойти за молодуху, ежели б не ужасное, грязное, потрёпанное платье, подвязанное передником.
