скачать книгу бесплатно
Наследие Императора
Emile Astrup
Жизнь братьев-близнецов Ромы и Саши после смерти матери сильно изменилась. Талантливый во всем Рома замыкается в себе и его брат Саша вынужден взять роль главы семьи на себя. Однако дети не могут жить сами по себе, поэтому из-за границы приезжает их бабушка. Она вручает детям их семейную реликвию, древнюю монету, которая оказывается порталом в далекое прошлое и они оказываются в 34 году до нашей эры, на территориях великой Римской Республики, стоящей всего нескольких шагах от преобразования в Империю.
Emile Astrup
Наследие Императора
Наследие Императора
Пролог: Последний последователь.
В этом году лето в Рим пришло незаметно. Несмотря на то, что минуло уже десять июньских дней, весенняя прохлада не спешила покидать узкие улочки и большие площади столицы великой республики. Жители вечного города, несмотря на ранний час, столпился перед зданием невероятной красоты – недавно построенным базиликом богини Юноны. Люди, нарядно одетые, что-то оживленно обсуждали, то и дело поглядывая в сторону величественного строения. Базилик был возведен в самом центре Рима, на месте старого капитолия. По распоряжению сената старое здание было перенесено в Афины, а на этом месте, из лучшего резного мрамора, было построено новое, более величественное. Все: изысканные колонны, расписанные рисунками лучших римских мастеров, величественные львиные головы, вырезанные из этого-же мрамора, висящие над огромным входом, душистые деревья и кустарники, высаженные по всему периметру базилика, поражающие воображения расписные окна из разноцветного стекла, даже легионеры, охраняющие вход, одетые в бархатные одеяния – заставляло людей трепетать от волнения, в ожидании официального сборища, на котором будут присутствовать все римские сенаторы. Торговцы еще с вечера пристроили по всей площади свои лавочки, и сейчас уже во всю торговали всем подряд, начиная с хлеба и вина и заканчивая одеждой.
Все знали, сенаторы уже внутри, некоторые даже утверждали, что своими глазами видели, как их завозят в сад базилика с заднего хода, о котором знают только избранные, а охраняет этот проход никто иной как Аксий Деметрий Третий – легат тринадцатого легиона, слухи о котором не пугали лишь глупцов. Легат, даже не имеющий гражданства – это само по себе казалось недоразумением, чем-то невозможным, а он, говорят, был германским царем, который стал римским легионером лишь с целью беспрепятственно грабить земли республики. Он забрал имя и титул прошлого легата тринадцатого легиона, после того как проехал вдоль границы Рима с его головой, насаженной на копье. После этого он заявил, что римские земли ему неинтересны, этот человек буквально вынудил сенат признать его. Ужасный, жестокий гигант, варвар не говорящий по латински, командует пятьюста тысячами таких-же как он монстров, что превышает численность всех остальных легионов вместе взятых. Жестокость германского легиона стала известна после взятия города Вируно у восточной границы, хоть это и произошло до их присоединения к республике. Трагедия Вируно до сих пор напрямую ассоциируется с именем Аксия Деметрия. Еще говорят, что Аксий здесь по личному приказу консула Марка Юния Брута.
Пожалуй больше сплетен о тайном подъезде, зверствах тринадцатого легиона и лично Аксия Диметрия, людей интересовала лишь одна тема, повод их собрания:
– Говорят, что в базилике сегодня будет суд…
– Я слышал вчера в порту, что привезли опасного преступника…
– Думается мне, мы и вовсе не узнаем, в чью честь это сборище…
– Если подумать, может это связано с ними?
– Надеюсь, это последнего поймали…
– Пустят ли обычных людей, как при изгнании Патриция 3 года назад?
У каждого была своя тема, интересующая его больше иных, но, из соображений хорошего тона, сплетничали обо всем понемногу, стараясь аккуратно склонить собеседников к своей теме.
Внутреннее убранство здания было перенесено из капитолия, однако кое-что было сделано специально для базилика, например весь главный зал. Это была большая комната с шикарной стеклянной крышей. На прозрачном полотне была изображена изумительная картина основания Рима, солнечные лучи могли проникнуть в большой мраморный зал с белым дощатым полом только через стеклянную картину, игра света поражала воображения. Казалось, будто картина была изображена не только на стекле, но и во всем пространстве комнаты. Зал был просто огромен, в нем легко помешались все члены совета, еще столько же легионеров и все знатные люди Рима – порядка пяти тысяч человек.
– На моей памяти это самое многолюдное судебное заседание, даже не считая людей снаружи. – Сказал высокий пожилой мужчина с короткими светлыми волосами сидящему рядом, не менее внушительным сенатору.
