Hematite

скачать книгу бесплатно

Hematite
Эмма Вермут

Детектив Ричард Грейв расследует дела о пропавших подростках, которые, как правило, сбегают после ссоры с родителями. Однако, последнее его дело оборачивается трагически: пропавшая пару дней назад Аннет Северен найдена мертвой, с самородком вместо сердца, а в черте города находят тела женщин, пропавших десятки лет назад. Какие ритуалы проходят здесь под покровом ночи и сколько людей в этом замешано? Какие страшные тайны о своей семье скрыты в дневнике Аннет и почему именно Ричард, по ее мнению, должен раскрыть это дело.

Эмма Вермут

Hematite

Глава 1. Аммонит

Ричарду очень хотелось покинуть прокуренное помещение. Под любым предлогом: выйти покурить, купить кофе, погулять с собакой, запертой в его маленькой квартирке и скулящей от предательства хозяина, пообещавшего любить всю ее короткую собачью жизнь и, пропадавшего теперь за работой до полуночи. В первом часу ночи, думал Ричард, он вернется домой, разомкнет двери собачьей тюрьмы, и они быстро пойдут по нескончаемым улочкам города. Черри, его маленькая пятнистая дворняжка, будет путаться между ног, прыгать на Ричарда, чтобы оставить пыльные следы собачьих лап на его темно синих брючинах. И бесконечно вилять хвостом. От этой мысли ему стало ужасно грустно, и он вернулся в прокуренную комнату.

Напротив сидела женщина, курила уже десятую сигарету, изящно придерживая ее между средним и указательным пальцами. Она выглядела растрепанной, темные волосы были скомканы в подобие пучка на затылке, строгий костюм выглядел бы безупречно, если бы не красные опухшие глаза женщины, носившей его. Эту ночь она провела без сна, отметил Ричард.

Это не было редкостью: мать, потерявшее свое дитя из поля зрения хоть на секунду, мгновенно аккумулирует в себе всю тревогу мира.

– Она пропала, – захлебываясь произнесла женщина и сложила руки на коленях вместе с дымящейся сигаретой, – моя девочка.

– Миссис Северен, – мягким тоном произнес Ричард, не желающий распалять и без того взвинченную женщину.

– Ирэн, – перебила его собеседница, вытерла ребром ладони глаза, осмотрела сначала руку в поисках следов туши, а после мимолетом взглянула на свое лицо в отражении телефона.

Ирэн Сиверен держалась потрясающе хорошо для человека, чья младшая дочь не появлялась дома более двух суток. Она сидела с ровной спиной, перекладывая ногу на ногу, смотрела в глаза детективу и лишь иногда отводила взгляд. Расправляя плечи, Ирэн выглядела так, словно была единственной опорой, державшей потолок в этой комнате. Будто, если бы она позволила себе разрыдаться в полную силу, этот звук, слезы и содрогания ее тонких плеч обрушили бы стены комнаты допросов на голову единственного человека, способного ее сейчас выслушать.

Неопытному человеку, наблюдавшему за происходящем в допросной, могло показаться, что Ирэн сейчас рассказывает о пропаже какой-нибудь безделушки, о том, что ночью в дом ворвались грабители и, скажем, перебили всю посуду. Ричард Грейв не был детективом-любителем или сторонним наблюдателем, он заслужил свое место кровью и потом и поэтому видел все практически незаметные подергивания рук, тревогу, страх и отчаяние, в которые медленно погружалась женщина, отчаянно желающая сохранить лицо.

– Ирэн, – повторил Ричард, – расскажите подробнее о своей дочери.

