скачать книгу бесплатно
– Озвучивай список по пунктам, Скрипач, – приказал Калам.
Тот кивнул:
– Значит, так. Императрица хочет заполучить Даруджистан. – Сапер посмотрел в глаза Крокусу. – С этим, надеюсь, ты спорить не будешь? Это ясно?
Парнишка заколебался, затем кивнул. Сжигатель мостов продолжил:
– Ну а если Ласин чего-то хочет, то она обычно это получает – рано или поздно. Тому, как известно, есть прецеденты. И она уже один раз попыталась захватить твой родной город, верно, Крокус? При этом потеряла адъюнктессу Лорн, двух имперских демонов и верность верховного кулака Дуджека Однорукого, не говоря уже о сжигателях мостов. Этого любому хватит, чтобы хорошенько призадуматься.
– Ну да. Но какое это имеет отношение к…
– Не перебивай. Капрал приказал озвучить список по пунктам, что я и делаю. Ты пока ничего не упустил? Хорошо. На этот раз Даруджистан ускользнул от Ласин, но впредь она станет действовать наверняка. Если, конечно, вообще будет следующий раз.
– Ну-у, – мрачно протянул Крокус, – а почему бы ему и не быть? Ты же сам сказал: императрица всегда получает то, чего хочет.
– А ты ведь любишь свой город, Крокус?
– Конечно люблю!
– Значит, ты сделаешь все, чтобы не позволить малазанцам его покорить?
– Ну да, но…
– Капрал. – Скрипач обернулся к Каламу. – Говори дальше ты.
Крепкий чернокожий солдат посмотрел на волны, вздохнул, а затем кивнул и обернулся к Крокусу:
– В общем, так, парень. Время пришло. Я иду за ней.
Даруджиец, кажется, ничего не понял, но Скрипач увидел, как глаза Апсалар расширились, а кровь отлила от лица. Вдруг девушка криво ухмыльнулась – и Скрипач похолодел, увидев это знакомое по прежним временам пугающее выражение ее лица.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Крокус. – За кем ты идешь? За императрицей? В каком смысле?
– Он имеет в виду, – объяснила Апсалар, с той, прежней улыбкой, которая принадлежала ей давно, когда девушка была… другим существом, – что собирается найти Ласин и убить ее.
– Что?! – Крокус подскочил и чуть не вывалился за борт. – Ты? Ты и измученный морской болезнью сапер с поломанной скрипкой за спиной решили убрать императрицу? И ты думаешь, что мы поможем тебе в этом безумном, самоубийственном…
– Я вспомнила, – вдруг проговорила Апсалар и прищурилась, глядя на Калама.
Крокус обернулся к ней:
– Что ты вспомнила?
– Насчет Калама. Он был клинком одного из фалах’дов, а когти поручили ему командовать пятерней. Калам – профессиональный убийца, Крокус. А Быстрый Бен…
– В трех тысячах лиг отсюда! – закричал Крокус. – Он же взводный маг, Худовы пятки! Всего-навсего убогий, жалкий взводный чародей!
– Не совсем так, – заметил Скрипач. – И то, что он сейчас далеко, ничего не значит, сынок. Быстрый Бен – наша карта в рукаве.
– Чего-чего? – изумился Крокус.
– У хорошего игрока всегда найдется в запасе подходящая карта, если ты понимаешь, о чем я. А что до «рукава», так это магический Путь Быстрого Бена, по которому он может явиться к Каламу за пару ударов сердца, где бы тот ни находился. Вот так-то, приятель: Калам хочет попытаться расправиться с императрицей, но тут потребуется толковый план, тщательная подготовка. И начинается все здесь, в Семиградье. Хочешь, чтобы Даруджистан навеки остался свободным? Тогда Ласин должна умереть.
Крокус медленно сел.
– Но разве императрица сейчас не в Квон-Тали? Почему вы выбрали Семиградье?
– Да потому, парень, – пояснил Калам, направляя баркас в устье речушки, – что в Семиградье вскоре станет жарко.
– В каком смысле?
Убийца осклабился:
– Здесь вот-вот вспыхнет мятеж.
Скрипач обернулся и оглядел зловонные заросли по берегам речки. «И вот эта часть плана, – сказал он себе, чувствуя холод в животе, – нравится мне меньше всего. Мало радости гоняться за очередной безумной идеей Быстрого Бена по земле, которая буквально пылает у тебя под ногами».