– Как думаете, учитель, тема собрания правда настолько важна?
– Важна? Не думаю, что за последние пару лет в республике происходило что-то более важное, чем это, Аврелий.
– По этой причине позвали даже таких занятых людей, как вы?
– Полагаю, причина не только в этом.
– Вот как… Значит, теперь я понял, зачем нас собрали здесь…
– Понял? Не перестаешь меня удивлять, Аврелий Целий Руф, твой отец…
– Я же просил, зовите меня просто Аврелий. Не хочу говорить об этом снова, я окончательно отрекся от своего отца. – Прошептал он так тихо, что никто, кроме старого учителя не услышал.
– Я знал твоего отца еще тогда, когда он был в твоих годах, поэтому прошу тебя не совершать глупостей. Пусть сейчас вы разошлись во взглядах, но не забывай, кто воспитал в тебе эти взгляды.
Аврелий хотел что-то сказать в ответ, возразить, но открылась задняя дверь и перед полной аудиторией предстал подтянутый мужчина средних лет, низенький, голубоглазый, с шикарными светло-русыми волосами, убранными за левое ухо, одет он был в высокие шнурованные ботинки и шикарную белую тогу, с вшитой золотыми нитками шелковой красной лентой. Его знали и уважали все в Риме и далеко за его пределами, это был Марк Юний Брут – один из самых влиятельных членов сената, недавно ставший консулом.
– Уважаемые граждане Рима – Обратился он к аудитории по-гречески – Я хочу обратиться не столько к вам, сколько к вашим сердцам!
– Уважаемые люди Рима! – Повторил великий оратор, теперь уже на идеальном латинском – Я, Марк Юний Брут, все вы знаете, никогда ничего не смел делать во зло нашей великой республики, ни одно мое действие никогда не было обращено во зло, никогда я не смел и слова плохого сказать о добрых, честных людях нашей державы.
Он словно светился в лучах неверного света, слова его текли непрерывным потоком, сенаторы внимательно слушали, ожидая официального объявления причины их сбора, им явно не нравилось то, что консул начал речь именно так.
– Я понимаю, что вы все, достойные, честные люди, любой из вас поможет нуждающемуся, сделает все во благо людей. Все мы делаем, делали и будем делать все возможное и невозможное во благо Рима и народа римского. Я знаю, что все мы работаем не покладая рук, особенно последние десять лет, с последствиями жестокого правления человека, пытавшегося уничтожить нас и нашу свободу. В ваших глазах я вижу то, что видел в глазах своих – праведный гнев, обращенный к жестокому диктатору тирану Юлию Цезарю, остановленному в шаге от свершения его чудовищного замысла.
Услышав имя убитого десять лет назад императора сенаторы нахмурились, они стали слушать внимательнее, ловя каждое слово. Пусть Цезарь и был избранником народа и большинство присутствующих были его сторонниками в свое время, все же в успехах императора сенат увидел угрозу. Его решили устранить, тогда еще молодой трибун Брут, как самый близкий друг Цезаря и прямой потомок человека, убившего последнего древнего царя, был избран на роль героя, он убил Цезаря и стал уважаемым человеком. С тех пор прошло много лет и впервые Марк Юний открыто заговорил об убитом друге.
– Император, что превысил свои полномочия, император, что предал свой народ, император, что возомнил себя подобным богам и, словно древние цари, пытался единолично править Римом. – Некоторые недовольно что-то забубнили, но услышав продолжение речи Марка Юния недовольно притихли, вспомнив, где находятся. – Все мы продолжали бороться с глупцами, считающими дело жестокого тирана праведным. Последователи Цезаря, скрывающиеся среди нас, не дают покоя уже целое десятилетие, заставляют народ Рима дрожать от страха, ибо никто не знает, когда эти жестокие нелюди посмеют совершить свое новое преступление.
С каждым словом Марка Юния сенаторы становились все мрачнее, однако тон, которым он произносил свою речь, зародил неподдельный интерес в глазах слушателей.
– Я вижу, как тяжело вам слушать мои слова, и мне понятна причина вашего недовольство, эти нехорошие люди, бесчестные и безнравственные, доставили всем немало проблем, они заставили нас всех страдать. Пять сотен честных, добрых людей, несущих благодетель нашему народу, трагически погибли от рук жестоких цезарианцев. – Многие хотели уже наконец услышать то, что теперь было ясно всем, но еще не было высказано. – Вижу, что многим из вас уже есть что сказать и понимаю, что теперь ни для кого не секрет повод, по которому я был вынужден собрать вас всех в столь прекрасный день. Я хочу вас порадовать, друзья мои, столь замечательного результата мы не добивались уже несколько долгих лет. Не просто предотвращение беды, вызванной цезарианцами, что, разумеется очень важное и радостное событие, а, хочу сказать, наша полная победа над этим гнусным явлением – это настоящий триумф Рима!
