скачать книгу бесплатно
Дневники Энрида Борисовича Алаева. Том 1
Энрид Борисович Алаев
Вниманию читателей представлен первый дневник Энрида Борисовича Алаева, советского и российского экономико-географа, экономиста, доктора экономических наук, дополненный нарисованными им собственноручно картами и таблицами. Опубликованный без изменений, дневник погружает читателя в эпоху начала Великой Отечественной войны, увиденную глазами пятнадцати-шестнадцатилетнего подростка. Чистосердечное и искреннее изложение мыслей автора о жизни, взаимоотношениях со сверстниками, учебе, трудностях военного времени, своих мечтаний не оставит равнодушными желающих прикоснуться к истории "без прикрас".
Энрид Алаев
Дневники Энрида Борисовича Алаева. Том 1
Дедушка, так вот ты каким был! В жизни мы соприкоснулись с тобой, когда я была еще девочкой, а ты – уважаемым ученым, профессором, до твоего интеллектуального уровня, казалось, невозможно было дотянуться. Но ты никогда не был неприступным. Общаться с тобой было легко, ты мог объяснить сложнейшие вещи простым, понятным языком.
Твоя организованность казалась мне потрясающей. В твоих папках было большое количество газетных вырезок, разложенных по темам, ты записывал каждый свой день: что делал, кому написал или от кого получил письмо, куда поехал, с кем разговаривал и многое другое. Когда мне в руки попали твои дневники, я была поражена в первую очередь гигантским объемом записей и временному диапазону, который они охватывают, а во вторую – тем, с какой тщательностью ты все записывал. Сколько деталей, рисунков, таблиц, карт, заметок, вклеенных писем от друзей или родителей… Даже корешок от хлебной карточки, выданной в сентябре 1941 года! Конечно, о существовании твоих дневников я знала, но с глубокой осознанностью стала читать их недавно и поняла, что это достояние не только мое и моей семьи, но и твоей Родины. Любовь, с которой ты относился к ней, потрясает до глубины души.
Я решилась опубликовать твой первый дневник, написанный тобой в роковые 1941 и 1942 годы, когда ты был еще совсем юным, но уже тогда были заметны твоя невероятная целеустремленность, внутренняя дисциплина, требовательность к себе и чувство юмора. Из твоего дневника я узнала о твоей первой любви; о том, как ты так и не смог передать любимой девушке записку, а потом уехал от нее навсегда; о твоих планах на лето (которые, увы, не осуществились из-за внезапно начавшейся войны); о твоем распорядке летнего дня (подъем в шесть утра, прописаны уборка, обливание, зарядка, приготовление еды, занятия военным делом, французским языком, литературой, чтением и другими занятиями); о твоих друзьях – ты написал кратко заметку о каждом! Я узнала о захватывающей игре «Раздел мира», которую вы с отцом и друзьями сами придумали и которой были серьезно увлечены. Особое место в твоем дневнике занимают удивительные карты. Ты отслеживал каждый день, какие населенные пункты захватывали немцы, а какие наша армия отвоевывала в жестоких боях.
Твоя страсть к географии передалась и мне, как, впрочем, и всей нашей семье. Мне казалось, что если я буду знать географию, то мне будет принадлежать весь мир. А ты – тот, кто заразил нас всех этим невероятным стремлением все узнать, все увидеть, суметь описать и систематизировать. Спасибо тебе за все удивительные подробности твоей жизни! Как трогательно читать о том, как ты берег своего младшего брата, ласково называя его Леонидкой, чтобы он не видел ужасов, которые видел ты! По нескольку часов ты стоял на морозе, чтобы достать хлеба! Как ты рвался из Казани в Москву, даже сделал набросок пешего похода по железной дороге, четко рассчитав, что на это тебе потребуется девять дней. Как ты переживал из-за потери комсомольского билета, как правдами и неправдами вернулся-таки в Москву, но потом поступил работать на военный завод литейщиком, где смена длилась двенадцать часов. И это в шестнадцать лет!!!
Дедушка! Наша семья продолжает расти. У тебя уже есть праправнучка! И все мы, и не только мы, а все те, кому попадет в руки это невероятное повествование о твоей жизни, будем плакать и смеяться вместе с тобой, перелистывая страницы истории, увиденные сквозь призму твоего чуткого восприятия.
Елена Рулева
1941 год
23 апреля
Итак, начинаю свой дневник.
Я учусь в восьмом классе. Мне пятнадцать лет. Учусь ничего – имею грамоты за пятый, шестой и седьмой классы. И сейчас отличник.
