скачать книгу бесплатно
Это всего лишь Глеб…
Интересно, а влюблён ли он в меня сейчас?..
Я заглянула мужчине в глаза и встретилась с холодностью и суровостью.
Видимо, уже нет…
Наверняка война и тюрьма выжигает всякие чувства.
От этих мыслей мне вдруг стало как-то пусто и вместе с тем тоскливо.
С Глебом мы почти молча дошли до моего дома. Мне многое хотелось у него спросить, но разговор как-то не клеился. Я чувствовала неловкость за прошлое, а быть может, просто боялась этого нового незнакомого мне Глеба, над которым больше не пошутить… И да, я совершенно не понимала цели его визита, и это тоже придавало чувство нервозности!
Возле крыльца дома я тихо произнесла:
– Ты очень изменился, Глеб…
Мужчина смотрел мне в глаза, а я никак не могла понять, что несет в себе его взгляд, но по телу вновь прошелся холодок.
– Да, изменился. Романтика и прочая ерунда вылетела у меня из головы еще в первые месяцы службы в Сирии. У меня был выбор: либо свихнуться и погибнуть, либо принять суровые законы войны. Слабонервные, дохленькие и добренькие – гибли первыми. А мне хотелось вернуться.
Немного помолчав и посмотрев куда-то в землю, Глеб уставился на меня пронзительным взглядом холодных зелёных глаз и добавил:
– Мне ещё хотелось… увидеть тебя.
От этих слов и странного пугающего взгляда у меня резко перехватило дыхание. Сердце сжалось в тиски.
Повисло минутное молчание.
Я в мгновенном порыве прикоснулась ладонью к его груди, тут же ощутив горячий каменный торс. Я хотела было что-то сказать, возможно, невнятное, но властная и сильная рука перехватила мою кисть, и я застыла в оцепенении.
– Не надо, – вдруг жестко сказал он.
– Глеб, прости меня… – сорвалось с моих губ.
– И этого тоже не надо, – мужчина покачал головой.
– Ты знаешь, тогда я… – мне хотелось оправдаться, но Глеб оборвал мою реплику.
– Мне не нужны объяснения.
– Почему ты вернулся? – я наконец задала волнующий меня вопрос.
– Моя мать вчера скончалась. Неужели ты не знаешь?
Только сейчас я вспомнила, что вчера вечером отчим обмолвился, что тётя Люся, болевшая какой-то непонятной хворью, наконец отмучилась, отправившись к праотцам. Но я так была погружена в мысли о предстоящей поездке в Москву, что безразлично пропустила эту новость мимо ушей.
Почувствовав безумную неловкость, я опустила вниз глаза.
– Извини… Я соболезную…
– Не стоит, – резко перебил меня он. – А ты нисколько не изменилась, Настя, – мужчина вдруг усмехнулся. – Всё такая же безразличная ко всем людям, кроме себя.
Я залилась алой краской, но тут же взяла себя в руки и жестко произнесла:
– Люди умирают каждый день. Твоя мать не была мне близка. С чего мне по ней горевать? – но осекшись, я сжала губы и тут же добавила, – Извини…
Глеб еще раз усмехнулся.
Я немного помолчала, смотря куда-то в землю. Но подумав о том, что мать Глеба скончалась только вчера, а он уже был в деревне ранним утром, я с удивлением спросила:
– А как ты так быстро приехал?
– Почувствовал, – немного помолчав, Глеб пояснил, – Война – это пограничное место между страной живых и мертвых. И со временем ты начинаешь чувствовать смерть… что свою, что чужую. Я знал, что мать неизлечимо больна. А то, что ее кончина совсем близка, ощутил пару дней назад. Я тут же взял отпуск и приехал.
– Глеб… – я хотела было что-то сказать, но мужчина вновь не дал мне этого сделать.
– До встречи… Настя, – попрощался он, но его последние слова почему-то прозвучали как угроза.
Глеб ушел.
Я вдруг села на ступеньки, чувствуя, как опять сжимается сердце и перебивает дыхание. Какое-то нехорошее предчувствие закралось в душу.
Тяжело вздохнув, я достала из-под полы спрятанную сигарету. Всмотревшись вдаль стеклянным взглядом, я погрузилась в воспоминания двухлетней давности…
***
Двумя годами ранее…
А вот и он – мой утренний поклонник… Хотя почему утренний? Глеб был моим постоянным и самым преданным поклонником без временных ограничений.
