скачать книгу бесплатно
– Ой! – Ладонь вмиг сжалась в кулак и скрылась в кармане.
– Покажи, покажи! – Галя силой вытянула ее руку из кармана. Она заметила колечко с бирюзой, которое до недавнего времени украшало безымянный палец Лиды. – Откуда это у тебя?
– Так… просто… Это совсем не то, что вы думаете. – Киса готова была расплакаться.
– Кольцо не твое, я знаю. Чужие вещи брать – знаешь, как это называется? Знаешь?
Киса мигом сорвала колечко со своего пальца, протянула Гале.
– Берите, если вам нужно, берите. Пусть будет у вас, пусть. Только ничего фрау Бель не говорите.
Галя оттолкнула ее руку.
– Мне чужого не нужно. Чье кольцо, я знаю. Его Лиде жених подарил. Где Лида, говори! Что с ней? В столовую она не спускается, на террасе ее тоже нет, в последнее время я вообще ее не встречаю.
– Фрау Гребешкофф уехала. Совсем уехала. Далеко. Домой. Колечко она мне еще на той неделе отдала. Не говорите только фрау Бель. Подарки нам от больных не положено брать. Если узнает старшая сестра, у меня будут неприятности.
Галя подошла к распахнутому настежь шифоньеру. Большинство деревянных вешал были пусты, только на двух еще болтались платья. У стены одни на другой были сложены перетянутые кожаными ремнями чемоданы. Еще один, с откинутой крышкой, будто зевая, стоял поодаль.
– А чемоданы чьи? Как же Лида уехала домой без своих вещей? – Галя сняла с вешала палевое шерстяное платье. – Вот это Лида часто надевала, а вот в этом… – Шелковый подол сквозняком коснулся ее кожи. – Это платье я сама примеряла. Нет, розовый цвет мне не правится. Мне к лицу зеленое.
Галя наклонилась над открытым чемоданом. Из его недр она вытянула цвета малахита платье, приложила к себе, подошла к зеркалу.
– Действительно, вам замечательно подходит этот цвет.
Вздрогнув, Галя оглянулась. Подперев косяк широкой спиной, перед ней стоял высокий мужчина в накинутой на плечи шубе. Он был немного неуклюж, с лысой, как бильярдный шар, головой, по так обаятелен, что местные женщины буквально вились вокруг него, как мошки перед дождем.
Они не в первый раз видели друг друга, может быть, раз или два обменивались репликами при встрече. Галя отчаянно пыталась вспомнить его имя, но в памяти возникла лишь витрина московского магазина с вывеской над входом «Для мужчин», она помнила, что его фамилия каким-то образом связана с одеждой.
– Мсье Жилетт, здравствуйте, – с облегчением выдохнула Киса.
– Добрый денек, моя милочка. Вот вы где. Хорошо, что я вас нашел. Завтра утром у меня поезд. Врачи вынесли вердикт – бациллам полный капут, в поединке с многочисленными врагами защитники моего организма одержали сокрушительную победу. – Говорил он по-французски, и после немецкого, на котором говорили почти все в санатории, его речь звучала по-особенному бархатно, мягко. – Хотелось бы напоследок прогуляться. Сей воздух для меня целебный. Поедемте-ка, милая, кататься со мной.
– Я бы… хорошо… с уважением, только… нет, не могу, никак не могу. Очень хочу, но никак. Надо срочно комнату готовить. И вообще… С больными – нет, нельзя, инструкция… – зачастила на ломаном французском Киса.
– Освободилось, значит, помещение. – Мсье Жилетт, хмыкнув, покивал головой.
– Ага, с утра прибираю.
– Быстренько у вас тут дела делаются. Значит, завтра за мое временное пристанище возьметесь. Будете скоблить, выветривать, чтоб и духа от меня не осталось. Небось, забудешь меня сразу, как только стены с мылом вымоешь.
– Что вы такое говорите! – Возмутилась Киса. – О вас, мсье Жилетт, мы будем помнить всегда. Вы такой милый.
– Верю, верю. Помнить будешь. Пойди сюда, красавица. На прощанье я принес тебе кое-что.
Правой рукой он обнял ее широким собственническим жестом, левая опустилась в карман ее фартука.
Киса отступила на шаг, испуганно посмотрела в сторону Гали. – Вот видите, я ни при чем, сами дарят.
– Почему бы и нет? Отчего не уважить милую девушку? Имя, фамилию забудешь, а взглянешь на часики и, может быть, кое-что вспомнишь. А?.. – он заговорщически подмигнул. Киса, зардевшись, прыснула.
Галя чувствовала себя лишней, но продолжала стоять на месте, в смущении комкая в руках Лидино платье.
– Осторожней с шелком.
Его глаза вспыхнули задорными искорками. С обаянием всепрощающего духовника он окинул ее взглядом, отметив взятые под гребень темные волосы, очерчивающие ее изящный овал лица.
– Меня зовут Марсель, – представился он.
Гале ничего не оставалось, как пожать его протянутую руку.
– Я зашла выяснить, где моя подруга, – сказала она, как будто извиняясь.
Легкая тень пробежала по его лицу, но тут же на его полных губах мелькнула улыбка.
– Могу я милую мадемуазель… или как правильно по-русски?.. О, вспомнил! Барышня.
– Просто Галя.
– Гала… Как раз по моему настроению. Замечательное у вас имя, мадемуазель. Gala – по-французски праздник. А у меня сегодня как раз этот самый праздник и есть. Слышали? Завтра я отправляюсь домой.
– Поздравляю. Значит, вы полностью выздоровели?
Глаза его блеснули, как будто он только что вытянул из колоды козырную карту, и самодовольно рассмеялся.
– Абсолютнейшим образом. Может, я бы задержался в этом благословенном месте да еще в такой замечательной компании, но надо и честь знать. Уж больше года я в этих краях обитаю.
– Больше года, – эхом повторила Галя и тут же почувствовала, как его твердые пальцы легко сжали ее локоть.
– Не будет ли столь любезна милая Гала составить компанию зрелому джентльмену. Это ж вполне по-русски – катания по снегу. Сани готовы, лошади в нетерпении бьют копытами. К тому же сейчас самое время для прогулки. Наше отсутствие никто не заметит.
– Как же так сразу… Я прямо не знаю…
Галя бросила взгляд на распахнутый чемодан, где поверх груды одежды, распластавшись, лежало зеленое шелковое платье. Скорее всего, Лида отправилась налегке, вещи ее пошлют вдогонку. Что особенного? Лида, как и мсье Жилетт, выздоровела. Марсель подарил горничной часы, Лида – колечко, – думала она, уже мысленно предвкушая прогулку: ощущение скорости, покалывание морозца на своей коже, поднимающуюся глубинную радость, расцвеченную улыбкой.
* * *
Лишь только они выехали из-за ограды санатория, как солнце затянуло низкой тучей, хлопьями повалил снег. Галя поймала рукой воздушный клубок снежинок, сжала пальцами, лизнула влажную ладонь.
– Как вам чужбина на вкус? – спросил Марсель, заглядывая ей в лицо.
Она пожала плечами, спрятала руки в рукава.
Снегопад прекратился, и солнце, будто вытертое от пыли влажной тряпкой, засияло особенно ярко. Они почти не разговаривали. Дорога виляла в коридоре елей. Лесной массив сменился открытым пространством. Справа показались крыши домов, из труб серпантином вился дымок. Начали встречаться местные жители, туристы в ярких прогулочных костюмах, лыжники.
Марсель что-то крикнул вознице – Галя, ослепшая от яркого солнца, опьяневшая от скорости, как будто очнулась.
– Возвращаемся?
– Обязательно. Только сначала надо бы подогреться. Пусть нынешний воздух целебный, но и морозец сегодня хорош. Заглянем кое-куда, глинтвейну закажем. Подогретое вино с пряностями – для нас сейчас лучше не придумаешь. Будьте любезны – не возражайте. Многоуважаемый доктор Бодмер, сами знаете, красное вино одобряет. И вообще, старших надо слушаться.
Лошади перешли на рысь. Теперь они ехали вдоль выстроившихся в шеренгу деревянных домов под покатыми крышами и остановились перед крыльцом двухэтажного дома с высоким крыльцом. Гирлянды из еловых ветвей, увитых золотистыми и серебряными нитями, яркими шарами, красными и голубыми бантами, украшали фронтон.
– Похоже, тут продолжают отмечать Рождество, – озираясь, сказала Галя.
– Здесь каждый день праздник. Войдемте.
Звякнул входной колокольчик. Они как будто очутились внутри видавшей виды шкатулки. Занавеси, диваны, кресла – кругом поблекший, с залысинами потертостей бархат. Помещение было наполовину заполнено. Люди, по большей части мужчины, потягивали пиво, разговаривали. Молодая женщина с ярко-рыжими волосами и алым, будто в крови, ртом, скрестив на груди руки, следила, как четверо мужчин в углу играли в кости.
Марсель потянул Галю к пустой стойке бара. Опустив голову, Галя последовала за ним. Весь ее облик выражал растерянность и чуть ли не испуг. Посмеиваясь, Марсель оседлал высокий табурет. Галя остановилась в нерешительности. Она никогда не была в подобных заведениях и чувствовала себя неуютно.
– Не тушуйтесь, барышня, вы не у тетушки в гостях. Здесь вас никто не знает, да и вам ни до кого нет дела, – сказал он и, глядя поверх ее головы, крикнул: – Гарсон, глинтвейну кувшин и две кружки.
Галя сидела на краешке табурета, вжав голову в плечи, и время от времени неуверенно озиралась вокруг. Марсель наполнил кружки и одну из них подал ей. Галя вздрогнула, словно очнувшись от глубокой задумчивости, и медленно протянула руку. Глинтвейн оказался терпким и пряным, а главное, горячим – именно таким, какой сейчас ей было нужно. Большими глотками Галя выпила всю кружку, и тут же она вновь оказалась наполненной. Кто-то поманил Марселя из другого конца зала – как оказалось, рыжая женщина с алыми губами.
Глядя ему вслед, Галя подняла голову, и ей показалось, что все глаза находящихся в зале мужчин впились в нее: разговоры смолкли, игра в карты прекратилась. «А ведь я красивей всех женщин, что бывают здесь, – подумалось ей, – или, может быть, моложе. Наверное, они считают меня особенной». И эту мысль, выразившуюся у нее в лице, прочел молодой парень с пшеничной челкой на лбу, что сидел к ней лицом. Его тусклые глаза обрели блеск, лицо как будто ожило. Он встал, прошел куда-то в глубь зала. Заиграла музыка.
Галя сделала движение – точно ей хотелось соскользнуть с табурета, выскочить из обитого бархатом пространства, глотнуть отрезвляющего морозного воздуха, но светлоглазый блондин уже поймал ее за руку. Она попыталась возразить, но ее губы сами собой растянулись в улыбку. Парнишка был хорош: идеальной формы брови, чистый открытый взгляд голубых глаз под темными ресницами. Он мягко перехватил ее кисть так, что ее ладонь оказалась на его ладони, потянул, повел за собой. Другие пары тоже затоптались рядом. Граммофон гремел, ее ноги двигались сами собой. Галя чувствовала его горячие потные ладони, одну – своей рукой, другую на талии. Время от времени он что-то выкрикивал, но она не понимала его слов и только улыбалась в ответ. Ее трогала его галантная сдержанность, с которой он стыдливо вспыхивал, как только его нога в грубой штанине касалась ее ноги под подолом шерстяной юбки. Он танцевал, улыбаясь, и наконец она поняла, что он говорит: «Как странно видеть такую девушку здесь… Таких девушек здесь не встретишь…» Галя кружилась в его целомудренном объятии, всей своей женской сущностью ощущая, что приводит его в трепет. Что это, обман зрения или в уголке его глаза заблестела слеза?
Пластинка закончилась, они молча, не отрываясь друг от друга, застыли посреди зала, потом заиграла следующая, они снова начали танцевать. Теснее обняв друг друга, они скользили по отполированному до пролысин крашенному коричневой краской полу, по инерции сделав несколько поворотов после окончания мелодии.
