скачать книгу бесплатно
Рыцарь Родриго и его оруженосец
Михаэль Андреас Гельмут Энде
Виланд Фройнд
Рыжеволосый Малыш, которому наскучила однообразная жизнь странствующего кукольного театра, отправляется на поиски рыцаря-разбойника Родриго Грубиана, чтобы стать его оруженосцем. Рыцарь намерен испытать Малыша и даёт ему особое задание. Малыш готов на всё и отправляется в путь. Наткнувшись в один прекрасный день на карету принцессы, он понимает, что это его шанс. И конечно же в достижении своей цели ему никак не избежать встречи с коварным чародеем и огнедышащим драконом…
Михаэль Энде, Виланд Фройнд
Рыцарь Родриго и его оруженосец
© 2019 by Thienemann in Thienemann-Esslinger Verlag GmbH, Stuttgart
© Набатникова Т.А., перевод на русский язык, 2019
© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2019 Machaon®
* * *
В последние годы перед кончиной Михаэль Энде начал писать книгу, которую он назвал «Рыцарь Родриго и его оруженосец». Три готовых главы он отпечатал набело. Но, к сожалению, не завершил работу. Спустя двадцать лет Виланд Фройнд дорассказал историю до конца.
Первая глава,
в которой недостаёт главного героя – причём неожиданно
Среди мрачного Средневековья, в среду, да к тому же в середине ночи, по просёлочной дороге, по лужам и ухабам, тряско громыхала повозка в виде вагончика, влекомая тремя ослами. Бушевала гроза, гром и молнии чередовались с такой быстротой, что уже не разберёшь, какая молния относится к какому грому. Дождь лил как из ведра, и вихри, как водится, в дебрях бушевали.
Когда говорят «среди мрачного Средневековья», это означает время, когда ещё не изобрели электрический свет, то есть ещё до того, как ваши прародители были маленькими детьми. А это невообразимо давно. Тогда не было ни лампочек накаливания, ни автомобильных фар, ни даже карманных фонариков и, разумеется, никакого дорожного освещения. Легко можно представить, как вороно-угольно-смоляно-мрачно было среди ночи на той просёлочной дороге.
Случись на той дороге в этот час какой-нибудь заблудший путник и повстречай он тот вагончик, ему бы ещё издали сквозь молнии и гром был слышен перезвон колокольчиков, подвешенных на упряжь трёх ослов. И он увидел бы во вспышках молний, что вагончик сделан в виде домика на четырёх колёсах, все стенки которого расписаны весёлыми фигурками. На островерхой двускатной крыше торчала жестяная дымовая труба, по бокам были окошки с подвешенными снаружи ящиками герани, а на задней стороне была дверь, да ещё с козырьком. Над окнами с обеих сторон красовалась витиеватая надпись:
КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР ПАПЫ ДИКА
Господин директор, кругленький мужчина, сидел на облучке, закутавшись в огромный дождевик. С его широкополой шляпы капала вода, голова покачивалась в такт громыхания колёс, а круглое румяное лицо казалось дружелюбным и миролюбивым, поскольку он спал и спокойно похрапывал себе под нос. Громовые раскаты ему нисколько не мешали. Так же беззаботно цокали копытами его ослы. Они явно привыкли находить дорогу самостоятельно.
Внутренность вагончика едва освещалась масляной коптилкой, свисавшей с крыши на цепочке. В углу была печурка, на стене висели сковородки, кастрюли и мешалки. Рядом была обеденная ниша со столиком, скамейкой и двумя стульями – всё очень удобно и компактно. В другом углу размещалась двухъярусная кровать, внизу широкая двуспальная, а вверху, под самой крышей, с лесенкой, – полка поуже.
Всё остальное пространство заполняли куклы-марионетки, они болтались, свисая с потолка и с перекладин. Среди них были принцессы и короли, крестьяне и колдуньи, бюргеры и чародеи, были смерть и чёрт, шуты и лошади, драконы, турки и много-много рыцарей. На полу громоздились коробки и ящики, в которых хранились кулисы и мелкие вещи, нужные в кукольном представлении: щиты и сабельки, королевские скипетры, тарелки и деревья, кораблики и стульчики и мало ли чего ещё.
