скачать книгу бесплатно
Университетские встречи
Дмитрий Александрович Емец
Университетские истории #3
Если вы добрались до этой части, то, возможно, читали уже две первых – «Университетские истории» (http://litres.ru/pages/biblio_book/?art=67275789) и «Университетские будни» (http://litres.ru/pages/biblio_book/?art=67865781). Если нет, то начать лучше с них. Там есть определенная хронология и развитие образов.
После окончания филфака я работал в МГУ лаборантом на кафедре истории русской литературы и придумывал эти истории по вечерам. Живой опыт, материал и сильные чувства создавали нужную фактуру образов. Ну а потом произошло самое приятное, что может произойти в литературе. Герои ожили и стали действовать самостоятельно, иногда даже вопреки воле автора.
Все имена и события в произведении вымышлены, любые совпадения с реальными людьми случайны. Ни одно животное не пострадало.
Дмитрий Емец
Университетские встречи
Пропусти предисловие. Враг подзадорил автора.
Письмо 20-ое схиигумена Иоанна (Алексеева)
Медный змей
Профессор Щукин сказал:
– Помните, когда евреи переходили через пустыню, их стали жалить змеи и Моисей сделал медного змея? Пока ужаленные на него смотрели – живы были.
Я подумал, что для православного человека аналог медного змея – Евангелие. Понятно, что это и причастие, и Христос, но как якорь тут Евангелие. Одно время я читал его по одной-две главы в день. И было это много лет. Думаю, больше двадцати раз прочитал все четыре Евангелия. Почти наизусть знал. Потом больше года не читал, охладел, и вот что заметил.
Как только отрываешься от Евангелия и перестаешь прочитывать по главе, то как от медного змея отрываешься. Моментально теряется связь, моментально какая-то новая логика начинает проступать. Ни в один день, но очень быстро. И это при том, что в самом Евангелии никакого магизма нет – оно исключительно просто написано. И часто читаешь его вообще «холодным», т. е. без всякого сердечного движения.
А когда долго не читаешь, текст его понимается с трудом, первые дни вообще смысла не понимаешь, в ритм не можешь войти. Просто как физкультура. И лишь потом начинает проясняться.
Доцент Воздвиженский сказал:
– Я подумал, что у каждого человека, у каждой профессии есть свой ритм. У кого-то это 700 поступков/решений в день. У кого-то 7 решений в день. У кого-то один поступок/решение в месяц.
Условно говоря, одну женщину надо уговаривать выйти замуж полгода, а другую пятнадцать минут – если двадцать, то она будет уже скучать, если живет в быстром ритме. «Ну что за тормоз, – подумает, – пятнадцать минут из-за него потеряла! За это время я бы успела сбегать на двадцатый этаж пешком и выбросить на свалку старый холодильник!»
Люди разного ритма плохо понимают друг друга. Это надо изнутри чувствовать. Ритм может меняться. У каждого возраста ритм свой.
Если хочешь ускориться – надо дружить с людьми более быстрого ритма. Если хочешь замедлиться – более медленного.
Интересно другое, что нельзя предугадать поступки человека другого ритма, пока ты не ускорился до его ритма. С бегом то же самое. Обычно все сидят на одном ритме – каждый на своем. Всякий «толстый», многостраничный писатель – это всегда один ритм. Получается, темп жизни и ЧСС – это такой мотор, который всё и за всех решает.
Время для нытья
– Кажется, я знаю, как сделать счастливой любую женщину, – сказал профессор Щукин. – Надо купить пятиминутные песочные часы, переворачивать их, подзывать женщину к себе и говорить: «Ну давай, ной!» И при этом постукивать пальцем по часам. А когда песок весь вытечет, говорить: «Ну видишь, время нытья кончилось! Теперь давай в бой!»
Индийское кино
Доцент Воздвиженский сказал:
– Обожаю индийское кино. Оно безумно радостное и одновременно плодородное. Чувствуется, что у них каждую секунду десять человек рождается и восемь умирает. Какая-то такая бесконечная радость и щекотание нервов.
Сценарии кино примерно такие:
АНАНДА: Джагджит! Не походи ко мне!
ДЖАГДЖИТ: Я выбрал тебя, Ананда! Только тебя! И я тебя поцелую!
АНАНДА: Я ненавижу тебя! Ты не поцелуешь меня никогда!
ДЖАГДЖИТ: А я люблю тебя, Ананда! Ты будешь моей!
АНАНДА: У моего отца шестьсот телохранителей! Они убьют тебя! Сделай ко мне хоть шаг, чтобы поцеловать меня!
ДЖАГДЖИТ: Я сам их убью! Эй вы, подходите!
АНАНДА: Эй вы! Взять его!
ТЕЛОХРАНИТЕЛИ: Он пока шага не сделал ваще-то!
АНАНДА: Все равно!