Никто не удивился, уже все понимали, к чему все идет и просто тихо ждали. Брут глубоко вздохнул и заговорил с великим торжеством в голосе.
– Вы знаете, я бы не стал говорить такие громкие слова без весомых оснований, и они, поверьте, у меня есть. Я уверен, что вы уже знаете, что же я собираюсь вам сказать, поэтому я не стану более испытывать ваше терпение и сейчас же перейду к делу! То, что я скажу изменить судьбу нашей великой республики! Вчера мы нашли последнего цезарианца, пока мы здесь говорим его ведет сюда мой верный друг – Аксий Деметрий Третий.
– Аксий Деметрий Третий? – Вскрикнул один из сенаторов.
– Этот варвар в черте города? – Продолжил негодование другой.
– Это непозволительно! – Завопил самый упитанный сенатор.
– Кто дал им права? – Возмутились два брата, бывшие консулы.
– А вы чего молчите, Марк Туллий? – Обратился к старику молодой парень с бритой головой.
– Чего мне то говорить? Я негодую не меньше других, пусть и было мне это известно заранее…
– Знали заранее? Не хотите ли сказать, что вы имеете к этому отношения?
– Не говорите глупостей, я никогда не действую за спиной у сената.
– Такие уж это глупости? Вы очень влиятельны и умны, сложно поверить, что консул не посоветовался с вами прежде чем…
– Тебе бы стоило перестать провоцировать мастера Цицерона, где твое уважение?– Злобно прорычал Аврелий.
– Аврелий? Мой добрый друг, я не признал тебя сразу, но твой резкие слова напомнили мне о былых деньках в Сирии. – С неприятной улыбкой выдавил любезность лысый парень.
– Резкие слова? Похоже в далекой азии ты потерял не только волосы, но и прежнюю стойкость характера.– Со звериным оскалом прорычал Аврелий. – И запомни, я тебе не друг!
– Сожалею если с тобой все иначе, но я стал взрослее в последнем походе, теперь тебе меня не задеть, я вижу твое невежество по выражению лица.
– Я тоже вижу, Веспар! Ты небось успел сбратоваться с восточными варварами? Или ты хотел сказать что-то другое, выставляя на показ свой меч, находясь в священном месте, ублюдок!
– Нце, неужели для тебя нормально такое поведение? Оскорбляешь человека 'в священном месте", из-за какого-то куска стали. – Вызывающе улыбнулся Веспер, сверкая золотым зубом.
Цицерон поднял руку, чтобы остановить начавшуюся перепалку, но увидев идущего к ним высокого пухлого мужчину решил не вмешиваться и полностью переключил внимание на свои мысли.
– Не устраивайте детский сад во время заседания, не забывайте, вы больше не мальчишки, сейчас вы – римские сенаторы! – Обняв дебоширов за плечи просопел мужчина.
– Юлий Галиус? Я слышал, что ты тоже здесь, рад тебя видеть. – Повернув голову проурчал Веспер, а потом посмотрел узкими глазами прямо в голубые глаза Аврелия и тихо прошептал, кладя руку на рукоять изогнутого меча. – Ты, мой дорогой “не друг”, лучше думай о том, что и кому говоришь, иначе можешь плохо кончить. – Затем он обратился к великану – Можем мы поговорить о временах проведенных в разлуке, друг?
– Сейчас не лучшее время, но я уверен, у нас его будет достаточно вечером, в терме. Аврели, ты с нами?
– Нет, прости мне это, но не думаю, что смогу лицезреть этого дикаря больше, чем уже пришлось. Однако с радостью приму тебя у себя в гостях, если тебя это устроит.
Веспер Серапион цыкнул языком и отошел в сторону.
– Если быть откровенным, я еще не появлялся в своем доме, поэтому считаю необходимым провести там какое то время. Твое приглашение будет в силе к концу месяца? – Хмурясь, спросил Юлий Галиус.
– Разумеется, буду рад приветствовать тебя. – Пожимая его большую руку ответил Аврелий.
– Спасибо, друг, до тех пор буду рад видеть тебя в терме.
– Я там частый гость. Если с тобой не будет этого негодяй, я обещаю, что составлю компанию.
– Понимаю, вы никогда не ладили, но не мог бы ты быть осторожнее. Я слышал, Веспер набирает влияние в армии, его имя становиться известным, особенно в последние месяцы, думаю не нужен тебе такой враг.