Куклы в мерцающем слабеньком свете казались живыми и покачивались, будто танцевали и болтали друг с другом.
На штанге занавески над обеденным столом сидел настоящий, очень яркий попугай, спрятав голову под крыло. Он спал. На широкой нижней койке лежала мама Дик под одеялом в красную клетку и храпела не менее самозабвенно, чем её муж на облучке, хотя куда изящнее и мелодичней.
Верхнее узкое спальное место пустовало. А дверь в задней стенке вагончика болталась от ветра и постукивала, незапертая. Кто-то, уходя, явно забыл её закрыть как следует.
Внезапно последовал сильный толчок, как будто колёса повозки налетели на камень, и весь вагончик накренился и опрокинулся на бок. Всё с грохотом посыпалось, и мама Дик вывалилась из кровати. Только попугай, вцепившись когтями в штангу занавески, удержался, но висел теперь вниз головой.
– О ужас, сгинь! – проверещал он. – Что такое?
Мама Дик выбралась из-под кучи кукол и громко крикнула:
– Эй, папа Дик, что там стряслось?
Снаружи сквозь бурю послышался голос её мужа:
– Вилли, Долли и Улли, как видно, опять задремали на ходу и въехали в дорожную канаву.
– Эфраим Эмануэль Дик, – гневно ответствовала его жена, – стыдись! Ты сваливаешь всё на трёх невинных ослов, а сам небось как раз и задремал. Как можно быть настолько безответственным!
Когда она называла его полным именем, это всегда было для папы Дика тревожным знаком. Он заглянул через дверь внутрь вагончика и сделал озабоченное лицо:
– Тебе не больно, сокровище моё?
– Не стоит разговора, – ответил попугай. – У Сократа сломалось только пёрышко в хвосте.
– Помолчи, Сократ, захлопни клюв, – сказал папа Дик, – я не тебя имел в виду. Ты не ушиблась, дорогая? С тобой всё в порядке?
Мама Дик выбралась наружу через покосившуюся дверь вагончика. Она была такая же румяная и круглая, как её муж. Из одежды на ней были лишь чепчик и ночная сорочка. Чмокнув мужа в знак примирения, она осмотрела опрокинутый вагончик.
– Ты думаешь, – спросила она, – мы сможем снова поставить его на колёса?
– Придётся попробовать. В этом богооставленном месте вряд ли можно найти постороннюю помощь. К счастью, кажется, ничего не сломалось. Втроём уж как-нибудь управимся. Малышу придётся тоже приналечь. А где он, кстати? Всё ещё внутри?
– Вряд ли, – забеспокоилась мама Дик. – Я думала, он всё это время был с тобой, на облучке.
– Нет, со мной его не было, – озадачился папа Дик.
Они испуганно переглянулись, потом стали кричать на два голоса внутрь вагончика:
– Эй, там! Малыш! Мальчик! Дитятко! Ты где? С тобой ничего не случилось? Скажи хоть что-нибудь, сынок! Ты там живой? Малыш, отзовись же!
– Здесь нет никого, – просипел попугай, – кроме разве что Сократа.
– О силы небесные! – ахнула мама Дик, всплеснув руками. – Где же он тогда? Где мой бедный мальчик? Мы потеряли его по дороге, но где и когда? Что с ним теперь?
И оба стали бегать в темноте и кричать во всё горло:
– Малыш! Мой мальчик! Сыночек! Откликнись, если ты нас слышишь! Куда ты подевался? Вернись, сыночек!
Но единственным ответом им был свист ветра да грохот бури.
Вообще-то мальчика, конечно, звали не Малыш. Он был крещён под именем Анаксимандр Хаструбель Хризостомос. Это имечко происходило из старинной книги рассказов, откуда папа Дик черпал материал для своих театральных постановок. Но такие сложные имена не мог произнести ни один человек, а тем более запомнить, даже сами родители. Поэтому они звали его просто Малыш, всю его жизнь, – и мы тоже будем придерживаться впредь этого прозвища. Так что его настоящее полное имя можно тут же безболезненно забыть.