И этот парень был единственным, кто не обходил меня стороной…
Влюбленный с раннего детства, он таскался за мной по всей деревне с полевыми цветочками. Глебу было плевать на запреты родной матери, которая за спиной, а бывало, и в лицо называла меня оборванкой и дочерью шлюхи. Меня это безумно бесило, и в отместку я подбивала Глеба на разного рода приключения. Мы ходили по опасным болотистым местам, уходили далеко в лес с ночёвкой и даже вместе пробовали курить. Но несмотря на столь странную дружбу, моё сердце оставалось ледяным и недоступным.
Юношеский возраст и разбушевавшиеся гормоны давали о себе знать, и параллельно Глеб клеил других деревенских девчат, которые отличались большей сговорчивостью, чем я. Иногда во мне просыпалась жгучая ревность, но я давила её в себе, осознавая, что это всего лишь чувство собственничества. Ведь мне не нужен был Глеб… По крайней мере, я себя в этом убеждала.
Конечно, для деревенского парня он был очень даже ничего… И я признавалась себе в том, что в его зелёных глазах есть какой-то особый магнетизм. И черт возьми, было бы глупо отрицать, что я иногда заглядывалась на его прокаченный торс, широкие плечи и лучезарную улыбку!
Но чем больше я обнаруживала к нему свой интерес, тем сильнее мне хотелось его оттолкнуть, обесценить и послать ко всем чертям.
Какой-то странный, неведомый страх заставлял меня быть колкой, как ёрш, и обороняться так, словно на меня нападали. Казалось, если сделаю шаг навстречу Глебу – потеряю себя и растворюсь в неведомых мне чувствах…
А этого я допустить не могла.
Да и вообще… на черта мне сдался этот деревенский мальчишка?
Ко всем своим так называемым землякам я испытывала лёгкое нескрываемое чувство отвращения.
Глеб, словно преданный пёс, сидел на краю берега и как заворожённый наблюдал за мной. А наблюдать было за чем. Абсолютно обнажённая, барахтаясь в воде, я делала вид, что совершенного его не замечаю. Мне нравилось его дразнить.
– Ну какая же ты красивая, Настя… – проговорил он, когда я медленно, совершенно не торопясь, стала выходить из воды, – Я принёс тебе цветы…
– Цветы? – поморщилась я, бесцеремонно вытираясь полотенцем и даже ни на грамм не смутившись своей наготы.
Пусть смотрит, мне не жалко.
– Глеб, да на кой черт мне эти цветы? Это даже не розы, – я сморщилась в лёгкой гримасе.
Наблюдая за тем, как я одеваюсь, Глеб впал в состояние транса и не смог ответить ничего вразумительного. Парень пришёл в себя только когда я наконец натянула своё легкое платье и в упор уставилась на него, уперев руки в бока.
– Мне бы пора брать с тебя деньги, Глебушка, за такие-то просмотры, – усмехнулась я. – А ты мне всё какие-то веники таскаешь.
– Настя, эти цветы я сам собирал… Для тебя, – обиделся он. – Я надеялся, что они тебе понравятся.
– Глеб, ты мне эти полевые цветочки с первого класса таскаешь. Ей-Богу, за это время можно и понять, что они мне ни хрена не сдались.
– Сука ты, Настя, – стиснув зубы, процедил Глеб.
– Ты только сейчас это понял?
Парень с яростью швырнул букет и уже хотел идти прочь, но я вдруг остановила его.
– Глеб, постой…
Он замер, и его глаза исполнились легким удивлением и вместе с тем надеждой.
– Ты хочешь меня? – неожиданно спросила я.
– Что? – такого прямого и вызывающего вопроса Глеб точно не ожидал. – Ты издеваешься надо мной?
– Я всего лишь задала вопрос.
– Настя, ты знаешь, как я к тебе отношусь…
Я заулыбалась.
По всем новомодным канонам я была совершенно отсталой от своих сверстниц, оставаясь девственницей в свои почти полные девятнадцать лет. Любопытство, гормоны и моя расчётливость сыграли странную комбинацию, соединившись в дурацкое предложение, которое сорвалось с губ, заставив Глеба впасть в ступор:
– Глеб, я могу провести с тобой ночь… За деньги.
– Что?.. Ты с ума сошла?!
– Почему? Я долго думала и решила, что мне пора попробовать, что такое секс… – я пыталась быть как можно более непринуждённой, стараясь скрыть ощущение лёгкого укола стыда… или чувства вины? Что там обычно бывает у нормальных людей?
Я быстро смахнула с себя эти ненужные мысли.
– Ты… Ты просто дура, – сквозь зубы процедил Глеб и, сморщившись, словно от боли, тихо проговорил, – Я тебя боготворил! А оказывается, ты такая же шлюха, как твоя мать. Говорят же, яблоня от яблони…
Мои щеки вспыхнули словно от удара.
– Я не такая, как моя мать! – вскричала я.
– Ты хуже. Твоя мать хоть спит с мужиками не за деньги. А ты себя унизительно продаёшь, даже ещё ни разу не побыв с мужчиной. Хотя я глубоко сомневаюсь… что ты ещё ни с кем не была. Ты ещё та лгунья. И такая ты мне не нужна. Иди продавай себя кому-нибудь другому! Может, кто согласится…
Такого унижения я не испытывала еще никогда. Мое горло словно кто-то сжал, и я не смогла проронить ни слова. Вместо того чтобы защититься и поставить хама на место, я просто развернулась и кинулась прочь.
Больше всего я не хотела, чтобы Глеб видел мои слезы, которые предательски бежали по моим горячим щекам.
Добежав до дома, я как ураган проскочила мимо своей матери, курившей на крыльце. Она уже была пьяна и гаркнула мне вдогонку что-то несуразное. Я нисколько не обратила на неё внимание, закрылась в комнате, уткнулась головой в подушку и разрыдалась.
Глеб, сам того не подозревая, ткнул иголкой в самое болезненное место. Ничто не могло вывести меня настолько из себя, как сравнение с матерью-шлюхой. Эта была ахиллесова пята…
Чувство неумолимой боли, стыда и ненависти полыхали адским пламенем. Когда все слезы были выплаканы, я взяла себя в руки, подошла к зеркалу и заглянула себе в глаза. Они были налиты яростью и злобой.
Я вытерла щёки тыльной стороной ладони и ещё раз всмотрелось в своё лицо. В котором не читалось уже ничего, кроме хладнокровия и желания отомстить за болезненное унижение.
– Ну ничего, Глебушка… Ты у меня ещё попляшешь… – с ядовитой усмешкой проговорила я и окончательно успокоилась.
***
Мой День Рождения…
Мне девятнадцать.
За так называемым «праздничным» столом сидела уже пьяная мать, новоиспечённый отчим и мой обожаемый дядька, увлечённо лопающий варёную картошку, которую он искусно солил уже во рту. По окосевшим глазам матери было понятно, что самогонка шла хорошо. Видимо, новый отчим, который появился в нашем доме всего пару месяцев назад, готовил её на славу. Это единственное, что у него получалось. В остальном он был очередным «ленивым засранцем», как выразился дядя Паша. Отчим с утра до вечера валялся на диване с бутылкой пива и переключал каналы телевизора, лениво поедая бутерброды. Он даже не стряхивал с себя крошки хлеба. Настоящая ленивая свинья. Когда матери не было дома, этот пропойца не упускал возможности ущипнуть меня за ягодицу. Но тут же получал по морде. Матери я об этом никогда не говорила – бесполезно. Мне, бывало, казалось, что мать ненавидит сам факт моего существования. И все, что было сказано мной, использовалось только против меня. Прям как в суде, только без адвоката. Так что я предпочитала помалкивать и справляться со своими проблемами сама.
Вот и сейчас настал такой момент.
Дядька с матерью вышли покурить на крыльцо, а отчим остался сидеть за столом. Он смотрел на меня жадным взглядом своих маленьких похотливых глаз.
– Настюха, Настюха… – слащаво пропел он. – Ну что, «целуй меня везде – девятнадцать мне уже»? – его пьяный бред вызывал во мне приступ отвращения и злости.
Я демонстративно сморщилась и промолчала.
– Ну так что, пора тебя везде целовать, Настюха? – не унимался он.
Я приблизилась к отчиму и томно шепнула ему в ухо:
– А не ты ли меня целовать-то собрался, старый пень?
– А почему бы и не я?
Я рассмеялась ядовитым смехом.
– Да потому что ты старый вонючий урод, каких ещё поискать! – зло прокричала я и встала из-за стола.
Я уже было хотела направиться к двери, но отчим резко одёрнул меня за руку и потянул к себе.