Шестьсот телохранителей кидаются на Джагджита. Все они с автоматами, но почему-то бегут врукопашную. Джагджит устраивает побоище. Хватает мотоцикл и размахивает им как спичкой. Потом отшвыривает мотоцикл. Взрыв как от ракеты. Огонь. Уцелевшие телохранители танцуют. Джагджит подходит к Ананде. Ананда дрожит и танцует. Повсюду бегают, хлопают в ладоши и смеются дети.
АНАНДА: Ты негодяй! Ты… ты… ты… гад ползучий!
ДЖАГДЖИТ: Ты не уважаешь меня, Ананда!
АНАНДА: Почему, Джагджит?
ДЖАГДЖИТ: Ты послала только шестьсот человек убить меня! Но у твоего отца десять тысяч телохранителей! А ты послала только шестьсот! Это неуважение, я так считаю!
АНАНДА: Охрана! Убить его!
Десять тысяч телохранителей кидается на Дгагджита. Джагджит хватает бензовоз и, размахивая им, как дубинкой, крошит всех. Потом швыряет бензовоз и кидает сигару. Взрыв.
Ананда дрожит и танцует. Джагджит протягивает к Ананде руку и почти касается ее щеки.
АНАНДА: Негодяй! Не трогай меня!
ДЖАГДЖИТ: Я не буду целовать тебя, Ананда! У тебя холодное сердце! Ничего не может его растопить! Мне же нужна искренняя любовь! Прощай, Ананда, и будь счастлива! Я буду несчастен, но ты будь счастлива!
АНАНДА: Погоди!
ДЖАГДЖИТ: Зачем ты останавливаешь меня? Я хочу быть несчастен!
АНАНДА: Мерзкое чудовище! Не думала, что скажу тебе это!.. Я люблю тебя, Джагджит!
ДЖАГДЖИТ: Нет, я ухожу, Ананда! Выходи замуж за того, кто тебя достоин! Ты слишком прекрасна для меня и слишком холодна! Будь счастлива!
АНАНДА: (охране) Эй вы! Остановите его! Охрана, я убью вас, если вы его не остановите!
Джагджит оборачивается и топает ногой. Уцелевшая охрана начинает дрожать. Охрана рыдает. Аманда рыдает. Сзади танцуют служанки Ананды с детьми.
СЛУЖАНКИ: Какой мужчина! Какой мужчина!
ДЕТИ: Герой! Герой!
АНАНДА: Стой, Джаджит! Я буду тебе верной женой!
ДЖАГДЖИТ: Умоляй меня!
АНАНДА: Умоляю!
ДЖАГДЖИТ: Еще сильнее!
АНАНДА: Умоляю! Умоляю! Умоляю! Ну позязя!
ДЖАГДЖИТ: Ну ладушки! Договорились!.. Я согласен! Охрана, танцы!
Аманда танцует. Охрана танцует. Все танцуют. Дети бросают цветы.
Буржуазность
Маргарита Михайловна однажды тоже решила что-нибудь сказануть и сказала, размахивая огурчиком на вилке:
– Я заметила, что мужчины выбирают себе жен не по степени ума, а по степени буржуазности. Допустим, профессор Щукин. У него нет ни одного костюма, он ходит в военных шортах, спит на полу на коврике, питается изредка. Жену выбрал себе тоже по принципу: кто пробежит по лесу дальше меня с бревном на плече. Если завезти его жену далеко в лес, она, конечно, будет ругаться и даже, возможно, сильно, но потом спокойно построит шалаш и будет жить в шалаше. Но при этом, конечно, ворчать, что медведей много и надо их гонять. И что лучше бы уехать в горы. Там она сможет скидывать камни медведям на головы.
Доцент Воздвиженский выбирает всегда каких-то капризоидных женщин и потом начинает их понимать и вытирать им слезы. «Прости меня, о дорогая моя, что я поставил нашу собачку лапками на бетон! Я знаю, это доставило тебе невыносимые муки! Ведь эта овчарка, ей нельзя лапками на бетон!» Жена рыдает, он рыдает, и оба друг друга прощают.
Сомов выбрал себе жену на рынке. Увидел, как она четыре раза продала один помидор, деньги со всех получила, а помидором угостила Сомова. Сомов понял, что таких женщин мало и не прогадал. Тем более, что помидор-то в финале ему достался.
Вообще, получается, ничего не имеет значения, кроме темпа жизни и уровня буржуазности.
Тут Маргарита Михайловна перестала размахивать вилкой и схрумкала огурчик.
Курсы
Профессор Щукин сказал:
– Я сейчас по сценаристике читаю разные книги и смотрю курсы обучающие. Много нового для себя открываю. Новые грани освоения творческого пространства. Под этим углом я раньше не смотрел, а ведь оно и на книги проецируется. Смотришь на книжные сюжеты с точки зрения сценаристики и видишь кучу косяков.
Доцент Воздвиженский спросил:
– А по литературе ты когда-нибудь что-то читал обучающее?
– Неа, никогда, – ответил Щукин. – Пытался, но там 95 процентов – полный бред. Если это читать – никогда даже в три страницы рассказа не напишешь. Только перо собьешь. Короче, только практика.