Мама Дик ударилась в слёзы:
– Он такой безоглядный, такой неосторожный мальчик, – всхлипывала она. – Хоть бы он не вляпался во что-нибудь на свою голову…
– Ну, – злился папа Дик, – будем называть вещи своими именами. Он самый упрямый и самый непослушный сын из всех, какие у нас были.
– Но ведь у нас больше не было никого, – стенала мама Дик.
Папа Дик обнял её, утешая, и гладил по голове, сбив набок её ночной чепчик.
– Успокойся, моя радость, – лепетал он. – Не сомневайся, он скоро объявится. Таким, как он, ничего не делается. Найдётся он, и уж тогда я всыплю ему как следует сразу за всё.
– Нет, ты этого не сделаешь! – ревела мама Дик. – Ты изверг, а не отец. И вообще, что, если его похитили разбойники?
– Да брось ты, – отмахнулся папа Дик. – Мы же специально выехали на ночь глядя, чтобы нас никто не увидел. К тому же в такую погоду никакой разбойник не будет сидеть в засаде.
– Ты говоришь и сам себе не веришь! – воскликнула мама Дик, всё больше впадая в отчаяние. – Тут висельников полный лес, кишмя кишат.
– Ну хорошо, допустим. Но какая выгода им его красть? – возразил папа Дик, хотя и не вполне уверенно. – Мы всего лишь бедные бродячие актёры. Мы не сможем заплатить за него выкуп. Кому понадобилось похищать нашего Малыша?
Мама Дик высвободилась из объятий мужа и отступила на шаг назад, разом побледнев.
– Где-то в здешних лесах, – со страхом выдавила она, – гнездится сам Родриго Грубиан, самый злобный и страшный из всех рыцарей-разбойников. Это совершенно бессердечный человек. Он творит зло не ради денег, а ради собственного удовольствия. И не просит никакого выкупа. И если наш Малыш…
Она не смогла договорить. Тут и папа Дик заплакал. Они упали друг другу на грудь, и дождь поливал их лица вперемешку со слезами.
– О ужас, сгинь! – прокричал Сократ изнутри вагончика. – Хорошенький был бы сюрприз. Но не надо так сразу терять голову. Может, Малыш просто вышел сделать пи-пи или вроде того.
– В таких случаях, – ответил папа Дик, давясь слезами, – он обычно кричит, чтоб остановились и подождали его.
– Но если ты спал, сонливец ты этакий, – мама Дик принялась трясти его, – ты же не мог его услышать! И бедный Малыш теперь плутает где-то в ночи.
– Но ты ведь тоже спала, – несмело возразил папа Дик, – иначе бы ты заметила, что он вышел.
– Чёрт побери! – злобно крикнул попугай. – Не будет ли кто так любезен поставить вагончик на колёса? Сколько можно Сократу висеть тут вниз головой на штанге? И ничего не видно, потому что коптилка погасла, и вообще. Останемся здесь до утра, а когда солнце взойдёт, Сократ облетит все окрестности и поищет Малыша. А вы сможете проделать то же самое пешком. Но сейчас нам ничего не остаётся, кроме как ждать, не придёт ли он сам. Да поставьте же вагончик, будьте любезны, чтобы Сократ мог хотя бы думать толком.
Этот попугай был, как вы видите, весьма рассудительной птицей, и его не так-то просто было лишить самообладания. Он принадлежал к породе очень мелких и особенно ярко раскрашенных птиц; он походил на клоуна, но очень не любил такого сравнения. Кроме того, он был пожилой попугай, что не редкость среди них, ему было лет сто, то есть с жизненным опытом птица.