Сбор информации о несовершенной беглянке, а именно так сейчас рассматривал Ричард это дело, помог бы выяснить у каких друзей могла скрываться пропавшая школьница. Такие дела Ричард решал по три за день – отчаянные подростки, поругавшиеся с родителями из-за карманных денег или гиперопеки сбегают каждый час. Они бегут к друзьям, бойфрендам, в дешевые мотели и в загородные дома родителей в поиске свободы, спокойствия и в надежде сбросить раздражение, вызванное гормональным всплеском. Они пьют алкоголь до беспамятства, употребляют легкие наркотики, курят сигареты и не беспокоятся о комендантском часе или выговоре от тошнотворно правильных и возмущающе заботливых мам и пап. Потом, заметив, как быстро пачкается одежда, пустеет желудок и кошелек, некогда набитый скопленными деньгами, они возвращаются к родительскому крыльцу, а их матери и отцы слишком счастливы, чтобы ругать нерадивого отпрыска. Это все Ричард знал, как никто другой. Он работал с пропажами детей слишком долго, чтобы не знать, как быстро родители бьют тревогу в тех ситуациях, когда тревожиться не о чем, и не заботятся о пропаже, когда повод действительно есть.

Ричард мысленно решил для себя, что его главная задача сейчас заключается в том, чтобы успокоить женщину и ненавязчиво, не давая никаких обещаний, убедить в том, что в скором времени ситуация наладится. Аннет, растрепанная и уставшая в один прекрасный день вернется домой, скажет, что была у парня или подружки и проспит целый день после того, как опустошит весь холодильник. Так поступает каждый возвращающийся ребенок.

Тем не менее, Ричард был обязан допросить мать, поговорить с друзьями, чтобы найти несовершеннолетнюю беглянку, нравится ему это или нет. Однажды, подумал Ричард, будет день, когда не пропадет ни единый ребенок и тогда, несомненно, наступит конец света. Есть в этом всем какая-то вселенская загадка, в том, что дети просто чувствуют необходимость заставлять своего родителя нервничать. Они очень тонко чувствуют окружающий мир и с готовностью могут отдать свой комфорт, чтобы уберечь семью от разрушений. Какие уроки решила преподать Аннет?

Ирэн смотрела в глаза детективу и перебирала тлеющую сигарету между пальцами, до тех пор, пока та не догорела и не обожгла ее тонкие красивые пальцы с нежным бежевым лаком. Тогда она достала еще одну сигарету из серебряного портсигара и закурила.

– Аннет через месяц исполнится семнадцать, в следующем году она закончит школу и хочет поступить в колледж, хочет изучать языки.

Ирэн говорила заготовленно и нарочито спокойно, а Ричард слышал эту историю уже сотню раз: хороший ребенок, хорошие родители. Никто не сознается в проблемах, даже если спросишь прямо, все члены семьи безмолвно договариваются хранить свои секреты даже когда опасность угрожает одному из них.

Ирэн продолжает:

– Она работает официанткой в моем маленьком семейном ресторанчике. Я открыла его после смерти родителей, когда продала их дом. Я сама предложила ей эту работу, хотела, чтобы она стала самостоятельной, изучила ресторанное дело и, – она замялась, подбирая слова, – когда я умру, она бы получила половину и управляла бы всем вместе с сестрой.

– У вас были конфликты? – спрашивает Ричард и ждет, что сейчас будет рассказана очередная история о дружной и счастливой семье.

– Конечно, – тихо, но уверенно произнесла Ирэн, – ей не очень нравилось, что я возлагала на нее такую большую ответственность, как ресторан. Еще мы повздорили, когда она без моего ведома набила татуировку и проколола нос. Ей хочется бунтовать: красить волосы в едкие цвета, изрисовать все руки, навешать на себя кучу дешевых металлических украшений и носить дырявые колготки вместо целых. Я этого не понимаю.

В голосе женщины сквозило разочарованием. Ричард это подметил и даже сделал пару корявых записей в блокноте.

– То есть у нее были поводы для того, чтобы сбежать из дома?

Вопросы Ричарда были до скрипа стандартные, будто выписанные из методички о том, как правильно вести допрос свидетеля, чтобы он в конце чувствовал себя выжатым и униженным. Ричард не хотел, чтобы сидящая напротив женщина, сминающая подол офисной юбки, плакала, но и отступать от выученного протокола допроса, он не хотел.

Существовали определенные правила того, как детективу было необходимо вести себя в присутствии свидетеля или подозреваемого. Ричард не мог пренебрегать этими правилами, потому что сейчас у каждой собаки есть свой, пусть и не высшего качества, адвокатишка, который только и ждет, когда какой-нибудь офицер превысит должностные полномочия.