Вчера я делал доклад по истории. Тема: «Гражданская война в Соединенных Штатах Америки». Тема интересная, и я рассказал ее здорово.
Сегодня я ходил в зубную лечебницу. Забодали с меня десятку и исковыряли весь рот. Теперь рот уже совсем не мой: он находится под соединенным протекторатом меня, сверлящей боли и противной слюны. И сейчас зуб еще ноет.
Скоро экзамены. Я сейчас повторяю литературу: у нас это самый объемистый предмет. Потом повторю физику, а немецкого, анатомии и математики я не боюсь. Только повторю синусы и тангенсы по геометрии и запомню эту формулу стороны треугольника: b
= a
+ c
– 2ac
24 апреля
Сегодня я очень расстроен. Написал записочку в возвышенном духе Альке, а она, трепло, рассказала о ней Розе Лысовой. Вот женщины! Это про них Пушкин написал:
…И поверяют нараспев
Сердечны тайны, тайны дев…
Завтра я ей скажу в лицо, что она – трепачка.
Пломбу мне сегодня вставили. Но сколько мучений мне пришлось вынести! От бормашины зуб нагрелся, десны горели. Но скоро все кончилось.
– Ну и пломбу я тебе поставила! – не без самодовольства заключила веселый врач. Она заставила всех сестриц заглянуть ко мне в пасть и поглядеть на ее работу.
Завтра я принесу в школу две «Колючки» – наши учкомовские газеты. В одной карикатуре под заголовком «Борис – Черный Мститель» я раскрыл драку Бориса Криволапова из 7б с Бабкиным из того же класса. Вернее, это была не драка, а побоище: этот верзила Криволапов избил Бабкина. «Пойдешь жаловаться – еще получишь!» –крикнул он бедняге, уходя. Из учителей это видела одна химичка Тамара Евдокимовна. Она, наверное, ничего не сказала. Борис и Славка Исаков из нашего класса наводят страх на всю школу.
Чувствую, что мне придется иметь дело с Криволаповым. Но я не боюсь ни финок, ни ударов: я убиваю словом.
Скоро Первое мая. На вечере я с Толей Глазуновым решили прочесть отрывок из «Фельдмаршала Кутузова» Соловьева. Я должен буду выбрать и разработать сцену.
25 апреля
Я начертил крупными буквами на листе бумаги: «Трепло». Когда Алька повернулась ко мне, я ей показал это, указывая на нее. Опять к своей Розе! Опять протрепалась!
– Нет, нет, ты сам, – бросила она мне, когда мы с ней шли в раздевалку.
Я не стал разговаривать. Пришел домой и написал письмо: «Ты – трепачка. Не вздумай отнекиваться. Вспомни, как ты себя вела, и догадаешься. Если кто-нибудь узнает об этом письме, я вовсе с тобой перестану разговаривать». Это письмо я отошлю ей.
Начал готовиться к испытаниям. Сегодня повторил французских просветителей – Вольтер, Монтескье, Руссо и др.
26 апреля
По анатомии я сегодня делал доклад «Размножение и развитие». Весь урок ребята были в приподнятом настроении. Сама Мария Васильевна не скрывала улыбки. Объяснил я, значит, всё как следует. Серьезно. Чтобы поняли.
Вечером кончил чертить топографическую карту нашего будущего многодневного похода. Сделал ее на ять. А внизу написал: «Карта переснята с карты Московской области 1939 г., м. 1 : 300 000. Топограф Э. Б. Алаев. 24.4.41.11.45».
Я вообще неплохой топограф и чертежник. У меня какая-то непреодолимая страсть к географическим картам; их у меня целый каталог. Географией я увлекаюсь давно, карту знаю лучше многих (скажу не хвалясь). Зинаиду Александровну, нашу учительницу (хорошая учительница, между прочим), я мог сколько угодно раз ловить на этом. Но я не выскочка, как Димка Малеев. Молчу.
29 апреля
Это было полной неожиданностью. Нашему драмкружку нужно было выступать с «Братом героя» Кассиля перед младшими ребятами. По совести сказать, мне страшно не хотелось выступать. И я надеялся, что Зенина (Евдокия Власьевна) не придет и спектакль сорвется. Однако Нинка пришла. Пришел и Тореев (Плинтус), и Лукманов (Клементий Черемыш). Все были в сборе.
Начали. Конечно, с первых же слов начали халтурить. Нинка не знала текста, Райка Якупова (Рита Муравская) и Клавка Юрчева (Баратова Аня) сбивались с панталыку на каждом слове. Только малыши ничего не поняли, хохотали и кричали.