То, что он умел так превосходно говорить, было легко объяснимо: он странствовал по свету не только с мамой и папой Дик, но и с дедушкой и бабушкой Дик, которые тоже были кукольниками, и сотни раз, а то и сотни сотен раз прослушал все спектакли, пока не выучил все роли наизусть и мог их безошибочно произнести. А ещё он был разумной птицей и недаром носил имя знаменитого греческого философа. Он мог обходиться со своим огромным словарным запасом не хуже, чем какой-нибудь профессор.
Папа Дик нашёл крепкий длинный сук, который использовал в качестве рычага. Мама Дик налегла как следует и подпирала вагончик снизу. Вилли, Улли и Долли, три осла, тоже впряглись – и после нескольких «раз-два-взяли!» вагончик удалось поставить на колёса. Та сторона, на которую он упал, была вся в грязи, но дождь тут же принялся её отмывать. Другого ущерба не было.
Супруги вошли внутрь и снова засветили масляную коптилку. Потом привели в порядок всё, что было разбросано. А когда управились, сели друг против друга за маленький столик, взялись за руки и заботливо смотрели друг на друга. Ложиться спать ни у кого охоты не было.
Мама Дик время от времени вздыхала и повторяла одно и то же:
– Что же нам делать, папа Дик?
И папа Дик всякий раз отвечал:
– Я не знаю.
В конце концов Сократ почистил пёрышки и распушил их.
– Ждать и пить чай! – проворчал он.
Так они и сделали, потому что ничего более разумного они действительно пока не могли сделать.
Снаружи вагона на ветру и под дождём стояли Улли, Долли и Вилли. Но это им нисколько не мешало, они были привычные. Только на сей раз они повесили головы и развесили уши.
Вторая глава,
в которой Малыш осаждает крепость Гробург
В то время как далеко-далеко впереди на просёлочной дороге папа и мама Дик сидели в кукольном вагончике, пили чай и тревожились за своё дитятко, Малыш прокладывал себе путь сквозь густые лесные заросли. В те давние времена даже в нашей стране ещё были настоящие непроходимые леса с тысячелетними деревьями, с оврагами, куда ещё не ступала нога человека, с лианами и болотами, над которыми плясали по ночам блуждающие огоньки. Тот огромный лес, о котором пойдёт речь в этой истории, назывался Страхопуща, потому что был уж особенно жутким.
Это значило, что там жили не только медведи и удавы, но и лесные духи, злые кобольды и всевозможные другие чудовища. Но самое главное – здесь жил, спрятавшись в своей неприступной крепости, тот самый ужасный из всех рыцарей-разбойников, которого мама Дик упоминала с таким страхом: Родриго Грубиан.
Никто во всей стране не смел даже произнести его имя, не перейдя на шёпот и не прикрыв рот ладонью, потому что даже упомянуть его считалось опасным. О дикости и злобе этого изверга ходило множество легенд. Но в первую очередь рассказывали невероятные вещи о его нечеловеческой силе в бою, которая делала его непобедимым. Даже самые отважные богатыри и смелые головорезы предпочитали пускаться в более безопасные приключения, а Страхопущу обходили самой дальней стороной.
Несмотря на это, а вернее, именно поэтому Малыш и пустился на поиски этого человека.
Необходимо не сходя с места разъяснить это удивительное намерение, иначе у кого-то может сложиться совершенно превратное впечатление о Малыше и кто-нибудь ещё сочтёт его беспримерно храбрым, а то и героем.
Но храбрым он не был. Храбр тот, кто боится, но преодолевает свой страх. А Малыш просто не знал, что такое страх, поэтому ему нечего было преодолевать.
А страх имеет тот, кто знает зло, сидящее в нём, и потому старается на него не нарваться. Об этом Малыш тоже ничего не ведал. Ему просто нечего было под этим вообразить. Оттого всё его бесстрашие было не добродетелью, а ошибкой. Он понятия не имел, как можно исправить такую ошибку. Он слышал: кто не умеет отличить добро от зла, тот вечно остаётся ребёнком. Но Малыш этого не хотел, он мечтал повзрослеть, поэтому и сбежал и теперь направлялся к Родриго Грубиану, поскольку тот был несомненным специалистом по части зла.
