скачать книгу бесплатно
– Здесь наша вина, а не его, – прорычал Харан’ал. – Мы были слишком нетерпеливы и очень надеялись на свою силу. Сами знаете, чего нам стоило разрушение старой клятвы.
– И что мы получили взамен, Летний Олень? – спросил его Тек Ист. – Новый хозяин дал нам жалкие крохи.
– А чего ты от него ожидал? – спокойно, без малейшей издевки, осведомился Уриал. – Он, как и мы, оправляется от ран и потрясений.
– Стало быть, Замшелая Кость, ты веришь, что внук Палика пробьет нам путь к свободе? – послышался вкрадчивый голос Эмроты.
– Верю.
– А если мы и на этот раз обманемся?
– Тогда мы начнем снова. Далисса носит в своем чреве ребенка от Байрота.
– Еще целых сто лет ждать! – болотной змеей прошипела Эмрота. – Вот же проклятые долгожители! Ненавижу теблоров!
– Всего каких-то сто лет. Пустяки.
– Кому пустяки, а кому и нет, Замшелая Кость! И ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.
Уриал поглядел на Эмроту. Как же метко их подругу прозвали Клыкастой Скелетицей! Особенно если вспомнить ее пристрастия одиночницы и ненасытный голод, который в те давние времена и стал причиной поражения всех семерых.
– Наступил год моего имени, – продолжал Уриал. – Есть ли среди нас те, кто водил народ теблоров дальше и дольше моего? Может, ты, Клыкастая Скелетица? Ты, Лишайник-вместо-Мха? Или ты, Деревянная Нога?
Все молчали. Наконец Мертвый Ясень издал странный звук, похожий на негромкий смех.
– Подражая Красному Мху, мы молчим. Путь обязательно откроется. Так пообещал нам новый господин. Он обретет свою былую силу. На счету воина, которого избрал Уриал, уже несколько десятков душ. Между прочим, теблорских душ. И не забывайте: Палик странствовал к Серебряному озеру в одиночку. А вместе с Карсой туда отправятся два смелых и искусных воина. Если даже он погибнет, Делюм и Байрот продолжат начатое им.
– Байрот слишком умен, – язвительно возразила Эмрота. – Он очень похож на своего дядю – отца Карсы. Что еще хуже, парень себе на уме. Байрот только делает вид, что следует за Карсой, а сам, как говорят у теблоров, держит руку у него на спине.
– Не волнуйся, я тоже держу руку на спине у Байрота.
Уриал поднял голову к небу.
– Уже почти стемнело. Пора возвращаться в нашу гробницу… Клыкастая Скелетица, будь как можно ближе к младенцу во чреве Далиссы.
– Даже сейчас она сосет мою грудь, – заверила его Эмрота.
– Она? Так это девочка?
– Только внешне. А внутри это не девочка и вообще не ребенок.
– Хвалю.
Семь призрачных фигур ушли в землю. Над поляной мигали первые звезды. Они глядели вниз, на то место, где никогда не жили боги. Да и не могли жить.
Родное селение Карсы стояло на каменистом берегу Ладерии. Река эта начиналась где-то в горах и стремительно неслась по долине, поросшей хвойными лесами, торопясь к далекому морю. Даже в самые жаркие дни вода в Ладерии была обжигающе студеной. Уриды строили свои жилища на каменных фундаментах, а стены возводили из кедровых бревен. Горбатые соломенные крыши покрывал густой слой живого мха, создающего дополнительное тепло зимой. Вдоль берега стояли решетки из жердей, на которых сушилась и вялилась рыба. Часть леса жители селения вырубили, устроив пастбища для своих лошадей.
Сквозь пелену речного тумана просвечивало оранжевое пламя костра. Дом Карсы был уже совсем близко. На поляне виднелись неподвижные силуэты отцовских коней. Они не нуждались в загонах, ибо единственной опасностью для лошадей были захватчики из чужих племен. Горные волки и другие звери давно научились обходить этих могучих животных стороной. Случалось, в долину забредали бурые медведи, но таких гостей больше занимала идущая на нерест семга. С лошадями и собаками, не говоря уже о людях, медведи предпочитали не связываться.