Через минуту баркас прошел поворот, и показалась деревушка – несколько мазанок стояли полукругом у песчаной отмели, на которой виднелись рыбацкие ялики. Калам приналег на руль, и нос баркаса повернулся к берегу. Когда киль коснулся дна, Скрипач перевалился через планширь и ступил на твердую землю, а проснувшийся Моби всеми четырьмя лапками вцепился в его тунику на груди. Не обращая внимания на повизгивавшую обезьянку, Скрипач медленно распрямился.
– Ну вот, – вздохнул он, когда первая из деревенских дворняжек подняла лай, сообщая всем об их прибытии, – началось.
Глава вторая
До сих пор многие почему-то с легкостью упускают из вида то важнейшее обстоятельство, что верховное командование в Арэне было поражено предательством, раздорами, соперничеством и интригами… Предполагать, что оно (верховное командование) пребывало в неведении относительно того, какие настроения царят на окраинах, в лучшем случае наивно, а в худшем – цинично…
Кулларан. Восстание Ша’ик
Дождь размывал охряно-красный отпечаток ладони на стене, и багровые ручейки стекали между обожженными кирпичами вниз. Сгорбившись под не по сезону обильным ливнем, Дукер смотрел, как отпечаток медленно исчезает, и жалел, что погода нынче не выдалась сухой и что он не нашел этого знака, прежде чем дождь уничтожил его: ведь тогда, возможно, историк сумел бы что-нибудь узнать о ладони, которая оставила метку здесь, на внешней стене старого дворца фалах’да в самом сердце Хиссара.
В многочисленных культурах Семиградья хватало символов: то был тайный пиктографический язык невразумительных знаков, которые имели огромное значение для местных. Благодаря этим символам происходил сложный диалог, не понятный ни одному из малазанцев. Далеко не сразу, лишь спустя долгие месяцы жизни здесь, Дукер начал осознавать опасность такого невежества. С приближением года Дриджны подобные символы стали встречаться повсюду в изобилии, буквально все стены в городах вдруг стали свитками, исписанными тайным кодом. Ветер, солнце и дождь надежно очищали свитки, чтобы освободить место для следующих посланий.
«А семиградцам, похоже, сейчас надо многое сказать друг другу».
Дукер встряхнулся, пытаясь расслабить напряженные плечи и шею. Любые предупреждения, которые он посылал верховному командованию, судя по всему, оставались неуслышанными. В этих символах была определенная система, но Дукер, видимо, оказался единственным малазанцем, который желал расшифровать этот код или, по меньшей мере, осознавал опасность невежества в подобных вопросах.
Историк поглубже надвинул капюшон, пытаясь прикрыть лицо от дождя, и почувствовал, как струйки воды потекли по предплечьям, когда широкие рукава балахона-телабы на миг открылись под ливнем. Отпечаток ладони уже смыло начисто. Дукер зашагал дальше.
Потоки воды лились с вымощенных булыжниками террас под стенами дворца и устремлялись в канавы, пересекавшие каждую улицу и каждый переулок. Напротив мощной дворцовой стены навесы над крошечными лавочками опасно накренились. Из холодных теней в щелях, что именовались здесь прилавками и витринами, Дукера провожали взглядами мрачные торговцы.
Если не считать жалких осликов и редких вьючных лошадей, улицы были практически пусты. Несмотря на прохладные ветра, которые изредка дули с Сахульского моря, Хиссар был городом, рожденным засушливым жаром пустыни. Хотя Малазанская империя, завоевав эти территории, и сделала его главным портом Семиградья, город и его обитатели жили словно бы повернувшись к морю спиной.
Дукер оставил позади узкие улочки и старые дома, приютившиеся под стенами дворца, и вышел к Колоннаде Дриджны – улице, которая копьем пронзала сердце Хиссара. Ветви гульдиндх, обрамлявших проезжую часть, безостановочно дрожали оттого, что дождь поглаживал их охряную листву. По обеим сторонам тянулись приусадебные сады – в большинстве своем не огороженные, открытые для глаз прохожих. Ливень сбил цветы с кустов и карликовых деревьев, заполнив тротуары белыми, алыми и розовыми лепестками.
Историк пригнулся под очередным порывом ветра, почувствовав на губах привкус соли – напоминание о том, что в тысяче шагов справа бушует море. Там, где улица, названная в честь Дриджны, резко сужалась, проезжая часть превратилась в месиво из расколотой брусчатки и глиняных черепков, а гордый орешник уступил место чахлому пустынному кустарнику. Эта перемена застала Дукера врасплох, и он оказался по щиколотку в грязной воде, прежде чем понял, что вышел на окраину города. Щурясь от потоков дождя, историк огляделся.