Гроза всё ещё бушевала, дождь лил ручьями, гром гремел, сверкали молнии, а штормовой ветер привёл в неистовство весь лес. Малыш оказался одетым неподходяще для такой экспедиции. Его маленькая, худенькая фигурка была укрыта костюмом Арлекина, который мама Дик сшила для него из обрезков, оставшихся от шитья костюмов для кукол, – маленькие яркие пятна из бархата, из кожи, из парчи, из меха, из шёлка, из сукна или шерсти. Конечно же костюм насквозь промок и прилип к телу. Шапки на нём не было никакой, и его лисье-рыжие волосы торчали во все стороны как попало. Веснушчатое лицо и голубые глаза выглядели так, будто он только что свалился с луны.
В свете сверкающих молний гигантские сучковатые стволы деревьев казались то причудливыми фигурами со скрюченными руками и ногами, то лицами с выпученными глазами, хрящеватыми носами и искривлёнными в крике ртами. Многоголосый рёв и вой бури звучал как хор то жалобных, то грозных голосов. Но Малыш шагал дальше, нисколько не впечатляясь этими ужасами. То и дело он налетал в темноте головой на незамеченную ветку или падал, споткнувшись о толстое корневище. Но вставал и – не падая духом – продолжал свой путь. Пару раз было даже так, что буря с корнем вырывала деревья и они с треском падали, увлекая за собой другие деревья и ломая их. Малыш перелезал через толстые стволы, преграждавшие ему путь, и пробивал себе дорогу сквозь чащу.
Однажды он ступил ногой во что-то такое, что его не отпускало. Он тянул и тянул ногу, но не мог высвободиться. Как будто сучковатая рука схватила его, по-другому его нога никак не могла войти в этот клещевой захват. Малыш тянул и изо всех сил вырывал ногу, но эта штука его не выпускала. Может, то был какой-то злобный подколодный гном.
– Послушай, – крикнул Малыш, – отпусти меня, я тороплюсь к господину Родриго Грубиану!
Едва он произнёс это имя, как его ступня уже была свободна. Неужто даже лесные духи и сами деревья так его боятся? Или то была просто случайность?
Не прошёл он после этого и дюжины шагов, как гигантская молния ударила как раз в то место, где он только что стоял, зажатый в клещи.
– Это что, предназначалось для меня? – удивился Малыш. – И это лишь за то, что я произнёс его имя? Не очень-то любезно.
Даже самого устрашающего вида деревья, казалось, испугались его беспечности. Их лица внезапно приобрели возмущённое выражение, и они, казалось, начали перешёптываться и шушукаться между собой.
– Ну ладно, ладно, – сказал Малыш. – Молчу, молчу.
И он спокойно затопал дальше.
Немного спустя непогода наконец утихла, только ветер ещё дул, гоня мимо полной луны обрывки туч, так что становилось то светло, то снова темно. Однако внизу, на самом дне Страхопущи, где Малыш высматривал себе дорогу, мало что было видно. Могучие кроны деревьев едва пропускали свет.
Потом вдруг и ветер прекратился, и воцарилась мёртвая тишина. Был слышен лишь лёгкий шорох капель, что срывались с листьев. С земли поднимались клубы тумана. Ночные существа, которые до сих пор прятались в своих берлогах и норах, постепенно выползали наружу и горящими глазами со всех сторон наблюдали за маленьким путником, который так бесцеремонно проник в их вотчину.
Почва становилась всё более зыбкой и болотистой, кое-где росли гигантские грибы. Многие из них были выше Малыша. Потом дорога пошла заметно в гору, и среди деревьев стал появляться просвет. Иногда сквозь кроны даже пробивалась луна.
После того как Малыш уже довольно долго поднимался всё выше и выше, он вдруг услышал в тишине треск, потом снова и снова. Он пошёл на эти звуки и увидел под большим кустом орешника медведя, который щёлкал орехи.
– Привет, медведь! – сказал Малыш и подошёл к нему. – Оставь и мне, а то я проголодался.
