скачать книгу бесплатно
– Поварешка где? Соль! Крышку от скороварки! – командовала Суповна тоном хирурга, который требует зажим и скальпель. – Ложки где? Бардак! Во что превратили мою плиту!
Яра и соседка робко смотрели друг на друга.
Засидевшиеся шныры разбрелись по квартире и начали чудить. То и дело хлопала входная дверь. Балконную дверь даже не пытались закрывать. Сашка любовался Риной, по носу которой разбегались веснушки. Это были странные веснушки. Беспокойные, странствующие. Зимой они выцветали, весной возникали на щеках, а летом переползали на нос, где и селились живописными кучками.
– Я не встречал никого лучше тебя! – в восхищении шепнул Рине Сашка.
Рина мило улыбнулась.
– Надо же какое совпадение! И я не встречала никого лучше меня! – сказала она.
Ей хотелось развивать эту тему и дальше, но Сашку забрали двигать кухонный стол. Почему-то когда надо было двигать столы, всегда вспоминали о Сашке. Видимо, где-то на небе незримо прописаны обязанности каждого человека – прямые и дополнительные. И вот там кто-то написал карандашиком против фамилии Дудник – «переноска мебели».
Пришлось Рине странствовать по квартире в одиночестве. Выставив вперед ноги, Влад Ганич сидел на маленьком стульчике там, где дверь из коридора открывалась в ванную. Шнурки у него были развязаны, лицо трогательно-беспомощное. Одна из пуговиц на пиджаке болталась на нитке. Изумленная Рина открыла было рот, чтобы сказать ему об этом, но Лара, подойдя сзади, прошипела ей на ухо:
– Тшш! Не вздумай! Это он жену караулит!
– Какую жену?
– Заботливую. Посмотри на его хитрую физиономию! Как же! Рассеянного из себя корчит! Пуговицу оторвал, шнурки развязал и ждет, кто ему про шнурки скажет и пуговицу предложит пришить. Только она предложит, а он ее цап! – и на всю жизнь.
Рина осторожно переступила через вытянутые ноги Влада, опасаясь задеть хотя бы одну ловчую пуговицу. Влад обожал всякие психологические схемы, повышающие его значимость. Например, весь май он доставал по соцсетям одного известного певца. Наконец певец ответил ему «хм, спасибо!» и добавил его в друзья. Влад Ганич в ту же секунду выкинул певца из друзей и потом целую неделю показывал всем, что у него в подписчиках светило мирового уровня, дружбу которого он, Ганич, не разделил, поскольку не является его фанатом.
На лестничной площадке Фреда разговаривала по телефону с мамой, то и дело повторяя, что мама ведет себя безответственно. Кирюша залез в тумбочку, в которую вообще нереально было втиснуться. Но именно потому он и забрался, что никто не поверил бы, что такое возможно.
– Что, опять хронические попрятунчики начались? – понимающе спросила Рина.
Все уже привыкли, что Кирилл вечно где-то прячется. То в большом баке на кухне, то в красном ящике для огнетушителей. Самым примечательным при этом было то, что Кирюшу никто не искал, а находился он просто в процессе пользования предметами. Пик успеха Кирилла пришелся на вчерашнюю ночь, когда он засел в душе в ластах и маске и с трубкой в зубах читал при свете фонарика журнал, поджидая девочек. Здесь его и застукал в три часа ночи Кузепыч, пришлепавший мыть ноги. Кирюше он очень обрадовался, поскольку с вечера еще искал, кому вымыть лестницу со второго этажа на первый.
Лене на руку сел комар. Чтобы никто его не раздавил, она накрыла его стаканом и смотрела, как он ест.
– Вылупятся комарята, и я буду для них папа, – проворковала она. – Они будут летать вокруг, целовать меня и пищать: «Папа Лена, папа Лена! Мы тебя любим!»
Кирюша высунулся из тумбочки:
– Ты психиатру не показывалась?
– Подыскиваешь компанию? Надеешься, оптом будет дешевле? – ласково спросила Лена.
– Не будет дешевле. Но почему ты «папа»?
– Потому что одна мама у комарят уже есть – комариха, а мачехой я быть не хочу!.. И вообще: психиатру меня показывали еще в Киеве, когда ко мне прилетела золотая пчела.
– И что он сказал?
– Он сказал, что у меня прекрасные волосы.
Выманивать Кирюшу из тумбочки Ул поручил Афанасию.
– Ты уж культурно как-нибудь, чудо былиин. А то я не выдержу и по шее ему дам. Яра вон огорчается, что нам мебель ломают, – объяснил он.
Афанасий успешно извлек Кирюшу из тумбочки, увел на балкон и, отвлекая от дальнейших попрятунчиков, затеял с ним культурный разговор.
– Никогда не верь цитатам из Интернета! – сказал он. – Они все выдраны из контекста. В Интернете напишут: «Женщины не нужны. Л. Н. Толстой». А на самом деле он сказал что-нибудь вроде: «Женщине не нужны проблемы с вялыми типами, которые сами не знают, чего хотят». И вообще не Толстой это сказал, а, допустим, Пушкин.
Тут Афанасий смутился, потому что, придумывая цитату, нечаянно ляпнул нечто такое, что прямо относилось к нему самому. Выручило его то, что из комнаты со стены раздались мерные удары.
– Тихо! – закричал Ул. – Дайте послушать! Это же в первый раз!
Вместе с Ярой он стоял у стены. Новые часы, подаренные Меркурием Сергеичем, собирались пробить полночь. Два удара, четыре, шесть… После одиннадцатого удара часы вдруг замолкли и стрелка бессильно задергалась, натыкаясь на препятствие. В циферблате торчала вилка. Причем торчала так, что все три стрелки – и часовая, и минутная, и секундная, – зажатые между двух ее зубцов, были на цифре «двенадцать».
Яра вскрикнула.
– Шутки шутим? Кто это сделал? – с угрозой прорычал Ул.
Никто не признался. Ул стал проверять русалки. Русалки у всех оказались заряжены.
Когда все это случилось, Даня стоял у окна. В какой-то момент ему почудилось, что мимо него кто-то проскользнул. Цветы на обоях чуть смазались. В карман Дане скользнуло что-то холодное. Он пугливо накрыл это ладонью, потом осторожно вытащил. В руке у него было полированное, с неровными краями стеклышко, вставленное в металлическую рамку с цепочкой. К стеклышку была привязана записка:
«Завтра в десять вечера на «Китай-городе». Никому не говори. Прыгун возьми с собой».
С запиской в руках Даня шагнул к Меркурию, но тут ему пришло в голову, что тот, кто подбросил стеклышко с цепочкой, все еще может быть в комнате и наблюдать за ним. Даня остановился, поглаживая стеклышко пальцем. И чем больше поглаживал, тем сильнее сомневался, что надо что-то говорить.
«Ну а что тут такого? «Китай-город», десять вечера… Метро еще работает, народу полно. Если бы меня хотели схватить, придумали бы что-нибудь получше», – размышлял он.
Глава четвертая
Белый цветок с алой сердцевиной
В последние годы я пересмотрел все свои ценности. Например, по какому принципу люди выбирают друг друга для доверия и дружбы? Раньше я считал, что по родственности ума и жизненных интересов, а теперь вижу, что скорее по степени чуткости и умения понимать слова до того, как они сказаны. Нужно не только слушать человека, но и слышать его.
Из дневника невернувшегося шныра
Лекции Вадюши были пыткой, но пыткой блестящей. Мозг он выносил по всем правилам педагогического искусства, но зато, если уж и ввинчивал в голову шуруп знаний, он оставался там навсегда. Поймать самого Вадюшу на незнании чего бы то ни было удавалось лишь Дане. Значительно реже – Фреде. Но и другие регулярно пытались. Вот и сегодня, исписав три страницы названиями старых улиц и переулков Москвы, где у шныров когда-то были закладки, Лара напрягла свой хрупкий мозг и, надеясь на передышку, спросила:
– А неприличный вопрос можно?
– Тебе, деточка, все можно! – умилился Вадюша.
– Вот вы говорите, что туда ходит троллейбус! Сколько винтиков на колесе троллейбуса?
Вадюша с нежностью посмотрел на Лару. Когда девушка так красива, ей можно простить даже утверждение, что колесо троллейбуса держится на саморезиках, а покрышка прилепливается жевательной резинкой.
– Задала вопросик? Отвечаю, хотя он и не по существу! Колесо троллейбуса держится с помощью болтиков. Максимально я видел десять… На старых моделях их обычно шесть.
Лара моргнула.
– Вы что, считали? Болтики? Троллейбуса? – изумленно спросила она, начиная говорить дробно, как Меркурий.
– Нет, – охотно отозвался Вадюша. – Просто представил несколько троллейбусных колес. Я фотографически запоминаю все, что вижу. Кстати, у тебя на коленке родинка или просто крошки от булки?
Лара опустила глаза.
– Ой! Кусочек шоколадки! Смешно, правда? – воскликнула она, пораженная, как Вадюша сумел это разглядеть, ведь колени ее были закрыты столом. Видно, шоколадкой она капнула себе на ногу еще до урока.
Разошедшийся Вадюша потребовал новых неприличных вопросов. Увы, их не оказалось. Творческий пыл Лары иссяк. Огорченный Вадюша отвлекся от троллейбусов и ушел в такие дебри, что даже умная Фреда потеряла нить. С Вадюшей такое регулярно случалось. Говорит, например, о первошнырах, и интересно говорит, а потом вдруг оседлает Канта и ускачет в дебри немецкой философии.
