скачать книгу бесплатно
Первая стадия – прилог. Приходит мысль – часто дикая или случайная. Допустим, а «не съесть ли мне банан с перцем?» Если на этой стадии быстро откинуть эту мысль в мусорную корзину – через мгновение все забудется. Это как чих в метро, но когда чихнули не на вас, а в сторону.
Вторая стадия – сочетание. Вы пугаетесь этой мысли, или начинаете с ней спорить. Начинаете навязчиво размышлять: «Банан с перцем… гм… нелепо… но, с другой стороны, гм… а если? Да нет, не буду…» и т. д. Мысль постепенно становится навязчивой.
Третья стадия – сложение. Согласие с посмыслом. Вы предпринимаете какие-то усилия, чтобы дойти до магазина и купить банан, потом перец, потом все это смешать, попробовать и т. д.
Четвертая стадия – пленение. Это когда вы все чаще пленяетесь бананом с перцем. Под конец уже даже никаких собеседований не происходит. Просто как инстинкт по Павлову. Перец увидел, банан увидел – и готово.
Пятая стадия – страсть. Это когда уже всё, финал. Поезд дальше не идет.
– Слушай, – сказал Воздвиженский. – Но на банан с перцем не подсядешь. Это вообще нереально.
– Да, – сказал Щукин. – Но замени его на что угодно. Не только на водку и курение, но вообще на любые виды зависимости. Что хочешь подставь. А Иоанн Лествичник – это 6–7 век. То есть реально в человеке с 6 века ну вообще ничего не изменилось. Главное, не надеяться на свои силы. Не считать себя сильным. Не размышлять, какая страсть для меня опасна, а какая нет. Или довольно быстро так тебя замусорит, что только хрюкать будешь.
Глава 7
ВООРУЖЕННЫЙ НЕЙТРАЛИТЕТ
Профессор Щукин сказал:
– Почему так трудно быть всегда гостем. Особенно в первое время. Допустим, есть большая комната в офисе. В комнате пять человек. Кажется, что у них мир, дружба, жвачка. Но на самом деле у них, как у всех людей, вооруженный нейтралитет. Каждый знает, кому и куда нельзя подходить и чего нельзя делать. Если подойдешь к окну и попытаешься его открыть – будет кричать Иванова. Она боится сквозняков. А Протасова, наоборот, боится духоты. Поэтому окно открывать можно, но только на пять миллиметров. Это было установлено раз и навсегда во время Ивановско-Протасовских войн. Если попытаешься взять яблоко, то горе. Это яблоко Парфенкиной. У нее желудок переваривает только яблоки. Но вот тортик брать можно, Парфенкина худеет. И вообще она не жадная, ее жадность распространяется только на яблоки. Холодильник открывать тоже нельзя. Цветы поливает только Завьялова. Это ее цветы, хотя возле ее стола цветов нет. Она любит любоваться ими издали, а потом выливать в фиалку ведро воды. Но фиалку подарили ей, так что не проблема. Если снимешь с плечиков вот эту кофту – получишь по лбу. А вот эту кофту можно снимать. Даже ронять можно. Ее клиенты забыли лет сто назад – и никто не знает, чья она.
С этим нельзя говорить про то, с этим про это. И таких тонкостей миллионы. Чтобы к этому привыкнуть – нужно где-то полгода.
– Да-да! – воскликнул Воздвиженский. – Мне даже тошно иногда думать, какие мы все предсказуемые! У меня дома куча кошек и собак. И тоже у них все поделено. На аквариум нельзя – там Буся. На кресло нельзя – там Дуся. Под стол нельзя – там Вава. Дверью хлопать нельзя – Ричард будет истерить. А он старый и истерит всегда долго, часа по четыре, а потом болеет. Я к этому привык и у меня мир. Ну до момента, пока я случайно не попытаюсь сесть в кресло и не сгоню Дусю. Дуся случайно спрыгнет под стол к Ваве. Вава вцепится в Дусю и будет лаять на Ричарда. У Ричарда случится истерика часа на четыре, и весь кошаче-собачий мир придет в нестроение.
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИДЕЯ
– Давай придумаем государственную идею! – предложил Щукин Воздвиженскому. – А то у нас государство есть, а идеи нету!
– Как нету? – испугался Воздвиженский.
– А так нету. Ну какая у нас идея? Вот озвучь!
Воздвиженский задумался.
– Ну… э-э… – начал он.
