скачать книгу бесплатно
– Действительно Шлепков! И как ты их отличаешь? – согласился Бурьин, с уважением поглядывая на бывшего однокурсника.
Приятели спустились в кафе, где Бурьин сразу же довел до состояния легкого обморока старенькую официантку.
– У вас мясо есть? – прогрохотал он. – Еще не готово? Тогда давайте двадцать сосисок и пива бутылки четыре.
– Сколько сосисок? – переспросила официантка. – Двадцать?
– Двадцать – двадцать пять. Во всяком случае, не больше тридцати.
– А хлеба?
– А хлеба не надо! Мы люди бедные, – замотал головой Никита.
– А вам? Тоже, что ль, сосиски? – безнадежно поинтересовалась официантка у Корсакова.
Но Алексей от сосисок отказался и попросил себе кофе и омлет.
– Сосиски – это белки, а пиво – это углеводы! – объяснил с набитым ртом Бурьин, заглатывая восемнадцатую сосиску с четвертой бутылкой пива. – Хочешь углеводиков?
– Ты не забыл, что мы идем в музей? – спросил Корсаков.
По тому, что Никита на мгновение перестал жевать, Корсаков понял, что тот слегка призадумался.
– В какой музей? – спросил Бурьин.
Корсаков достал сложенный лист и положил его на стол.
«Слезами ночь не омрачи, о плакальщик! Ты смерть познал, в тебе сокрыта тайна. Упав с небес, в земле зарыт сундук. Ищи, найдешь, быть может, но осторожен будь. Песок уж сыплется.
Прощай, о плакальщик, ты стой на страже тайны!»
– Ну как? Что ты обо всем этом думаешь? – поинтересовался он. – Тебе ничего не приходит в голову?
– Почему не приходит? Ты хочешь испортить мне аппетит, но у тебя ничего не выйдет, – радостно догадался Бурьин и хищно проколол вилкой предпоследнюю сосиску.
– Ты же читал Федин дневник. «Плакальщик»… Какие представления у тебя связаны с этим словом?
– Ну, э-э… Чего-то занудное, печальное, идет за гробом и выдает себя за лучшего друга покойного, а потом напивается на поминках и падает под стол…
– Не угадал… – А теперь послушай меня, – сказал Корсаков. – Когда я, будучи студентом, жил в общежитии на Воробьевых, встречаться с девушками было негде. В общежитие девушку не приведешь, в комнате со мной жил занудный осел, который торчал там все время, а осенью или зимой по улице особенно не походишь.
– Короче, ты встречался в подъездах?
– Зачем в подъездах? Для этого существуют музеи. Особенно мне нравился Музей изобразительных искусств имени Пушкина на «Кропоткинской». Очень удобно для свиданий. К тому же в музеях есть гардеробы, скамейки, туалеты и так далее…
– Что, прямо в музее? – заинтересовался Бурьин.
– Ты идиот, – сказал Корсаков. – Твои мозги ниже пояса!
– Ничего подобного! Их у меня вообще нет, – ухмыльнулся бывший бородач. – Короче, ты решил тряхнуть стариной? Надеешься, брошенные тобой девушки до сих пор толпятся за гробницей императора или с горя устроились в греческий зал смотрительницами мокрой тряпочкой вытирать Аполлону фиговый листик?
Никита подозвал официантку и расплатился. Они вошли в лифт и нажали кнопку первого этажа.
– Ну так что ты там говорил про музей?
– В средневековом зале, ну, знаешь, где Давид и полководец на коне, есть странная статуя. Монах в черном плаще, лицо скрывает капюшон. Фигура в натуральный рост, стоит в нише. И называется «Плакальщик».
– Действительно странно, – хмыкнул Бурьин. – Что ж, пошли в музей… Впадем в детство.
Они вышли на улицу. На лобовом стекле бурьинской «БМВ», стоявшей на газоне у гостиницы, под дворниками торчала штрафная квитанция за нарушение парковки, а на одном из колес была колодка.
После того как Никита несколько раз пнул колодку и в грубых выражениях подверг резкой критике того, кто ее нацепил, Корсаков уговорил его воспользоваться метро.
– Ну и ладно. Все равно у меня бензин почти что кончился, – сказал Никита.
В метро, когда поезд уже тронулся, направляясь к «Кропоткинской», Корсакову показалось, что он заметил на платформе у первого вагона Лиду. Но когда на следующей станции, перескочив на встречный поезд, двумя минутами позже они вернулись, девушки уже не было.
Купив в кассе музея билеты – при этом Бурьин пытался выдать себя за студента, чтобы получить скидку, а когда у него потребовали студенческий билет, сказал, что он утонул вместе с «Титаником», – одним словом, после того как вся эта кутерьма с визгом и угрозой вызвать милицию закончилась, они поднялись на несколько ступенек и свернули в первый же зал направо, где у лестницы стояла огромная гипсовая копия Давида.