Отца Карса увидел на площадке, обнесенной частоколом. Синиг возился с Бураном – лучшим своим скакуном. Еще издали юноша ощутил жар, исходящий от конского тела.
Синиг продолжал невозмутимо скрести бок Бурана.
«Он как будто забыл, что я отправляюсь в поход!» – с горечью подумал Карса.
– Красный Глаз так и бегает в табуне, словно жеребенок, – с упреком бросил он отцу. – Неужели ты не хочешь помочь своему сыну?
– Я уже говорил тебе: Красный Глаз слишком молод для такого похода, – не поднимая головы, ответил Синиг.
– Но это мой конь, и я все равно поеду на нем.
– Нет, Карса. Красный Глаз недостаточно объезжен. Он еще не научился самостоятельности, а потому будет заглядываться на лошадей Байрота и Делюма. Поверь мне: сидеть на таком коне – все равно что сидеть на колючем кусте. Вы только возненавидите друг друга.
– Мне что же, идти пешком?
– Нет, сын мой. Я отдам тебе Бурана. Я нарочно немного погонял его и не стал снимать упряжь. Поторопись, пока конь не остыл.
Карса оторопел. Такого он от отца не ожидал. Молодой воин поспешил к дому. Синиг предусмотрительно пристроил его дорожный мешок над дверью, чтобы тот не отсырел от росы. Там же висел заботливо смазанный меч из кровавого дерева. Полюбовавшись на меч – на его широкое лезвие, где отец заново нарисовал боевые узоры уридов, и на большую, оплетенную кожей рукоятку, – Карса прикрепил оружейную перевязь к поясу. Мешок обычно прицепляли к особому кольцу на стремени, и всадник удерживал его своими коленями.
Теблоры ездили без седла, усаживаясь ближе к лошадиной гриве. Опорой им служили высокие стремена. В числе трофеев, захваченных у низинников, были и конские седла. Подумать только, эти дети даже ездили по-дурацки, перенося всю тяжесть на спины своих низкорослых лошадок. Откуда им знать, что у настоящего боевого скакуна задние ноги – тоже оружие? Чтобы конь мог давить и топтать врагов, его спина должна оставаться свободной. Сидя ближе к шее, всадник лучше сумеет защитить своего четвероногого товарища от ударов мечом или копьем.
Карса вернулся к отцу. Предчувствуя дорогу, Буран нетерпеливо перебирал ногами.
– Байрот и Делюм ждут тебя возле брода, – сказал сыну Синиг.
– А Далисса?
Карса не видел выражения лица собеседника. Голос Синига, как всегда, звучал ровно, будто сын спрашивал его о чем-то обыденном.
– После того как ты ушел к Ликам-на-Скале, Далисса благословила Байрота.
– Она благословила… Байрота? – переспросил ошеломленный Карса.
– Да.
– Похоже, я ошибался в ней.
Карса и сам удивился, с каким трудом давалось ему каждое слово.
– Не стоит ожидать от женщины слишком многого, сын мой.
– А ты, отец? Ты дашь мне свое благословение?
Синиг вручил сыну вожжу (уридские всадники не признавали двойных поводьев) и отвернулся.
– Палик уже благословил твой поход. Довольствуйся этим.
– Но Палик – не мой отец!
– Я это знаю, – немного помолчав, сказал Синиг.
– Еще раз спрашиваю: ты благословишь меня?
– Что я должен благословлять, сын? Семеро богов – это лживая сказка. Слава, которую ты намерен завоевать, для меня ничего не значит. Неужели я должен радоваться тому, что ты станешь убивать детей? Или гордиться, когда ты вернешься, обвешанный трофеями? Палик уже в таком возрасте, когда только и остается, что жить воспоминаниями юности. Какие слова дед говорил тебе, давая свое благословение? Он желал тебе превзойти его подвиги? Вряд ли. Поразмысли внимательно над его словами, и ты поймешь, что Палик больше благословлял себя, нежели тебя.
– Дед сказал мне: «Палик, проложивший путь, по которому ты двинешься, благословляет твой поход».
Синиг снова ненадолго умолк, а когда заговорил, Карсе показалось, что он видит во тьме горькую отцовскую улыбку.
– Так я и думал.
– Будь жива мама, она бы меня благословила, – обиженно протянул юноша.