– Я не боюсь этого человека, Юлий, он не стоит того, ты и сам это знаешь.
– Аврелий, прошу тебя. Он уже не тот безобидный забияка, каким ты его помнишь. – Настоял Юлий Галиус.
– Ладно, пусть будет по твоему…
Еще какое-то время зал был полон различных бесед, в основном связанных с основной темой собрания. Дождавшись, когда сенаторы затихнут, Марк Юний продолжил говорить, словно и не прекращал:
– Слышите это?
Весь зал прислушался, тишина была удручающей, сенаторы словно не дышали. Бац, бац, бац – Словно что-то билось о пол коридора, и звуки были все ближе.
– Они уже здесь, похоже Аксий Деметрий прибыл и сейчас вы, уважаемые коллеги, увидите его своими глазами, и поверьте, я понимаю ваше негодование, по поводу принятия мной единоличного решения. – выдержав паузу Марк Юний громогласно заявил. – Я беру всю ответственность на себя. Я оставляю пост консула и ухожу из сената, больше я не посмею нарушить закон и готов предстать перед судом.
Не давая ошеломленным сенаторам сказать ни слова он упал перед ними на колени, ударился лбом о пол и громко замолил:
– Однако душа моя не сможет уйти с миром, если я не доведу это дело до конца, поэтому я молю вас! Молю вас позволить мне принять участие в заседании по делу преступника, борясь с которым я пожертвовал своим положение, свое гордостью! Молю вас, наимудрейшие люди Рима, молю вас!
Никто не смел сказать и слова, все понимали, что задумал Марк Юний и это не нравилось никому. Все сенаторы ждали, они ждали слов старшего, самого уважаемого человека, самого мудрого и справедливого, человека не только идеально знающего лично всех присутствующих, не только досконально изучившего все Римские законы и знающего, что и когда делать, но еще величайшего философа и оратора за всю Римскую историю. Все ждали реакции Цицерона Марка Туллия, спокойно рассматривающего уткнувшегося лбом в деревянный пол Марка Юния. Цицерон молча смотрел на склонившегося консула, слушая ровные шаги приближающихся по коридору легионеров. Тишина была бесконечной, бескрайней, всепоглощающей, но на деле прошло не больше минуты, прежде чем Марк Туллий открыл рот и тихо, размеренно, растягивая каждое слово, проговорил:
– Ты, Римский консул Марк Юний Брут, говоришь, что хочешь закончить с этим делом и уйти из сената, навсегда, я полагаю?
– Именно так, если вы дадите мне право, я сделаю это во имя римского народа! – Максимально униженным, но при этом необычайно уверенным голосом, тихо сказал Марк Юний.
– И это значит, я полагаю, ты, римский консул, заявляешь, что собираешься бросить республику на произвол судьбы?
Сенаторы удивленно зашушукались, похоже такого никто не ожидал, однако, судя по всему, именно так все и думали, поскольку в зале звучало множество одобрительных возгласов.
– Марк Туллий, выше негодование можно понять – Заговорил пожилой бородатый мужчина – однако я вынужден сказать, что высказанное Марком Юнием именно то, что должен был сказать провинившийся консул, не думаете, что ему все же лучше уйти?
В голосе старого сенатора не было искренности, он звучал так, будто его высказывание было всего лишь формальностью.
– А вы, Тиберий Клавдий, Полагаете, что подобное неуважение от римского консула допустима? – Уставшим тоном ответил Цицерон.
– Понимает же, дорогой друг, что нельзя просто закрыть на это глаза.
– Тиберий Клавдий – Присоединился к разговору старейший из преторов, это был Марк Юний Силий, сидящий до этого, необычно для него, тихо – Известно ли вам, как именно действует Аксий Деметрий? Слышали о битве при Вируно?
– Я уж слышал, сын мой там бился, именно поэтому я и говорю, что на это нельзя закрывать глаза.
– Поэтому нельзя позволить консулу так легко отделаться, он не просто нарушил закон, а подверг риску жителей города, позволив этому чудовищу разгуливать по улицам Рима. – забубнил Марк Юний Силий.
– Абсолютно верно, и по вашему, его нужно простить? – Спросил Тиберий Клавдий у Цицерона.
– Нет. – властно заговорил Цицерон – Этого человека отпускать нельзя, я считаю, что он должен быть наказан, при этом продолжая выполнять долг консула перед государством. В дальнейшем ему будет не дозволено даже заговорить с кем-либо, будь то друг или член семьи, без позволения сената. Он круглые сутки будет под наблюдением, а так же будет лишен всего личного имущества и возможности покидать семейное имение в Помпеях. Таково мое предложение.