– Если Давид такой огромный, то неудивительно, что Голиаф не поместился в музее, – сказал Корсаков, но Бурьин даже не улыбнулся. У него была приятная привычка смеяться только над собственными шутками.
Плакальщик, как и десять лет назад, притаился в проходе слева от конной статуи. Капюшон скрывал лицо, и виден был только острый маленький подбородок. Ладони прятались в длинных складчатых рукавах черного плаща. Великану Бурьину плакальщик был примерно по грудь. Присев, он заглянул в черную пустоту капюшона.
– Серьезный парень, – хмыкнул Никита. – Не то чтобы очень мощный, но если приснится…
Времени прошло немало, и Корсаков уже успел забыть скорбную фигуру. Расстались, а теперь опять встретились, как будто все эти годы Плакальщик спокойно стоял в пыльной музейной нише, поджидая его и зная, что он вернется.
– Думаешь, именно об этой штуке писал Федька? – Бурьин наклонился к статуе.
– Не знаю. Наверное, где-нибудь на старых кладбищах есть еще фигурки плакальщиков, рыдающих ангелов и тому подобное, но Федор писал в дневнике именно о музее.
– Какую тайну ты скрываешь, а, дед? Давай колись! Что за сундук, упавший с неба, и куда ты его засунул? – Бурьин хотел слегка сдвинуть плакальщика, но это заметила смотрительница.
– Не трогайте экспонат руками, молодые люди! Что за моду взяли! – крикнула старушка, вскакивая со своего стула в углу зала и подбегая к ним. – Раньше стоял себе и стоял, а последнее время все трогают и трогают, благо б девушка была… И кому нужен?
После последних слов смотрительницы Корсаков неожиданно почувствовал волнение, как в игре «холодно-горячо», когда вдруг говорят: «Очень тепло».
– А кто еще ее сдвигал? – быстро спросил Алексей.
– А я знаю кто? Три дня все кругами ходил. «Я, говорит, историк». Я ему: хоть бы и академик, идите к главному хранителю, просите разрешения. Без него тут ничего трогать нельзя.
Корсаков и Бурьин переглянулись.
– Скажите, а очки у него были? С толстыми стеклами? – опять спросил Корсаков.
Федя страдал близорукостью и часто шутил, что при зрении в минус одиннадцать он и сны видит в очках.
– Очки-то? – Смотрительница с подозрением уставилась на него. – Были очки! Толстые такие, совсем, видать, зрение никуда. Так это он вас послал статую двигать?
– Мы ученые из Академии наук, – быстро нашелся Корсаков.
– Ученые? – Старушка окинула его оценивающим взглядом. – Ты-то, может, и ученый, а этот, – она ткнула пальцем в Бурьина, – никогда ученым не был. Его-то небось и из школы выгнали.
– Это я-то не ученый? Я, может, аспирант… – радостно возмутился Никита.
– Иди-иди, балбес, – махнула на него рукой старушка. – Знаем мы таких аспирантов.
И она решительно загородила экспонат.
– Трогать не дам, идите к хранительнице. Пускай она разрешает.
Поняв, что спорить с ней бесполезно, Корсаков и Бурьин ретировались на второй этаж и там, на мягкой банкетке напротив картины Моне, устроили совещание.
– Не поверила, что я ученый! «Знаем мы таких аспирантов»! – передразнил Бурьин. – А ведь у меня красный диплом, – выдохнул он сквозь смех. Но, отсмеявшись, Бурьин, как всегда, без всякого перехода стал серьезным: – А ты оказался прав. Кажется, Федька был здесь незадолго до гибели.
– Интересно, удалось ему найти что-нибудь? Надо бы и нам тоже осмотреть эту статую.
Бурьин покосился на обнаженных таитянок Гогена и почесал гладко выбритый подбородок.
– Думаешь, зайти к хранительнице? – спросил он.
– Это было бы глупо, даже если бы нам и удалось заморочить ей голову. Ведь найди мы в Плакальщике тайник, это сразу стало бы известно всему музею.
– Это точно, – согласился Никита. – И что ты предлагаешь?
– Выход один, причем довольно уголовный, – сказал Корсаков. – Придется остаться в музее после закрытия, спрятаться, а ночью взять фонарик и поближе познакомиться с тайнами Плакальщика. Если все пройдет нормально, утром мы уйдем с первыми посетителями, и никто не будет знать о нашем ночном предприятии. Ничего не тронуто, ничего не пропало.
Бурьин присвистнул.
– А где мы спрячемся? – спросил он.
– Надо поискать. К примеру, в греческом дворике за каким-нибудь барельефом или статуей. Там полно всяких закутков, едва ли каждый вечер их внимательно осматривают.
Никита на минуту задумался, а потом хлопнул Корсакова по плечу:
– Ну ты, Лешка, прям голова! А я-то думал, так себе – кандидатишка!