Слева, едва заметная за струями воды, тянулась стена Имперского гарнизона. Из-за ее высокого гребня к небу пробивался дым. Справа, намного ближе, располагалось хаотическое скопление кожаных шатров, коней, верблюдов и повозок – лагерь торговцев, которые недавно прибыли из Сиалк-одана.
Поплотнее запахнув полы телабы, Дукер повернул направо. Ливень был достаточно сильным, чтобы скрыть звук его шагов от собак, когда он вошел в узкий грязный проход между шатрами. На перепутье историк задержался. Напротив стоял большой, поблескивавший янтарным цветом шатер, стенки которого украшала россыпь нарисованных краской символов. Из-под полога струйкой сочился дым. Дукер двинулся через перекресток и задержался лишь на миг, прежде чем откинуть полог и войти.
Рев голосов, пронизывающий волны горячего, влажного от пара воздуха, обрушился на Дукера, когда он остановился, чтобы стряхнуть с балахона воду. Со всех сторон кричали, ругались, смеялись; запахи дурханга, благовоний, жареного мяса, кислого вина и сладкого эля окутали историка, пока тот оглядывался по сторонам. Слева весело звенели, падая в горшок между несколькими игроками, монетки; прямо перед ним через толпу ловко пробирался тапу, сжимая в каждой руке по вертелу с жареным мясом и фруктами. Дукер вскинул руку, чтобы привлечь внимание разносчика.
– Самая лучшая козлятина, клянусь! – подходя поближе, воскликнул тапу на дебральском диалекте, распространенном среди жителей побережья. – Козлятина, а не какая-нибудь там собачатина, досий! Понюхай сам, какой аромат! И всего-то прошу «обрезник» за такую вкуснятину! Разве столько с тебя возьмут в Досин-Пали?
Дукер родился на равнинах Дал-Хона, и его темная кожа была того же оттенка, что и у местных дебральцев; он носил морскую телабу торговца из островного города Досин-Пали и говорил на тамошнем наречии без малейшего акцента. Поэтому не было ничего удивительного в том, что его постоянно принимали за досия.
Услышав, как тапу расхваливает свой товар, Дукер ухмыльнулся:
– Там даже собачатина стоит дороже, тапухарал. – Он вытащил две местные монеты с изображением полумесяца – примерно равных одному «обрезнику», как здесь называли имперскую серебряную джакату. – Но если ты воображаешь, что мезланы легко расстаются с серебром у нас на острове, ты глупец или того хуже!
Мезланами в Семиградье презрительно именовали малазанцев.
Тапу забеспокоился, поспешно скинул с вертела кусок сочного мяса и два янтарных плода, а затем завернул все в листья.
– Берегись мезланских шпионов, досий, – пробормотал он. – Слова можно исказить.
– Слова – единственное их оружие, – презрительно бросил Дукер, принимая еду. – А правду говорят, что теперь мезланской армией командует какой-то покрытый шрамами варвар?
– Человек с лицом демона, досий! – Тапу покачал головой. – Даже сами мезланы его боятся. – Спрятав деньги, он двинулся дальше, воздев над головой вертелы. – Козлятина! Самая лучшая козлятина, клянусь!
Дукер оперся спиной о распорку шатра и, глядя на толпу, начал есть – жадно и неаккуратно, как тут было принято. «Всякая твоя трапеза может оказаться последней», – гласила житейская философия Семиградья. Когда жир потек по подбородку, историк бросил на грязный пол листья и коснулся испачканными пальцами лба в ритуальном (а ныне запрещенном) жесте благодарности фалах’ду, чьи кости теперь гнили в иле на дне Хиссарской бухты. Взгляд Дукера остановился на кружке стариков, сидевших за игроками, и он направился туда, вытирая руки о штаны.
Собрание оказалось подобием Колеса Веков, где два провидца сидели друг напротив друга и разговаривали на символическом языке прорицаний и сложных жестов. Протолкавшись через кольцо зевак, Дукер увидел в круге старого шамана, чье лицо, украшенное маленькими серебряными шипами и кожаными полосками, выдавало в нем выходца из материкового племени семаков, а напротив него – мальчика лет пятнадцати. На месте глаз у несчастного краснели сморщенные, едва залеченные рубцы. Болезненно худые руки и ноги, а также вздувшийся живот указывали на крайнюю степень истощения. Дукер догадался, что семья мальчика погибла во время малазанского завоевания, а сам он теперь живет на улицах Хиссара. Его наверняка нашли там провидцы, ибо всем хорошо известно, что боги говорят через такие вот страждущие души.