– Нет, что вы! – воскликнула с раздражением Ирэн, – она добрая, хорошая девочка. Друзей у нее почти не было, выходила из дома она почти всегда только в школу и на работу. Остальное время просиживала за ноутбуком.

Родители часто уверены, что они знают все о своих подростках и сильно возмущаются, когда их, словно из ведра, поливают новостью о тайном парне, нехорошей компании и чем-нибудь таком, что их любимый ребенок никогда бы не сделал. Сколько таких хороших мальчиков и девочек Ричард возвращал из притонов, свалок и квартир мужчин постарше. Родители застукали за курением – побег. Плохие оценки в табеле – побег. Незапланированная беременность – побег.

Но говорить расстроенной матери об этом жестоко и неправильно, это Ричард знал точно. Он никогда не ставил себя на место потерпевших, потому что не имел ни жены, ни детей. Как бы он повел себя, если бы его воображаемая дочь исчезла бы вот так, без предупреждения, без записки, без документов и денег. Поверил бы он спокойному, почти до насмешки, тону детектива, говорящего, что она сбежала, успокоится и вернется, или бил бы по столу кулаком, пытаясь заставить работать сытых и ленивых коллег. Вероятно, второе, поэтому упрекать Ирэн было не в чем. Она отчаянно желала знать правду, а его работа заключалась в том, чтобы ей эту правду предоставить.

– Мы уже начали поиски Аннет, – резюмировал Ричард, – направили ориентировки по всем отелям, просматриваем записи с видеокамер, ищем свидетелей, опрашиваем коллег и одноклассников. Мы ищем ее и вернем к вам.

Ричард хотел было добавить «целой и невредимой», но это клише нельзя было употреблять ни за что в жизни, как врачу нельзя обещать пациенту, что он обязательно вылечится, потому что дать ложную надежду человеку в уязвленном положении – большее преступление, чем не дать ее вовсе. Поэтому Ричард продолжил задавать стандартные вопросы.

– Расскажите про ресторан. Какой там персонал, менеджер, посетители. Сколько камер видеонаблюдения, охрана. В общем все, что знаете.

– Я открыла его лет пять назад, ресторан домашней кухни, сначала готовила сама, каждый день на протяжении двух лет, почти без выходных. Моя старшая дочь – Рейчел – помогала мне и работала официанткой. Аннет тогда было одиннадцать и пользы от нее было меньше, чем от слона в посудной лавке, – Ирэн улыбнулась, как улыбаются матери, вспоминая своих повзрослевших детей еще маленькими розовощекими птенцами, – потом Рейчел забеременела, вышла замуж за Закари, родила дочку и заставлять ее бегать с подносом я уже не могла. Мы наняли повара, а Аннет согласилась работать после занятий в зале, чтобы скопить нужную сумму. Я не была против помогать ей с оплатой счетов за обучение, но она хотела быть самостоятельной.

Потом Ирэн, куря одну сигарету за другой, рассказала, что ее старшая дочь теперь администратор, а в ресторане, помимо Аннет, работает еще одна официантка, два раза в день приходит уборщица, раз в неделю приезжает грузовик с продуктами. Охраны в ресторане нет, посетители – приличные члены общества, ужинающие там по вечерам со своими семьями и приходящие на обед посреди рабочего дня. Камер две. Одна направлена в зал, вторая на парковку и частично охватывает входную дверь. Ирэн отмечает, что первым делом просмотрела записи с камер и видела, как Аннет покидает ресторан после своей обычной вечерней смены, весь день она работала, обслуживая один столик за другим, ни за одним из них долго не задерживалась, ровно столько, сколько требуется, чтобы принять заказ и обмолвиться парой дружелюбных фраз. В общем, ничего подозрительного.

Однако после работы она так и не дошла до дома. Аннет, с рыжими крашенными волосами, пробитым носом и татуировкой кошачьих лап на предплечье. Аннет в форме официантки, нелепо выглядящей на ее, еще формировавшемся, девичьем теле, привыкшем к растянутым футболкам оверсайз.