– Это обязанность любой матери. Да, она благословила бы тебя и осталась бы ждать с тяжестью на сердце… Не теряй времени, сын. Отправляйся. Товарищи уже заждались тебя.
Скрежетнув зубами, Карса забрался на широкую конскую шею. Жеребец замотал головой и зафыркал.
– Буран не любит гневливых всадников, – донесся из темноты голос Синига. – Успокойся, сын мой. Злость – никудышная спутница.
– Боевой конь, который боится гнева наездника, – это посмешище! Но ничего, Бурану придется привыкнуть к новому хозяину!
Не простившись с отцом, Карса развернул коня и понесся к речному броду.
Путь его лежал мимо четырех поминальных столбов, поставленных в память о братьях и сестре Карсы, которых принесли в жертву Семерым богам. Столбы эти называли «кровавыми». В отличие от других отцов, Синиг даже не потрудился их украсить. Он ограничился лишь тем, что вырезал на столбах имена трех своих сыновей и одной дочери, отданных Ликам-на-Скале, и слегка помазал письмена собственной кровью. Первый же дождь смыл ее следы. Столбы других семей украшали перья и затейливые веревочные узоры. Символы памяти о детях Синига обвивали ползучие растения, а плоские вершины столбов покрывала густая корка птичьего помета.
Карса считал, что его братья и сестра достойны лучшего. Он решил, что будет выкрикивать их имена, убивая врагов. Его голос станет их голосом. Эта мысль понравилась юному воину. Пора уже ему взять на себя заботу о роде и исправить последствия отцовского небрежения.
Тропа сделалась шире. Теперь она вилась между пнями и кустами можжевельника. У спуска к броду горел костер. Подъехав ближе, Карса увидел двоих всадников. Чуть поодаль стояла… Далисса, закутавшись в меховую одежду. Она не только благословила Байрота Гилда, но еще и пришла проводить его!
Карса пустил коня неторопливым шагом. Главным в их походе будет он. Пусть Байрот и Делюм знают об этом с самого начала. Что мешало им вместе с ним отправиться на священную поляну и преклонить колени перед Ликами-на-Скале? Его спутников, похоже, устраивало положение ведомых. А Далиссу? Может, он держался с ней слишком отрешенно? Но такова участь тех, кто повелевает другими, и Далисса должна бы это понимать.
Карса остановился и замер.
Из всех троих Байрот был самым низкорослым, зато самым широкоплечим. С раннего детства он обладал поистине медвежьей силой. Вот и сейчас Гилд сидел, выставив вперед плечи, и ухмылялся.
– Достойное начало похода, брат! – пробасил он, обращаясь к Карсе. – Ты никак украл отцовского коня?
– Ошибаешься, Байрот. Я ничего не воровал. Синиг сам отдал мне Бурана, присовокупив к этому свое благословение.
– Похоже, сегодня настоящий вечер чудес. А может, когда ты был на поляне, сам Уригал спустился со скалы и поцеловал тебя в лоб?
Далисса хмыкнула.
«Если бы Уригал спустился на землю к смертным, он бы сразу понял, кто из нас с какими намерениями отправляется в поход», – подумал Карса. Он не стал отвечать приятелю, а обратился к Далиссе:
– Ты благословила Байрота?
Девушка неопределенно пожала плечами.
– Печально, что у тебя не хватает смелости ответить напрямую.
Далисса ничего не сказала, но бросила на него взгляд, полный неподдельной ненависти. Гнев девушки заставил Карсу улыбнуться.
– Звездное колесо начало свой бег по небу, – сказал он, обращаясь к Делюму и Байроту. – В путь, соратники.
Однако Байрот не стал произносить ответных слов, как того требовал ритуал.
– Негоже, брат, выставлять наружу свою ущемленную гордость, – с упреком произнес он. – Когда мы вернемся, Далисса станет моей женой. Ударяя по ней, ты ударяешь и по мне.
Ни один мускул не дрогнул на лице Карсы.
– Знай, Байрот: я наношу удары там, где считаю нужным, – отрешенно, как истинный воитель, ответил он. – Утрата мужества подобна заразной болезни. Похоже, благословение Далиссы обернулось для тебя проклятием. У тебя появились сомнения? Давай разрешим их сейчас, пока мы еще не выступили в поход.