Корсаков поймал себя на мысли, что ему ужасно хочется врезать Бурьину по носу.
Глава IX
Приключения Грзенка в Москве
Бедная маленькая мушка запросто может потеряться в таком огромном городе, как Москва. Именно об этом размышлял Грзенк, меланхолично собирая хоботком капельки чая в подсобной комнате музея Лермонтова. Параллельно Грзенк пытался связаться с кнорсом. Но кнорс не отвечал. Возможно, многочисленные бетонные громады зданий экранировали его сигнал.
«Вот бестолковое животное! Надеюсь, хоть моя девочка будет с ним в безопасности!» – подумал Грзенк.
Внезапно, почти оглушив его, на стол рядом обрушилось что-то огромное и шумное. Газета! Грзенк взвился и перелетел на люстру. Перевернутым зрением он увидел женщину в красной кофте, которая разглядывала столешницу в надежде увидеть его расплющенный трупик.
Обнаружив, что Грзенку удалось спастись, женщина испытала всплеск глубочайшего разочарования. Охваченная охотничьим азартом, продолжая сжимать в руке газету, она оглядела помещение в поисках ускользнувшей мухи. Как Грзенк ни старался, он не обнаружил в ее сознании ни тени сострадания. Видимо, совершить убийство представителя древней и мудрой инопланетной цивилизации ей ровным счетом ничего не стоило. Грзенку стало страшно, и он торопливо переполз на обратную сторону абажура.
«Какая опасная и агрессивная планета!» – сделал вывод Грзенк.
На всякий случай он сотворил несколько десятков собственных фантомов, и около сотни большущих мух, неизвестно откуда взявшихся, размером от осы до голубя, производя гул бомбардировщиков, закружились над головой женщины. Красная кофта дико завизжала и выбежала в коридор, захлопнув дверь.
Пришелец уничтожил фантомов и, пару раз по хорошей мушиной традиции поприветствовав головой стекло, вылетел в форточку. На одном из балконов рядом с трехколесным детским велосипедом и пластмассовым дачным ведерком Грзенк нашел себе безопасное убежище, где не было ни воробьев, ни агрессивных женщин-землянок с газетами. Наконец-то он смог расслабиться. Он связался со звездолетом и, запросив каталог, стал подыскивать себе новую форму.
От кибермозга он узнал, что Лирда несколько раз пыталась выйти с ним на связь. «Ага, все-таки я ей нужен! Не может без меня!» – довольно подумал Грзенк.
Он велел автопилоту, если Лирда снова попытается с ним связаться, сообщать, что он впал в спячку. Грзенк надеялся, что, оставшись без его мудрых отеческих советов, Лирда испугается и вернется на звездолет.
Он закончил просматривать каталог и заколебался в выборе формы между вороной и орланом-белохвостом. Ворона, конечно, более привычная форма для этих мест, зато побыть хотя бы недолго орланом-белохвостом было давней, юношеской еще мечтой Грзенка.
Неожиданно пришелец почувствовал, что на балконе он не один.
Осторожно выглянув из-за колеса велосипеда, он увидел большую лохматую дворнягу, которая, повиливая хвостом, спокойно шла к нему по воздуху. То, что под ней было четырнадцать этажей пустоты, ничуть ее не беспокоило.
– Бнург, ты что, спятил? Ты нарушаешь закон формы! Собачья форма не приспособлена для полета! – зажужжал Грзенк, перелетая на перила.
– Плевал я на закон формы! Не забывай, что я уже покойник. Когда же развлекаться, как не после смерти? – Бнург неуклюже спрыгнул на балкон и, опрокинув ведро, ушиб лапу. – Я хотел предостеречь тебя. Великое Нечто стало еще ближе. Скоро их дороги могут пересечься.
– Насколько это опасно для Лирды? – забеспокоился Грзенк. О себе он не думал.
– Этого никто не знает. Может, она погибнет, а может, станет бессмертной. Никто не знает, чего следует ожидать от Великого Нечто. – Бнург разлегся на балконе.
Грзенка пугало его спокойствие. «Кажется, старик потихоньку выживает из ума», – решил он и громко заявил:
– Я верну Лирду на звездолет!
– Ни в коем случае! Хочешь лишить дочь бессмертия?
– Или убить ее!
– Ты всегда был пессимистом. Возможно, Великое Нечто совсем не так опасно.
– Но мы ничего о нем не знаем…
– Мы и о себе далеко не все знаем, – философски заметил Бнург.
Грзенк увидел на его морде глубокую рану – очевидно, след от укуса.
– Что у тебя с носом? – спросил он.
– С носом? – переспросил Бнург. – Ах, это! Собачья свадьба!
Неожиданно прадедушка напрягся и зарычал.
– В чем дело? – заволновался Грзенк. – Что-нибудь с Лирдой?