Ричард слушал это все молча, не комментировал, не задавал вопросов, только делал пометки в рабочем блокноте, кивал и смотрел как Ирэн втягивает в легкие одну сигарету за другой. Потом Ирэн замолкла.

– Скажите, – Ричард наконец оторвал ручку от исписанного листа, – вы в этот вечер были на работе?

– Нет, – с грустью произнесла женщина, – когда у нас пересекались смены, мы возвращались вместе. В тот день на смене была Рейчел, но им идти совершенно в разные стороны, и она, обычно, задерживалась на час или полтора после закрытия, чтобы привести все в порядок.

В этот момент внутри у Ирэн что-то сломилось. Ричард это почувствовал с первых искаженных ноток в ее голосе. Плечи задрожали, задрожала и нижняя губа, лицо мгновенно налилось краской и Ирэн заплакала. Так горько и искренне, как плачут дети, впервые в жизни сталкиваясь с негативными эмоциями. Ричард вдруг почувствовал, что если он не сделает что-нибудь, то комната действительно развалится на части, что весь табачный дым, постепенно утекающий в вентиляцию, сейчас обретет вес и обрушится на их головы.

И Ричард сделал единственное, что приходит в голову мужчине, который видит красивую плачущую женщину. Он встал во весь рост и расправил плечи, перенимая весь давящий груз на себя, чтобы допросная не раздавила их. Он подошел к Ирэн и вопреки всем правилам, позволил ей обнять себя, стоит и впитывает белой рубашкой ее слезы и тушь, позволяет, чтобы эти полные отчаяния минуты были записаны на камеру, возвышающуюся над ними молчаливую свидетельницу сотен таких сцен.

Ричард понимал, что Ирэн сейчас находится в той стадии, в которой мать винит себя несделанное. Он слышал, как она беззвучно, одними губами шептала, что если бы она тогда была в ресторане, ее дочь была бы сейчас здесь.

Это поразительное свойство человеческого мозга, представлять историю в сослагательном наклонении: если Аннет действительно сбежала в тот вечер, то присутствие матери не отменило бы катастрофу, а лишь отсрочило ее начало.

Но в этой мысли Ирэн совершенно не могла обрести спокойствие. Они так и стояли, полуобнявшись, пока женщина не отстранилась от детектива, не извинилась за слабость и не попросила закончить допрос. Ричард не нашел веской причины, чтобы отказать ей, поэтому опустился обратно на стул и сложил голову на руки, наблюдая как Ирэн, сопровождаемая стуком каблуков, выходит из комнаты, а, следом, и из полицейского участка. После недолгих размышлений, он постарался отделаться от эмоций и вышел из комнаты допросов в коридор.

У входа в общий зал его ожидал Майкл Коллин. Видимо, он заметил, что допрос закончится и ждал Ричарда.

– Опять работал жилеткой? – улыбнулся Майкл, рассматривая влажные пятна на рубашке Ричарда, обрамленные следами от туши.

Майкл протянул Ричарду бумажный стакан с кофе и дружелюбно приоткрыл коробку со свежим малиновым пирогом. Ричард отказался от угощения, но с удовольствием впился в кофе, горький и горячий, ароматный растворимый напиток, без молока и сахара, впитывающийся в его зубы желтизной. Детектив молча кивнул на дверь, и Майкл, понимая его без слов, поставил свой стакан на стол, и они вместе вышли на улицу. Снаружи их встретил прохладный обжигающий воздух и шум дороги. Ричард закурил и протянул открытую пачку кэмела в сторону друга. Майкл покачал головой.

– Не могу, дружище, я обещал Элис. Йога, пилатес, здоровая жизнь, все дела. Сенсей говорит, что если из тела делаешь мусорку, то и в голове у тебя получается свалка.

Ричард брезгливо поморщился. Он курил сколько себя помнит, и не разу не думал о том, чтобы бросить. Однако, несмотря на отсутствие прямого запрета и на то, что подозреваемым и свидетелям разрешалось курить в допросных, Ричард отказывал себе в этом. Ему казалось странным курить в помещении, и он не отменял своего ритуала – курить после каждого допроса, будто бы он компенсировал свежим воздухом вонючий жгучий дым.