Извлекая Вадюшу из дебрей, Даня задал ему сложный вопрос, касающийся строения трех миров до момента, когда болото стало болотом. Как оно жило? Было ли похоже на двушку или на наш мир? Какова первичная разумная сущность эльбов? Ведь теперешние эльбы – это мутанты, приспособившиеся к своему изменившемуся миру, или нет?
Вадюша не стал даже пытаться отвечать.
– Ну это мы узнаем уже при новом ШНыре. Если, разумеется, доживем, – бодро заявил он.
– При каком еще новом ШНыре? – озадачилась Рина. Это выражение она слышала не впервые, однако всегда воспринимала его как риторическую фигуру… ну как если бы человеку, пожелавшему отправиться в тартарары, объяснили, что речь идет вообще-то о Тартаре, а Тартар – это, извините, товарищи, ад!
– При новом ШНыре, который наследует нашему ШНыру… Но начнем издалека! Это самый короткий путь! Существуют история древняя, история Средних веков, новая и новейшая история, – заворковал Вадюша, трогая себя в разных местах за животик, вмещавший немало кулинарных успехов Суповны. – И у ШНыра тоже были свои вехи. Наверняка вы уже слышали, что история ШНыра прерывалась. Случилось это в одночасье, когда погибли все оставшиеся первошныры, кроме Мокши Гая. Хотя Мокша и тогда уже был в некотором роде легендой, поскольку эльб, слившись с ним, сделал его бессмертным.
– Да знаем, – торопливо сказала Рина.
– Так вот! Историю ШНыра до этого момента, то есть до гибели первошныров, называют легендарной историей, или историей великих… Дальше следует история среднего ШНыра. Вдвойне говорящее название, поскольку тогда вся тяжесть поддержания целостности нашего мира и охраны его от заболачивания легла именно на плечи средних шныров, знания которых тоже были очень средними, поскольку едва ли Мокша с ними поделился. Поэтому вся сложная магия и откочевала к Гаю, а через него в форт Белдо. Мы же для магии пользуемся максимум русалками, да и то не понимаем, как они работают. Да, дорогие мои двоечники! История, культура, практические навыки передаются только из уст в уста в случае, если нет письменных источников. Первошныры же… хм… как бы это сказать деликатнее, не уронив их авторитета… не вели систематических записей. Так, по строчке в год, на тему, что «татарове захвативша трех пегов, а те улетеша»… Они были как наш Меркурий Сергеич. Если на Меркурия – упаси, разумеется, двушка! – свалится балка в пегасне, то все его знания, которые он не успел передать ученикам, уйдут в лучший мир со скоростью курьерского поезда…
Вадюша полузакрыл глаза, мечтая, как на Меркурия Сергеича свалится балка, и это будет наказанием за то, что Меркурий во время их заточения на острове больше года заставлял его карабкаться по скалам за яйцами чаек и все попытки порассуждать о неблагодарности физического труда пресекал кратким «не бормочи!».
– А новый ШНыр? – спросила Рина.
Вадюша перестал щуриться:
– Легенда невнятная. Можно и так ее толковать, и эдак. Вроде бы Митяй предупреждал, что что-то может произойти с главной закладкой ШНыра, на которой все держится… И тогда единственное, что спасет ШНыр от гибели, – это великая закладка, которая находится на двушке и перенести которую в наш мир невозможно. Хорошенький поворот сюжета! Перенести невозможно, но она спасет! Все равно что сказать страдающему от хронической болезни: «Тебя спасет таблеточка, до которой ты никогда не доберешься!..» Ну все! Объявляю звонок!
Фраза «объявляю звонок!» стала в ШНыре хрестоматийной. Ею Вадюша обычно обозначал, что поток его красноречия иссяк и на сегодня пытка знаниями закончилась.
* * *
На другой день с утра Сашка, Рина и Фреда шли в Копытово полевой дорогой. Фреда шла помогать Яре с уборкой. Сашка же с Риной собирались отнести Гавру все пищевые отходы, которых должно было оказаться немало. Сашка рассказывал анекдот. Анекдот заканчивался фразой «Ну я пошла!» – сказала селедка».
Фреда долго смотрела на Сашку, пытаясь что-то осмыслить.
– «Ну я пошла!» – сказала селедка, – безнадежно повторил Сашка. – Понимаешь: пошла. Селедка пошла.
– И что тут смешного? У селедки же действительно нет ног! – с укором произнесла Фреда.
Рина предостерегающе толкнула Сашку локтем. Он что, забыл, что с Фредой нельзя шутить? Чувство юмора у нее отсутствовало начисто. И это был не недостаток, а особенность психики. Все шутки Фреда воспринимала буквально. Если сказать ей: «Я тебя убью!» – она могла шарахнуть из шнеппера. А что? Ей сказали, что убьют, – она приняла меры и защищалась. Слова «Я тебя съем!» она восприняла бы как угрозу каннибализма. И уж совсем было страшно представить, что произойдет, если какой-нибудь молодой человек в шутку скажет ей: «Я тебя обожаю!» Видимо, вернувшись вечером домой, он найдет на площадке смиренно сидящую на чемодане Фреду, которая пришла к нему насовсем, – ну а что еще делать, раз тебе такое сказали?
Продолжая тему, мысль Рины унеслась в заоблачные дали и добралась уже до Фрединых внуков, которые звонят бабушке по телефону и учат ее жить (телефон, разумеется, уже какой-нибудь голографический, вшитый в ухо, как чип у коровы), но тут она внезапно спохватилась, что вертит на пальце пушкинское кольцо. Рина отпустила кольцо и вновь обнаружила себя на лугу рядом с Сашкой и Фредой.
– Эй! – окликнул ее Сашка. И, видно, не в первый раз уже окликнул. – Смотри! Обычно здесь никто не ходит.
Впереди на тропинке, довольно далеко еще, стояла одинокая фигура. Было совершенно очевидно, что фигура не просто так стоит, но и ждет их. Сашке это не понравилось. Насколько он помнил, никакого свидания они здесь не назначали.
– Погоди, не спеши, – сказал он Рине, придерживая ее за плечо.
Фреда прошла метра три одна и оглянулась.
– А мне, стало быть, спешить можно? Я менее ценная? – поинтересовалась она.
– Нет, – успокоил ее Сашка. – Если на тебя нападут, у меня шнеппер. Я контролирую ситуацию.
Фреда презрительно хокнула:
– Очень мило! Он контролирует! Тогда пусти вперед свою Рину. И на мой шнеппер! Пали из двух во все живое!
– Да я не собирался!
– Да уж конечно! Где тебе?! И кстати, ты что, будешь стрелять в девушку? Потому что там вообще-то девушка стоит!
Сашка и сам уже разглядел, что фигурка на тропинке слишком грациозна для мужчины. «Фиа?» – подумал он со странным волнением. Но это была не Фиа, в чем он с облегчением убедился, приблизившись к ней шагов на двадцать.
– Привет! – сказала девушка, когда Сашка, шедший теперь первым, оказался рядом.
– Привет! – отозвался Сашка, настороженно разглядывая ее. Волосы пшеничные, на лице куча родинок, в мочках ушей сережки с голубым камнем. За спиной рюкзак, из которого торчат ласты.
– Вы шныры? Ну раз идете из ШНыра? – спросила девушка прямо и просто.
Рина с Сашкой переглянулись. О шнырах нельзя говорить просто так, если ты сам не шныр, не венд, не пнуец, не ведьмарь, не шаманщик и не миражист. И уж тем более нельзя сохранить в памяти местонахождение ШНыра. Недаром же когда-то Рина повторяла Мамасе по телефону: «Я в ШНыре, в ШНыре, в ШНыре!», и Мамася как попугай твердила про нож, который надо будет отстегнуть от ноги, когда ей будут вешать на грудь медаль за успехи во всех областях.
– Я знаю, что вы шныры, – сказала девушка. – Как там у Витяры дела?
– Пока неважно, – ответил Сашка настороженно. – Все роняет и больше лежит, чем ходит.
– Можно передать ему записку?
– Можно. Но не факт, что он ответит. Он имя свое вчера полтора часа писал. Пальцы не слушаются.
Девушка сбросила с плеч рюкзак, вытащила ласты, маску и наконец выудила тетрадь, свернутую в трубку и зачем-то упрятанную в маленькую герму.
– Вечно все мокнет. Сил никаких нет, – непонятно объяснила она, вырывая лист и начиная что-то быстро писать. Рина смотрела на подтеки воды на рюкзаке и что-то начинала соображать. Однако Фреда опередила ее.
– Ты Оля! – уверенно сообщила она.
Девушка вскинула голову.
– Тебе Витяра тоже про нее говорил? – уставившись на Фреду, воскликнула Рина. Она была почему-то убеждена, что Витяра поделился своим секретом с ней одной, потому что именно ее он попросил кормить пауков Бобу, Балеру и Басю, пока он болеет.
– Нет! Со мной никто не разговаривает! Я прокаженная! Все пинают меня ногами и повторяют: «Подай! Принеси! Пошла вон!» – сказала Фреда добрым голосом циркулярной пилы.
Девушка рассмеялась, чем спасла Рину, переключив внимание Фреды на себя:
– Да, я Оля. А ты Фреда!