Байрот медленно подался вперед.
– То, что меня заботит, Карса Орлонг, не помешает мне сражаться.
– Рад это слышать, Байрот Гилд. Звездное колесо уже двинулось по небу. Пора и нам выезжать.
Байрот нахмурился. Похоже, он сказал не все, что намеревался, однако продолжать не стал. Он улыбнулся и сразу стал прежним Байротом. Взглянув на Далиссу и кивнув, будто подтверждая нечто, известное только им обоим, он произнес традиционные слова ритуала:
– Звездное колесо указывает нам путь. Веди же нас, воитель, к славе.
– Веди же нас, воитель, к славе, – подхватил Делюм, до этого не раскрывавший рта.
Карса ехал впереди. Их путь к славе пролегал мимо родного селения. Старейшины племени были против этого похода, а потому никто из соплеменников не вышел проводить троих воинов. Карса не сомневался: сородичи все равно слышат сейчас отчетливый цокот копыт. Когда-нибудь они еще пожалеют, что послушались старейшин и пропустили сей незабываемый миг. Юноша бы дорого дал, если бы сейчас их отъезд видела не только Далисса. Увы, даже Палик не появился.
«И все равно я чувствую, что за нами наблюдают. Возможно, это Семеро богов. Или один только Уригал, едущий на звездном колесе по небу и внимательно глядящий вниз. Слушай меня, Уригал! Я, Карса Орлонг, убью во славу тебя тысячу детей! Тысячу их душ я брошу к твоим стопам!»
Где-то заскулил пес, ворочаясь в беспокойном сне.
Карса и не подозревал, чье присутствие он ощутил на самом деле. На северном склоне долины, у самой кромки леса, двадцать три пары глаз молча следили за движущимися всадниками. Призрачные фигуры, застывшие среди широколиственных деревьев, сливались с ночной темнотой. Всадники уже скрылись за изгибом тропы, ведущей на восток, а эти странные провожающие по-прежнему глядели им вслед.
Существа эти родились уридами и были принесены соплеменниками в жертву. Те, кто провожал сейчас Карсу, Байрота и Делюма, приходились им родными братьями и сестрами. Когда каждому из детей шел четвертый месяц, матери пожертвовали их Ликам-на-Скале. Под вечер младенцев приносили на поляну и оставляли перед скалой. К утру следующего дня они исчезали. Уходили к новой матери.
Да, они становились детьми Сибаллы и оставались таковыми до сих пор. Сибалла Безродная – единственная, у кого не было собственного клана. И тогда богиня создала свое, тайное племя, собрав туда ребятишек из остальных шести. От приемной матери они узнали о живущих неподалеку сородичах, с которыми их связывали кровные узы. Однако у детей Сибаллы было особое предназначение.
Богиня называла свое тайное племя Обретенными, и сами они тоже именовали так друг друга. Соплеменникам и в голову не приходило, что принесенные в жертву дети не погибли, а находятся рядом с ними. Впрочем, кое-кто, возможно, об этом и догадывался. Например, Синиг, отец Карсы, относившийся к поминальным столбам с безразличием, если не сказать с пренебрежением. Пока дело не шло дальше догадок и предположений и пока смертные держали это при себе, они не представляли для Семерых богов особой опасности. В иных случаях – как это было, например, с матерью Карсы – приходилось вмешиваться и действовать весьма решительно.
Разумом двадцать три Обретенных понимали, что провожают в поход своих родных братьев, однако сердцем они этого не чувствовали. Впрочем, последнее обстоятельство совершенно их не тревожило.
– Из троих вернется только один, – сказал старший брат Байрота.
– И мы это увидим, – пожав плечами, отозвалась сестра-близнец Делюма.
– Должны увидеть.
У всех Обретенных был общий телесный изъян – отметина Сибаллы. Их лица были обезображены шрамом, тянущимся от левого виска до нижней челюсти. Шрам уродовал не только кожу, но и мышцы, отчего с левой половины их лиц не сходила вечная презрительная гримаса. Он же влиял и на особенности голосов, делая их одинаково бесстрастными. А может, шрам был тут ни при чем: просто дети Сибаллы подражали интонациям своей матери.