– Чего-то такого и следовало ожидать от вас, принцепс Цицерон, безжалостно, но справедливо. Я соглашусь с любым вашим решением. – Высказал свою точку зрения еще один сенатор.
– Больше спасибо, друг мой, я не забуду этого.
Не желая затягивать с неприятным фарсом Цицерон обратился к стоящему посреди залы, все еще в позе преклонения, Бруту:
– Римский консул Марк Юний Брут, подними голову и встань с колен, веди себя подобно титулу и не унижайся перед равными тебе римскими гражданами. – После того, как Брут поднялся Марк Туллий продолжил – Решение о твоем наказании будет окончательно принято позже, сейчас куда важнее разобраться с цезарианцем, которого ведут сюда.
Шаги затихли, но в большой зал никто не заходил, процессия ожидала приказа консула.
– В таком случае – заговорил Брут – я приму ваше решение с благодарностью и продолжу выполнять свой священный долг в роли римского консула.
Он повернулся к проему и, вскинув вперед руку, обратился к тем, кто ждал снаружи:
– Войдите, Рим приветствует вас!
Шикарные, шелковые, с золотыми орнаментами, шторы, взметнулись в стороны и он, представ всеобщим взорам, первым вошел в зал.
Глава 1: Саша и Рома
Мальчик устало почесал затылок, не понимая, что потревожило его сон. Лицо затекло и словно прилипло к тому, на чем он спал. Так и не придумав, куда могла деться его подушка, он, хрустя шеей и нелепо зевая, поднял голову и с усилием разомкнул веки. Перед его глазами, в ярком свете, постепенно проступила не привычная спальня, а классная комната, которая, словно заменяя собой мир снов, становилась все более четко различимой. Он внезапно заметил себя сидящим за партой, в первом ряду. Вокруг еще десятки детей его возраста, мальчики и девочки, тихо что-то обсуждали за спиной невысокой женщины. Мальчик не обратил на нее внимания и растерянно оглянулся. По многочисленным плакатам и портретам на стенах он понял, что находится в кабинете истории. Особенно долго его взгляд задержался на изображение какой-то масштабной битвы.
Действо происходило у ворот большей деревянной крепости. Она находилась на возвышенности, в центре засушливой равнины. С одной стороны мощеная дорога утекала за горизонт, с другой расположилась тихая река. Вокруг крепости, косыми рогатинами, протянулся деревянный забор. Прямо за ним находился глубокий ров. Высокие башни и мощные стены крепости были усыпаны сотнями лучников. К самому рву бесчисленная конница теснила ряды римских легионеров, осыпая их бесконечным градом тяжелых ударов. Небо окрасилась в алый цвет кровью тысяч убитых, которыми была усеяна вся земля в несколько слоем. Клубы пыли сбивали прицел лучникам, но они продолжали поливать вражескую кавалерию шквалами горящих стрел. Лошади падали, спотыкаясь о трупы, или от метко выпущенных стрел, и летели в глубокий ров вместе с всадниками. Легионеры ловко смыкали и размыкали ряды, пропуская их мимо себя и при этом находясь прямо у обрыва, но было очевидно, что долго им не устоять. Картина замерла на моменте, когда сквозь ряды конницы на ворота крепости бросился десяток боевых слонов, сметая все на своем пути. Огромные животные, напуганные и разъярённые запахом крови, громкими криками и общей неразберихой были подобны разрушительной стихии. Под их животами, на боках и спине были пристроены больше бочки и, когда одна из стрел попала в такую, животное превратилось в огромный движущийся факел. Конница спешно старалось уйти с пути горящего слона, ведущего за собой колонну ревущих собратьев.
Мальчику казалось, что он находится там, на поле боя, что именно он храбро сражается с безжалостными захватчиками. Дыхание сперло и по телу бежали мурашки. Казалось, что он впервые увидел эту картину. Несмотря на то, что мальчик был уверен, что точно не раз уже смотрел на нее раньше, сейчас она решила его дара речи.
В надежде избавиться от неприятного ощущения безысходности мальчик отвернулся от картины и его тут же ослепил яркий свет, проходящий через слегка занавешенные окна. Прищурившись он попытался разглядеть что-нибудь снаружи, но в итоге даже не понял, на каком этаже он находится. Не выдержав палящего солнце, мальчик снова начал осматривать класс. На столе, который он по ошибке принял за кровать, лежал открытый учебник по истории, пенал с ручками и карандаши, мятый листочек и тетрадь, подписанная как:
