banner banner banner
Охота на единорога
Охота на единорога
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Охота на единорога

скачать книгу бесплатно


Sincerely yours,

professor Fon Tse.[2 - Здравствуйте, дорогой коллега!Мне порекомендовал к Вам обратиться профессор Жуль Лаплас, руководитель кафедры истории среднего востока вашего университета. Мы с ним являемся научными оппонентами по поводу одной исторической находки, средневекового арабского романа. По его мнению, это ловкая подделка. До меня дошли сведения, что в Ираке найден еще один список. Я хотел поехать исследовать его, но, к сожалению, мой возраст не позволяет мне сделать этого.Я предложил заняться этим Жулю, но он категорически отказывается. Он боится испортить свою научную репутацию. К сожалению? здесь в Японии мало экспертов в области среднего востока. Я смог найти спонсоров на телевидении, у меня есть единомышленник в Лондоне профессор Адамс, но он тоже в данный момент не может туда поехать. Мы предлагаем вам поучаствовать в этом проекте, как специалисту по арабскому мире.Искренне ваш профессор Фон Це.]

На следующее утро Сергей, держа в одной руке круассан, просмотрел письмо еще раз, но все равно мало что понял.

Он поехал в университет, чтобы там, на месте расспросить обо всем коллегу Жуля.

Серж был очень мрачен. Потому, что – часто бывал мрачен. Он вообще-то угрюмый тип – для окружающих. Для самого себя – просто печальный. Ему было совсем не до работы. Он хотел разобраться в себе. Главным образом понять: почему подруга ушла к другому? Беззубому, но богатому.

Даже не разобраться. А перелистнуть или лучше вырвать эту страницу из своей жизни, чтобы ее вовсе не было. Как оказалось, она ему всё же – не верна. И это долго ожидавшееся (практически со дня женитьбы, если не раньше) событие – его сильно огорчило. Хотя уже целый год от неё воняло другим мужиком. А этот другой как-то на редкость вонюч.

«Окончательный разрыв, – вспоминал он, представляя, что рассказывает все это Мариам, в то время как за окном электрички мелькали парижские виды, – «время ч» семейной жизни случилось в её день рождения, ей стукнуло 34. Накануне от неё всё так же воняло дурной, плохо выделанной мужской кожей. Но – день рождения. Это обязывало. Я купил в магазинчике на площади Пантеона ангелочка. Маленькую раскрашенную фигурку девочки, собирающей в подол платьица звёздочки. А, приехав, домой обнаружил, что дарить подарок – некому. Не было ни её, ни детей, они уехали встречать день рождения к шефу.

Нужно было что-то предпринимать. Я сходил к соседу Валери, попросил его присмотреть за нашей собачкой, рыжей длинношерстой таксой. А сам – поехал к маме в Сан-Тропе. Мне хотелось куда-нибудь. Прочь от оскверненного жилища. Я был очень мрачен»…

На вокзале в тот раз его посадили в полупустой вагон и вскоре к нему вошли двое попутчиков. Как ему показалось. Вскоре выяснилось, что попутчица – будет только одна. Её провожал муж, по виду араб, который никуда не ехал. Пассажирка – уселась напротив. Он читал газету и пил пиво. Ей было лет тридцать. Она была небольшого роста, пышненькая, с узким тазом и большой грудью.

Вскоре она развернула бутерброды. Не нужно быть провидцем, чтобы понять, чем станет заниматься сосед по купе, он подумал: сейчас она достанет провизию, и она её достала. Заметив его взгляд, он совсем не был голодным, просто глаза скользили по замкнутому пространству купе, она предложила ему бутерброд. Он вежливо отказался и, в свою очередь, предложил ей чипсы. Она взяла пластиночку и, положив её в свой маленький рот, тихонько пожевала.

Кажется, вслед за этим он произнес дежурную игривую фразу, которую говорил не раз:

– Акуна матата?

Конечно же, она не поняла, поскольку не знала суахили. Он этот язык тоже не знал, но фразу «как дела?» – освоил.

Они разговорились. За несколько часов беседы он выяснил, что Ирэн, так звали попутчицу, едет отдыхать. Она замужем, двое детей. Её провожал муж, которого он совершенно не запомнил. Это был крупный черноволосый тип. Во второй части их непродолжительного купейного знакомства, которое прервалось через несколько часов, в тот момент, когда поезд довёз его до Ниццы, он узнал, что Ирэн – не живет с мужем как с мужчиной – уже полгода. Соответственно он ей тоже поведал о самом наболевшем. О том, что бежит от жены в командировку, что у супруги сегодня день рожденья, но они проводят его вдали друг от друга. И совсем не оттого, что так принято в богемных кругах. От боли.

В поезде было довольно холодно. И вообще всё располагало к сближению. Незамысловатое предложение «потрогать замерзшие ладони». Простая идея пересесть на её сторону и со смехом помассировать – для того, чтобы согреться – и всю её полненькую фигурку. Он, кажется, стал проще, и люди, кажется, вот-вот во мне потянутся. Ладони у неё были – довольно большие. А когда она целовалась – широко открывала рот.

Поскольку никого больше в купе не подсаживали, а терять ему было совершенно, казалось нечего, всё самое дорогое в жизни – уже потерял, то он перешёл к активным действиям. Впрочем, что значит «активные действия» в его исполнении. Это попытки робкого кролика. Лапая её за все места, пытаясь проникнуть под тугой бюстгальтер, он предлагал ей – обменяться телефонами и встретиться вновь – в более приличной обстановке. Хотя обстановка была – довольно неплохая, в купе они одни. Если бы у неё не вырвалось ироническое: «Ты хочешь, чтобы я сама попросила!?», он бы не решился продолжать попытки.

«Никогда я не считал себя „донжуаном“, – подумал он. – Хотя интерес к противоположному полу возник у меня довольно рано, лет в пять, но нельзя сказать, что этот интерес – подвиг меня на какие-то практические действия. Я вообще-то мечтатель. Но просто нам обоим вне зависимости от гражданства и национальной принадлежности вдруг стало жарко. Я осилил таки застежки лифчика. Нельзя сказать, что впервые. Но это всегда – словно впервые и это мне даётся так нелегко. Её большие груди вывалились из жестких чаш. Я знал, что делать. Знал это уже сорок лет, потому, что первым делом, появляясь на свет, человек делает это. Вот и я – припал к её соскам, большим и тёплым»…

Он вспоминал, как ему и самому становилось всё теплее. Он снял куртку, рубашку. Её ладонь залезла к нему под оставшуюся для приличия майку, и она захихикала. А, нужно вам сказать, что в том сезоне у него кроме «акуна мататы» был ещё один дежурный прикол, он, описывая свою внешность, уделял особое внимание широкой груди, густо поросшей седыми волосами. Так вот, нащупав его кожу под майкой, Ирэн обнаружила там торс, густо покрытый каштановой растительностью, чей цвет она естественно не могла определить в темноте. Он ей рассказал.

Они похихикали вместе, а затем он стал шарить по ней, добираясь до заветного, очень приятного местечка у неё между маленьких пухленьких ножек. Но как он ни старался, никак не мог добраться до знакомого мягкого, теплого и влажного места. Ладонь с шелудивыми пальцами – натыкалась на прокладку. Прокладка на каждый день. Она в телевизионной рекламе, она же и здесь!

– Ничего не получается? Правильно, она же на липучках, – прошептала Ирэн. Это было сказано в отместку за обещанный, но необнаруженный «торс, густо заросший седыми волосами».

– Подожди, я тебе помогу, – сказала она и ловко избавилась от прокладки, предоставляя дальнейшее ему.

Дальше уже ничего не оставалось, как соединиться. Он был готов. Судя по всему, и она тоже. А вдруг к ним всё-таки подсадят попутчиков? Он опустил со щелчком специально для этих целей предусмотренную щеколду в левом верхнем углу двери, и дверь, с этой выпирающей щеколдой, стала чем-то походить на него. Ну, всё, теперь им ничего не мешало. Как бы невзначай появилась из портфеля коробочка презервативов. «Штучки» – так их обычно называют женщины. Но сначала он вошёл в неё – безо всяких штучек.