Майкл Коллин, его армейский приятель и, теперь, коллега, стоял рядом и смотрел на небо. «Я не знаю, о чем он думает» вдруг решил для себя Ричард и представил поток мыслей в голове неусидчивого сорокалетнего ребенка: поменять резину на автомобиле, забрать ребенка из яслей, купить дочери куклу, а сыну игрушечный танк, на радиоуправлении… Зачем трехлетнему ребенку машинка на пульте, если его занимают лужи и камни на улице, Ричард не представлял, но живо представил, как Майкл сам с удовольствием управляет этим танком, а его жена, Элис, заливается смехом.

– Сегодня ты же придешь на ужин? – спросил Майкл, переминаясь с одной ноги на другую.

Они вышли без верхней одежды в ноябрьский мороз, но Ричард поступал так всегда, потому что только это, вместе со свежезаваренным кофе, могло прочистить ему голову после тяжелых разговоров.

– Конечно, я люблю запеканку твоей жены.

Каждую пятницу Ричард приходил в гости к своим друзьям и наслаждался атмосферой тепла и уюта, которые создавала Элис. Она пекла хлеб для семьи и на заказ, делала ароматный персиковый пирог, картофельную запеканку и жареную курицу. Они собирались втроем за стол, разливали вино по бокалам и много смеялись, рассказывая разные небылицы. Тему работы никто не затрагивал, это было правило, о котором никто не сообщал, но которого все придерживались. Потому что о работе говорить было не принято. И Ричард, и Майкл, пять дней в неделю, а то и все семь выкладывают все физические и психологические ресурсы на стол начальника и позволяют ими распоряжаться. Говорить об этом в теплый пятничный вечер совершенно невозможно, дико и безрассудно, потому что тело и разум требуют покоя и пары бокалов красного вина. Элис же работает из дома: печет хлеб на заказ и готовит разные блюда для важных мероприятий. Но это для нее лишь подработка. Основной работой Элис считает своих детей, которые, в отличие от угрюмого начальника, требуют отдачи круглые сутки. Поэтому о работе говорить никто не решается.

Ричарда успокаивает мысль о том, что он проведет вечер в компании приятных ему людей, и с этой мыслью внутри он готов дожить этот рабочий день.

– Ричард, – произносит Майкл весело, и Ричард подумал, что сейчас обязательно прозвучит какая-то колкая шутка, – скажи мне, как ты, утешая столько красивых женщин, еще не женился?

– Они все уже замужем, – серьезно ответил детектив и затянулся до фильтра, затушил сигарету о подошву ботинка и бросил в урну, – или слишком нервозны, чтобы желать их.

– Эх ты… – Майкл понизил интонацию и добавил, – пойдем внутрь, я уже замерз.

– Действительно, пойдем.

В помещении, где оказался Ричард, миновав администрацию, было, по меньшей мере, около десятка человек. Они все уставились в мониторы компьютеров, рядом с некоторыми сидели обеспокоенные и дерганные потерпевшие и что-то суетливо бормотали под запись. В комнате стоял гул: говорящие по телефону полицейские, жалобы гражданских, шум закипающего чайника, звон чайной ложки, размешивающей сахар, жужжание шредера, шелест принтера, все сливалось в одну мелодию, в дыхание переполненного полицейского участка, который не затихал ни на секунду. У этого здания точно не было выходных, не было отпусков, оплачиваемых больничных, праздников и отгулов. Участок не отпрашивался из-за плохого самочувствия, не ел пончики, не заваривал кофе, но все же пах ими. И все же это здание было важнее каждого работника и посетителя, оно было тем звеном, который объединял преступника и приговор, потерпевшего и справедливость.

Ричард работал здесь с первого дня, как пришел еще юный, наивный и желторотый, с обостренным чувством справедливости и вымуштрованным порядком после обучения в полицейской академии. Он еще помнил все тренировки разума и тела и отчаянно рвался выполнять свой долг перед обществом. Он страстно желал арестовывать и преследовать, заламывать руки и надевать наручники, допрашивать и обличать ложь, восстанавливать справедливость. В его представлении полицейский участок должен был быть местом порядка и контроля, где все ходят по ниточке с заправленными рубашками и полицейскими жилетами, где царит эта волшебная иерархия, которую он видел в армии и академии. Каково же было его удивление, когда все оказалось не так.