– Я думаю, чем больше будешь чем-то заниматься – тем выше будет процент отсева, – сказал Воздвиженский. – Поначалу отсеваешь 5 процентов, а в финале и все 95. Поначалу, когда в новую область влезаешь – всегда интересно. Например, буду я сейчас изучать гусеводство. Я буду всему верить, все мне будет интересно. Если я так и останусь теоретиком-гусеведом, то отлично, и так сойдет. Если сам гусей заведу, то через год пойму, что то, чему меня учили, на 95 процентов полная чушь.
– Ага, кивнул Щукин. – Но это просто потому, что практика – тетка с мужским размером ноги – всегда побьет теорию – восторженную дамочку в шляпе. Даже авторитетом давить не будет – дамочка сама слиняет. И вот тогда уже станет ясна пословица: «Врет как специалист». Но поначалу обучение новому это всегда кайф.
Серый кардинал и красавица
Доцент Воздвиженский сказал:
– В магазинах и на творческих встречах заметил.
Есть тип заботливых молодых людей, которые определяют желания своих девушек в бессловесном режиме. Ну там девушка еще не успела посмотреть на какую-то вещь, а молодой человек такой: «Нам, пожалуйста, вот это! Нет, не это! Нам эта вещица не нравится! Нам такая нравится!»
И девушка стоит довольная – ей даже ничего говорить не надо, за нее все решили. Причем он не навязал ей, а действительно угадал.
Ну как мама угадывает желания двухлетнего ребенка в немом режиме. «Ты ведь булочку хочешь? Водички? А ты случайно не того?» И ребенку остается только согласно кряхтеть.
Думаю, примерно 10 процентов семей существуют по этому типу. То есть серый кардинал и красавица. Это хороший тип, со своими опасными моментами, но хороший.
Дом пионеров
Профессор Щукин сказал:
– В детстве я ходил в дом пионеров, и там работали совершенно чокнутые, но творческие люди. Ну там спившиеся поэты, бывшие геологи, которых бросила жена и которые жили в сарае, всякие внесистемные люди. Они часто ходили в трениках, иногда выпадали из графика и т. д. Но они заражали энтузиазмом, потому что талант – заразная штука. И рядом с ними возникала иногда талантливая поросль.
Сейчас педагогика стала очень такая офисная. Цирлих-манирлих. Приезжаешь в новый город, тебя приводят на станцию с кружками. Там куча компьютеров, роботы, все сотрудники одеты очень прилично и нет совершенно чокнутых людей. Их убрали, потому что они выпадают из педагогического расписания. Средней учительнице года двадцать два. Она такая правильная, прекрасно одетая, вежливая.
– Детки, сели на стульчики! Пишите цифру «1». Это что? Это число! Пишите цифру «2». А это что? А это другое число! Возьмите тетрадку номер три в папке номер четыре!
И как-то сразу представляется мужик в растянутых трениках и со сложной судьбой, который математику в доме пионеров вел. Какую бы он рожу скорчил.
Консервы радости
Профессор Щукин сказал:
– Книги – это консервы радости. Когда-то давно кто-то собрал много-много радости, бодрости, счастья, молодости, увлечения, света и вложил их в коробочку. Эту коробочку можно открывать раз за разом, и она никогда не иссякает.
– Но есть же и другие книги? – спросил Воздвиженский.
– Да. Можно в коробочку собрать тоску, грусть, уныние, безумие, и она тоже будет вечной. Но сложно поверить, что найдется какой-то очень счастливый человек, имеющий острую потребность, чтобы ему портили настроение. Хотя, конечно, расковыривание вавок – тоже человеческая потребность. Но я всё же ставлю на радость.
Лектор
Профессор Сомов читал в первом гуме лекции по борьбе с алкоголизмом. Это были очень хорошие лекции. Каждый день к нему приходили свежие румяные студенты и благодарили его, что вот, они выпивали по бутылке пива в день и были на опасном пути, но теперь, после лекций Сомова, пересмотрели свои взгляды и теперь ходят на автокурсы и ведут здоровый образ жизни. У них даже появилась девушка, но она сейчас не смогла придти, потому что у нее тренировка по кикбоксингу.
А вечером доцент Воздвиженский перешагивал через Сомова, который горько бодал лбом дверь и не мог найти выход с кафедры. Перешагивать через заведующего было невежливо, поэтому Воздвиженский всякий раз говорил «Извините!» Сомов поднимал голову и горько произносил:
– Никогда не делайтесь учителями! Ни-ког-да! Такое искушение! Всегда тебе по морде дадут, чтобы не возносился!
– Да, – сказал Воздвиженский. – Как только ты начинаешь чему-то учить, то сразу же получаешь лопатой по лбу именно в той области, где ты учишь. Я, например, стал учить поэзии. И теперь мне кажется, что я даже стишка бабушке на день рождения не смогу написать. Такие дела!
И Воздвиженский грустно шел к лифту, бубня на ходу:
