Римские каникулы Генки Розена

Энвер Чарыев

Римские каникулы Генки Розена

Глава 1 Чемоданы и дорога

Мне было четырнадцать, но я всем говорил: «Мне семнадцать». Смешно? Может быть. Но на этой дороге детство отваливалось, как ненужный багаж.

Мы выехали из Одессы втроём: я, мама и папа. С нами – четырнадцать тяжёлых чемоданов. Там были и наши личные вещи, и «заначка на будущее» – дублёнки, простыни, фотоаппараты, то, что потом можно будет обменять или продать.

Первой остановкой был Брест. Перевалочный пункт для всех еврейских эмигрантов. Там стояла настоящая человеческая каша: кто плакал, кто ругался, кто искал знакомых, кто торговал прямо на перроне. Жулики и проходимцы вертелись, как мухи на мёд: предлагали «обменять рубли на доллары», «помочь с документами». Если не знал правил – могли обчистить за минуту.

Я тогда впервые понял, что нужно держать чемоданы крепко и всё время оглядываться. Отец шептал: «Не разговаривай лишнего. И смотри в оба».

После Бреста была Вена. Там тоже был свой перевалочный пункт – почти целый город внутри города. В гостиницах и лагерях ютились семьи из всех концов Союза. Каждый что-то продавал или менял: кто-то палех, кто-то иконы, кто-то меха. По коридорам шли разговоры: «Кому Канада? Кому Австралия? Кому Америка?» Всё решалось через бумаги и знакомых.

В Вене было ощущение ярмарки судеб. Люди ждали виз, слушали слухи, спорили, куда лучше ехать. Там я впервые услышал слово «транзит» – оно звучало скучно, но означало целый новый мир.

А потом нас отправили в Италию. В Рим.

И вот там началась настоящая история. История про бензоколонки, бары с настольным футболом и про то, как я учился быть взрослым.

Но обо всём по порядку…

Глава 2 Почти Австралия

На самом деле всё могло сложиться иначе.

Поначалу нам светила Австралия. Бумаги были готовы, даже билеты обещали выдать в ближайшие месяцы. В лагере говорили: «В Австралии тепло, кенгуру скачут прямо по улицам, и море рядом». Казалось бы, живи и радуйся.

Но мама получала письма. Из Нью-Йорка, из Бруклина. Половина Одессы уже осела там – дяди, тёти, знакомые. Писали прямо и без обиняков:

– «Люся, если уедете в Австралию – пропадёте для нас. Там конец света. Далеко. Никто вас не увидит».

Мама положила письма на стол и сказала твёрдо:

– «Мы едем в Америку».

Чиновники крутили головами:

– «Как в Америку? У вас одобрен выезд в Австралию. Вот билеты – езжайте».

Но мама не сдавалась. Ходила по кабинетам, добивалась пересмотра.

И пока бумаги «перешивали», мы жили в Риме.

Жили так, будто этот город стал нашим университетом.

А я тем временем учился главному уроку: мир можно повернуть, если верить и не бояться.

Глава 3 Лагерь на окраине Рима

Лагерь, где мы жили, был похож на огромную коммуналку. Когда-то это были казармы – длинные коридоры, высокие потолки, стены с облупившейся штукатуркой. Теперь здесь поселили нас, эмигрантов.

Комнаты маленькие, с железными кроватями и матрасами, которые скрипели при каждом движении. На семью – четыре-шесть коек, шкафчик, тумбочка. Окна выходили во двор, где с утра до вечера висело бельё на верёвках.

Вода была по расписанию. Душ – общий, с вечной очередью. Иногда мы стояли по часу, чтобы просто смыть с себя пыль и жар римского дня. На кухне – длинные столы и огромные кастрюли. Дежурные готовили макароны, рис или курицу. Всё бесплатно, но всегда одинаково и скромно. Хлеб выдавали по буханке на семью. Иногда привозили сыр или яблоки – тогда это был праздник.

Вечером люди собирались в столовой. Кто-то пел под гитару, кто-то читал письма из Америки вслух. Но чаще говорили шёпотом, обсуждая новости: кому дали визу в Канаду, кто уезжает завтра в Австралию, кто надеется прорваться в Штаты. Слухи ходили быстрее, чем объявления в лагере.

Для взрослых это было тяжёлое время. Они сидели без работы, получали крошечное пособие, которое не покрывало даже базовых нужд.

Многие чувствовали себя беспомощными. Но для нас, подростков, лагерь был как большой двор – шумный, полный разных людей и историй.

И вот в этом шуме жил я – Генка. Настоящий еврейский мальчик: отличник, любитель математики и истории. У меня за плечами было семь лет музыкальной школы – я играл на скрипке и даже мог исполнять Баха или Моцарта наизусть. В лагере, правда, скрипки у меня не было – мы её не взяли в дорогу. Но музыка жила во мне: я часто отбивал ритм пальцами или напевал себе под нос.

Учёбу я не бросал. В лагере работали временные классы: английский, немного итальянского, математика, история. Учителя были из наших же эмигрантов. Математику я щёлкал, как семечки, а историю слушал, затаив дыхание. Мне казалось, что сама моя жизнь превратилась в исторический урок: мы – часть большого исхода, часть новой страницы.

Но жить было нелегко. Мы всё время ждали – бумаг, виз, новостей. Ждали, когда скажут: «Собирайте чемоданы, вы летите». А пока – лагерь, столовая, макароны и очереди. И вот там, в этой серой повседневности, я начал искать своё место.

И однажды я его нашёл. Но не в школе, не в столовой и не в очередях.

А на улицах Рима.

И именно там началась моя настоящая история…

Глава 4 Одессит в Риме

Рим 1976 года был не таким, как на открытках. Не только Колизей и древние руины, не только фонтаны и туристы. Это был шумный, живой, упрямый город, в котором кипела своя жизнь.

Утром улицы просыпались вместе с запахом кофе. Итальянцы выбегали из домов, забегали в бар на углу, заказывали крошечную чашку эспрессо, выпивали её залпом прямо у стойки и бежали дальше. Никто не сидел часами с кружкой, как в Союзе. Кофе был как вдох – быстро и в точку.

Первая чашка.

Однажды я тоже зашёл в такой бар. Маленький, весь в зеркалах и медных ручках. Бармен посмотрел на меня, щёлкнул рычагом, и через секунду передо мной стояла крохотная чашечка с густым чёрным напитком.

Я сделал глоток и обжёгся. Сердце подпрыгнуло, глаза раскрылись. Это было совсем не похоже на чай из лагерной столовой. Это был настоящий вкус города – сильный, горький, бодрящий. С того дня я понял: кофе – это тоже язык. Язык, на котором разговаривают римляне.