Ричард развернулся в пол-оборота, попрощался с Майклом и сел за свой стол. Около двух часов он заполнял рапорты, писал отчеты, и, наконец, решился пересмотреть допрос Ирэн Северен. Перечитал свои записи. В блокноте было отмечено: «Расстроена. Благополучная семья в достатке. Проверить камеры еще раз. Поговорить с сестрой. Рейчел Грин-Северен. Муж Закари. Повар. Официантка. Проверить друзей.» Это короткое руководство было написано Ричардом в момент допроса, потому что он был уверен: один из этих вариантов обязательно приведет в убежище, выбранное Аннет в момент, когда она внезапно решила уйти.

Ричард открыл браузер и вбил в поиск имя и фамилию пропавшей. Появившийся профиль в социальной сети выплеснул на него миллион фотографий Аннет Северен. Вот она стоит и широко улыбается в безразмерной толстовке напротив торгового центра. Вот обнимает белую кошку, которой, явно не нравится подобное проявление любви и привязанности. Ричард благодарен подростковому желанию демонстрировать каждое мимолетное событие в своей жизни.

На него с фотографии улыбается миловидная девушка, почти девочка, которая отчаянно старается казаться взрослее. В ее профиле неверно указана дата рождения, там ей уже двадцать один, она закончила педагогический колледж, и ищет работу, но пока перебивается подработкой официантки в кафе. Она говорит, что ненавидит свою работу и мечтает жить в столице в просторной квартире с панорамными окнами. Она пишет, что ей странно, что мать не видит в ней взрослого самостоятельного человека, и что дочь ее сестры забавно хрюкает, когда смеется. Она говорит, что ее кошка по кличке Флэйк любит спать у нее в ногах, но не любит, когда ее трогают. Поток информации, совершенно не нужный взрослому человеку, выливался на детектива и сметал все на своем пути. Куча забавных картинок, цитат из книг, подборки с желаемыми татуировками. Последняя запись, написанная Аннет гласила: «Ирэн накричала на меня из-за татуировки, как будто лапки моей дорогой Флэйк соскочат с руки, когда я буду обслуживать тупого клиента в этом тупом кафе и расцарапают его идиотское лицо!»

Потом шли только записи от одноклассников и друзей. Они писали с просьбой вернуться скорее домой и на занятия, спрашивали все ли в порядке, не обиделась ли она, вернется ли.

Ричард вернулся к фотографиям. Ему в глаза заглядывала шестнадцатилетняя девочка, которая непременно должна вырасти в красивую женщину. В ее чертах было нечто схожее с материнскими. Из-под осветленных и окрашенных в огненный рыжий волосы, пробивались темные корни. Ричард заметил, что Аннет густо подводила темные карие глаза и довольно смело пользовалась косметикой. Это обязательно нужно было отметить, потому что человек, не желающий, чтобы его обнаружили, обязательно воспользуется всеми чудесами грима и маскировки. Сквозь густой слой тонального крема и пудры все равно пробивалась россыпь веснушек, а тонкие алые губы были стянуты в бантик.

Ричард еще около пятнадцати минут крутил колесико мыши, периодически делая пометки. Отношения с матерью не были такими уж хорошими, как она говорила. Но редкая мать признается, что у нее дома присутствует атмосфера скандалов. Это кажется им обличающим в самой главной задаче – быть хорошим родителем для своего ребенка. Им кажется, что признаться в ссорах значит позволить всему полицейскому участку насмехаться над ними и расслабиться. Каждая мать, которую все же вынуждают сообщить о конфликте, ждет, что ей в ответ скажут: «Твой ребенок убежал, потому что ты плохая мать, и мы не будем его искать, потому что ты этого не заслуживаешь». Они ждут осуждения и визита органов опеки, не зная, что всеми своими тревожными отговорками только отдаляют момент воссоединения.

Ричард выдохнул и поднялся с места. На самом деле, стол был для него слишком низким и неудобным, а стул и вовсе казался кукольным. Ричард, высокий и широкоплечий, выглядел как гость на чаепитии из игрушечного фарфорового сервиза. Он развел плечи в стороны, прохрустел затекшими позвонками, приводя их в правильное положение, собрал руки на груди, отвел локти в стороны и повернулся вправо и влево несколько раз, пока его спина и поясница не прекратили ныть. Потом обхватил свою голову, правую руку он положил на левый висок, закинув через макушку с коротким ежиком темных волос, а вторую положил на подбородок, уколовший щетиной, и с силой повернул голову в бок. Потом поменял руки местами и повторил, поворачивая уже в противоположную сторону. Хруст выпрямляющегося позвоночника, прочного каркаса, на который были натянуты мышцы, раскатился громом по всему помещению и отразился от стен, возвращаясь обратно. На него косо посмотрела девушка, сидящая с кипой бумаг за соседним столиком.

Жаклин Грант, его молоденькая коллега, только приступившая к службе, как и Ричард, в свое время, выглядела немного разочарованной этой офисной работой. Никакой опасности, куража, приливов адреналина, от которого кололо в ладонях. Только протоколы, звонки отцам, уклонявшимся от уплаты алиментов, и редкие, подвернувшиеся в счастливые часы, допросы подозреваемых по совсем несерьезным делам. Все, кому повезло еще меньше, патрулировали полупустые улицы и выписывали унизительные штрафы за неправильную парковку.

Жаклин было не больше двадцати пяти, она пришла сюда около полугода назад стройной шатенкой с густыми пушистыми и торчащими во все стороны волосами. Первый месяц она красилась и убирала волосы в разнообразные, но соответствующие уставу прически, приходила на работу раньше и уходила позже всех, пытаясь выслужиться. Это рядовой урок, который проходят все новобранцы, попавшие сюда. Сначала тебе доверяют мелкое мошенничество, и то напечатанное в полицейском протоколе и, может быть, если повезет, через пару месяцев ты арестуешь своего первого хулигана, пнувшего мусорку и покрывшего граффити чей-то магазин. Офицеру Грант с этим не повезло. Она слишком быстро осознала, что ее ожидания шли по другому пути от реальности. Жаклин располнела от сидячего образа жизни и нездоровых, но таких стереотипных, перекусов выпечкой. Казалось, что в отделении только Майкл обедал домашней едой, которую его душка-жена заботливо упаковывала с вечера. И все Майклу завидовали.

– Ричард, – Жаклин продолжила свой взгляд упреком, – ты же знаешь, как меня пугает такая твоя гимнастика. Мне кажется, что ты голову себе свернешь.

– Вот и будет твой первый труп, – дружелюбно ответил Ричард.

Черный юмор был защитной реакцией всех, непосредственно касающихся смерти. Простому человеку, слышащему такие шутки, стало бы гадко от того, с каким удовольствием полицейские, врачи, и, может быть даже, учителя шутят на такие опасные темы, как насильственная смерть, изнасилование, пожары, аборты. Но для Ричарда этот юмор был жизненно необходим. Если бы он проникался сочувствием и любовью к каждой жертве, и не вел себя вежливо с каждым из преступников, он бы быстро выгорел и сломался, потому что пропуская всю работу сквозь фильтр где-то в груди означает, что скоро внутри останется слишком много мусора. Сегодня Ричард не смог увести поток эмоций мимо себя и сейчас отчаянно нуждался в том, чтобы очиститься.

– Продолжай язвить, – грустно усмехнулась Жаклин и посмотрела на наручные часы, а потом озвучила время, будто ей было необходимо его зафиксировать, – почти два. Может быть, пообедаем?

Ричард и Жаклин практически не общались, и детектив совершенно растерял весь аппетит, набив желудок горячим кофе и сигаретным дымом. Он покачал головой и извинился, сказав, что у него сейчас много работы. Жаклин смерила его взглядом и поднялась со стула. Ричард удивился насколько она маленькая ростом и решил, что, если все познается в сравнении, то она идеально подходит для этого кукольного чаепития.

Жаклин заглянула за спину Ричарда, где все еще была открыта страничка Аннет.