Ко второму действию ребята совсем разбуянились. Создавались совершенно новые сцены. Толя, наш старшой, чтобы не сорвать действие (запаздывала Нинка), начал плести про какой-то карандаш. А вместо четвертой картины у нас получилась сплошная галиматья.
Вечером пришел ко мне Толя Глазунов. Стали с ним готовить сцену из «Фельдмаршала Кутузова». Завтра у нас в школе вечер и мы выступаем. Кроме того, я буду говорить монолог Наполеона из этой сцены:
Не будет мира, нет. Мир превратился в призрак.
И надо действовать. Но как?
Тот, кто бездействует, находится в руках
У обстоятельств, глупых и капризных.
1 мая
Сегодня праздник. Боевой смотр революционных сил международного пролетариата.
Когда пришел в школу, наши уже собирались уходить. Я живо схватил барабан – и мы двинулись. Под сковородочный бой наших барабанов наша школа прошла до конца Яузского бульвара и стала. Все, конечно, разбежались. Кто в «ручеек» играет, кто в «жучка». А я должен стоять с барабаном на месте как миленький?
После долгих мытарств я сбагрил, наконец, свою сковороду Клаве Юрчевой. Пошел искать лоток. И тут, у Яузских ворот, я увидел великолепное зрелище – наша Красная Армия в парадной форме. Впереди многочисленного отряда шел пожилой красивый майор с медалью на гладкой груди. Левой рукой он придерживал саблю, правой четко резал воздух в такт шагу. Немного позади шло несколько лейтенантов. А за ними – красноармейцы, в новеньких суконных жакетах с ярко-малиновыми петлицами. Лес штыков был густ, прям, грозен. Мерно прошагав, отряд (наверное, батальон) ушел по направлению на Красную площадь, а в душе у меня стало светло и чисто, сердце наполнилось гордой радостью за нашу славную Красную Армию, за ее командиров!
Спустя много времени наша колонна двинулась. На Старой площади вновь застряли, как всегда. На сей раз я барабан «сдал на хранение» некоему Юдину, из пятого класса. И пошел!
Ребята, составив небольшую группу, играли в «великих людей». Кто-нибудь загадывал личность, другие ему сыпали вопросы:
– Жив?
– Да.
– Умер?
– Нет.
– Мужчина?
– Да.
– Находится в Советском Союзе?
– Да.
– Знаменит?
– Да.
– Писатель?
– Да.
– Лауреат Сталинской премии?
– Да.
– Асеев?
– Да.
Теперь загадывает тот, кто отгадал. Интересно рассказать, как у меня отгадывали Наполеона.
– Жив?
– Нет.
– Давно умер?
– Гм… да.
– В России жил?
– Гм… да.
– Писатель?
– Нет.
– Артист?
– Нет.
Потом немного догадалась Орлова Люся:
– Царь?
– Гм… Да, царь.
Токарев вскочил и остановил всех:
– Обождите, давайте я по очереди буду: Михаил Романов?
– Нет.
– Алексей?
– Нет.
Так они перебрали всех царей России.
Наконец я не вытерпел:
– Да вы спросите у меня, русский он или нет?
И хотя я и сказал, что он – француз, все равно никто не смог догадаться.
Наконец это надоело. Играем в «жучка». Надоело. Ничего не делаем. Надоело. К трем часам терпенье стало у всех трескаться. Все тормошили Карла Семеновича, нашего вожатого: «Скоро пойдем?» – как будто это от него зависело.
К счастью, скоро мы двинулись. Так как шли в «первой колонне от ГУМа», то не только вождей, но и мавзолей-то еле увидели. Еле шевеля ногами, отнес барабан домой, а сам поехал к тете Наде.
Это у нас уж обычай такой: после демонстрации – к Черно-Ивановым. Тетя Надя… однако в кулинарном деле смыслит многое. Я живо напичкался всевозможными деликатесами, поиграл на ихнем дворе в волейбол и смотался домой. Сейчас я черчу топографическую карту. Время – десять часов пятнадцать минут. По топографическому это будет: 1.5.41.22.15.
2 мая
Тратить попусту драгоценное время – это не входит в мои расчеты. Однако сегодня я большую половину дня занят не тем, чем хотел. Мы ездили на могилу к бабушке (кроме плохого, я ничего не могу о ней сказать). Отказаться неудобно. Пришлось невольно ехать.
Вернулся домой я один, с Леней. Наши пошли в гости к тете Вере (мне-то она никто). Сперва хотел взяться за топографическую карту, но потом решил: лучше уж сдать испытания сперва, а потом «кончил дело – гуляй смело».
Немного времени затрачу на важный вопрос. Кем я хочу быть?
