скачать книгу бесплатно
Перебраться в Питер постарайся,
Ясновидцем добрым притворяйся
И в семейство царское внедряйся.
Если буду нужен позовёшь.
Понял, Гришка, должен постараться!
Вот тебе мой маленький секрет.
Если будешь в помощи нуждаться,
Ты в сердцах промолви – Шиболет».
Только брюхо булькать перестало,
Конокрад упал под образа.
И душа взревела, зарыдала,
И сверкнула на щеке слеза.
Он схватил лопату и помчался
По росе, босой, на задний двор,
Яму сделал и туда забрался,
Закричал своей Парашке вор:
«Всё, жена, не вылезу отсюда!
Видишь, мать, какая глубина?
Грешник я большой, молиться буду.»
Ты ведь знаешь в чем моя вина!
Ты бросай харчи мне понемножку.
Хлеб, вода. Селёдку не забудь!
Говори – «Отчалил в путь-дорожку».
Поняла? Придумай что-нибудь».
Но когда через три дня Парашка
Принесла затворнику харчи,
Засверкали в яме сиськи, ляжки…
Рявкнул тут Григорий: «Не кричи!
Сами лезут. Ну куда деваться?
Я хотел как лучше, так и знай. —
И как зверь Распутин стал смеяться. —
Ну тащи оглоблю, вынимай!»
Так в селе Распутина не стало.
На дорогу навязав лаптей,
Это чудо страшное пропало,
Чья душа была ночи темней…
В городе любом, в селе, в районе
Свой Распутин был и есть всегда.
Темнота, не развит всесторонне,
Бич российский и ее беда.
Много пьет, живуч и неопрятен,
Может и по снегу босиком,
Без стыда, округе неприятен,
Превратил в пещеру затхлый дом.
Падший грешник каменного века.
Радость – бабы, водка и табак,
Потерявший облик человека,
И уже не выбраться никак
Из порочной липнувшей трясины,
И ржавеют косы, топоры…
Утопают крепкие мужчины —
Плотники, умельцы, гончары…
5
Над землёй Сибирской, широченной,
Да над лугом, полей и рекой
Черный ворон пролетал степенно,
Над седой и мудрою тайгой.
Путь не близкий – в пышную столицу.
А в низу кулачные бои!
Мужики уродовали лица,
Не поймешь, кто враг, а кто свои.
Кольев треск, рогатины и вилы,
Бабий вой, ломаются кусты.
Сколько в них энергии и силы?!
Кровь пускают, портят животы.
Тут на поле бьются хуторские,
Здесь село сшибается с селом,
Там ломают колья слободские.
И никто не сладит с мужиком!
Ни купец, ни барин, ни управа.
Надо просто встать и подождать
В стороне, когда остынет лава,
И виновных уж потом искать.
Тут не верят, там жену украли,
Здесь идёт вражда за сенокос,
Там чужих не любят – в морду дали:
«Что за фрукт? Откуда черт принёс?»
Виноватых, если есть такие,
Заковать в железо, в кандалы,
И в остроги на срока большие
Как героев без дрянной хулы.
Значит, день пришел – пора мириться
И простить друг друга во Христе!
И вина и водочки напиться
В доброте святой и простоте…
Над большой Россией пролетая,
Черный ворон крыльями махал,
О народе русском размышляя,
Каркая, глазёнкакми стрелял:
«Почему в России все случится?
Потому что крупная она.
Здесь легко подпольщикам укрыться.
И душа российская темна.
В каждом мужике бунтарь ночует,
Может лих болотный, может бес.
И давненько мнение бытует —
Долго жить не может без чудес.
Бунт великий – это ли не чудо?
Вверх ногами все перевернуть
И кровавый флаг поднять над судном,
И в штормах утопий утонуть…
Тёмная отсталая Россия,
Будет тебе чудо, подожди,
Будет во спасение Мессия —
С авангардом вождь, все впереди!
Вот где будет гневу разгуляться,
Что в тебе скопился за века!
И буржуи будут разбегаться
От героя Ваньки-дурака.
А мужик пока с конем и с плугом.
Скоро будет человек с ружьём
Сквознякам дворцовым лучшим другом,
Будет согреваться кипятком…
А в тайге скрываются общины.
Сколько их? О, нет – не сосчитать!
Мясо не едят, едят малину,
В лес ушли с природой жизнь связать.
Их молитвы, нет, не остановят
Эшелон прогресса и потерь.
В век двадцатый этот поезд входит. —
Каркнул ворон, как тугая дверь. —
Их обходят Декабристов тени,
Далеко героев терема.
Староверы, стоя на коленях,
Понимают – горе от ума…».
Над Ходынским полем закружился.
Здесь опять загадочный народ
Массой необузданной столпился,
Он кряхтел и мало веселился,
Он давился, под себя мочился.
Что случилось? И чего он ждёт?
Так и есть – помазанником божьим
Стал в Москве несчастный Николай!
Как ему в дальнейшем будет сложно?!
Никому такой судьбы не дай!
А народу тьма, не видно края,
Ждут подарков, угощений ждут,
Теснотищу громко проклиная,
От удушья, переломов мрут.
Косточки трещат, грудные клети.
Глупость беспощадна и слепа!
И по головам шныряют дети,
А иначе не отдаст толпа.
Ой, Ходынка! Ох уж это поле!
Сколько здесь подавлено голов?!
Помнит мать-кормилу на престоле,
Мир турецкий и царицы волю,
Пышные гулянья с хлебом, с солью,
Как топтали ноги мужиков
Баб своих, детей, калек и пьяных.
В небесах салюты – Бах! Бах! Бах!
Выносила «лава» самых рьяных
К дармовым кулёчкам на лотках.
Не умели радоваться в меру,
В меру плакать, в меру горевать,
Словно в крайность к бунту шли и в веру,
И не перестали обожать
Пиво, сладкий пряник на халяву,
Чай горячий фейерверков гром,
Потолкаться, поплясать во славу
Доброго монарха табуном…
В этот раз побиты все рекорды!
На Ходынском поле горы тел,
Словно в басурманские походы.
И в печали колокол звенел…
6
Командир сидел в удобном кресле,
Продолжая молча размышлять:
«Все пока нормально. А что если
Письмецо любимой написать?»
Он достал из верхнего кармана
Радиокомпьютер именной
И, нахмурив бровь, довольно рьяно
Он по кнопкам бегать стал рукой.
«Здравствуй, моя милая супруга!
Вот нашел минуту написать.
Там, где я сейчас, довольно туго.
Даже и не знаю как сказать.
Человек несчастный примитивен
И не скоро сможет нас догнать,
Только в этом вовсе не повинен —
Страшный вирус не дает дышать.
Счастья просто нет для человека,
Если им не можешь хвастануть,
И при виде нищего калеки
Вовсе не сочувствует ничуть.
В сытом виде, полный святотатства,
Обходя паи бедовых доль,