– Еще одна беглянка?

– Да, – не отрываясь от заметок ответил Ричард.

– Красивая. Надеюсь, ты найдешь ее быстрее, чем случится что-нибудь плохое.

– Найду, – с уверенностью ответил Ричард. Давать ложных надежд другим коллегам, не участвующим в деле, не возбранялось, да и не было ни у кого никаких надежд по поводу рыжеволосой незнакомки. Хотя, подобные заявления редко звучали среди полицейских, потому что все боялись облажаться и опозориться.

Ричард нажал на список друзей Аннет и просмотрел пару случайных страниц. Потом увидел Рейчел Грин-Северен и задержался на ее фотографии. Она не была так юна, как Аннет и похожа на свою мать только темными и прямыми волосами. Строгие, острые черты лица выдавали в ней возраст, пусть и молодой, а мешки под глазами, которые она не стремилась скрыть макияжем, свидетельствовали о наличии маленького ребенка. Ричард еще поколебался пару минут, потом снял трубку и набрал номер Рейчел, заботливо оставленный ее матерью.

– Алло? – после непродолжительного звонка Ричард услышал в трубке тихий, заспанный голос.

– Рейчел Северен?

– Грин, – поправила его девушка, – с кем я говорю?

– Это детектив Ричард Грейв, я расследую дело о исчезновении Аннет, и я хотел бы пригласить вас в участок.

– Боюсь, это почти невозможно, – ответила Рейчел, – я сижу с дочкой, и она очень капризничает в шумных незнакомых местах, а оставить мне ее не с кем. Может быть, вы можете зайти ко мне?

– Хорошо, в течении получаса я могу приехать, – ответил Ричард. Ему понравилась перспектива отвлечься от душного участка и уехать, пусть и по работе, на другой конец города.

– Замечательно, я буду вас ждать.

Ричард записал адрес, достал из верхнего ящика старый, почти не использующийся диктофон, предупредил начальника, что едет по делам и быстрым шагом вышел на улицу. Он дошел до машины, неся куртку в руках, потому что ему не нравилось потеть в старой машине без кондиционера. Ричард получал неплохую зарплату и давно мог бы переехать в квартиру получше и сменить машину на более новую, но это его не очень беспокоило. Садясь в машину, стоящую на полицейской парковке, Ричард вытащил из переднего кармана пачку сигарет и закурил, открыв дверь настежь. Скурив сигарету до половины, он потушил окурок и кинул его на пассажирское сиденье, где специально для этого лежал пакет с мусором. Потом завел машину и медленно выехал по шоссе.

Рейчел встретила его у порога с грудным ребенком на руках. Сверток, прижатый к груди, тревожно ворочался и кряхтел, будто бы изучал ауру, которую с собой принес незнакомец. Но услышав спокойный голос матери, а после и тихий бархатистый Ричарда, который говорил так специально, чтобы не потревожить девочку, затих и мирно засопел.

Рейчел отошла от двери и одним кивком пригласила Ричарда внутрь. Она извиняющимся тоном предупредила детектива о бардаке, который остался после обеда и провела за собой в гостиную, где их ожидал чайник и две пустые белые чашки на таких же блюдцах.

– Я не смогу за вами поухаживать, но угощайтесь, – спокойно сказала Рейчел и чуть приподняла дочь, показывая причину.

– Спасибо, миссис Грин, – Ричард налил чай сначала собеседнице, после себе, достал диктофон, нажал на кнопку и продолжил, – я должен предупредить, что наш диалог должен быть записан и приобщен к материалам дела. Это не только формальность, миссис Грин, но и полезная вещь, которая позволит мне опираться именно на ваши слова, а не на мои воспоминания и интерпретации нашего разговора.

– Я не против, – Рейчел кивнула, – вам уже что-нибудь известно?

– Утром я говорил с вашей матерью.

– Она разбита, – виновато сказала Рейчел, – а я слишком занята, чтобы ее поддержать.

– Расскажите о себе, – начал Ричард.

– Зачем? – Рейчел оборонялась.

– Мне нужно это, чтобы сформировать портрет семьи Аннет, чтобы узнать ее лучше.