По напряженному молчанию собравшихся историк понял, что за этим прорицанием стоит настоящая сила. Несмотря на слепоту, мальчик двигался так, чтобы постоянно оставаться лицом к лицу с провидцем-семаком, который медленно и бесшумно переступал по белому песку. Оба вытянули перед собой руки и выписывали в воздухе замысловатые фигуры.
Дукер толкнул локтем соседа.
– Что интересного предрекли? – прошептал он.
Кряжистый горожанин с оставшимися еще со времен хиссарского ополчения старыми шрамами, которые едва маскировали ожоги на щеках, прошипел сквозь желтоватые зубы:
– Явился сам дух Дриджны, чей облик эти двое обрисовали руками, – дух, который узрели все здесь присутствующие, призрачное предзнаменование грядущего пламени.
Дукер вздохнул:
– Эх, кабы я сам это увидел…
– Увидишь. Смотри! Вот, снова!
Историк заметил, как руки предсказателей словно бы коснулись невидимой фигуры, после чего начали двигаться, оставляя за собой след красноватого света. Мерцание становилось все сильнее и вскоре сложилось в человеческую фигуру. Фигуру женщины, чьей плотью был огонь. Она подняла руки, и на запястьях ее блеснуло железо; теперь танцоров стало трое: призрак заметался и завертелся между двумя провидцами.
Вдруг мальчик резко запрокинул голову, из горла его со скрежетом вырывались слова:
– Два источника бушующей крови! Лицом к лицу! Кровь – одна, двое – одно, и соленые волны омоют Рараку! Священная пустыня помнит свое прошлое!
Призрачная женщина исчезла. Мальчик рухнул на песок лицом вниз, и тело его неподвижно застыло. Провидец-семак присел рядом и положил руку ему на голову.
– Он вернулся к своим родным, – проговорил шаман в сковавшей круг тишине. – Милосердие Дриджны, редчайший из даров, было явлено этому ребенку.
Суровые кочевники заплакали, некоторые упали на колени. Потрясенный Дукер отступил в сторону от сомкнувшегося круга. Историк сморгнул с ресниц пот, чувствуя на себе чужой взгляд. Он огляделся. Напротив стояла какая-то фигура, облаченная в черные шкуры, капюшон в форме козлиной головы надвинут так, чтобы лицо оставалось в тени. В следующий миг незнакомец отвел глаза. Дукер поспешил убраться от него подальше.
Историк подошел к пологу шатра.
Семиградье – старая цивилизация, закаленная в горниле древности еще в те времена, когда Взошедшие бродили по каждому торговому тракту, каждой тропе, каждой заросшей дороге между давно забытыми ныне городами. Говорят, пески копили магическую силу под своими шепчущими волнами, и всякий камень впитывал чары, как кровь, и под всяким городом лежат развалины бессчетных поселений прошлого, которые застали еще Первую империю. Утверждают, что Семиградье выросло на спинах привидений, и плоть духов здесь густая и плотная, а каждый город вечно рыдает под звездами, вечно смеется и кричит, торгует и торгуется, молится и вздыхает: первым вздохом, который несет жизнь, и самым последним – предвещающим смерть. Под улицами тут скрываются мечты и мудрость, глупость и страхи, гнев и горечь, похоть и любовь – а также жестокая ненависть.
Историк шагнул наружу, под дождь, наполнил легкие чистым прохладным воздухом и снова закутался в телабу.
Завоеватели могут захватить стены и перебить всех жителей, могут поселить в каждом доме, каждой усадьбе, каждой хижине своих людей, но править будут лишь тонким поверхностным слоем, этакой кожицей настоящего, и однажды их свергнут духи, что таятся внизу, и победители станут только одним из множества магических слоев, из которых состоит Семиградье.
«Такого врага нам никогда не победить, – подумал Дукер. – В истории сохранилось множество рассказов о тех, кто снова и снова пытался покорить Семиградье. Но быть может, победа заключается не в том, чтобы одолеть этого загадочного неприятеля, а в том, чтобы слиться с ним, стать единым целым? Императрица прислала сюда нового наместника, чтобы раздавить вековые традиции этой беспокойной земли. Отправила ли она Колтейна с глаз подальше, как я сказал Маллику Рэлу? Или просто держала его наготове как оружие, специально выкованное и закаленное для осуществления одной конкретной цели?»