– «Ну э» – это не идея! Идею нельзя не знать. Если хоть на миг задумался – значит идеи нет. Идея – это всегда три существительных. Или два. Раньше идея была «Православие, самодержавие, народность». А сейчас?
– А сейчас нету… – вздохнул Воздвиженский.
Щукин кивнул.
– Вот и я о том же. Нету. Я предлагаю: «Традиция, вера, единство». Слово «вера» не расшифровываем, хотя хотелось бы, конечно. Дальше «традиция». Надо позиционировать, что Россия – традиционное государство. Государство, которое традиционно стоит на защите семьи. Государство, где запрещены аборты. Где можно скрыться от всемирных либералов. Где никогда не будет однополых пар и всего вот этого. Где любой нормальный европеец и американец всегда смогут найти убежище, если им неприятны процессы, происходящие у них на родине. Ну а «единство» тоже понятно. Одна держава. Мы должны стать сердцем мирового традиционализма и всячески повторять эти слова.
– Мечтай! – сказал Воздвиженский.
– Ну я и мечтаю, – отозвался Щукин.
ДЕТКИ
Студенты с каждым годом становились все тупее и тупее. Некоторые не умели читать. Некоторые не умели писать. Некоторые не умели ни писать, ни читать. Но все поголовно имели современные взгляды и сидели в телефонах. Щукин когда видел студента с телефоном, говорил ему: «Существо, подвинься!» Существо подвигалось. Оно даже не обижалось, не реагировало, потому что все равно находилось в постоянном мысленном опьянении.
Иногда Щукин жаловался на студентов декану. Декан смотрел на него сквозь очки и, отрываясь от телефона, в котором он лопал шарики, говорил:
– Ну что вы хотите? Да, детки немного глупенькие, но они же наши детки. Мы ж не пед какой-нибудь, нам нужна академическая наука… Вы, главное, помните, что лекции надо читать обязательно добрые, обязательно с гуманистическим смыслом. Вы им там скажите как-нибудь так: «Ну там Пушкин родился, что-то там сделал с гуманистическим смыслом, а потом задумался над судьбами человечества и написал „Горе от ума“»!
РАЗНЫЕ ВАРИАНТЫ
Доцент Воздвиженский сказал:
– Я понимаю, что очень спорно и куча исключений. НО:
Заметил сегодня интересный момент на выставке, где было около сотни частных кафе. И я наблюдал, кто, где и как работает. Если женщина толстая, смелая и активная, то муж у нее умный и хитрый. Он ее как пушку разворачивает, и она все за него делает. И детей тащит, и вообще сердце семьи. Мужу надо быть только умным и гибким, чтобы самому под танк не попасть. Если женщина красивая, то ее надо как рюкзак таскать и все за нее самому делать. Думать, разговаривать, мыслить. Но тогда главный уже ты. В общем, как говорится, каждый ищет свой вариант.
МИССИОНЕР КОТЛЕТОВ
В университете был историк-миссионер Котлетов. Он был очень красноречивый, знал это и этим гордился.
– Сегодня на лекции я докажу вам, что святой Неонилий – самый лучший святой! – говорил он и доказывал. Так доказывал, с такими деталями, с такой опорой на факты, что студенты начинали плакать.
Котлетов выжидал пять минут и говорил словно бы в сторону:
– А теперь я докажу, что святой Неонилий – так себе святой. Можно даже сказать, неважный.
И доказывал. До того доводил бедных студентов, что у них кулаки сжимались от негодования на святого Неонилия, который творил такие ужасные вещи. Котлетов наслаждался эффектом и удовлетворенно кивал.
– А теперь я вам докажу, что святой Неонилий, может, и хороший святой, но его никогда не существовало в природе, потому что он возник в результате неправильного перевода священных книг в пятом веке! – говорил он.
И доказывал. Студенты начинали хихикать, но Котлетов строго прерывал их:
– Но, с другой стороны, если святого Неонилия не существовало, почему же он встречается в семи других священных книгах третьего и четвертого века? Они тоже были переведены неправильно? Прямо так все семь книг?
Студенты трусливо замолкали, но тут обычно заканчивалась лекция, и Котлетов гордо удалялся, унося свой круглый животик в сторону буфета.
Профессор Щукин терпеть не мог Котлетова.
– Суть Котлетова в том, что он сам ничему не верит и заражает своим неверием других, – говорил он Воздвиженскому.
– Но он же опирается на факты! – говорил Воздвиженский.