«Я был так благодарен моей новой знакомой, – вспомнил свои ощущения Серж, – с которой столь стремительно сблизился, что сначала поставил её голую между сиденьями и принялся вылизывать то местечко, которое было только что надежно защищено от всех посягательств прокладкой на каждый день. Оно было только самую малость, слегка покрыто мягкими волосиками. Потом я положил её на спину и вошёл в неё. Легко и желанно. В первый, и, наверное, в последний раз я делал это под стук колёс, в полной темноте – как она захотела, только отраженным из окна светом – поблескивали внизу подо мной её глаза»…

Потом они оделись и стали мёрзнуть. А ещё через пару часов поезд подкатил к вокзалу Ниццы. Они обменялись телефонами и расстались. Но он был уверен, что они увидятся еще, поскольку расставаний – вообще не существует.

Так оно и случилось. Он позвонил ей в южную гостиницу. Потом месяц спустя она вернулась в Париж и сама ему позвонила. Они договорились встретиться в кафе.

Он едва узнал ее. Оказывается, ей было не тридцать, только двадцать восемь лет. Она была его на четырнадцать лет моложе. Они стали встречаться. В первый раз это случилось в гостинице.

Выяснилось, что у нее просроченный паспорт и ему пришлось оформлять гостиничный номер на свой. Потом с ними заговорил нахальный швейцар, вымогавший на чай. Она была взволнована. Прятаться, как шпионке было ей очень непривычно. Но зато они, наконец, были одни и даже не в купе поезда. Сначала поднялись в номер, она долго приходила в себя, потом выяснилось, что ней было черное белье, а вообще – минимум одежды.

Но у них было очень мало времени. Он предложил ей успокоиться и прийти в себя уже под одеялом. Ведь именно под одеялом мы прячемся от всех жизненных невзгод. У нее были большие мягкие груди, все тот же узкий таз, и она все так же широко открывала рот. Она должна была поехать на свадьбу знакомых, прикатила к нему прямо из парикмахерской, потом от его прически не осталось и следа…

Но она не смогла добиться оргазма. Он огорчился. Предложил попробовать еще разок, но ей уже нужно было срочно ехать.

– Один ноль, – сказала она ему на прощанье.

Они договорились встретиться в сауне. Это ей понравилось больше. Сауна тоже была сравнительно неподалеку от ее дома. Она выпила немного мартини, он ничего не пил, потому, что был за рулем. Сауна была довольно приличного вида, но в туалете уже лежали коробочки из-под презервативов. Вообще-то считается, что сауну и секс здравомыслящие люди – не соединяют. Но они только чуть-чуть погрелись и занялись любовью. Он шептал ей: «Я люблю тебя». Она ему отвечала: «Я тебя хочу»…

Вот, наконец, его остановка. Он вышел из вагона, из метро, дошел до университета. У входа – группы студентов, через которых необходимо было протиснуться.

Он поднялся к себе на кафедру. Профессор Жуль Лаплас, руководитель кафедры истории среднего востока, его старый приятель беседовал со студентками – предметом их совместного чисто теоретического интереса.

Увидев, его он с ними распрощался и с улыбкой подал Сержу руку:

– Sa va?

Серж протянул ему письмо.

– Ну, это полная чепуха, – сказал Жуль, – я еще двадцать лет назад писал об этом романе. Он интересен только в графе «история подделок». Ну, знаешь эта ваша русская «L'Histoire sur le rйgiment Igor» и так далее.

– Он пишет, есть какие-то новые данные, – сказал Серж.

– Ну, какие могут быть новые данные в Ираке? – воскликнул Жуль. – Это же дальняя провинция арабского мира!

– И колыбель человечества. А что за Фун Цы? – спросил Серж, не желая спорить, хотя он тут же вспомнил про Вавилон, Александра Македонского и Насреддина.

– Фон Це? Старичок. Ему лет девяносто. – Сказал Жуль. – Большой эрудит. Он толи китаец японского происхождения, толи японец китайского. Ни там, ни там его не любили. Но он – пережил всех своих недоброжелателей и теперь как священная корова.