Дукер покинул лагерь, вновь сгорбившись под струями дождя. Впереди чернели ворота Имперского гарнизона. Быть может, он получит ответы на свои вопросы уже через несколько часов, когда встретится лицом к лицу с Колтейном из клана Ворона.
Историк пересек изрытую дорогу, шлепая по мутным лужам, заполнившим глубокие колеи, что оставили копыта коней и колеса повозок, а затем поднялся по глинистому склону к воротам.
Как только он приблизился к узкому боковому входу, из тьмы выступили два стражника в плащах с капюшонами.
– Сегодня прошений не принимают, досий, – сказал один из малазанских солдат. – Приходи завтра.
Дукер распахнул балахон, чтобы стала видна имперская диадема, приколотая к тунике.
– Кулак собрал совет, не так ли?
Оба солдата отдали честь и отступили. Тот, что принял историка за просителя, сконфуженно улыбнулся и пробормотал:
– Простите, мы думали, что вы прибудете вместе с тем, другим.
– О ком ты говоришь?
– Ну, о том господине, который прошел через ворота несколько минут назад.
– Ясно.
Дукер кивнул стражникам и вошел. На каменном полу виднелись отпечатки грязных мокасин. Он нахмурился. Крытая галерея вела вдоль стены налево и заканчивалась у прямоугольной формы невыразительного штабного здания. Дукер и так уже промок до нитки, поэтому решил пересечь плац напрямую и подойти к главному входу. По дороге историк заметил, что человек, пришедший незадолго до него, поступил точно так же: мокрые следы выдавали характерную походку кривоногого всадника. Он нахмурился еще больше.
У входа в главное здание Дукера встретил очередной стражник, который направил его в Зал совета. Подходя к двойным дверям, историк поискал глазами следы предшественника, но ничего не заметил. Тот, очевидно, направился в другое место. Дукер пожал плечами и открыл двери.
Зал совета оказался помещением с низким потолком, каменные стены не были покрыты штукатуркой, а лишь выкрашены белой краской. В центре возвышался внушительный мраморный стол, который ввиду отсутствия стульев выглядел довольно странно. В зале уже присутствовали Маллик Рэл, Кальп, Колтейн и еще один офицер-виканец. Когда историк вошел, все обернулись, а Маллик Рэл удивленно приподнял брови. Он явно не знал, что Колтейн пригласил Дукера на совещание. Интересно, новый кулак таким образом хотел вывести жреца из себя? Намеренно провоцировал его? Однако, хорошенько подумав, историк отбросил эту мысль. Скорее всего, новый наместник еще просто толком не разобрался, что к чему.
Стулья убрали нарочно, это было заметно по следам, которые их ножки оставили в белой пыли на полу. Маллик Рэл и Кальп явно чувствовали себя не в своей тарелке, оттого что не знали, где встать и какую позу принять. Бывший жрец Маэля переминался с ноги на ногу, спрятав руки в широких рукавах, и на лбу у него в свете ламп, падавшем со стола, ярко блестели капли пота. Кальп, кажется, предпочел бы прислониться к стене, но не знал, как виканцы воспримут такую небрежную позу.
Историк внутренне улыбнулся и повесил свой насквозь промокший балахон на скобу для факела у дверей. Затем повернулся и предстал перед новым военным наместником, который замер у ближнего конца стола, справа от незнакомого Дукеру офицера, чье широкое лицо было обезображено шрамом, идущим по диагонали от левого виска к правой челюсти.
– Позвольте представиться: я – Дукер, имперский историк. – Он отвесил полупоклон. – Добро пожаловать в Хиссар, господин кулак.
Вблизи было заметно, что военный вождь клана Ворона провел сорок лет на севере Виканской равнины в Квон-Тали. Его худое невыразительное лицо было покрыто морщинами, глубокие складки залегли по обе стороны широкого тонкогубого рта и в уголках темных, глубоко посаженных глаз. Заплетенные в косички и обильно смазанные маслом волосы, украшенные фетишами из вороньих перьев, спускались ниже плеч. Колтейн был высок и жилист, он облачился в кожаные брюки для верховой езды, а также носил поверх кожаной рубахи видавшую виды кольчугу и плащ из вороньих перьев до пят. Из-под левой руки выглядывал длинный нож с костяной рукоятью.
В ответ на слова Дукера незнакомый офицер склонил голову набок и прищурился.