– Ну что ж, нам пора. – Марсель одним движением оттеснил тяжело дышавшего парня и повел Галю к выходу. Уже в гардеробной, опуская руки в рукава протянутой шубы, она кинула взгляд в зал. Ее недавний партнер вскинул руку в прощальном жесте. Он смотрел на нее, но взгляд его уже был тускл, во всем его облике – не сожаление или печаль утраты, но холодная отстраненность. Еще недавно они были единым целым, парой, сейчас же между ними пролегла пропасть отчуждения.
Исчез из виду дом с праздничной гирляндой, осталась позади деревенька. Полозья саней легко скользили по заснеженной дороге, отороченной по бокам мохнатыми елями. Посеревшее в сумерках небо казалось таким низким, что казалось, протяни руку – коснешься кончиками пальцев.
– Вы, Гала, очень интересная девушка. Жаль, что мне завтра уезжать. Хотелось бы узнать вас поближе.
Широким жестом Марсель обхватил ее за спину, прижал к себе: на близком расстоянии в его дыхании чувствовался алкоголь – не легкий, как от вина, другой, вероятно, он пил нечто крепче, чем глинтвейн.
– Может, подаришь мне праздник напоследок, Gala?
Она увидела его потемневшие глаза прямо перед собой, инстинктивно дернула головой в сторону и тут же почувствовала, как его мягкие теплые губы, коснувшись ее шеи, обхватили нежную мочку ее уха. Она слышала его учащенное дыхание, ощущала влагу его скользких губ и вдруг начала дрожать, как скаковая лошадь перед забегом, – она чувствовала, как в ней поднимается странное, неведомо откуда взявшееся возбуждение и в то же время необоримое отвращение. Вытянув перед собой руки, она оперлась о его грудь, оттолкнула.
– Как вы смеете!
Он отстранился от нее. Галя видела его лицо: застывшее, как поверхность пруда за ледяной толщей, и только пунцовые губы кривились в едкой усмешке.
Галя почувствовала себя неуютно. Зачем она здесь? Почему этот для нее чужой человек рядом? Все показалось ей нелепым: санная прогулка, танец с местным парнем, странный будоражащий поцелуй… Она притронулась рукой к прохладной мочке своего уха. Отчего-то ей вспомнилась женщина с яркими, будто измазанными кровью губами.
– Кем вам приходится женщина, с которой вы разговаривали там? – Она махнула рукой куда-то в сторону.
– Вы это о ком? – неожиданно бодро подхватил разговор Марсель.
– Ну та, в таверне.
– Ах, вы о Мисси? Я не думал, что застану ее. Мы… ну как вам, барышня, сказать… мы просто знакомые. Кстати, Мисси тоже русская. Лечилась где-то здесь поблизости, а как выздоровела, не нашла в себе силы вернуться домой.
– Как так?
– Очень просто. Думаете, мне не страшно возвращаться? В этих горах жизнь воспринимается совсем иначе, чем там, внизу. Мы начинаем относиться к своей особе, к своей уникальной жизни как к чему-то ценному. Тот, кто смотрел в глаза смерти, не будет цепляться за всякие условности, предписанные обществом. Пока живешь здесь, обретаешь умиротворенность. Всякую малую радость воспринимаешь как дар небес. – Он посмотрел на нее глубоким, обволакивающим взглядом. У нее достало смелости не отвести глаз. – Я восхищался вами, пока вы танцевали. Танец – это как заниматься любовью: либо отдаешься полностью, либо не получаешь удовольствия. – Приблизив свое лицо к ее лицу, он прошептал, перейдя на тот интимный, доверительный тон, что сделал его переход на «ты» вполне естественным. – Мы с тобой из одной стаи.
– Достаточно на сегодня пошлостей, – передернула она плечом, но ее ярко блестящие, будто отражающие свет луны глаза говорили о заинтересованности.
– Разве тебе не хочется наслаждаться жизнью в полной мере?! Я же вижу, что ты не из тех, кто смиряется. И не дура, чтобы выдувать мыльные пузыри. Иллюзии – те же пузыри с красивой, играющей всеми красками, но очень тонкой оболочкой. Бах, и нет ничего, только брызги, как от плевка.
Он смолк. По наступившей напряженной паузе она поняла, что он готовится сказать ей нечто важное.
– Ты знаешь, что стало с твоей подружкой? Как ее звали… С круглыми такими глазами, как у совы. Она еще письма домой каждый день отправляла.
– Вы о ком? О Лиде?
– Ну да, наверное, ее так звали. Лида… Лучше, если ты от меня узнаешь. Я просто хочу, чтоб ты все правильно поняла.
Галя глубоко вдохнула: лесной свежий запах окружал ее – тяжелые ветви елей, занавесями ниспадающие в темноте, источали слабый хвойный аромат. Ей вдруг вспомнились еловые ветки, следами лапок оставленные на московской утрамбованной многими ногами снежной дороге после похорон одноклассницы.
– Живешь, мучаешься, страдаешь или, наоборот, веселишься и радуешься, а потом… гвозди по деревянным доскам – и ничего, пустота, – задумчиво произнес Марсель. – Как ты думаешь, что нас ожидает после смерти?
– Лида умерла? – догадалась Галя, и все ее тело сжалось, как в ожидании боли.
– Ты верующая? Я видел на тебе крестик. Помолись за нее. Наша Лида сейчас в чистилище.
– У православных нет чистилища. Лида – наивная душа, таким уготовано место в раю, – неуверенно произнесла она. – Когда ее не стало? Почему от меня скрыли?
– Пока жив – смерти нет, а когда мертв… кто знает, что там, по ту сторону? Но я вот что хочу тебе сказать… Лида была обречена, она только передвинула стрелки часов чуть-чуть вперед. Знаешь, тут неподалеку есть горный ручей, он и зимой не замерзает. Похоже, она удрала тайком из санатория да заблудилась. Как угораздило ее свалиться в ручей – непонятно. Несколько миль в мокрой одежде – и без бацилл можно богу душу отдать. Никто не видел, как она вернулась. Утром кинулись – она без сознания. В общем, ее даже не успели в больницу отправить. Этой ночью, чтоб никто из постояльцев не увидел, ее переправили в морг.
– Лида умерла, – похолодевшими губами повторила Галя, прислушиваясь к самой себе. В ее душе, на самом дне, зародилось ощущение страха, гулкого, темного, скручивающего в спираль. Как будто поняв ее состояние, он взял ее за локоть, заставил посмотреть в свои блестящие глаза.
– Мы с тобой – из другой стаи, – повторил он чуть ли не весело. – Хочешь узнать главное лекарство от всех напастей? Незапатентованное, но помогает как ничто другое. Любовь. Да-да, не боюсь быть банальным, но это именно так. Только я не о том чувстве, что пробирает до самых печенок, нет. Игра, легкий флирт, телесные дела… Все, что помогает прогнать скуку и заставить забыть ту жизнь, – он махнул куда-то в сторону. – Главное правило выживания – научиться смаковать приятные моменты здешней жизни и на время перестать заботиться о будущем.
– Лида мечтала выйти замуж. Она доверилась мне, рассказала о своей мечте…
– Вы о Мишеле, клерке ее отца?
– Вы знаете?
– Об этом знают все.
– Он женился на другой, – вдруг сказала она, сама поразившись своему открытию. – Левицкий, Мишель Левицкий… Да-да, он женился на ее кузине.
– Понятное дело.
– Вам понятно? Он был обручен с Лидой. Своим вероломством он убил ее. Лида так его любила…
– Ты уверена? Была ли та самая неземная любовь? Может, то была игра ее воображения, тот самый мыльный пузырь? Пух – нет ничего. У тебя есть жених? – вдруг спросил он.
– Есть, – зачем-то соврала она.
– Допустим, – хмыкнул он. – Теперь попробуй сказать, какого цвета у него глаза, какой формы нос, брови. В лучшем случае ты сможешь вспомнить его фотографический портрет в рамке, что держишь, опять же, чтобы не забыть, у себя на тумбочке. Время стирает наши прошлые впечатления, как ластик карандашный набросок. Молодой мужчина предпочел поблекшим воспоминаниям реальную теплую женщину. Было бы неестественным как раз обратное.