– Факты – это как карточки! – сказал Щукин. – Поверь, что я тоже могу доказать что угодно, просто перекладывая карточки. Внутри всякой человеческой правды есть островки лжи. И внутри всякой человеческой лжи есть островки правды. Вслушайся, например, в тексты, которые произносят люди, когда ссорятся. Например, жена, которая в какой-то конкретной ситуации может быть не права, моментально переводит стрелки и начинает кричать: «А помнишь, я приготовила тебе супчик! А ты сказал, что он дрянь и вылил кастрюлю в унитаз!» Муж моментально теряет нить основного спора, переключается и женщина торжествует.
Тут надо видеть генеральное направление. Верит ли сам человек в то, что он защищает. И какая конечная цель. И тогда вещи приобретают совсем другой смысл. Ты видишь генеральную идею, генеральную линию и не отвлекаешься на мелочи.
Глава 8
ЗАКОН ЛИТЕРАТУРЫ
Профессор Щукин сказал:
– Закон литературы: живым ничего не дают. Но если живому что-то дали, значит, есть риск, что он уже все получил сейчас, даже с запасом, и ему ничего не дадут потом.
НЕДОВОЛЬНЫЙ ЮГОВ
Доцент Югов постоянно гадил университету и лил на него помои. Университет не такой. Кафедры не такие. Студенты не такие. Всё неправильно, все уроды.
Как-то на защите докторской, когда все преподаватели хорошо это отпраздновали, Сомов стал допытываться у Югов.
– Югов! Ну скажи правду! Какой тебе смысл гадить? Ну докажешь ты, что университет плохой и все мы уроды. Ну и что? Выгода тебе лично какая? Тебе дадут кафедру в Оксфорде? Чемодан денег? Португальский паспорт? Ну хоть что-то дадут или ты это бескорыстно?
Но Югов только икал, грозил пальцем, как бы желая что-то объяснить, но ничего сформулировать не смог и заснул.
ПАДЕНИЕ НРАВОВ ДОЦЕНТА ПАФНУТЬКО
В университете на кафедре физкультуры работал доцент Пафнутько. Боксер в тяжелой весовой категории и одновременно философ. Он вечно приходил на кафедру истории русской литературы, пил там чай по четыре литра сразу и жаловался на падение нравов:
– Вот женщины те другое дело! Никогда не слышал, чтобы одна женщина плохо отзывалась о другой! Если она и говорит гадость, то как-то вскользь, даже слушать ее неинтересно. А вот мужчины плохо как-то относятся друг к другу. Как-то, понимаешь, не трепетно, без всякой, понимаешь, нежности и заботы! Вот сегодня в кафе за соседним столиком сидели трое парней. И как они все выпендривались, как ключиками от машинок вертели, как все знали, как про жизнь рассуждали, как щеки дули! Ну такие все были крутые – прям хоть рядом не сиди!
– И ты подумал о падении нравов? – спросил Щукин.
– Нет. Я подумал: «А я вас могу всех вырубить!» – скромно ответил Пафнутько.
СПОР НА ДВЕ ПИЦЦЫ
Однажды Щукин, Маргарита Михайловна и Сомов поспорили на две пиццы, кто в кафе ни разу не посмотрит в телевизор. Не посмотрели только те, у кого телевизор был дома – Сомов и Маргарита Михайловна.
У Щукина телевизора дома не было уже лет двадцать, и он от телевизора вообще не отрывался. Смотрел всё подряд. И новости, и какие-то музыкальные группы, и сериалы. Совершенно выпал из беседы.
– Ну-ну, батенька! Совсем потерял иммунитет! – снисходительно сказал Сомов, протягивая Щукину счет.
СПИСОК НАСТРОЕНИЙ МАРГО
У Маргариты Михайловны было много настроений. Например, одно из ее настроений было: «Я хочу обидеться!» Другое: «Я хочу поругаться!» Третье: «Я хочу себя пожалеть!»
В такие дни она ходила по кафедре, хмурилась и произносила случайные фразы. Целью этих фраз было создать базу для вышеуказанных эмоций. Причем сама Маргарита Михайловна, разумеется, не понимала, что она хочет обидеться, поругаться или пожалеть себя, но все остальные это уже знали, ощущали это и начинали срочно разбегаться по любым придуманным делам.
На кафедре оставался только доцент Воздвиженский, который был ужасный дурачок и вечно ляпал то, чего ляпать не стоило. Например, он всякий раз пытался указать Маргарите Михайловне на нелогичность ее поведения, и всякий раз ему доставалось от Маргариты Михайловны по полной программе.