– Так что ты мне посоветуешь, съездить туда? – спросил Серж. – Я ведь намеревался лететь в Лаос.

– Не знаю, – ответил Жуль. – Я может быть, и сам поехал бы в Багдад, но у меня плохой разговорный арабский, читаю-то я хорошо, а вот общаться без переводчика практически не могу. Я и с французами в последнее время не могу общаться без переводчика. Боюсь, от меня там будет мало толку.

– Хорошая ученость рождается от хорошего дарования; и надо хвалить причину, а не следствие, лучше дарование без учености, чем ученый без дарования. У меня все наоборот, – сказал Серж, – я читаю с трудом, а говорю как араб.

– Поэтому я тебя и порекомендовал, – похлопал его по плечу Жуль. – Лаосская долина кувшинов она никуда не денется.

– А Ирак? – не понял Серж, – куда он денется?

– В Ираке могут быть разные события, – ответил Жуль со значением. – Ну, ты знаешь…

– Да я же не интересуюсь политикой, – сказал Серж.

– Ну не до такой же степени. В общем, сам решай. Я могу дать тебе французский перевод. Предполагалось, что это будет издано, но что-то помешало. Да, кстати, есть и русский текст. То, что сначала научная общественность получила так называемый «русский перевод» и вызвало у всех большие сомнения в аутентичности. Хотя Фон Це считает, что к этому документу имеет отношение ваш Griboedof…

Пойдем, я дам тебе этот манускрипт. Точнее ксерокопию с него.

Он порылся в своем шкафу и вынул пухлую папку:

– Какую тебе, русскую и французскую версию? – спросил Лаплас, – русская еще с «ятями»!

– Ну, давай русскую, – сказал Серж, – это интересно.

Он сел за свой стол и развязал шнурок папки.

Глава 3

«Охота на единорога»

Предисловие

События, описанные ниже, по-видимому, имеют реальную основу. Это именно «события», а не плод легкомысленной фантазии, как может поначалу показаться. Сделать такой вывод заставляют имеющиеся в нашем распоряжении материалы, которые, возможно, историком будут истолкованы иначе. Но специалист их еще не видел. Как и многого в наших архивах. А именно там найдена рукопись, написанная неким российским любителем. Она, судя по официальным пометкам, кочевала сначала из губернского хранилища в областное; потом опять в губернское, но никого не заинтересовала. Только лишь, в результате этих пертурбаций, лишилась значительной своей части. Ныне еще труднее установить имя человека, переведшего с арабского (со значительными, вероятно, вольностями), некий древний текст.

К публикатору рукопись попала случайно. Разыскивались материалы, относящиеся к деятельности видного ученого востоковеда N. N. Ost-a, но руке N. N. она точно не принадлежала. Более того, по ряду признаков можно предположить, что N. N. ее и не видел никогда. Впрочем, этого никто и не утверждает.

Среди переведенного текста имелось несколько страничек арабского пергамента с отметками тем же почерком, что и русская рукопись. Поскольку в разрозненных страницах, которые даже не были пронумерованы, не хватало значительной части, мы взяли на себя смелость утверждать, что полный арабский текст так же – безвозвратно утерян.

Таким образом, представляемое сейчас на Ваш суд повествование, есть систематизированная и весьма незначительно дополненная рукопись, которой возрасту – около столетия. Пергаменту – лет пятьсот. В среднем получается лет триста.

Возможно, кому-то покажется, что для научной публикации больше подошло напечатать рукопись в том виде, как она найдена, лишь упорядочив перемешанные листы, или, в восточной традиции, даже ничего не упорядочивая, пуская по весу: то, что большего объема вперед, а то, что меньшего – во вторую и третью очередь. Но мы для того и даем сей комментарий, чтобы отмежеваться от научности.

Это никак не научная публикация. Не являясь ни арабистом, ни историком, я осмелился ознакомить публику с найденной рукописью в той форме, которая мне наиболее близка. А именно – в литературной.

Тем, кто заинтересуется темой и захочет основательно изучить первоисточник, мы желаем успеха и всего наилучшего.