Воздвиженский стонал и жаловался Щукину.
– Да напрасно ты вообще в разговор влез! – говорил Щукин. – У тебя хоть раз в жизни получалось объяснить что-то женщине?
– Нет, – сказал Воздвиженский. – Наверное, я просто плохой оратор.
– Нет, ты хороший лектор и оратор неплохой, – успокаивал его Щукин. – Но есть очень хитрая штука. Называется «предварительное объяснение». То есть женщина знает уже все ответы заранее, а ты покушаешься на это ее знание. Мешаешь ей испытывать чувства. Вот и отгребаешь. А свои мнения она завтра и сама переменит. Ты просто сразу ощущай, куда Марго клонит, и сматывайся.
Дверь распахнулась от пинка. Подошла Маргарита Михайловна и стала слушать, о чем они говорят. Щукин и Воздвиженский торопливо замолчали.
Тогда Маргарита Михайловна вздохнула и произнесла:
– Вы думаете, это я больная? Это вы двое сильно здоровые!
Щукин и Воздвиженский молчали. Маргарита Михайловна еще раз вздохнула, толкнула дверь и ушла.
БАЗОВЫЙ ЭЛЕМЕНТ
Профессора Щукина попросили провести семинар для писателей. Он пришел и сказал:
– Есть семь базовых элементов, завязанных на инстинкты и околоинстинкты. Это:
1. еда (кулинарные книги);
2. размножение (ромфант, любовный роман и проч.);
3. здоровье («Морковный сок как рецепт долголетия», «Мой друг кишечник» и т. д);
4. любопытство \ книги типа «как все устроено» или энциклопедии животных;
5. любопытство со страхом \ книги ужасов;
6. книги-мотивации \ книги про спорт и мотивацию \ истории успеха \ лайфхаки;
7. Книги, нарушающие любые табу.
Любая успешная книга – это выстрел в один из инстинктов. Это уже давно поняли и западные писатели, и наши. Но западные особенно хорошо поняли. Они хорошие математики и все делают по правилам, а когда по правилам работаешь – это всегда в целевую аудиторию попадает. Но, правда, 90 процентов книг все равно мертвые, потому что писатель симулирует. То есть пока книга в целевую аудиторию летела – она где-то по дороге подохла, но читатель может и не заметить, если не особо опытный.
Пятый и седьмой типы книг, на мой взгляд, вредны. Седьмой тип – самый скверный тип. В нем создается наибольшее количество опаснейших романов. Писатель – это обычно хитрое и умное существо, часто с заниженным или завышенным болевым порогом, поэтому в седьмом типе он довольно успешно может поломать любой среднестатистический мозг. У писателя заразится режиссер, он обычно лучше визуализирует и способен больше страсти добавить – и пошло-поехало. Вырастили духовный вирус.
– А есть какой-нибудь тип заведомо хороших книг? – спросил Воздвиженский.
Щукин пожал плечами.
– На самом деле всякая действительно хорошая книга – загадка. Никто не знает, как она прозвучала, зачем, как. Вычленить все элементы сложно, но некоторые перечислить можно.
Это:
1. Искренность. Из искренности обычно вытекает вера, но тут сложный элемент. Лучше не обсуждать.
2. Ориентация на правдивое описание того, что ты видишь без его назойливой оценки. Истина сама вытекает, если писатель стремится быть правдивым.
3. Конкретные жизненные истории. Берешь реально известного тебе человека, часто совсем неприметного, дядю Петю из котельной, и описываешь его во всей его сложности. Это почти всегда создает удачный рассказ. Читатель видит, что писатель не красуется перед ним, а просто доносит правду. Пример такого писателя в жанре рассказа – Шукшин.
4. Можно двигаться вглубь от Шукшина – описывать ни одного человека, а историю целого рода. Пример – «Война и мир». Изначально все герои Толстого – это реально существующие люди: Берсы, Волконские и т. д. Реальные истории реальных людей, потом, конечно, усложнившиеся.
5. Можно идти от Шукшина вглубь, но не столь глобально, а немного уклониться от реализма. Тогда будет «Прощание с Матерой» Распутина.
В общем, надо ориентироваться на правду, но правду не как на подбор окрашенных фактов, а именно на жадное наблюдение жизни. Ну как художник, который рисует скетчи и набрасывает людей в метро. Больше, больше людей и набросков. И все получится.