С уважением, Публикатор

Предполагаемое начало рукописи:

Сие повествование не имеет ничего общего с теперешней жизнью, не содержит намеков на какие-нибудь события. Оно занимательно, и не более того. В этом его ценность.

(Глава первая)

Легко и без сожалений расстанемся с докучной повседневностью и перенесемся ненадолго в отдаленные времена, когда в благословенном всемогущим Аллахом Калистане жил Великий Король Асман ибн Таймур. Солнце тогда светило намного ярче, чем теперь, но поскольку почва повсеместно было еще полна юных сил, то покрывали ее сплошь прохладные леса широколиственных деревьев, в тени которых нищие жители королевства, обреченные на ужасающую бедность, не чувствовали ее, довольствуясь теми крохами, что перепадали им между временем созревания колосьев и, наступающим сразу вослед, временем уплаты налогов. Крестьянство, имея дело со злаками, как это свойственно людям, переняло у злаков их безропотную покорность, и само каждую осень представляло собой род урожая, прилежно убираемый сборщиками налогов. Это положение сложилось в королевстве не сразу, но существовало уже так давно, что было не менее привычно, чем сладкий воздух и щедрое солнце. Никому и в голову не приходило, что может быть иначе, потому, что всегда было так.

И везде было так. В соседних странах происходило то же самое, с той лишь разницей, что там доход, получаемый от труда робких дехкан, шел не Асману, а другим владыкам, менее великим, чем король Калистана.

Так на севере, например, правил некогда Шах Исмаил.

Сборщик податей Абдул, крепкий еще мужчина, про которого никак не скажешь, что он пол века назад опоясался мечем, рассказывал своим подопечным, у которых он добродушно изымал все, что находил (или, все, что хотел, потому что он был человек ответственный и, если бы возжелал, то отобрал бы и в самом деле все – подчистую), он рассказывал им про случившийся пятнадцать лет тому назад удачный поход против Шаха Исмаила.

В этом походе Абдул еще мог участвовать и приносить пользу своей могучей дланью, в которой такими ловкими были меч и палица, топор и секира. И опытом. После того похода опыта прибавилось, но, вот беда, в последнее время приходилось все чаще раскошеливаться на знахарей и снадобья. Особенно донимала поясница, застуженная тысячами ночевок на земле. Кроме того, болели глаза, ошпаренные еще тридцать лет тому назад во время безуспешной и бессмысленной семимесячной осады крепости на реке Кабу, где, как предполагалось, скрывался от своего разгневанного дяди, малолетний принц Асман.

Став королем после скоропостижной дядиной смерти, Асман сразу же показал себя мудрейшим правителем. Он построил мавзолей своему умершему родственнику, подобно тому, как дядя перед тем построил мавзолей его собственному отцу – великому Таймуру, – и уничтожил всех дядиных нукеров, до тысяцкого включительно. К счастью для сборщиков налогов Абдула, он никогда не забирался по служебной лестнице выше сотника и поэтому, наверное, теперь мог вспоминать, как в Бишкек приехали гонцы из далекой столицы и, переменив лошадей, тут же помчались обратно, увозя в попоне седую голову их полковника, лицо которого по-покойницки позеленело, когда еще голова дрожала на хилой старческой шее между острых плеч, в то время как он выслушивал приказ молодого короля. Велеречивый и многословный, он в первой части перечислял многочисленные заслуги старого полковника. Но тот не смог его весь осилить, не дослушал, потому, что он был неплохо образован, а самое главное, опытен и понял по витиеватостям – чем сей приказ кончался. Кроме того, весьма красноречиво выглядела украшенная костью и серебром черная шкатулка с последним подарком короля.

Еще более красноречивыми – были запыленные лица гонцов. Они не пожелали даже умыться – их ждали начальники других отдаленных гарнизонов, куда предстояло везти пергаменты приказов и дорогие ларцы черного дерева.

В отличие от некоторых других земных владык, Асман не предавался со страстью какому-то одному занятию: будь то война, чувственные утехи или наука. Меньше всего, по счастью, его интересовала жизнь населявшего страну народа, ибо в те времена единственным видом общения между правящим и пассивным классами, была экзекуция посредством дыбы и, в лучшем случае, плети. Поэтому правление Асмана считалось потом едва ли не самым благословенным теми жителями Калистана, кто был способен различить смену членов правящей династии, тогда как большинство не ведало, чем рознятся Асман II ибн Таймур от Асмана I – его деда. Или, например, от Асмана III, приходившегося сыном славного короля, о чьей жизни ведется сие повествование, он наследовал трон без всяких неожиданностей, в отличие от своего папы, коему, как здесь уже говорилось, пришлось повздорить со своим дядей Ахматом, захватившим власть после скоропалительной смерти Владыки Таймура.

Асман был, подобно многим в этом не лучшем из миров, вынужден стать мужчиной, взяв в руки настоящее оружье, сразу после игрушек и детских забав, вместо них. Он был лишен юности, но, не пройдя этот, положенный каждому человеку отрезок пути, перескочив его, наверстывал упущенное в течение всей своей жизни, постигая уроки первой влюбленности, когда его сверстники, уже остыв ко всему такому, воспитывали детей. Восхищаясь красотами страны, в которой родился, как бы в первый раз её для себя открывая не в семнадцать лет, а в более позднем возрасте, и вовсе не от избытка чувства прекрасного, а оттого лишь, что не переболел этой отроческой болезнью в положенное время. Правда, и страна была хороша, и он был в ней тем, кого обожали все – и прекрасные женщины в первую очередь, так что быть влюбленным в его положении можно было безостановочно. Он позволял это себе не часто, из чего можно сделать вывод о редкостном целомудрии его души.

Он рано убедился в том, что смертен. Дядя Ахмат, баловавший племянника, когда тот был ребенком, и так неожиданно переменившийся после того, как выяснилось, что Владыка Таймур живет последние дни, добрый дядя Ахмат, научивший принца охоте на львов, дядя Ахмат – всего только младший брат умирающего короля – ну какое он имел право даже помыслить о единоличном управлении Калистаном? Ведь на то был единственный сын короля Таймура!

Может быть не ему, не дяде Ахмату пришла на ум мысль на всякий случай прислать принцу отравленного инжира. Разумеется, не ему. Потому, что дядя-то хорошо знал, что принц не любит инжир, и если бы Ахмат решил отравить племянника, он приказал бы сдобрить ядом какое-нибудь другое лакомство.

Асман запомнил навсегда тот час, когда он, то ли по какому-то наитию, то ли просто случайно, ведь он ничуть не был обеспокоен тогда, бросил один плод инжира своей любимой обезьянке, она сидела тут же на ковре на позолоченной цепочке; обезьяна была сыта, и Асман бросил ей плод, просто играя, выбрав самый плотный. Но обезьяна из вежливости, чтобы показать свою преданность принцу, сунула плод за щеку, а потом, побаловавшись и поваляв инжир по ковру, слопала. Через несколько минут она забеспокоилась, потом завопила, заметалась на цепочке. Сбежались евнухи и стража, но маленькое существо с налившимися кровью, вылезающими из орбит глазами, никому не даваясь в руки, стремительно кружило и металось по кругу на своей золотой цепочке пока не оторвало ее, и не подскочило к испуганному мальчику – своему хозяину, забралось к нему на колени и там издохло, обхватив лапками, и пачкая кафтан кровавой рвотой и испражнениями.

В тот же день скончался король, а рано утром другого дня, когда город еще спал, главный евнух увез принца по петляющей среди голых холмов дороге в Багдад, их сопровождал только один телохранитель. Потом, спустя годы, евнух умер естественной смертью в должности визиря, его заменяли другие, но после него, как визири-евнухи, так и визири-мужчины уже не умирали естественной смертью. Правда, многие из них были осыпаны милостями и дарами, любили буйные развлечения, а, развлекаясь, – погибали, – то объевшись чем-либо, то упав с коня на охоте. Но тот телохранитель, что сопровождал принца в неожиданном путешествии, когда они все трое, одетые купцами, но на великолепных конях и опоясанные мечами уезжали в Багдад, остался при Асмане телохранителем и после того, как он стал королем. Не тяготился своей должностью, при том, что был близок к Асману как никто, ничего не просил у него, а когда король предлагал ему дары на выбор, отказывался, прося только одной милости – позволения спать на полу у золоченых дверей королевской опочивальни.

Однако, не смотря на эту, казалось бы, явную преданность, усумниться в коей было нельзя, король ему не очень доверял, считая первого телохранителя глупцом. Король сделался осторожным в борьбе за власть, продолжавшейся три с половиной года и закончившейся победой. Но она изменила и его характер, и тех людей, что находились рядом. Он стал подозрителен. Но, имея трезвый разум, эту подозрительность в себе замечал, и она не поглощала его стремлений, а, наоборот, потихоньку угасала. Исчезнуть ей совсем не давало воспоминание о любимой обезьяне»…

…Да, она ему всегда отвечала: «Я тебя хочу».

Сауна в их отношениях повторилась. На этот раз это была более роскошное заведение, с джакузи. Но вот беда. Оказалось, что, хотя им было приятно общаться, разговаривать, обсуждать что-то, они не совсем подходили друг другу сексуально. Ей не нравились презервативы, и не нравилось быть снизу. Ей хотелось доминировать, и вот, когда она забралась на него сверху, в клокочущей гидро-массажной ванне, случилось то, что должно было случится. Она забеременела при счете 4—2.

Серж понял, что перестал читать и опять думает о своем:

Она ему сообщила про свою беременность во время телефонного разговора. «Я ни за что на свете не буду отговаривать тебя рожать», – сказал он. Однако рожать было невозможно, она ведь по-прежнему не жила с мужем. Сразу бы выяснилось, что она этому гордому арабу, не верна. Ирэн пошла на миниаборт.

Сержу казалось странным то, что он, никогда не изменявший жене, вдруг стал встречаться с замужней женщиной? Это было против его правил. Объяснение было только одно. Психическая связь с женой – была сильнее, чем он подозревал. Только тогда когда бывшая жена его «отпустила» он смог найти подругу.

Но он мучился оттого, что сам невольно попал в положения человека разрушающего чью-то семью. После второй сауны он с ужасом обнаружил, что у него на теле появились какие-то пятна! Не СПИД ли это? Он тут же полетел в больницу, но оказалось, что это был нейродермит – нервное заболевание.

Потом их связь медленно сошла на нет. Он пару раз позвонил ей, она все время была занята. Потом по ее мобильному телефону ответил какой-то мужской голос. Он понял, что больше ей не нужен…

Серж понял, что уже не может читать, хотя и смотрит прилежно на страницы, а думает о своем. Опять об одном и том же.

…Было уже около двух часов дня. Текст показался Сергею забавным: «Он стал подозрителен, – прочитал Серж еще раз фразу. – Но, имея трезвый разум, эту подозрительность в себе замечал, и она не поглощала его стремлений, а, наоборот, потихоньку угасала».

Дальше чтение не шло. Он закрыл папку, намереваясь продолжить потом, подошел к компьютеру и открыл свой электронный почтовый ящик:

«Уважаемый профессор Це!

Ваше предложение показалось мне любопытным. Я посоветовался с профессором Лапласом. По всей видимости, я смогу в ближайшее время вылететь в Багдад. Но получится ли у нас сделать это быстро? Я знаком с главным хранителем Национального музея, мы однокурсники. Но власти? Впустят ли меня? Выпустят ли?»

Он нажал на клавиатуре «ентер», письмо направилось в Токио, где в этот момент было за полночь.

Глава 4

Сергей совершенно не был сегодня занят в университете, но и домой ему ехать совсем не хотелось. Он прошелся по коридору и встретил знакомую ассистентку Шарлоту, подошел к ней улыбнулся, она приветливо подскочила к нему, прервав разговор с кем-то, чмокнула в щеку. Она была высокая, почти с него ростом, черноволосая и смуглая:

– Привет Серж, как дела? – спросила она. – Как Николь и дочка?

– Уезжают в Канаду, – ответил он.

– Одни? Без тебя? – спросила она, сделав круглые глаза, он с печальной улыбкой кивнул.